Расплата за ложь (ЛП) [Кай Хара] (fb2) читать онлайн

Людям, которые прочитали мою первую книгу, — вы дали мне уверенность в том, что я напишу еще одну. Спасибо.

ПЛЕЙЛИСТ

Call Out My Name — TRØVES

Dream On — Aerosmith

Car’s Outside — James Arthur

Extreme Ways — Moby

Trainwreck — James Arthur

Natural Blues — Moby

Bad Girls — M.I.A.

Make Up Your Mind — Florence + The Machine

In This Shirt — The Irrepressibles

In My Veins — Andrew Belle

No Right To Love You — Rhys Lewis

Love Again — Dua Lipa

Traitor — Olivia Rodrigo

What Once Was — Her’s

1

― Да, именно так, любимая. Черт возьми, ты меня убиваешь.

Голос пугает меня. Я выпрямляюсь, вставая прямо с того места, где я наклонилась, растягивая больное подколенное сухожилие.

Еще до того, как я поворачиваюсь, эти слова дают мне понять, с кем я собираюсь встретиться лицом к лицу.

Я хотела бы признать, что его голос не производит на меня впечатления. Что для меня он звучит так же, как любой другой голос, и ничем не выделяется, но я не могу.

Когда он заговорил со мной в первый раз, его голос проник мне в ухо и, переносимый крошечными кровеносными сосудами в моем мозгу, распространил свой непреодолимый, опьяняющий яд повсюду, где только мог.

Мы спорили, почти так же, как в каждом разговоре с момента нашей встречи, но это не имело значения.

Он навсегда запятнал меня одним своим голосом.

Это не потому, что его голос особенный для меня, что он поселился в моем мозгу и с тех пор трахал меня изнутри при каждом разговоре.

Нет, нет. У него просто исключительный голос, любой согласился бы со мной.

Это тот голос, из-за которого нанимают актера для записи аудиокниг о любовных романах; его шелковистый, рокочущий тембр способен невыразимо возбудить женщин по всему миру всего несколькими тщательно произнесенными словами.

Но это также тот голос, который может заставить замолчать всех в комнате, едва произнеся слово. Тот, к которому люди прислушиваются.

Тот, кому они подчиняются.

Теперь, всякий раз, когда я слышу насыщенный тон, бархатистый плавный британский акцент и грубоватую подачу, это зажигает меня, как батарейка.

Добавьте к этому его остроумие и постоянные подшучивания, и мой отравленный мозг оживет, готовый к действию.

И это худшая идея в мире.

По нескольким причинам, в первую очередь из-за того, что у меня есть парень, а слова Риса редко бывают чем-то иным, кроме навязчиво грязных и, что важно…

Я не подчиняюсь.

Я поворачиваюсь и получаю подтверждение, что это действительно он. Парень стоит в пятнадцати футах от меня, выглядя раздражающе привлекательным, скрестив руки на груди и небрежно прислонившись бедрами к одной из металлических перегородок, отделяющих поле от зрительской секции с рядами приподнятых трибун.

Некоторое время он молча наблюдает за мной, прежде чем разжать руки, показывая ладонь, сжимающую зеленое яблоко. Парень подносит его к губам и откусывает большой кусок, хрустящий звук разрывает тишину, как нож, вонзающийся в гобелен.

― Что? ― Спрашиваю я.

Ленивая широкая ухмылка, которой он одаривает меня, пережевывая яблоко, привлекает мой взгляд к его четко очерченной челюсти.

Раздражает.

― Я не хотел прерывать. ― Говорит он, ухмылка превращается в его фирменную игривую улыбку. ― Мне очень понравился вид, который ты предоставила мне ранее.

Это тот самый непристойный голос.

Это единственная причина, по которой температура моего тела повышается на десять градусов при его словах.

Когда я знаю, что собираюсь поговорить с ним или взаимодействовать каким-либо образом, я обычно могу контролировать свои реакции и стараюсь сохранять ясную голову.

Но прямо сейчас я не готова, и это проблема.

Мыслями я была далеко отсюда, думая о работе по биологии, которую мне нужно было сдать сегодня вечером, и не приготовилась к возможному взаимодействию, поскольку моя разминка заканчивалась.

Я всегда первая на поле, делаю дополнительные растяжки и разминки, прежде чем ко мне присоединяются остальные члены женской команды. Я надеюсь, что меня назначат капитаном, поэтому пытаюсь подавать пример.

Команда парней тренируется на поле рядом с нашим, обычно в одно и то же время. Я должна была догадаться, что столкнусь с ним, когда закончу.

Ошибка новичка.

Будучи застигнутой вот так врасплох, я знаю, что он одерживает верх. Мне нужно собраться с мыслями как можно скорее, прежде чем он почувствует крошечные трещины в моих возведенных стенах.

Я думаю, люди недооценивают Риса.

В отличие от двух своих лучших друзей, он легко шутит, улыбается и хорошо проводит время. Хотя люди не считают его слабым, они, похоже, верят, что он более снисходителен, чем другие.

Я знаю его лишь поверхностно пару недель, но я видела достаточно, чтобы понять, что это большой просчет с их стороны.

Мне еще предстоит увидеть какое-либо поведение, подтверждающее то, во что я верю, но я чувствую исходящее от него напряжение. Его игривое поведение обманчиво. За красивой картинкой скрывается дремлющий хищник с острыми зубами и волчьими глазами.

Но стоит связаться с ним или, еще хуже, предать его, и я почти уверена, что хищник выскочит и растерзает вас насмерть.

Он был бы безжалостен.

Я не заинтересована в том, чтобы стать обедом для Большого Кота, вот почему я стремлюсь быть готовой ко всему, если вдруг могу оказаться рядом с ним в любое время.

Мой острый язычок — главное оружие в этой нашей игре, но прямо сейчас я сбита с толку.

Он откусывает еще кусочек.

― О чем ты говоришь, Макли?

Его улыбка дергается, и челюсть на мгновение сжимается. Это едва заметно, но я это вижу.

Он терпеть не может, когда я называю его по фамилии.

Ненавидит это.

Вот почему я называю его только так. Это еще один способ держать его на расстоянии, независимо от того, как сильно он стремится подойти ближе.

А он очень стремится.

С того самого дня, как мы встретились, и довольно регулярно в течение последних двух недель, он предельно ясно давал понять, что хочет переспать со мной.

Когда я ловлю его взгляд в коридорах или кафетерии, он всегда смотрит на меня с такой уверенностью, что в ответ у меня по спине пробегает дрожь страха.

Он смотрит на меня так, словно я уже принадлежу ему.

Как будто он знает, что это только вопрос времени, когда я сломаюсь.

Я слегка встряхиваю головой, пытаясь избавиться от этих навязчивых мыслей.

Парень встает во весь рост и направляется ко мне ленивой походкой. При росте чуть больше пяти футов восьми дюймов я довольно высокая для девушки. На самом деле, мой длинный шаг и связанная с ним скорость — это две сильные стороны, которые делают меня угрозой на поле.

Но когда тело Риса, ростом шесть футов четыре дюйма, нависает надо мной, мой рост кажется слишком маленьким.

Он пытается использовать свои размеры, чтобы запугать меня и заставить сделать шаг назад. Но я отказываюсь подчиняться его тактике манипулирования, так что в результате мы стоим почти грудь к груди, мой подбородок полностью задран вверх, чтобы сохранить зрительный контакт.

― Твоя задница, любимая, — говорит он, произнося слово «задница» так, словно говорит о святом граале. ― Я не хотел останавливать шоу.

Я прищуриваюсь, глядя на него, наконец-то понимая, о чем он говорит.

Я наклонялась, пытаясь расслабить подколенные сухожилия, когда он прошел мимо — и в конце концов почувствовал себя как дома позади — меня. В такой позе у него был бы идеальный вид на мою задницу и не более того.

На мне мой обычный тренировочный костюм, спортивный комплект из двух частей, состоящий из укороченного топа с длинными рукавами и велосипедки.

Годы занятий спортом и тяжелой атлетикой подтянули мою задницу, но я не боюсь признать, что одна из причин, по которой я купила этот комплект, заключается в том, что он придал мне дополнительную подтянутость.

И он темно-синего цвета. Я люблю темно-синий.

Я могу только представить, как выглядел этот момент с его точки зрения.

― Шоу окончено. ― Говорю я ему, скрещивая руки на груди, чтобы воздвигнуть какой-то физический барьер между нами.

Его глаза опускаются, чтобы проследить за движением и посмотреть на мою грудь, медленная улыбка растягивается на его лице, когда он делает это.

Почему мне кажется, что я капитулировала, просто сложив руки на груди?

Я хочу стереть эту улыбку с его лица.

― Это очень плохо. Я предпочел бы другой вид. ― Мурлычет он, его пристальный взгляд скользит по моему лицу, впитывая каждое выражение, каждое подергивание. ― Менее болтливый.

― Почему я не удивлена, что болтливость тебе противна?

Он отрывисто смеется.

― Это не так. Только когда это мешает мне смотреть на твою потрясающую задницу.

― Может быть, ты просто не можешь уследить за моим ртом. ― Говорю я, поддразнивая его.

Я сожалею о своих словах, как только они покидают мой рот. Они прозвучали намного более неоднозначно, чем я предполагала, и, конечно, Рис зацепился за эту возможность.

Он слегка приподнимает бровь, делая шаг вперед и наклоняя голову ко мне.

― Что-то подсказывает мне, что дать тебе понять, что я хочу трахнуть твой рот так же сильно, как и твою задницу, ― это не тот ответ, который ты ищешь.

Я усмехаюсь и закатываю глаза, делая шаг назад и надеясь, что хорошо скрываю реакцию своего тела на его слова, когда по моей коже пробегают мурашки.

― Твои усилия напрасны. Иди пофлиртуй с членами своего фан-клуба. ― Говорю я ему, игнорируя крошечный спазм в животе и вместо этого наклоняю подбородок в сторону трибун, где обосновалась компания девушек.

Они визжат, когда он оборачивается, чтобы посмотреть на них. Рис слегка машет им рукой, и у пары из них такой вид, будто они могут умереть на месте от одного этого жеста.

― Список ожидания определенно длинный. ― Добавляю я шутливо, хотя это выходит более отрывисто, чем что-либо другое.

Улыбка возвращается, сногсшибательная, как всегда.

— Просто скажи слово, любимая. ― Он говорит, поднимая мой подбородок пальцем: ― Порви с тем придурком, по которому ты тоскуешь, и ты возглавишь список ожидания.

Он говорит о Картере, моем парне на расстоянии, с которым я училась в средней школе в Чикаго, прежде чем перевестись в АКК в выпускном классе.

― Как бы заманчиво ни звучало это предложение, — отвечаю я, сарказм сочится из каждого слова, — Похоже, что это не произойдет… никогда.

― Из-за парня?

― Из-за парня и, честно говоря, потому, что мне это просто неинтересно.

Он делает еще один шаг ко мне, так что его грудь упирается в мои скрещенные руки. Протягивая руку, он убирает выбившуюся прядь волос с моей щеки и заправляет ее за ухо.

Его глаза следят за движением, а затем перемещаются на мою шею, чтобы отследить ритм биения моего пульса под кожей, когда он говорит в нескольких дюймах от моего лица.

― Ты лжешь сама себе. ― Говорит он, его голос полон насмешки.

Я поднимаю подбородок выше, если это вообще возможно, и напрягаю скрещенные руки.

― Ты проецируешь желаемое.

― А ты уклоняешься.

― Я не…

― Рис!

Он вскидывает голову, чтобы посмотреть в направлении голоса, зовущего его по имени, прекращая напряженный обмен репликами и резко обрывая связь между нами.

Такое чувство, что мое тело физически расслабляется от облегчения, когда он делает шаг назад.

Спорить с Рисом ― это все равно что провести десять раундов на ринге, а в конце боя объявить ничью. Адреналин и возбуждение захлестывают меня от встречи с ним лицом к лицу, за которыми следует неизбежный крах и мысленная игра за игрой, когда я воспроизвожу каждое сказанное слово, каждое физическое движение, анализируя то, что только что произошло.

― Прекрати отвлекать моего игрока и приступай к тренировке. ― Тренер Фолкнер кричит на него, указывая позади себя на поле, на котором он должен быть.

— Да, тренер. — Отвечает он, а затем поворачивается ко мне и добавляет: — Мне понравится заставлять тебя жалеть о каждой лжи, которую ты мне когда-либо говорила.

― Продолжай мечтать.

― Продолжай упираться, это сделает мою победу еще слаще.



Я позволяю себе упасть на землю рядом со своей спортивной сумкой и перекатываюсь на спину, полностью измотанная.

Тренировка была изнурительной. Тренер фокусирует сентябрьские тренировки на подготовке команды, чтобы гарантировать, что мы будем конкурентоспособны все девяносто минут, которые мы проводим на поле. Это означает бег.

Много бега.

Вперед. Назад. Вверх по трибунам. Вниз по трибунам.

Снова и снова, пока я не подумала, что я упаду лицом вниз с последнего ряда трибун.

Я в отличной форме, но не привыкла к такому уровню мастерства. Спорт в системе государственных школ — это что-то вроде шутки, поэтому было легко стать одним из лучших в своих подразделениях при определенной дисциплине.

Я узнаю, что футбол в частных школах — особенно в европейских частных школах, где футбол граничит с религией, — это совершенно другая игра с мячом. Каламбур неуместен.

Хотя в Штатах я привыкла быть звездой, я знаю, что мне придется много работать, чтобы не отставать от здешних талантов. К счастью для меня, у меня есть конкурентоспособность Майкла Джордана в «Последнем танце» и трудовая этика Опры во время сезона отпусков.

Я знаю, что могу и буду звездой здесь. И эта тяжелая работа начинается с того, что я показываю свою страсть и преданность тренеру Фолкнер, поэтому она решила назначить меня капитаном.

Я все еще лежу на спине с закрытыми глазами и пытаюсь отдышаться, когда на меня падает тень.

― Ты в порядке?

Снова этот голос.

― Уходи. ― Говорю я ему. Отказываясь открывать глаза, я слепо тянусь за своими airpods и нажимаю «воспроизвести» в своем плейлисте «cool down».

Может быть, если я буду игнорировать его, он уйдет.

Прижимаю колено к груди и потягиваюсь, напевая при этом песню.

По прошествии, как мне кажется, пары минут, я открываю один глаз, чтобы посмотреть, там ли он все еще, и нахожу его стоящим надо мной и смотрящим на меня сверху вниз.

Я стону, позволяя своей ноге упасть на землю и хватаясь за другую в том же движении.

― Ты как венерическая болезнь, — говорю я ему. ― Возвращаешься из раза в раз.

― А тебя большой опыт в этой сфере, не так ли?

― Да. На самом деле, у меня полно болячек. Хламидиоз, гонорея, герпес. Назови какую угодно, и у меня она будет.

― Предполагается, что это должно заставить меня не хотеть тебя трахать?

― Это работает?

― Нет.

― У меня так много бородавок, спрятанных под этим нарядом.

― Покажи мне парочку.

Я бросаю на него взгляд, полный отвращения.

― Что с тобой не так? ― Спрашиваю я его, наконец, глядя ему в лицо.

В то время как я все еще нахожусь буквально на земле, пытаясь восстановиться после тренировки, он выглядит возмутительно идеально.

Он почти не взъерошен, единственный признак напряжения ― капельки пота на виске. Но затем они идеально спускаются по его виску, делая парня еще больше похожим на типичного главного героя, которым я его и вижу.

Его волнистые волосы длиннее на макушке и коротко подстрижены по бокам, а одна прядь безупречно лежит на лбу, как будто ее специально уложила туда команда парикмахеров.

У него высокомерные аристократические черты лица, от длинного носа до сильной челюсти, которые становятся еще более грубыми из-за единственного несовершенства на его лице ― небольшого шрама, рассекающего пополам левую бровь, оставляя после себя безволосый след. Но именно его глаза притягивают меня.

Это бесконечные бассейны темно-синего цвета, их глубина захватывает. Я знаю, что если бы я поднесла одну из тех камер с высоким разрешением к его лицу, я бы увидела в его глазах целые галактики.

Те, что наполнены изгибами и поворотами, млечными путями и миллионами и миллионами сияющих звезд.

― Это тот случай, когда ты хочешь того, чего не можешь получить?

― Это не тот случай.

Очевидно, я ослышалась.

― Что, прости?

― Рано или поздно ты будешь моей, так что, строго говоря, дело не в том, чтобы хотеть чего-то, чего я не могу получить.

― Я…

― И так получилось, что я пришел сюда не для того, чтобы приударить за тобой, ты сама начала этот разговор. ― Он язвит с самодовольной улыбкой. ― Может быть, у тебя не такой уж и иммунитет к моему очарованию, как тебе хочется думать.

― Тогда чего же ты хочешь?

Он машет рукой в том направлении, где я все еще лежу.

― Я оглянулся, а ты развалилась на земле, как труп, почти такой же, как сейчас. Я хотел убедиться, что ты не мертва. ― Он одаривает меня дерзкой полуулыбкой и добавляет: ― С бородавками я могу справиться, с некрофилией мне было бы трудно.

Из меня вырывается смех, прежде чем я быстро заглушаю его кашлем.

― Ты можешь признать, что находишь меня забавным, я никому не скажу. ― Говорит он с ухмылкой, его блестящие глаза смотрят на меня сверху вниз.

Внезапно у меня пересыхает в горле, и во мне разгорается срочная необходимость сбежать.

Я избавлена от необходимости отвечать, когда Беллами, настоящая любовь всей моей жизни и мой лучший друг с абсолютно безупречным выбором времени, подходит к полю и машет мне рукой.

Собрав свои вещи, я вскакиваю на ноги и бегу к ней, не оглядываясь.



Когда я бегу к Беллами, то понимаю, что Рис и я были единственными людьми, оставшимися на поле, остальные члены наших команд и тренеры давно ушли.

Факт, который не остается для нее незамеченным.

― Вы двое выглядели там уютно. ― Говорит она, приподняв бровь.

Я кладу руку ей на лоб, пока мы идем, и мое лицо хмурится.

― Хм, вроде все нормально.

― Что?

― Я проверяла, нет ли у тебя температуры, потому что, клянусь, я только что услышала, как ты сказала самую безумную вещь.

Она смеется надо мной, бросая на меня взгляд.

― Называю это так, как я это вижу.

― Может быть, это у меня температура. ― Отвечаю я, хватая ее руку и прикладывая ее к своему лбу. ― Я горячая?

Она высвобождает свою руку из моей хватки и игриво толкает меня в плечо.

― Знаешь, кто отреагировал бы точно так же, как ты только что? Рис. Вы, ребята, так похожи.

― Ну и что? ― Спрашиваю я ее, когда мы подходим к гольф-кару.

― Нет. — Она восклицает, когда я направляюсь к левой двери, пугая меня. ― У тебя был долгий день. Позволь мне сесть за руль.

― Тонко, Би, ― говорю я ей, обходя с другой стороны. ― Знаешь, я не такой уж плохой водитель.

― Конечно, не плохой. ― Она говорит тем же голосом, который использует ее мама ― Триш, моя неофициальная приемная мама, ― когда пытается меня успокоить.

― В любом случае, к чему ты клонишь? Ты помнишь, что я люблю Картера, верно?

Беллами не самый большой поклонник Картера.

Она была раньше.

Когда он впервые пригласил меня на свидание, мы обсуждали каждое текстовое сообщение и каждый романтический жест, пока мы обе не влюбились в него из-за меня.

Долгое время у меня был лучший парень и лучшая подруга. Мы все делали вместе, и жизнь была простой. Это не обязательно было очень захватывающе, но, по крайней мере, я была довольна.

Затем, почти три месяца назад, ни с того ни с сего, он изменил мне.

С девушкой из соперничающей команды, чтобы добавить оскорбление к травме от самой измены.

Честно говоря, я не была уверена почему. Мы были влюблены, или я так думала, и он был счастлив. Он сказал, что это была ошибка по пьяни, и я решила поверить и простить его.

Наверное, я не была готова к опустошению от своего впервые разбитого сердца, особенно когда собиралась уезжать в Швейцарию.

Беллами всегда только поддерживала мои решения, но я могу сказать, что раскол есть и он незаметно распространяется.

С каждым проходящим днем я чувствую, что два самых важных человека в моей жизни отдаляются все дальше и дальше друг от друга.

Пока я наблюдаю за этим, мое сердце разбивается, а самооценка полностью подрывается. Я собрала себя по кусочкам настолько, чтобы добраться до Швейцарии, но это не идеально. Все основные части на месте, но есть десятки крошечных осколков, которые еще не приклеены обратно.

Тем временем, между Картером и мной все возвращается на круги своя.

Даже лучше.

Он был отличным парнем после того инцидента, покупал мне цветы и писал признания в любви. Я должна была быть на седьмом небе от счастья, и все же… это было тяжело.

Наши графики совпадают не так хорошо, как я надеялась, и было трудно разговаривать по телефону. С тех пор как я здесь, мы переписывались и отправляли голосовые сообщения, но разговаривали по телефону всего три раза.

Странно не слышать его голос каждый день, но с этим можно было справиться.

Несколько месяцев назад, я не думаю, что смогла бы прожить больше пары дней, не поговорив с ним.

― Тайер? ― Спрашивает Беллами, размахивая рукой перед моими глазами.

― Да. Прости, что?

― Ты отключилась от меня. ― Говорит она, поворачивая гольф-кар на парковочное место. ― В любом случае, я говорила, что не советую тебе спать с Рисом. Но ты относишься к нему более враждебно, чем буквально ко всем остальным, кого мы здесь встретили. Может быть, ты могла бы попробовать стать его другом?

― Я удивлена, что ты говоришь это мне. Мы не знаем этих людей ― этих богатых людей, ― но мы уже поняли, что они совершенно другой породы. Я имею в виду, посмотри на его лучшего друга-психопата. ― Добавляю я, вскидывая руки вверх, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.

По общему признанию, это удар ниже пояса.

Беллами не нуждается в напоминании о Роуге, он поставил перед собой задачу превратить ее жизнь в ад с тех пор, как она переступила порог кампуса, и в настоящее время манипулирует ею, заставляя жить с ним.

Но агрессия скрывает одержимость, я уверена в этом.

― Рис кажется мне безобидным, ― говорит она, пожимая плечами.

― Обычно так и думают про самых опасных людей.

2





Когда Тайер пробегает мимо меня, я сопротивляюсь почти физическому желанию схватить ее за развевающийся серебристый хвост и прижать ее спиной к своей груди, чтобы мы могли продолжить наш разговор.

Или наше противостояние, как она, вероятно, назвала бы это.

Вместо этого я смотрю, как она присоединяется к Беллами, и они вместе уходят, не оглядываясь.

Так более или менее проходит каждое взаимодействие между нами. Я подхожу к ней, мы спорим, и она убегает, пока не увязла слишком глубоко.

Перекидывая ремень спортивной сумки через плечо, я направляюсь к своей машине, улыбка расплывается на моем лице, когда я вспоминаю наш разговор.

Как бы сильно она ни притворялась, что я ей не нравлюсь, что ей не нравится, как я с ней разговариваю, я вижу румянец на ее коже, когда мы ссоримся, чувствую, как учащается ее пульс, когда она открывает рот, чтобы ответить мне.

Физические признаки налицо, независимо от того, как сильно ее мозг пытается бороться и похоронить эти чувства.

Правда в том, что я хочу ее трахнуть.

Ясно и незамысловато.

Я хочу этого с того самого момента, как встретил ее, когда она стояла разъяренная и готовая защищать Беллами.

Два моих лучших друзей, Роуг, Феникс, и я направлялись на обед в Bella’s, когда столкнулись с Тайер и ее подругами.

В случае с Роугом, он физически столкнулся с Беллами, когда она выходила из закусочной. Ее молочный коктейль пролился на него почти комичным образом, взорвав при этом его вспыльчивый характер.

Тайер была готова вмешаться, когда он набросился на Беллами, а я вмешался, потому что независимо от того, насколько она была зла, в драке между ней и Роугом она проиграла бы.

Скверно.

Я не знал ее, но уже чувствовал, что достаточно защищаю ее, чтобы захотеть спасти от такой судьбы.

Она сразу привлекла мое внимание.

Ее гнев физически клубился вокруг нее, и она была почти раскалена им. Глаза горели пламенем, губы были жестоко сомкнуты, волосы посеребрены и стояли дыбом, как будто в нее собиралась ударить молния.

Я хотел намотать эти волосы на кулак и использовать их как рычаг, чтобы подчинить ее своей воле.

И она едва взглянула на меня.

Конечно, она никак не отреагировала на мою кокетливую улыбку и комментарий.

Наверное, все бывает в первый раз, и я был, мягко говоря, заинтригован.

Ежедневная рутина занятий, вечеринок, перепихонов, тренировок и повторения всего этого порождала непрекращающуюся скуку, и я был беспокойным, нуждаясь в новых развлечениях.

Затем она свалилась мне на голову со своими большими глазами и вспыльчивым характером, и я захотел ее так, как никогда никого раньше не хотел.

Внезапно мой пульс забился, дыхание участилось, и мое внимание было полностью захвачено, когда я окинул ее взглядом, исследуя каждый изгиб ее напряженного тела.

Высокая и стройная, она обладала телом спортсменки. Это было очевидно по тому, как она держалась, по врожденной вере спортсменов в физические возможности своего тела, четко выраженной в ее осанке и длинных, сильных ногах.

Ее волосы спускались до середины спины и были выкрашены из натуральных светлых в мерцающий серебристый цвет, который переливался на свету, придавая ей почти потусторонний вид.

Ее глаза метали кинжалы в нашу сторону и обещали возмездие, но маленькие морщинки в их уголках говорили о том, что при обычных обстоятельствах она довольно часто проводила время просто смеясь.

Я хотел взять ее тогда и там. Прижать ее к стене, провести пальцами по изгибу, где внутренняя поверхность ее бедра соприкасается с киской, а затем под ткань ее нижнего белья, прежде чем ввести их в ее влажный жар.

Поставить ее на колени и вытрахать обжигающие стоны из ее рта.

Вместо этого она ушла с незаинтересованным выражением лица и на следующий день рассказала о существовании парня.

Раздражение просочилось глубоко под мою кожу и пробрало меня до костей от этой новости. Раздражение из-за дополнительного препятствия на моем пути и легкое раздражение из-за того, что другой мужчина мог называть ее своей.

Я только нашел эту удивительную девушку и тут же мне дали понять, что она не моя.

Пока что.

Тот факт, что она заставляла и продолжает заставлять меня работать ради этого, в одиночку вытащила меня из моего скучного базового существования, разожгла пламя интереса в моей крови, до которого я собирался докопаться.

Как я и сказал ей, победа станет слаще, когда я в конце концов заставлю ее подчиниться.



Я прохожу через парадную дверь, мимо фойе с дворцовой лестницей и прямо на кухню, где нахожу Беллами, нарезающую морковь на разделочной доске.

Технически это семейный дом Роуга, но его мать бросила семью, когда он был ребенком, а его отец вскоре после этого уехал в Америку, чтобы избежать своих родительских обязанностей, возвращаясь всего пару раз в год, чтобы сыграть роль любящего родителя, так что мы с Фениксом переехали сюда два года назад.

Жизнь со своими лучшими друзьями, как правило, чертовски крута, а также в ней есть свои интересные моменты, например, наблюдать, как у одного из упомянутых лучших друзей развивается слепая одержимость девушкой.

― Теперь он заставляет тебя готовить ужин?

Около недели назад Роуг и Беллами заключили сделку, которая предполагала, что она будет подчиняться каждому его приказу в течение следующих шести недель в обмен на то, что он удалит замечание из ее школьных записей.

Он использовал эту полную власть над ней, чтобы заставлять ее выполнять иногда унизительные задания по дому.

И заставлять ее спать в его постели каждую ночь.

― Нет, к сожалению, он гораздо изобретательнее относится к своим заказам. — Говорит она, поворачиваясь, чтобы бросить морковь в кастрюлю позади нее. ― Я не могу позволить кому-то другому готовить для меня.

Она имеет в виду Клэр, давнюю экономку Роуга, которая также обычно готовит для нас ужин.

― Как же так? Это такая же работа, как и любая другая.

―Моя мама работала таким человеком для других людей. Просто мне это на самом деле неудобно. Может быть, однажды. ― Говорит она, пожимая плечами.

Я медленно киваю, вдумываясь в то, что она сказала.

Я знаю, что у Беллами и Тайер обеих был другой тип воспитания в Чикаго, тот, который был значительно более сложным, чем то, как воспитывались остальные из нас, дети с трастовыми фондами и с серебряной ложечкой во рту.

Мои родители сами по себе были очень успешными филантропами и инвестиционными банкирами.

Они инвестировали в стартапы связанные с развитием социальных коммуникаций в девяностые годы среди других заметных позиций, в результате чего нажили впечатляющий совокупный капитал, прежде чем погибли в автомобильной аварии.

Эти деньги были завещаны мне и в настоящее время лежат в банке, собирая пыль.

Дело не в том, что у меня нет необходимости в роскоши, я просто не уверен, как могу тратить их деньги, когда их самих здесь больше нет.

Как бы глупо это ни звучало, прикасаться к тому, что принадлежит им, к деньгам, на которые, я уверен, у них был план… Это все равно что закрыть дверь в нашу старую жизнь.

Я оплакивал своих родителей. Я ходил на терапию и консультировался по поводу горя. Я навещал их могилы и прощался с ними.

Но никто не учит вас, как двигаться дальше, не имея самых важных людей в вашей жизни, не говоря уже о том, чтобы получить их вещи и присвоить их себе, как вор, как будто их просто никогда не было.

Отбрасывая эти мысли прочь, я сосредотачиваюсь на Беллами. Обхожу кухонный остров и свободно обнимаю ее сбоку.

― Понятно. ― Я говорю ей: ― Что ты готовишь?

― Просто куриный суп с лапшой, ничего особенного.

Может это и просто, но пахнет и выглядит потрясающе.

― Убери нахрен свои руки.

Я поворачиваюсь на ледяной голос и сталкиваюсь лицом к лицу с Роугом. Он стоит в дверях, свирепо глядя на меня.

Или, точнее, на мою руку, лежащую на плече Беллами.

― На самом деле, отойди нахрен от нее.

― Вообще-то, Беллами обещала мне немного супа. Сказала, что я могу попробовать первым и все такое. ― Говорю я ему невинно.

Девушка вопросительно поднимает бровь в мою сторону, но продолжает наблюдать за происходящим.

― Я думал, ты хотел играть в Премьер-лигу. ― Говорит он, его голос звучит как нечто само собой разумеющееся, когда он, очевидно, меняет тему.

― Так и было.

— Нет, похоже, ты действительно не понимаешь, Рис. ― Предупреждает он, его тон понижается до низкого и злобного.

― Слышал тебя громко и ясно по этому поводу, приятель. ― Говорю я, подмигивая Беллами, когда направляюсь к выходу. ― Я перекушу тем, что останется позже.

Прохожу мимо Роуга, успешно избегая удара локтем, который он направляет в мою сторону на выходе.



Наверху я нахожу Феникса, сидящего в темной библиотеке и тихо читающего «Графа Монте-Кристо».

― Почему я не удивлен, обнаружив, что ты читаешь истории о любви и предательстве? ― Спрашиваю я его, опускаясь на диван напротив него. ― Ты становишься предсказуемым.

― Что ты имеешь в виду? ― Он переворачивает страницу, не потрудившись поднять взгляд.

― Любовь. Предательство. ― Говорю я, взмахивая рукой вместе со словами. ― Ты. Сикстайн. ― Я машу ему снова.

На этот раз его глаза поднимаются, чтобы встретиться с моими.

― Я не понимаю, о чем ты говоришь.

― Технически, я тоже. ― Я говорю ему, потому что так и есть.

Феникс никогда не говорил нам о причине, по которой он ненавидит Сикс, нашу бывшую подругу детства, а также, возможно, самого милого человека, которого я когда-либо встречал.

Когда однажды он объявил, что она умерла для нас, мы слепо согласились и не подвергли сомнению приказ. В основном потому, что мы были незрелыми мальчиками, но также и потому, что он был абсолютно опустошен.

Это было сразу после смерти его брата, и мы хотели поддержать его, как могли.

― Но я знаю, что я не ошибаюсь. ― Заканчиваю я.

Он захлопывает книгу, опрокидывает стакан виски, который стоял рядом с ним, и выходит, бросив в мою сторону прощальное: «пошел ты».

Он близок к пределу, когда дело касается ее, я это чувствую.

И я не могу дождаться начала шоу.

3





Позволяя себе упасть на кровать, я кладу голову на согнутое предплечье и листаю свой телефон.

Оставляя без ответа десятки сообщений от девушек, спрашивающих, чем я занимаюсь, открываю Instagram. Я ставлю лайк недавнему посту Феникса с открытой книгой в нашей библиотеке, и продолжаю бесцельно листать, пока не натыкаюсь на последнюю фотографию Тайер.

Это ее фотография с игрового дня на поле. Она смотрит в одну сторону, но ее тело наполовину повернуто в противоположном направлении к мячу позади нее. При этом движении ее фирменная коса развевается по ветру, а свободные пряди обрамляют щеки.

Несмотря на то, что она находится примерно в пятнадцати футах от камеры, ее взгляд ― первое, что можно заметить при взгляде на этот снимок.

Ее глаза прикованы к мячу у ног соперницы, в них столько решимости, что это почти пугает.

Почти.

Потому что я знаю этот взгляд лучше, чем кто-либо другой. Это точно такой же взгляд, который запечатлен на моем лице, когда играю я. И хотя ее метафорическое оружие может запугать ее противников, оно не сравнится с моим.

Точно так же, как она не сравнится со мной.

Какой бы она ни была конкурентоспособной, насколько бы она ни была готова напрячься ради победы, я могу продвинуться еще на сотню шагов дальше нее.

Вот почему у нее нет шансов на победу.

Ей останется лишь набраться терпения, чтобы смириться с поражением, и великодушно его принять.

Часть меня надеется, что она отнесется к этому совсем не благосклонно.

Грязная ухмылка растягивает мои губы при этой мысли.

Ей не мешало бы знать свое место, и я отчаянно хочу заставить ее склониться передо мной.

Я хотел трахнуть ее с того момента, как встретил, но узнать, что она футболистка ― да еще и хороша в этом ― это стало дополнительной, неожиданно возбуждающей деталью.

Раньше, если бы мне сказали, что у меня встанет, смотря на то, как девушка ведет мяч по полю, я бы рассмеялся над этим.

Вчера я бежал трусцой на позицию на поле, когда услышал, как она требует мяч, и повернулся к ней.

Я наблюдал, как она получила мяч, потеряла защитника и забила пять секунд спустя, а затем счастливо смеялась и подпрыгивала от радости.

Я остановился как вкопанный, наблюдая за разворачивающейся сценой, пропустил пас, а другая команда завладела мячом и забила в той же игре.

Это была лишь тренировка, но все же.

Тренер надрал мне зад за это.

Даже сегодня мои ноги все еще болят после шестидесяти повторений пробежки на трибуне, которые он заставил меня сделать вчера.

Честно говоря, этот момент меня до чертиков раздражает.

Меня отвлекает посреди игры девушка, с которой я познакомился несколько дней назад и с тех пор видел всего несколько раз?

Это не в моем характере и это непростительно.

В этом тоже нет смысла. У меня никогда раньше не было такого устойчивого влечения к кому-то, и, честно говоря, я не хочу этого и сейчас.

Чем быстрее я трахну ее и выброшу из головы, тем лучше.

Тогда жизнь может вернуться в гребаное русло. Желательно так, как это было раньше, когда меня не отвлекал мелодичный смех, ослепительная улыбка и задница, которая гипнотически покачивается, когда она подпрыгивает вверх-вниз.



На следующий день занятия предсказуемо скучные.

В основном я весь день смотрю в окно, верчу карандаш в руке, пока прокручиваю в голове сегодняшнюю дневную тренировку.

Тренеры собираются довольно скоро объявить капитанов этого года, но с тех пор, как я был капитаном в прошлом году, тренер сохранил мою должность до начала сезона.

Это означает, что я могу проводить две практики в неделю, структурируя их так, как я хочу, и в тех областях, которые, по моему мнению, нам нужны.

Одна из моих сильных сторон на поле ― умение выявлять слабые стороны команд-соперников, а затем использовать их для достижения победы.

Новая наступательная стратегия? Я могу просчитать и выучить ее перед их последним игроком и отбить у него мяч.

Подколенное сухожилие вратаря выглядит напряженным? Я целюсь высоко от земли, в углы, чтобы обыграть его.

Отвлекшийся нападающий? Я краду мяч и оставляю его давиться моей пылью.

И именно так я сломаю Тайер.

Выясняя, что она любит больше всего ― что заставляет ее смеяться, что заводит ее, ― и используя эту информацию, чтобы проникнуть в те стены, которые она продолжает возводить вокруг себя, и разрушить ее прежде, чем она сможет предвидеть, что к чему.

Заставлю ее встать на колени передо мной и признать поражение, прежде чем она даже поймет, что в ее обороне есть брешь.

Мне тяжело от этой мысли.

Но она не беззащитный цветок, который стоит недооценивать. Она, по крайней мере, отчасти, обладает тем же навыком, что и я, в выявлении слабых мест.

Вот почему она отказывается называть меня по имени.

Она знает, что провоцирует меня каждый раз, называя Макли. Каждый раз она держит меня на расстоянии, одновременно подзывая других поближе.

Меня бесит слышать имена других людей на ее губах, когда она не произносит мое. Особенно когда она произнесла имена моих друзей до того, как произнесла мое.

Стискиваю челюсть при этой мысли, и мой кулак сжимается, ломая карандаш пополам.

Глаза опускаются, чтобы посмотреть на кусочки в моей руке, напоминая, что я работал над планом тренировок.

Снова отвлекся.

Черт.



― Черт возьми, Рис. Кто тебя разозлил, приятель, и почему ты вымещаешь это на нас? ― Бен стонет, прихрамывая трусцой, чтобы догнать меня. ― Мои ноги в полном дерьме, ты, придурок.

Когда я переключил свое внимание с Тайер обратно на тренировочный план, я выместил свое разочарование на команде.

Спринты, упражнения, отягощения и длинные пробежки были спонсором сегодняшней тренировки, и команда будет страдать из-за них и проклинать меня некоторое время.

Я ворчу ему в ответ, вытирая полотенцем лоб, пока мы направляемся в раздевалку.

Я выполнял ту же тренировку, что и остальные члены команды, поэтому сильно вспотел, мои волосы уже прилипли ко лбу, когда я взъерошиваю их и убираю на затылок.

― Тебе нужно потрахаться, не так ли? ― Спрашивает он, хлопая меня по плечу.

― Отвали. ― Говорю я, со смехом отмахиваясь от него.

― Я серьезно. Обычно ты не такой деспотичный на поле. Мнепоказалось, что ты там изгоняешь демонов.

― Что-то вроде этого. ― Я отвечаю неопределенно, потому что во многих отношениях так и было.

Мы заходим в раздевалку, пока я отвечаю ему, присоединяясь к остальной команде, которая вошла перед нами. Они что-то оживленно обсуждают, хотя я не обращаю на них никакого внимания.

Сбрасываю грязную одежду, заворачиваюсь в полотенце и направляюсь в душ.

Менее чем через десять минут я помылся и переоделся. Я беру свои ботинки и сажусь рядом с Фениксом, присоединяясь к разговору команды.

Большая часть команды все еще здесь и не приняла душ, все еще избавляясь от одежды после тренировки.

Уголки губ Феникса приподнимаются в легкой улыбке. Ее едва заметно, но для него это, по сути, полноценная усмешка.

― Что тут смешного?

― Пока ничего. ― Он отвечает загадочно.

Девлин громко хлопает в ладоши, отвлекая мое внимание от Феникса, прежде чем я успеваю расспросить его дальше.

― Она новенькая, но что я бы с ней сделал, приятель… ― Говорит он, потирая руки. ― Я бы устроил себе дом в ее тугой киске.

И вот так разговор проникает сквозь мое безразличие и вызывает интерес.

Я отворачиваюсь от Феникса и смотрю на Девлина, небрежно скрещивая руки на груди и прислоняясь к шкафчику позади меня.

― О ком ты говоришь?

― Капитан, ― признается он, поворачиваясь ко мне. Все взгляды в раздевалке немедленно устремляются на нас.

Мне нет дела до Девлина.

Никогда не было.

Я думаю, что он неаккуратный игрок с ленивыми привычками, которого больше интересует статус, который он получает от того, что является частью команды, чем от реальной игры.

Больше сосредоточен на том, чтобы сидеть за нашим столом, чем на том, чтобы быть ценным товарищем по команде в любом случае.

Из-за этого он несущественен. Он мне ни нравится, ни не нравится, он просто не имеет значения.

Это меняется, если он говорит о том, о ком, я думаю.

― Новенькая, кэп.

Я поднимаю на него невозмутимо бровь, изображая безразличие.

― Я бы не связывался с Беллами. Роуг оторвет тебе голову. ― Говорю я ему дружелюбным тоном. ― Он оторвет твою голову, твои руки и твои яйца, если уж на то пошло.

― Все в порядке, ― говорит он, и лучше бы это было концом его гребаного предложения: ― Тайер та, кого я хочу…

Мое левое веко подергивается.

Дважды и едва заметно невооруженным глазом.

Но это только потому, что я напрягаю каждую мышцу своего тела, чтобы не реагировать, мое левое веко, по-видимому, единственная мышца, которую я не могу контролировать.

Это единственный внешний признак моей реакции.

― Она чертовски сексуальна и этот цвет волос. ― Он говорит, издавая звук «ммм» как гребаный придурок: ― Она, должно быть, ненормальная.

В своей голове я представляю, как выкалываю ему глаза и скармливаю их ему.

Ломаю ему мозговой ствол, так что он отключается, как мертвая кукла, и больше никогда к ней не приближается.

― Она под запретом.

Феникс бросает на меня взгляд краем глаза, а Девлин удивленно поднимает бровь.

― Ты претендуешь? ― Спрашивает он.

― Я знал, что ему нужно потрахаться. ― Бен добавляет бесполезно: ― Эта тренировка кричала о сексуальном неудовлетворении.

― Нет. ― Я говорю ему небрежно, потому что не хочу, чтобы кто-нибудь принял мой интерес за что-то другое, кроме как ― физическое влечение. Одноразовый секс и ничего больше. Хотя есть довольно существенный барьер, о котором следует помнить, когда речь заходит о ней. ― У нее есть парень.

Он смеется, и мне хочется придушить его, потому что это не похоже на смех человека, который собирается сдаться и поискать что-нибудь другое.

― Еще лучше. Мне нравится погоня. Дай мне шесть месяцев, и я легко избавлюсь от бойфренда и трахну ее.

Его слова начинают раздражать меня, как жужжание мухи над моей головой ночью.

Я так близок к тому, чтобы протянуть руку и раздавить метафорическую муху в кулаке.

Представляя Тайер с ним….

Нет, лучше мне об этом не думать.

― Кто-нибудь хочет принять это пари? ― Шумно спрашивает он в раздевалке.

Парни всегда подшучивают и делают ставки подобным образом. Обычно они охватывают широкий круг, начиная от результатов матчей, скачек и иногда того, кто может трахнуть девушку или парня первым.

Я никогда не участвовал.

Не из каких-либо более высоких моральных соображений, заметьте. Нет, никогда не было достаточно хорошего пари.

Я мог бы выполнять большинство заданий в полусне или, по крайней мере, с закрытыми глазами, это было слишком просто.

Или они просто недостаточно интересны.

Но Девлин опрометчиво поставил Тайер на метафорический стол, и, как я уже сказал, она, по крайней мере, заинтриговала меня.

Я заинтригован, и, кроме того, я не собираюсь позволять двум другим ублюдкам ставить на нее. Потому что, если я не возьмусь за это дело, это сделает кто-нибудь другой.

Они добавят еще один уровень сложности к моей и без того запутанной операции, а поскольку Тайер и так собирается заставить меня платить за каждый ход, я не могу этого допустить.

Пошел он и любой, кто думает, что может встать у меня на пути, когда я решил, что она моя, чтобы поиграть с ней первым.

― Один.

― Что? ― Девлин спрашивает меня, сбитый с толку.

― Я могу сделать это за один.

Он весело смеется, хлопая меня по плечу, словно мы давние друзья. Я бросаю долгий взгляд на его руку, лежащую на моем плече, и он поспешно убирает ее.

― Однажды твое высокомерие приведет тебя к краху, Макли. ― Говорит он со смехом. ― И я надеюсь, что у меня будет место в первом ряду, когда это произойдет. Твоя ставка ― десять тысяч, один месяц на действия. Если ты трахнешь ее в следующем месяце, ты выиграешь деньги. Если нет, то я. И тогда она ― честная добыча. Согласен на это? ― Он спрашивает меня.

Я встаю и подхожу к его протянутой руке.

Под этим углом я возвышаюсь над ним, мое тело затмевает его. Я смотрю на его руку сквозь полуопущенные веки, прежде чем снова посмотреть на него.

― Начинай отсчитывать купюры. Я скоро вернусь за своими деньгами. ― Говорю я ему, прежде чем уйти с Фениксом на буксире.

Этот ублюдок все еще улыбается.

― Что?

― Это было так забавно, как я и надеялся.

Я замираю на месте от его слов.

― Ты это организовал? ― Спрашиваю я его, стоя с одной стороны моей машины, в то время как он стоит с другой.

― Нет, ― отвечает он. ― Хотя я мимоходом упомянул Девлину, насколько Тайер горяча. Похоже, этого было достаточно, чтобы он завелся. ― Он резко улыбается мне, добавляя: ― Напомни мне о Сикстайн еще раз, и в следующий раз я буду гораздо менее снисходителен в своем возмездии.

Я в ярости смотрю на него.

― Ты перешел черту.

Он пожимает плечами, потому что я уверен, что ему искренне насрать.

― Сам найдешь дорогу домой, придурок. ― Говорю я ему, открывая дверь со стороны водителя и садясь внутрь.

Он смеется над этим.

Пошел он нахуй.

Я опускаю стекло со стороны пассажира и наклоняюсь.

― Тебе лучше надеяться, что мне никогда не представится возможность вот так поиздеваться под тобой, потому что я без колебаний использую Сикс в качестве пешки, если это означает, что ты будешь страдать, придурок.

У меня достаточно времени, чтобы увидеть, как улыбка исчезает с его лица, прежде чем я отъезжаю.

4





Я слушаю гудки, которые звучат несколько раз, надеясь, что он возьмет трубку. После шести гудков я опускаю телефон и вешаю трубку.

Вчера я тоже звонила Картеру, но он не взял трубку, вместо этого отправил мне короткое сообщение.

Картер: Извини, детка, на тренировке.

Картер: Позвоню тебе позже.

Я прождала допоздна, но он так и не перезвонил.

Вместо этого я проснулась от другого сообщения от него, на этот раз с обильными извинениями. Тренировка, по-видимому, затянулась, и к тому времени, когда он закончил, звонить было слишком поздно.

Я верю ему, по крайней мере частично. Я слежу за остальной командой в Instagram, и все они публиковали истории с жалобами на долгую тренировку.

Но не настолько долгую.

Даже если бы тренер задержал их на лишний час, у него было бы достаточно времени позвонить мне, если бы он захотел.

Если верить рассказам, он пошел на ужин команды Popeye's после тренировки и просто забыл.

Раздражение покусывает мою кожу.

У меня также есть друзья, и иногда мне больше хочется потусоваться с ними, чем поговорить с ним, но я стараюсь как можно больше уделять времени нашим отношениям.

По крайней мере, когда мы планируем наши звонки заранее.

Обидно видеть, что он не делает того же. Особенно учитывая, что я единственная, кто переживает этот замечательный опыт за границей, и он должен спрашивать меня, как я приспосабливаюсь, а не я должна преследовать его.

Разочарование сжимает мою грудь, и я решаю не отвечать ему. Кладу телефон в задний карман и ковыряюсь в греческом салате.

― Ты в порядке? ― Спрашивает меня Нера с понимающим выражением на лице.

Мы вместе обедаем в кафетерии. Сикс и Беллами заняты в другом месте, поэтому мы используем это время, чтобы поболтать только вдвоем.

Нера определенно более скрытная из моих соседок по комнате. Почти профессиональная фехтовальщик, она также потенциально единственный человек, более конкурентоспособный, чем я.

На самом деле, я заметила, что они с Рисом похожи.

Даже я могу признать это, хотя и неохотно.

Его решимость ― это сила, с которой нужно считаться. И физически он представляет собой невероятное сочетание скорости, силы и мощи, что делает его опасным оружием на поле, заставляющим команды соперников съеживаться.

Я видела это воочию.

Несколько дней назад я смотрела игру между АКК и местной частной школой, Международной школой Обонна, и увидела, как все нападающие выругались, когда Рис вышел.

Он буквально бегал кругами вокруг команды, забив два гола, прежде чем в итоге его заменили, чтобы дать ему отдохнуть перед более сложными предстоящими играми.

Он даже не вспотел, когда игрок команды соперника порвал связки на его лодыжке, просто пытаясь защитить свою позицию на поле.

Часть меня сильно заволновалась, когда я наблюдала за ним, зная, что я была свидетелем того, кто, скорее всего, подпишет контракт с командой Премьер-лиги.

Как бы мне ни хотелось ненавидеть его во всех отношениях, он, бесспорно, настоящий талант.

Я стону, качая головой, когда понимаю, что мои мысли снова вернулись к нему.

В последнее время это происходит все чаще, и особенно беспокоит моя способность связывать любую мысль, какой бы приземленной и бессмысленной она ни была, с ним.

Я снова сосредотачиваюсь на вопросе Неры.

― Да, просто мы не разговаривали по телефону почти неделю.

― Что-то не так?

― Нет, я так не думаю. ― Я говорю ей честно. ― Я думаю, что это больше связано с растущими трудностями адаптации к отношениям на расстоянии. Ни один из нас на самом деле не проделал большой работы по расстановке приоритетов в общении.

― Ну, ― говорит она, поколебавшись, ― ты скучаешь по нему?

― Да.

И я правда скучаю. Как бы сильно я ни полюбила АКК, я скучаю по дому и нашей совместной жизни там. Я начала встречаться с Картером, когда мне было шестнадцать, так что он долгое время был значительной частью моей жизни.

Каждый день рождения, каждая годовщина, каждое воспоминание о последних двух годах так или иначе были связаны с ним. К потере этого повседневного комфорта в одночасье было трудно приспособиться.

― Я уверена, что мы поговорим вечером. ― Говорю я ей с напускной уверенностью.

Она кивает, но девушка отвлечена, ее внимание сосредоточено на телефоне.

Я заметила, что она с кем-то переписывалась, пока мы стояли в очереди ранее. Должно быть, с одной из подруг.

В любом случае, я испытываю облегчение. Мне действительно не хотелось сейчас говорить о Картере.

― Привет, любимая. ― Говорит голос позади меня, прежде чем длинная нога перекидывается через скамейку прямо рядом со мной.

Я невольно вздрагиваю, когда он кладет руку мне между лопаток, неожиданный контакт посылает поразительную дрожь по моему позвоночнику. Он использует свое прикосновение для равновесия, когда поднимает вторую ногу, чтобы присоединиться к первой, и опускается рядом со мной.

Вместо того, чтобы немедленно убрать руку, он следует по пути дрожи и позволяет своим пальцам пробежаться по моему позвоночнику к пояснице, задерживаясь на десятую долю секунды над верхней частью моей задницы, прежде чем позволить своей руке упасть.

Любому проходящему мимо наблюдателю это движение, вероятно, показалось бы достаточно безобидным, но, сидя здесь, я чувствую себя так интимно, как если бы он обнял меня.

Я знаю, что каждое его движение просчитано и преднамеренно.

― Нервничаешь, увидев меня? ― Спрашивает он с дразнящей улыбкой, моя реакция на его прикосновение не осталась незамеченной, как я надеялась.

Я слегка сдвигаю свою задницу влево, увеличивая расстояние между нами.

― На самом деле я бы классифицировала это скорее как «физическое отвращение».

― Ты меня ранишь. ― Говорит он, играя словами, слетающими с его губ, чтобы они звучали чувственно и умоляюще. Они скользят по моей коже, как жидкая ртуть, одновременно охлаждая и обжигая мою кровь.

Одним словом и улыбкой он так же смертоносен, как Василиск с клыками и парой глаз.

Харизма сочится из его пор, даже когда он делает что-то столь тривиальное, как сидение за столом в кафетерии, подперев лицо большой ладонью, пока он смотрит на меня, ожидая моего ответа.

Будто мы постоянно балансируем на грани, лишь в шаге от того, чтобы упасть и окунуться с головой.

Но куда именно, я не уверена.

― Почему-то я думаю, что ты выживешь.

Он склоняет голову набок, лениво глядя на меня полуприкрытыми глазами.

― Всегда остра на язычок. ― Говорит он, его взгляд опускается на мои губы и задерживается на них.

Я пытаюсь дышать нормально, но мое горло сжимается, когда я сглатываю, привлекая его внимание к моей шее.

Его взгляд пару раз неторопливо скользит по ширине моего горла, прежде чем он тяжело вздыхает и снова поднимает глаза, чтобы встретиться с моими глазами.

― Может быть, это потому, что, если ты будешь со мной мила, ты боишься, что узнаешь меня получше, безумно влюбишься ― что было бы понятно, ты знаешь, мало кто сопротивляется ― и трахнешь меня?

― Нет, ― отвечаю я, бросая на него свирепый взгляд. ― Вопреки распространенному среди мужчин мнению, даже если я мила с тобой, это не значит, что я хочу тебя трахнуть.

― Тогда давай будем благодарны, что ты не добра ко мне. Это определенно должно означать, что ты хочешь меня трахнуть.

Нера давится смехом, прежде чем заглушить его кашлем и бросить на меня извиняющийся взгляд.

Я скрываю тот факт, что уголок моих губ слегка приподнимается. Он может быть раздражающе сообразительным.

― Ты невозможен. Прекрати искажать мои слова.

― Я подумаю об этом.

― Gracious с твоей стороны. ― Говорю я ему с сарказмом, вставая из-за стола. ― Я хотела сказать, мило, типо того. Ни то, ни другое не означает, что я хочу переспать с тобой.

Я тянусь за своим подносом, и его рука вытягивается, его большая ладонь обхватывает мое маленькое запястье. Я смотрю на то место, где он хватает меня, разница в размерах почти комична.

Он перекидывает ногу через скамейку, так что садится по обе стороны. Мои глаза отрываются от его ослабленной хватки, чтобы встретиться с его взглядом.

Забавно, я не привыкла смотреть на него сверху вниз вот так. Его челюсть и скулы выглядят еще более очерченными под этим углом.

― Это не имеет значения, ― соглашается он. ― Но то, как ты смотришь на меня, имеет значение.

Я остро ощущаю его прикосновение к моему запястью. Это не больно и не оставляет синяков, на самом деле давления почти нет, в основном его касание просто есть.

Это похоже на жжение, но не боль.

Я хочу вырвать свою руку из его захвата, но я поймана на невысказанном вызове в нашем противостоянии. Как будто, если я стряхну его с себя, я признаю, что он пугает меня.

Чего он не делает.

Поэтому я остаюсь на месте, прищурившись на него и вместо этого пристально смотрю на то место, где он меня касается.

― И как это я смотрю?

Будучи не из тех, кому нравится, когда на него смотрят свысока, он отпускает мое запястье и медленно поднимается на ноги, в конце концов возвышаясь надо мной.

― С глазами, полными похоти и отчаяния, они выдают твою притворную неприязнь ко мне за ложь. ― Шепчет он, его тон падает до октавы, которой я раньше от него не слышала. ― Порви со своим парнем. Позволь мне заставить тебя заплатить за эту ложь.

Кто-то кашляет, мгновенно разрушая чары между нами. Я первая отвожу взгляд, поворачиваясь к Нере.

― Как бы ни было жарко за этим наблюдать ― а, поверьте мне, так оно и было, ― нам нужно идти на урок, Тайер. ― Она хватает меня за руку и тянет за собой, бросая быстрое «пока, Рис» себе за спину, когда мы уходим.

Я прочищаю горло.

― Спасибо, я не знала, что уже так поздно. Я потеряла счет времени.

― Да, я заметила. ― Говорит она, бросая на меня лукавый взгляд и улыбаясь. Девушка счастливо смеется, когда я закатываю глаза, толкая меня в плечо, пока мы идем по коридору. ― Я просто шучу. Кстати, Рис тоже. Не обращай на него внимания, через несколько дней ему наскучит, и он перейдет к своей следующей добыче.

― Будем надеяться.

― Я слышала, что он и Феникс любят делиться, если ты понимаешь, что я имею в виду. Очень скоро о тебе надолго забудут.

Ее слова раздражают, и я не знаю почему.

Мое эго, вероятно, просто плохо реагирует на мысль о том, что меня легко заменить, связано это с Рисом или нет.

Это связано с моим помешательством на конкурентоспособности, вот и все.

5





Когда через несколько дней заканчивается мое последнее занятие на этот день, мое сердце сильно бьется где-то в горле от волнения.

Сегодня открытие нашего сезона, игра с другой международной школой недалеко от Женевы, и я не уверена, что готова.

Я посещала каждую тренировку и даже добавила пару дополнительных пробежек в свой распорядок дня, чтобы подготовиться настолько, насколько это возможно, и все же впервые за долгое время в моей уверенности появилась небольшая трещина.

Меня пугают навыки моих товарищей по команде на тренировках. Если наши соперники хоть немного приблизятся к их уровню ― а я уверена, что так оно и будет, ― то нам предстоит тяжелая девяностоминутная игра.

У меня спортивная стипендия в АКК, так что мое присутствие здесь зависит от результатов.

Сомнение и тревожный голос в моей голове заставляют меня сомневаться, достаточно ли я хороша, чтобы быть здесь. Если, может быть, они не совершили ошибку, приняв меня вместе с Беллами.

― Эй, ― говорит Беллами, идя в ногу со мной в коридоре и прерывая мои размышления. ― Мне действительно жаль, что я не смогу быть на игре.

Они с Роугом поссорились, и это переросло в небольшую драку, так что в обозримом будущем каждый день она будет сидеть под арестом, расставляя вместе с ним книги в библиотеке.

― Все в порядке. ― Говорю я ей, прежде чем добавить: ― И не волнуйся, ты все равно получишь традиционный отчет после игры.

― Ты знаешь, что они мне по-настоящему нравятся только тогда, когда я получаю эпизод за эпизодом из нескольких разных версий произошедшего.

― И я всегда так и делаю, не так ли? Помню время, Сара Фримен случайно попала мячом в птицу, и я дала тебе ее и птичью версию произошедшего?

Она съеживается.

― Уф. Да, это было яркое описание. Дэвид Аттенборо гордился бы.

Мы смотрим друг на друга некоторое время, прежде чем разразиться смехом.

От смеха напряжение покидает мое тело, расслабление позволяет мне дышать немного свободнее, чем раньше.

― Чувствуешь себя лучше? ― Спрашивает она.

― Да, немного.

― Не нервничай. Ты будешь лучшей, я это знаю. ― Говорит она, ее уверенность во мне непоколебима, как всегда. ― Хочешь, я заплету тебе волосы в косу?

― Естественно.

Я всегда собираю волосы во французскую косу для игр, которую обычно заплетают Беллами или Триш.

Поначалу это был самый надежный способ убирать волосы с лица, но с годами он превратился скорее в талисман на удачу. Единственный раз, когда я не заплела их в косу и вместо этого собрала в простой хвост, был два года назад.

Мы проиграли со счетом 4:1.

Очевидно, я знаю, что между этими двумя явлениями нет никакой связи, но, как и большинство спортсменов, я суеверна. Заплетать волосы ― это всего лишь часть моего ритуала перед игрой.

― Удачи тебе там.

Я поворачиваюсь и вижу Риса, прислонившегося к ряду шкафчиков, со скрещенными руками и одной лямкой рюкзака, свободно обернутой вокруг его плеча, когда он смотрит на меня.

То, как сложены его руки, заставляет мышцы его груди и бицепсы напрягаться под тканью его черной рубашки.

― Спасибо. ― Коротко отвечаю я, хватаю Беллами за руку и начинаю уходить.

― Хоули. ― Говорит он, останавливая меня на полпути. Он ждет, пока я повернусь, но продолжает, когда я этого не делаю. ― Это их центральный защитник. Она смертельно опасна один на один. Попытайся передать мяч, прежде чем вступать с ней в бой.

От его слов у меня встают дыбом волосы, и я, наконец, поворачиваюсь к нему лицом.

Гнев отчетливо слышен в моем голосе, когда я говорю.

― Я спрашивала твое мнение?

Он просто слегка улыбается мне, пожимает плечами и отталкивается от шкафчика. Я думаю, что он собирается подойти ко мне, но вместо этого он уходит в противоположном направлении, оставляя меня стоять посреди наполовину заполненного коридора.

Я оглядываюсь на Беллами, теперь уже разгневанная. Одно дело, когда я сомневаюсь в себе, и совсем другое, когда кто-то другой высказывает это, особенно он.

― Я думаю, он просто пытался помочь. ― Говорит Беллами, бросая на меня неуверенный взгляд.

― Да пошел он к черту.

― Да, ты права, к черту его. ― Она отвечает решительным кивком. ― Давай, заплетем тебе волосы, прежде чем мне придется явиться на наказание.



Игра жестокая, как и ожидалось.

Мы проигрываем со счетом 1:0, до перерыва осталось пять минут, а последние полчаса идет сильный дождь.

Мои мышцы молят о пощаде, моя коса полностью разрушена дождем, волосы прилипли к лицу таким образом, что вызывают все сенсорные проблемы, которые у меня когда-либо были, а видимость плохая.

У нас осталось всего пара ходов, которые нужно разыграть до окончания игры.

Как раз в тот момент, когда я думаю об этом, один из моих товарищей по команде делает феноменальный пас мне по центру, и я беру мяч, прежде чем запустить его вверх по краю поля.

Игрок приближается ко мне слева, но я быстро справляюсь с ней, отклоняясь в одну сторону и заходя в другую, когда пересекаю среднюю линию.

Я чувствую, что моя выносливость иссякает, сочетание общего напряжения и погодных условий истощили меня, но я продолжаю.

Я вижу, что кто-то быстро бежит ко мне, и веду мяч, пытаясь вывести ее из равновесия. Маневрируя вокруг нее, я плавно пинаю мяч между ее ног.

Это работает, но она так же быстро разворачивается и оказывается на мяче раньше меня.

Черт.

Черт.

Девушка завладевает мячом, легко манипулируя им между ног, чтобы избежать моих ударов, когда поворачивается к моему концу подачи.

Я нацеливаюсь, чтобы выбить мяч, но промахиваюсь.

Мой импульс в сочетании с проливным дождем заставляют меня проскользнуть мимо нее, не в силах удержать себя на месте. Наконец я останавливаюсь, когда мое тело почти выходит за пределы досягаемости.

Все, что я могу сделать, это беспомощно наблюдать, как она пробегает мимо меня, имя на ее спине прекрасно читается, несмотря на погоду, и дразнит меня, как дурной сон.

Хоули.

Гнев мгновенно поднимает меня на ноги, и я бегу за ней, но слишком поздно.

Она передает мяч в центр поля. Ее партнер по команде, открытый настежь, получает мяч, поворачивается и красивым ударом отправляет мяч мимо нашего вратаря в сетку.

На том же дыхании судья дает свисток, объявляя конец игры.

Тревога скручивается у меня в животе, и я вынуждена отвести взгляд от их торжества.

Это могла бы быть я.

Я была так близка к тому, чтобы вернуть нас в игру, и в одно мгновение, допустив одну ошибку, я все испортила.

Все просто ― меня переиграли.

Если эта игра хоть как-то показывает, как мое выступление отразится на соревнованиях, то мне нужно еще больше сосредоточиться на тренировках.

Как бы мне ни хотелось опустить плечи, склонить голову и позволить своему разочарованию увести меня с поля, я слышу голос Триш в своей голове, ясный, как звон колокола.

― Лидеров определяют по тому, как они реагируют на поражения, а не на победы. Так что подбородок выше и плечи назад! ― говорила она мне.

Я расправляю плечи и изображаю улыбку на лице, когда подходят мои товарищи по команде. Произношу короткую речь и обнимаю их всех, когда они направляются в раздевалку.

После того, как я благодарю рефери, я начинаю трусцой двигаться к зданию и, надеюсь, приму очень долгий и очень горячий душ.

Поднимаю взгляд, и мои глаза мгновенно замечают темную массу, парящую на трибунах.

Это не более чем безликий черный контур, утопающий в белом тумане, но он предстает передо мной как зловещий призрак.

Когда я подхожу немного ближе, видимость проясняется, и я вижу его. Туман расступается перед его большим телом, как будто он подчиняет его своей воле.

Он все еще достаточно далеко от меня, чтобы я не могла разглядеть выражение его лица, но я вижу, что он промокший.

Вода стекает с него волнами, а не ручейками.

Он, должно быть, стоял там какое-то время, чтобы так промокнуть.

Я знаю, что он, должно быть, недоволен, и все же у него все еще эта приводящая в бешенство вездесущая ухмылка на лице.

Та, которая находится где-то между довольством и ленивой наглостью и не имеет права заставлять мою нижнюю часть живота сжиматься так, как это происходит.

Он пришел сюда только для того, чтобы позлорадствовать?

Ранее он был прав. Хоули обыграла меня один на один, лишила меня верного гола и похоронила нас безопасным голом для них.

Он знал сильные стороны игрока, с которым никогда бы не столкнулся, в отличие от меня.

Раздражение на себя проявляется как гнев, направленный на него. Я открываю рот, чтобы что-нибудь крикнуть ему, но он разворачивается на каблуках и уходит, оставляя меня ошеломленной позади.

Дважды за сегодняшний день он был тем, кто уходил от разговора. Это в два раза больше, чем он когда-либо делал раньше.

Я должна быть взволнована тем, что он отступает и теряет интерес.

И, очевидно, так и есть.

Потому что Нера была права, и похоже, что ему становится скучно и, вероятно, он хочет перейти к более интересной цели.

Но крошечная, бесконечно малая часть моего желудка скручивается при этой мысли.



Возвращаясь в Загон, я вхожу прямо в дверь нашей квартиры и позволяю себе упасть лицом на диван, на глазах у Неры и Сикстайн.

― Они лишат меня стипендии. ― Драматично говорю я, и все тут же оборачиваются на мои слова.

― Ладно, королева драмы. ― Говорит Сикс, плюхаясь на стул рядом со мной и толкая меня в плечо. Я поднимаю глаза и вижу бокал шампанского, который она протягивает мне. Я бросаю на нее вопросительный взгляд. ― Выпей это. Есть причина, по которой француженки так хорошо выглядят, это помогает справиться со стрессом.

― Сегодня понедельник.

― Мы в Европе. ― Отвечает она, беспечно пожимая плечами.

Я стону, переворачиваясь на спину и хватая подушку.

― Я собираюсь задушить себя до смерти. ― Говорю я, прижимая ее к своему лицу.

― Это твоя первая игра в чужой стране, где ты, вероятно, играешь в футбол совершенно иного стиля, чем ты привыкла. ― Вмешивается Нера: ―Дай себе передышку. Ты не можешь стать совершенной за одну ночь.

― Не могу?

Подруга бросает в меня еще одну подушку, которую я легко ловлю, прежде чем она попадает в меня.

Садясь, я хватаю бокал с шампанским, который Сикс снова протянула мне, правильно предвидя, что я захочу его выпить.

Она смотрит на меня с милым отвращением.

― Ты действительно должна смаковать бокал, это не рюмка текилы.

Я небрежно пожимаю плечами.

― Нера права, — добавляет она. ― Может быть, ты могла бы также спросить своего тренера, не согласится ли она провести с тобой пару тренировок один на один?

Я киваю с задумчивым выражением лица. Я уже осваиваю стиль игры на практике, и если я смогу сочетать это с персональными тренировками с тренером, ориентированными на навыки, то смогу адаптироваться гораздо быстрее.

По крайней мере, на это есть надежда.

― Хорошо, значит мы официально отменили вечеринку жалости. ― Говорит Сикс. ― Можем двигаться дальше.

― О черт, выходит новая серия «Острова любви» ― ребята, хотите посмотреть? ― Добавляет Нера, вмешиваясь.

― Би убьет нас, но на самом деле это ее вина за то, что она заключила сделку с дьяволом. ― Отвечаю я: ― Включайте.

6





― Я снился тебе прошлой ночью, любимая?

Тайер издает испуганный звук и оборачивается, прижав руку к груди и сузив глаза.

Мы стоим на краю поля, готовясь к тренировке.

Я не видел ее с тех пор, как наблюдал за ее игрой два дня назад, и мои глаза жадно впиваются в нее, жаждут взглянуть на нее.

От напряжения, вызванного разминкой, и от палящего солнца ее щеки порозовели. Она слегка запыхалась и выглядит более живой, чем кто-либо, кого я когда-либо встречал, даже когда она бросает на меня ядовитый взгляд.

Никогда еще мне не хотелось так ненавидеть кого-либо.

Я хочу наблюдать, как этот взгляд превращается в вожделение, когда мы словесно переругиваемся. Видеть, как похоть превращается в невыносимое удовольствие, когда я медленно погружаюсь в нее. Отслеживать каждое выражение ее лица, когда она жестко кончает на моем члене, снова и снова, снова и снова.

Блять.

Я так возбудился от этой мысли, что кажется, будто проходящий мимо ветерок может случайно отрубить мне член.

― Осчастливь меня. Скажи, что это так.

― Вообще-то, да.

От удивления я поднимаю на нее бровь.

― Правда?

Она кивает.

― Да, в прекрасном сне ― секс втроем: ты, я и бензопила.

Я испустил горловой стон, звук намеренно вышел сексуальным.

― Звучит извращенно. Продемонстрируешь мне потом?

Она продолжает идти, опуская конусы для упражнений вдоль границы поля. Я думал, что девушка собирается уйти, как она обычно делает, но она снова удивляет меня.

― Ты не веришь мне, когда я говорю, что никогда не буду спать с тобой?

― Я верю, что ты в это веришь.

Она внимательно смотрит на меня.

― Твое высокомерие меня раздражает.

Я фыркнул.

― Ничего подобного.

― Прости?

Я подхожу к ней неторопливыми шагами, пока она не вынуждена откинуть голову назад, чтобы сохранить зрительный контакт. Ленивая улыбка растягивается на моем лице, когда я вижу, как подрагивает ее горло, когда она сглатывает.

― Я точно знаю, что если бы я сейчас засунул руку в твои брюки и провел пальцами по твоей сладкой киске, они бы стали мокрыми.

Мой голос звучит хрипло даже для моих ушей, похоть исказила его от обычного тенора.

― Ты ошибаешься. ― Возражает девушка, и голос ее слегка дрожит, когда она отвечает.

Опустив голову так, что она оказалась в нескольких сантиметрах от ее лица, я шепчу с вызовом.

― Докажи это.

Мое дыхание касается кожи ее щеки и заставляет ее вздрогнуть. Внутри нее что-то отключается, реальность прорывается сквозь дымку вожделения.

Она многократно, энергично трясет головой и делает несколько шагов назад.

― Ты сошел с ума, Макли.

У меня сводит челюсть, глаза сужаются до щелей при этом имени, настроение мгновенно становится смертельно черным. Я отступаю назад, выпрямляясь, пока не встаю во весь рост и не одариваю ее жестокой улыбкой.

― Когда я наконец доберусь до тебя, я заставлю тебя пожалеть о каждой лжи. ― Я прорычал сквозь стиснутые зубы: ― И я не остановлюсь, пока ты не выкрикнешь мое имя.

― Этого никогда не случится.

― Не провоцируй меня, любимая, ― мрачно говорю я ей.

Она отвечает, щелкая языком по зубам.

― Почему ты так упорно преследуешь меня?

― Мне нравится вызов.

― Ты проиграешь.

― Может быть. Посмотрим. ― Отвечаю я, моя обманчиво беззаботная улыбка снова на месте. ― Но я никогда не проигрываю.

Следующие несколько секунд мы находимся в молчаливом противостоянии, не представляя, куда двигаться дальше, когда к нам подбегает Кэсс, одна из товарищей Тайер по команде.

― Эй, тренер попросил зайти в офис.

Я перевожу взгляд на нее, не упуская из виду, как трепещут ресницы девушки, когда она обращается ко мне. Если судить по раздраженному выражению лица Тайер, она тоже не упускает такой возможности.

― Кого из нас?

― Эм, вас обоих.

Теперь настала очередь Тайер посмотреть на нее.

― Обоих? Зачем?

― Я не уверена, но вы должны идти. Я видела, как вы спорили, и не хотела мешать, поэтому вас уже заждались.

― Это был не спор. ― Говорю я ей, оглядываясь на Тайер. Она избегает моего взгляда, вместо этого затягивая хвост.

― О. Конечно. ― Говорит Кэсс, ее тон неуверенный, когда она нервно смеется. ― И что же это было?

― Прелюдия.

Как и ожидалось, глаза Тайер встретились с моими.

― Не обращай на него внимания, Кэсс. ― Говорит она, прежде чем пройти между нами, кивая мне, и направляется к зданию.

Я быстро подмигиваю Кэсс и наблюдаю, как краснеют ее щеки от моего внимания, а затем бегу за Тайер. Мы молча идем рядом друг с другом несколько мгновений, прежде чем она снова говорит.

― Я думала, ты собираешься позлорадствовать.

― По поводу чего?

― Вчерашнего, ― говорит она, глядя на меня краем глаза. ― Игра. Хоули. Ты был прав. ― Добавляет она с надменным фырканьем.

Я внутренне улыбаюсь, понимая, чего ей стоило произнести эти слова.

Я не заставлю ее платить за них.

― Нечему злорадствовать. Была практически ничья.

Когда мы заходим в лифт, она смотрит на меня безразличным взглядом, а потом отвечает:

― Ты, наверное, смотрел другую игру. Она меня обыграла.

― Ты допустила один неудачный маневр в ужасных погодных условиях после того, как продержалась против нее всю игру. Я бы не сказал, что это был плохой матч.

Она выходит из лифта и останавливается в холле, задумчиво глядя на меня, а затем добавляет:

― Спасибо, что сказал это.

― Без проблем, ― отвечаю я. ― В любом случае, я оставлю злорадство на потом, когда ты наконец покоришься мне.

Она закатывает глаза.

― Ты никогда не останавливаешься?

― Нет. У меня бесконечная выносливость. Во всех отношениях. ― Говорю я ей с намеком.

Это вызывает у нее небольшой смешок, после чего она снова начинает идти.

― Откуда ты вообще узнал о Хоули? ― Спрашивает она меня: ― Ты знаешь статистику всех игроков в регионе?

― Нет.

Когда я не продолжаю, она настаивает.

― Тогда откуда ты знаешь ее?

― Я просмотрел команду за день до матча.

Это снова останавливает ее, на этот раз прямо у кабинета тренера.

― Зачем?

Я пожимаю плечами, не зная, как ответить.

По правде говоря, я не собирался этого делать. Я работал над рефератом по истории, и мои мысли вертелись вокруг Тайер.

Пальцы сами собой двигались по клавиатуре: я ввел название другой школы в Google и нажал «Поиск», прежде чем успел сообразить, что делаю.

Я объяснил это своей любовью ко всему, что связано с футболом, и поддержкой программы в целом.

Конечно, я хотел бы, чтобы любой игрок АКК знал, на что он идет.

Именно поэтому я пошел на ее игру и стоял под проливным дождем до тех пор, пока моя кожа не стала ледяной, а все кости не замерзли.

Чтобы поддержать команду.

― Я хотел, чтобы ты была готова.

В ее глазах вспыхивает недоумение по поводу моего ответа, но я не остаюсь наблюдать за этим. Прохожу мимо нее и открываю дверь в кабинет, который тренер Мэтьюс делит с тренером Фолкнером.

Тайер следует за мной, когда они поворачиваются к нам.

― Рис. Тайер. Проходите, пожалуйста. ― Говорит Мэтьюс, указывая на стулья перед столом, за которым он стоит. Фолкнер садится в кресло рядом с ним.

― Тренер. ― Говорит Тайер, кивая ей.

― Перейдем к делу, ребята. ― Мэттьюс начинает, не скупясь на слова. ― Поздравляю, мы выбрали вас капитанами команд в этом году.

Я бесстрастно принимаю новость. То, что я снова буду капитаном в этом году, было предрешенным фактом. Я бы удивился, если бы он сказал мне что-то другое.

Но я наблюдаю, как все положительные эмоции, которые когда-либо наблюдались и были записаны в английском словаре, промелькнули на лице Тайер, когда она узнала эту новость.

Все ― от шока, неверия до восторга ― проявляется в ее улыбке, румянце на щеках и блеске в глазах.

Впервые с тех пор, как я ее знаю, я вижу, что она не может подобрать слов.

― Я… Спасибо. Я вас не подведу. ― Говорит она тренеру Фолкнер, прижимая руки к груди.

― Я знаю, что не подведешь. ― Отвечает она, и в уголках ее губ играет настоящая улыбка, прежде чем суровое выражение снова появляется на ее бровях. ― Я также знаю, что вы двое ссоритесь. Теперь это прекратится.

― Прекрасно. ― Говорю я, поднимая ладони вверх и ухмыляясь Тайер.

― Тренер… ― пытается она.

― Нет, это не обсуждается. Мы не можем допустить, чтобы наши капитаны вцепились друг другу в глотки. ― Возражает она своим строгим американским акцентом. ― Вы не обязаны быть лучшими друзьями или заплетать друг другу волосы, но вы должны хотя бы сохранять видимость вежливости на публике.

― Да, тренер. ― отвечает Тайер, кивая в знак согласия.

― Тайер, я выбрала тебя, потому что ты прирожденный лидер. За короткое время пребывания здесь ты уже успела повлиять на команду, и девушки уважают и доверяют тебе.

― Спасибо, тренер. ― Говорит Тайер, стараясь сохранять спокойствие, но я вижу, что внутри она светится.

― Ты очень квалифицирована, но, как и каждому игроку, тебе есть куда расти, особенно когда речь идет об адаптации к такому стилю игры и необходимой выносливости. Рис уже давно является лидером в этой команде ― тебе стоит у него поучиться.

― Да, тренер.

― Хорошо, вы можете вернуться к тренировке.

― Еще раз поздравляю. ― Мэттьюс добавляет взаключение: ― Рис, увидимся.

7





После окончания тренировки ребята решают устроить быструю игру, что дает мне возможность понаблюдать за их игрой.

Понаблюдать за игрой Риса.

Слова тренера Фолкнер звучали в моем мозгу всю тренировку. Я только о них и думала, когда девочки поздравляли меня и когда мы приступали к тренировкам.

Ты могла бы поучиться у Риса.

Если отбросить наши личные, как бы это ни звучало, отношения, то я понимаю, о чем она говорит. Особенно когда я снова наблюдаю за его игрой.

Он двигается с такой скоростью и ловкостью для своего роста, что это застает его противников врасплох, дестабилизирует их.

Он способен молниеносно проскочить мимо них, эффектно обводя защитников. Его футбольный IQ явно зашкаливает: в каждой игре он способен предугадать дальнейшие действия соперника еще до того, как они произойдут, практически предсказать их.

Он из тех игроков, к которым притягивается взгляд зрителя. Если не обращать внимания на мои личные чувства по этому поводу… он мог бы научить меня многому.

Тренер озвучила все мои мысли о том, что мне нужно улучшить после нашего поражения, но она также выразила свою уверенность во мне, назначив меня капитаном команды.

Поэтому я хочу, чтобы она гордилась мной.

Я хочу совершенствоваться, добиваться высоких результатов и показать ей, что она была права, когда поверила в меня.

Если для этого придется работать с волком в овечьей шкуре, которым, как я знаю, является Рис, которого, видимо, вижу только я, то я сделаю это.

Когда тренировка заканчивается, я проскальзываю в здание и жду Риса у раздевалки.

Команда шумно входит небольшими группами, некоторые парни, проходя мимо меня, одаривают взглядами и кокетливыми улыбками.

Один из них ― кажется, его зовут Девлин ― одаривает меня мегаулыбкой и машет рукой.

― Привет, Тайер. ― Говорит он, останавливаясь передо мной.

Он едва успевает остановиться передо мной, как в поле моего зрения попадает рука и пихает его плечом сзади, заставляя идти дальше.

― Двигайся дальше, Девлин. ― Рычит Рис, его взгляд устремлен на спину товарища по команде.

Девлин даже не оборачивается, просто усмехается и идет в раздевалку.

Рис смотрит ему вслед с огненным выражением лица, но шутливый блеск возвращается в его глаза, когда он поворачивается ко мне.

― Это впервые. ― Он с легкой улыбкой признает меня и тот факт, что я пришла искать его, и, подойдя ко мне, свободно скрещивает руки на груди.

― Научи меня.

― Чему? ― удивленно отвечает он на мой вопрос.

― Мне нужно, чтобы ты научил меня своему стилю игры в ваш футбол. Или просто футбол. Неважно. ― Я говорю ему, махнув рукой: ― Ты слышал тренера, она считает, что мне есть чему у тебя поучиться.

― И ты согласна?

Я медленно киваю.

― Теперь, когда я стала капитаном команды, мне нужно повысить свой уровень игры, и, как бы мне ни было неприятно это говорить, мне нужна твоя помощь, чтобы это произошло. ― Он ничего не говорит, поэтому я продолжаю: ― Я целеустремленная, много работаю, и, что еще важнее, когда я к чему-то стремлюсь, я всегда добиваюсь своего. Ты можешь тренировать меня до тех пор, пока я не стану лучше.

Он молча смотрит на меня, выражение его лица нечитаемое.

― И как мне это сделать?

― Если бы я знала ответ, ты бы мне не понадобился, не так ли? ― говорю я ему язвительно.

Я уже собираюсь добавить еще что-то, как вдруг мой телефон вибрирует в джинсах. Достаю его и вижу на экране имя Картера.

― Это сработает только в том случае, если мы сделаем все по-моему.

Поднимаю глаза на Риса и вижу, что его взгляд сфокусирован на экране. Я выключаю звонок и кладу телефон обратно в карман.

Перезвоню Картеру позже.

― Не говори загадками.

Уголки глаз Риса морщатся, когда в его взгляде появляется легкомыслие.

― Я помогу. ― Говорит он мне, и что-то внутри меня замирает от облегчения. ― Но ты должна взять на себя обязательство тренироваться со мной каждый день в течение следующих нескольких недель. Ты должна быть гибкой в своем графике, чтобы подстраиваться под то время, когда я буду свободен, а также под наши индивидуальные командные тренировки.

― Ты хочешь заниматься каждый день? Это слишком много.

― Это зависит от тебя, ― говорит он мне. ― Но если ты хочешь быстро добиться значительного прогресса, то лучший способ сделать это ― действительно посвятить себя делу. Я могу вывести тебя на новый уровень, если ты дашь мне несколько недель.

На мгновение я задумываюсь, и на лице появляется сомнение.

― Это все хитроумная уловка, чтобы заставить меня провести с тобой время?

― Нет, не хитроумная. ― Говорит он с наглой улыбкой, от которой я чувствую себя невесомой и словно плыву по безоблачному небу.

Я фыркаю.

― Не бери в голову, это плохая идея, ― говорю я, качая головой. ― Ты просто собираешься использовать это время, чтобы приударить за мной. Мне нужно отнестись к этому серьезно.

― Послушай, ― вздохнув, отвечает он. ― Я очень серьезно отношусь к футболу. Для меня это не игра, а моя будущая карьера. Когда я говорю, что когда-нибудь буду играть в Премьер-лиге, это не мечта, это неизбежность. Поэтому, хотя может показаться, что я только и делаю, что смеюсь, и да, я действительно хочу вытрахать из тебя все, что только можно, ― он делает паузу, чтобы подчеркнуть свои следующие слова. ― Я не превращаю футбол в шутку.

Он продолжает.

― Ты хороша, даже очень хороша, но тебе нужно работать над своей выносливостью, силой, ловкостью, особенно когда речь идет о дриблинге, и тебе нужно научиться играть как европеец. Я могу тебя этому научить. И да, я хочу тебя трахнуть. Думаю, даже еще больше, когда мы будем тренироваться вместе и я увижу тебя вблизи, как ты играешь в тот вид спорта, которым мы оба безумно увлечены, с твоими горячими ногами, выставленными напоказ, но пока ты знаешь это и то, что как только ты будешь готова бросить этого бесчувственного ублюдка, я подарю тебе поездку всей твоей жизни, я постараюсь свести флирт к минимуму. Если только ты не снимешь свой комплект и не будешь играть в лифчике, в этом случае мне придется тебя объективировать, извини. ― Говорит он, заканчивая свою тираду.

Я только и могу, что удержать свой рот от того, чтобы не упасть на пол от его слов. Вместо этого я говорю:

― Каким-то образом ты втянул меня в это и тут же выпутался из этого за одну тираду.

Он подходит ко мне, заставляя меня прислониться спиной к шкафчикам.

Я притворяюсь беззаботной, сложив руки на груди, когда он упирается предплечьем в стену над моей головой и смотрит на меня сверху вниз.

― Позволь мне напомнить тебе, что это была твоя идея.

Я хмыкаю в ответ, задумчиво пожевывая губу. Его глаза опускаются вниз и следят за этим движением, его взгляд темнеет, когда он замечает, как мои зубы впиваются в пухлую нижнюю губу.

Я отпускаю ее с неслышным «хлопком» и наблюдаю, как его глаза еще больше затуманиваются. Прочищаю горло, и его взгляд снова лениво поднимается и встречается с моим, прежде чем он говорит.

― Да ладно, ты же слышала Фолкнер. Мы теперь приятели. Приятели, которые хотят трахнуться ― хотя только один из нас сейчас готов признать это, ― но, тем не менее, приятели. ― Он говорит мне, обхватывая пальцами выбившуюся прядь волос. ― Что скажешь, Сильвер?(прим. пер: «Silver» с англ. серебряный/серебро; отсылка к серебрянно белому цвету волос героини.) Я ― будущий профессиональный футболист, предлагающий ежедневные частные занятия, для тебя это должно быть самым простым решением в мире.

Он подносит прядь к носу и глубоко вдыхает, закрывая при этом глаза.

Несмотря на невинность этого жеста, он кажется мне порнографическим. Рис тихонько стонет и открывает глаза, пронзая меня своим черным взглядом.

― Если только ты не боишься, что не сможешь мне противостоять?

Я игнорирую дрожь по коже от этого прозвища и сосредотачиваюсь на фразе, которую он только что бросил.

Он должен знать, что подобный вызов ― это самый быстрый способ растопить те немногие сомнения, которые я испытываю по этому поводу.

― Это не будет проблемой. ― Обещаю ему я.

Его одобрительное хмыканье раздается в глубине горла, когда он протягивает мне руку.

― Значит, перемирие?

Я вкладываю свою руку в его руку, которая намного больше, и наблюдаю, как она обхватывает мою, заключая меня в ловушку. Что-то дрожит в моих пальцах от нашего соприкосновения, такого сильного, какого мы еще никогда не испытывали.

Словно электрический ток пробегает по моей руке и расходится по всему телу.

Одного прикосновения достаточно, чтобы запустить все внутренние сигналы тревоги в моем теле.

Он пожимает мою руку, крепко и по-собственнически сжимая ее в своей хватке.

Я с трудом сглатываю, глядя на очаровательно лукавую улыбку на его лице, и надеюсь, что не согласилась на сделку, которая в итоге окажется такой же катастрофической, как та, что заключила Ариэль с Урсулой.

Одно я знаю точно ― мне нужно максимально укрепить свою защиту, если я хочу выжить, проводя столько времени рядом с ним.

― Перемирие, Макли.

8





Занятие с Рисом начинается на следующее утро с мучительной тренировки в неурочный час.

Еще нет и шести утра, когда Рис бежит трусцой, чтобы присоединиться ко мне в центре поля. Он выглядит как олицетворение только что выстиранного в сушилке белья.

В его глазах еще сохранились остатки сна, волосы растрепаны и взъерошены, на щеке отпечаталась часть подушки, а одежда очаровательно помята.

Его крупное тело легко движется ко мне, но он выглядит как человек, только что вставший с постели.

Интересно, спал ли он в ней один?

Я отбрасываю эту бесполезную мысль в сторону, когда он подходит ко мне и начинает перечислять план на сегодня.

― Ты пытаешься меня убить. ― Я говорю ему со стоном.

― Я никогда не говорил, что это будет легко.

Очевидно, это не так. Следующий час состоит из упражнений на самоубийство, берпи, ловкость, отжимания, игры один на один, в которых он побеждает меня практически без усилий, и еще около дюжины других упражнений.

Я вымотана, но сердце бьется, и адреналин бурлит во мне. Как бы больно это ни было, мне это нравится. Это заставляет меня чувствовать себя сильной.

Как будто я могу сделать все.

Когда мы заканчиваем, я падаю на землю, обессиленная.

― Что ты делаешь? ― спрашивает Рис, стоя надо мной. ― Ты не закончила.

― Что?

― Пятнадцать раз пробежишься по трибунам, а потом закончишь.

― Ты шутишь. ― Возражаю я, но беру себя в руки и встаю.

― Мы работаем над силой, выносливостью и ловкостью, а для всех этих трех качеств нужны сильные ноги. На твоем месте я бы смирился с идеей бега на трибунах.

― У меня и так сильные ноги. ― Говорю я, слегка надувшись, но только потому, что мои ноги чувствуют себя так, будто они могут просто отвалиться, если я попытаюсь двигаться в темпе быстрее, чем 0,5 мили в час прямо сейчас.

― Я чертовски в курсе. ― Отвечает он, в его голосе отчетливо слышится напряжение. ― Я смотрел на них, представляя, как они обвиваются вокруг моего лица, пока я бы ел тебя, большее количество раз, чем я могу сосчитать. ― Добавляет он, и я краснею. ― Но они недостаточно крепкие.

― Ты сказал, что не будешь флиртовать. ― Я говорю, мой тон обвинительный.

― Я сказал, что сведу это к минимуму. К тому же, я не флиртовал.

― Тогда как ты это называешь?

― Что называю?

― То, что ты только что сказал, Макли. ― Раздражение просачивается в мой голос.

― Я не могу вспомнить, что я сказал. Ты можешь мне напомнить? ― Говорит он, глядя на меня дразнящим и похотливым взглядом.

Еще один вызов с его стороны.

Я судорожно сглатываю, пытаясь скрыть реакцию, прежде чем ответить ему. Наконец, я решаю просто выпалить.

― Как ты называешь то, что ты фактически говоришь мне, что хочешь, чтобы я села тебе на лицо?

Его стон ― болезненный и такой низкий в его горле, что он прорывается через его грудь в воздух вокруг нас.

―Правдой. ― Он хмыкнул.

― Тогда солги.

― В наших отношениях есть место только для одного лжеца.

― В наших дружеских отношениях. Если что.

― В наших скоро-будут-отношениях. ― Он парирует.

Мы постепенно приближались друг к другу, перебрасываясь колкостями, пока я не осознаю, что нас разделяет всего несколько сантиметров.

Между нами возникает напряжение, которое бьет током, возвращая энергию в мои ноги и одновременно лишая их всякой функции.

― Беги к трибунам, пока я не разложил тебя на одной из них и не съел на завтрак. ― Он угрожает мне, его тон граничит с жестокостью.

Уже не в первый раз я обнаруживаю, что убегаю от него. Я приступаю к заданию и начинаю отсчитывать сеты, пока мои легкие горят, а ноги молят о пощаде.

Когда до конца трибун остается шесть забегов, я слышу звонок своего телефона и останавливаюсь, чтобы посмотреть, кто это.

Это Картер.

Черт, я только что поняла, что так и не перезвонила ему на днях.

Учитывая разницу во времени, по его времени сейчас чуть за полночь. Поздно, но примерно в то время, когда он обычно предпочитает звонить.

Не я.

Я уже несколько раз говорила ему, что хотела бы, чтобы он звонил днем, а не будил меня по утрам.

Особенно это раздражает, когда у меня длинные дни занятий и тренировок, и это еще без дополнительных занятий.

Хотя я еще не говорила ему об этом.

Я уже собираюсь ответить, как вдруг резкий голос обрывает мои мысли.

― Не отвечай.

Я поднимаю глаза и вижу Риса, нависшего надо мной с напряженным выражением лица.

― Почему?

― Ты не отвечаешь на личные звонки во время моей тренировки.

― Почему нет?

― Потому что я так сказал. ― Он отвечает, его тон категоричен.

Я собираюсь возразить, но останавливаюсь и думаю о командной тренировке с тренером Фолкнер. Я бы не стала прерывать тренировку, чтобы ответить на звонок, особенно личный, если бы это была ее тренировка.

Он заслуживает такого же уважения.

Думаю, он имеет право просить меня об этом. Это профессионализм.

Бросив на него взгляд, я выключаю телефон и кладу его обратно в сумку, а затем поворачиваюсь к трибунам и начинаю свои последние шесть забегов.



Внизу трибун на пятнадцатом заходе я в изнеможении падаю на землю.

Я запыхалась и задыхаюсь. Не уверена, что завтра смогу ходить.

― Молодец! ― говорит Рис, опускаясь на траву и ложась рядом со мной.

Я отстраняюсь от него.

Его ответная усмешка щекочет мои внутренности и обволакивает мышцы внизу живота.

― Что ты делаешь сегодня вечером?

― Я могу прожить и десяти минут, не говоря уже о том, чтобы дожить до сегодняшнего вечера.

― Ты будешь в порядке. Просто прими ледяную ванну.

― Да, сэр, ― язвительно отвечаю я на его авторитетный тон, но говорю, не подумав.

Он стонет, опускает руку вниз, чтобы обхватить свой член и поправить его.

― Подумай дважды, прежде чем сказать мне это снова.

― Извини. ― Бормочу я.

Я не знаю, почему я извиняюсь. Не моя вина, что я могу заставить его быть твердым с помощью пары слов. Хотя мне приятно видеть, что я, по крайней мере, оказываю на него такое же физическое воздействие, как и он на меня.

Дело в голосе. Я уверена, что есть какая-то дарвинистская теория, которая может объяснить мою реакцию на него. Беллами наверняка знает об этом.

Я имею в виду, что Рис ― образец совершенства и само определение альфа-самца в физическом плане. То, что он меня привлекает, означает, что я нормальная, прекрасно приспособленная к жизни женщина с красной кровью.

Ничего не поделаешь.

Это эволюция, я в этом уверена.

― У нас сегодня вечеринка. Ты должна прийти. ― Он поворачивается ко мне лицом: ― Полагаю, Беллами нужно будет быть рядом с Роугом.

Конечно, она должна быть там. Этот псих злоупотребляет своей властью с первого дня.

― Я подумаю об этом. ― Отвечаю я, но я намеренно усложняю задачу.

Скорее всего, я буду там. Единственное, что я люблю больше футбола, ― это хорошие вечеринки, а последняя вечеринка в доме Риса была дикой.

Я сажусь, мои мышцы проклинают меня, когда я это делаю, и встаю, чтобы собрать свои вещи.

― Ладно, я иду домой.

― Давай я тебя подвезу.

― Я справлюсь, спасибо.

― Ну тогда до вечера.

Я перекидываю сумку через плечо и поворачиваюсь к нему лицом. Он все еще лежит на земле, его голова покоится на согнутом правом локте, другая рука лежит на животе.

Он слегка приподнял низ рубашки, чтобы его рука лежала на голой коже, а палец рассеянно обводит пупок. Шорты висят низко, открывая гладкую поверхность загорелого и подтянутого живота с глубокими V-образными линиями по бокам, которые исчезают за поясом.

Он кажется таким большим и внушительным, даже в горизонтальном положении, что это несправедливо. Любой, кто окажется рядом с ним в постели, будет просто поражен его размерами.

Он, должно быть, очень любит обниматься.

Нет.

Нет, Тайер.

― Я не сказала, что приду.

Он садится, опирается затылком на предплечья и улыбается мне.

― Не могу дождаться, чтобы увидеть, что ты наденешь.

― Ты…― начинаю я и останавливаюсь. ― Твой мозг должен быть изучен учеными.

― Спасибо.

― Именно об этом я и говорю. ― Я беру свою бутылку с водой и неловко машу ему рукой. ― Увидимся завтра. Во сколько?

― Мы поговорим об этом вечером.

Я ухожу, нахохлившись.

― Пока, Макли.

― Пока, Сильвер.



Как ни обидно, но неудивительно, Рис оказался прав.

В итоге я все-таки иду на вечеринку к нему домой.

На мне облегающий графический черно-белый топ, из-под которого выглядывает черный бюстгальтер Calvin Klein, пара мешковатых джинсов-бойфрендов с высокой талией и белые кроссовки Air Force.

Как бы я ни любила иногда наряжаться, я обожаю уличную одежду. Вы можете создать образ, в котором идеально сочетаются удобство, мода и сексуальность.

К тому же, я знаю, что Рис ожидал увидеть меня в чем-то коротком и обтягивающем, так что мысль о том, что я его разочарую, делает этот наряд вдвойне выигрышным.

Я танцую посреди одной из нескольких гостиных дома, превращенной в импровизированный танцпол. Мое тело болит, но есть что-то такое в танцах под хорошую музыку, что заставляет мои мышцы расслабиться, и я просто отдаюсь.

Я танцевала с Беллами, но она отвлеклась. Роуг решил поиграть сегодня в игру «горячо-холодно», и она выглядит несчастной, даже если пытается ухмыляться и терпеть. Я пытаюсь притянуть ее обратно к себе, но это бесполезно.

Вместо этого я кружусь в такт музыке, а когда возвращаюсь к тому месту, где мы стояли, ее уже нет. Я поворачиваюсь, оглядываю комнату, чтобы убедиться, что она еще здесь, но останавливаюсь, когда мой взгляд сталкивается со взглядом Риса.

Он прислонился к стене, голова слегка откинута назад, и его глаза прожигают меня. Я замираю на месте, возвращая ему взгляд.

Он манят меня.

Через переполненную комнату, через музыку и шум окружающих нас людей, его глаза говорят мне: «Иди сюда».

Мои ноги повинуются.

Я протискиваюсь сквозь толпу к нему. Теперь мы… друзья. Мы можем разговаривать и быть милыми на вечеринках.

Я уже в двух шагах от него, когда слева в комнату врывается парень, едва не столкнувшись со мной.

С молниеносными рефлексами и почти без усилий Рис хватает его за воротник и отпихивает назад, избегая столкновения. Кажется, он всегда знает, что его окружает.

И вот я уже стою перед ним. Он одет в темно-синюю облегающую кофту с короткими рукавами под цвет глаз и черные мешковатые брюки.

На обеих его руках блестят несколько колец, а большим пальцем он проводит по уголку губ.

Он выглядит незаконно привлекательным и таким чертовски самодовольным.

― Ты пришла.

Я не знаю, имеет ли он в виду вечеринку или его самого. В любом случае, его нужно разубедить в том, что я пришла за ним.

― Я была нужна Беллами.

― Ложь. ― Непринуждённо щебечет он.

Я закатываю глаза.

― Ты смотрел, как я танцую?

― Да.

― И почему ты не присоединился? ― спрашиваю я, пытаясь завязать непринужденный разговор.

― Почему я не присоединился к тебе?

― Нет, почему ты вообще не присоединился? Тебе не нравятся танцы?

Он слегка наклоняет голову в сторону, рассматривая меня, прежде чем заговорить.

― А почему тебя это волнует?

― Мы же теперь друзья, помнишь? ― Я говорю ему: ― Я пытаюсь узнать тебя получше.

― Я люблю танцевать. ― Говорит он мне, выражение его лица тщательно нейтрально.

― И что?

― Для всех присутствующих было безопаснее, если бы я наблюдал. ― Взгляд его глаз и непринужденная чувственность в голосе заставляют меня спросить, что он имеет в виду.

Я знаю, что не должна задавать этот вопрос, но я всего лишь человек. И послушайте, любопытство убило кошку, но удовлетворение вернуло ее обратно.

― Почему?

― Ты действительно хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос?

Я играю с огнем, но после четырех рюмок текилы и пива огонь становится таким приятным.

― Да.

― Ты выглядишь чертовски сногсшибательно. Если бы я танцевал с тобой, а ты трясла бы своей задницей рядом со мной, я бы отнес тебя наверх и трахал бы снова и снова, пока ты не умоляла бы меня остановиться. ― отвечает он: ― Даже тогда я бы продолжал. Я бы не остановился, пока не насытился бы тобой. Пока я не был бы удовлетворен.

У меня пересохло в горле от его слов.

Меня никогда не преследовали с такой слепой преданностью, и весь мой мозг и тело в хаосе, пытаясь найти способ ответить, но он продолжает.

― Ты еще не готова к этому, поэтому я остался здесь. ― Он проводит рукой по губам и челюсти. ― Кроме того, отсюда лучше видно, чтобы убедиться, что мужчины вокруг тебя держат руки при себе. Если я не имею права прикасаться к тебе, то и никто другой не имеет права.

У меня кровь закипает от его слов, но я стараюсь сдерживать свой внутренний огонь.

― Твое собственничество неуместно.

― Я не собственник, ― говорит он, сверля меня взглядом. ― Я жадный. Я откровенно завидую. Я отчаянно хочу получить то, что принадлежит кому-то другому, по крайней мере, сейчас.

Я фыркнула в притворном удивлении.

― Ты действительно думаешь, что всегда сможешь добиться своего, не так ли?

― Да. ― Говорит он с полной серьезностью.

― И ты не собираешься это отрицать?

― А почему я должен это делать?

Он отталкивается от стены и направляется на кухню, прерывая наш разговор. Но он уходит не спеша, как будто хочет, чтобы я последовала за ним.

И я иду.

― Хочешь что-нибудь выпить? ― спрашивает он бесстрастно, как будто мы не были в середине другого разговора.

Но я хочу пить.

― Водку с содовой и лаймом, пожалуйста.

Он перемещается по кухне, готовя мне напиток, берет разделочную доску и нарезает несколько долек лайма, а я вскакиваю и сажусь на стойку напротив острова, где расположился он.

Молча наблюдаю за его работой. Он делает это скрупулезно, глядя в телефон и используя джиггер, чтобы отмерить точное количество, вместо того чтобы бросать все ингредиенты вместе.

В это время его ищут бесчисленные гости с вечеринки. Просто поздороваться, рассказать историю или анекдот ― неважно. Они постоянно подходят к нему, своему золотому мальчику.

Они хотят с ним поговорить, чтобы он им улыбнулся. И он улыбается, каждому, признавая и выслушивая их с легким обаянием.

Он ― словно желанная нота. Одна счастливая нота, всегда.

Слишком идеальный, слишком отстраненный.

Он не такой, как рядом со мной, счастливый, раздраженный, расстроенный и энергичный.

Я могла бы наблюдать за ним всю ночь.

Наконец, наступает затишье в том, что люди перехватывают его, и он заканчивает мой напиток и подходит, чтобы передать его мне.

Поскольку он стоит, а я сижу на высокой стойке, мы не совсем вровень, но по росту мы гораздо ближе, чем обычно.

― О чем мы говорили? ― спрашивает он, его пальцы задерживаются на стакане даже после того, как я обхватываю его рукой.

― О твоей категорической убежденности в том, что ты всегда добиваешься своего.

― О, да. ― Его глаза медленно пробегают по моему телу вверх и вниз. ― Ты ― идеальный пример. Не прошло и двадцати четырех часов, как я сказал тебе, что если увижу тебя в лифчике, то буду продолжать флиртовать с тобой, к твоему ужасу, и вот ты здесь. Сидишь на моей кухонной стойке в лифчике. ― Говорит он, его глаза стекленеют от вожделения, когда он смотрит вниз на полоску моего бюстгальтера, выглядывающую из-под топа. ― Похоже, по крайней мере, твое подсознание понимает, кто твой законный владелец.

9





Кто бы мог подумать, что Тайер, теряющая дар речи, так возбуждает. Я думал, что мне нравится огонь, но, похоже, от ее безмолвия мой член стал таким же твердым.

Я стою перед ней, а она сидит на моей кухонной стойке, свесив длинные ноги с края. Было бы так легко схватить ее за бедра и заставить обхватить ногами мою талию. Наклонить бедра вверх, чтобы мой член прижался к ее центру, а она зарылась лицом в мою шею.

Повторять эти движения до тех пор, пока она не начнет задыхаться и стонать мне в ухо.

Я стою достаточно близко, чтобы видеть четкие линии ее живота и родинки, разбросанные по всему животу. Я хочу проследить путь этих следов вверх и вниз по ее телу, пока не вылижу каждый сантиметр.

Кожа ее живота зовет меня, выпуклость груди, видная под лифчиком, дразнит меня.

Я кладу руку на стойку рядом с ее бедром, и у меня перехватывает горло, когда я представляю, как обхватываю ее талию, как мои пальцы впиваются в ее кожу, пытаясь оставить на ней свой неизгладимый отпечаток.

Видеть так много ее кожи сводит меня с ума, даже если это всего лишь ее живот. Мысль о том, что мои руки будут на ее теле, что я буду прикасаться к ней и наслаждаться тем, какая она маленькая по сравнению со мной, заставляет меня восторженно выть в ночи, как хищник.

Я не могу удержаться и облизываю губы, представляя, как она лежит передо мной, ее серебристые волосы спутаны от того, что я их схватил, ее рот слегка приоткрыт, и она смотрит на меня с желанием и покорностью в глазах.

― Голоден?

Я отмахиваюсь от этого видения, прежде чем сделаю что-то глупое, например, схвачу ее за горло и скажу, что я убью ее парня и сделаю ее молодой вдовой, если она не порвет с ним.

Мой взгляд встречается с ее взглядом, и я вижу, что она ухмыляется, явно наслаждаясь тем, как я мучаюсь от своего возбуждения к ней.

Моя маленькая лгунья, притворяющаяся, что ее саму это не трогает.

― Проголодался. ― Говорю я ей, прежде чем положить вторую руку рядом с ее другим бедром и сравнять свою голову с ее.

Я определенно перехожу все границы, мое лицо теперь слишком близко к ее лицу.

― Раздвинь.

― Что? ― говорит она, в ее голосе смешались приглушенное возбуждение и искреннее замешательство.

― Раздвинь, ― говорю я ей, наклоняясь вперед и еще больше закрывая пространство между нами. ― Свои ноги.

Она подпрыгивает от неожиданности, когда я кладу руку ей на колено. Ее глаза расширяются, зрачки вспыхивают, и, черт возьми, она так реагирует.

Тысяча микровыражений пробегает по ее лицу, каждое красочнее другого.

Желание. Возбуждение. Смущение. Вина. Интерес. Неуверенность. Предвкушение.

Каждое из них нарисовано на ее лице, чтобы я мог уловить и сохранить для себя, пока мы смотрим друг на друга немигающим взглядом.

Она, как по команде, раздвигает бедра, но недостаточно.

Я перевожу взгляд вниз, на свою руку, которая переходит с ее колена на внутреннюю часть бедра прямо над сгибом.

Я все еще смотрю вниз, поэтому не вижу ее резкого вдоха, но я его слышу.

Более того, я чувствую его в нижней части своего живота.

Я снова смотрю на нее, осторожно надавливая на ее бедро. Мой голос едва шепчет, когда я говорю, мой тон уговаривает.

― Шире.

Ее рот слегка приоткрывается, язык виден через маленькое отверстие. Я продолжаю надавливать на ее ногу, ее рот открывается шире, а с губ срываются вздрагивающие вздохи от моего прикосновения.

Если она так реагирует на простое прикосновение к ее бедру, то я могу случайно сломать ее, когда мы наконец-то будем трахаться.

Мне не терпится поиграть.

В следующий раз я завладею ее ртом, и эти вздохи будут падать в мои ждущие губы.

Ее ноги теперь достаточно широко раздвинуты.

Я открываю верхний ящик под ней и достаю ложку, затем резко отступаю от нее, безэмоционально обрывая момент, как будто это на меня не повлияло.

Беру из морозильника пинту мороженого и прислоняюсь к его закрытым дверцам, поворачиваясь к ней лицом.

Она сидит так же, как я ее оставил, не сдвинувшись ни на дюйм. Ее ноги неприлично широко раздвинуты, она откинулась назад, опираясь на сведенные ладони, и выражение ее лица бесценно.

В нем есть и возбуждение, и растерянность, и сексуальная неудовлетворенность.

Если бы она была голой, то выглядела бы так, как будто кто-то трахнул ее и вытащил член, прежде чем она успела кончить, оставив ее в желании.

Ее рот захлопывается, и возбуждение сменяется раздражением на ее лице.

― Что это было?

― Ты была права, ― говорю я ей, погружая ложку в шоколадное мороженое и всасывая его в рот. ― Я голоден.

― Перестань играть со мной в игры.

― Мне нужна была ложка. ― Невинно говорю я ей.

― Это было неуместно. Ты знаешь, что у меня есть парень.

Мой рот превращается в прямую линию при упоминании этого мудака, и мое настроение портится.

Я втыкаю ложку и глотаю еще один кусочек мороженого, а затем ставлю пинту на место.

― Он идиот.

Она спрыгивает с прилавка и подходит ко мне, явно разгневанная моими словами. Ее палец тычет меня в плечо, когда она обращается ко мне.

― Не говори так. Ты не знаешь ни его, ни наших отношений.

― Я знаю достаточно.

― Ты ничего не знаешь!

Она снова пытается ударить меня, но я хватаю ее за руку и загибаю ее за спину, чтобы притянуть ее к себе.

― Я знаю, что он позволил тебе перебраться через целый океан, не следя за тобой. ― Я усмехаюсь ей в лицо: ― Я знаю, что он может выжить, не видя тебя каждый день, даже если он утверждает, что любит тебя. Я знаю, что он предпочел жить вдали от тебя, когда должен был знать, что каждый мужчина в радиусе пятидесяти футов от тебя будет умолять о том, чтобы заполучить тебя. И я знаю, что он не позаботился о том, чтобы дать понять всем этим мужчинам, что их ждет жестокая, мучительная смерть, если они хоть раз, блять, прикоснутся к тебе. Я знаю достаточно.

Гнев окрашивает ее щеки, а сочетание ее красной кожи с серебристо-белыми волосами заставляет меня думать об огне и льде.

В общем-то, это довольно краткое описание ее личности.

― Все не так просто, он не мог просто приехать сюда. ― Она отвечает слабо, пытаясь защитить его.

― Если бы ты была моей, Тайер, если бы я любил тебя, ― говорю я ей. ― То ничто в этом мире не смогло бы удержать меня от тебя, не говоря уже о такой несущественной вещи, как океан.

Я вижу, как горячее желание вспыхивает в ее глазах, прежде чем она захлопывает дверь и прячется за своей обычной маской неповиновения.

Она пытается вырвать свою руку из моей хватки, но я держу ее крепко.

― Это потому, что ты одержим. Со мной он не такой.

― Как я и говорил, ― отвечаю я, на этот раз отпуская ее. Она отступает на пару шагов назад, чтобы увеличить физическое расстояние между нами. ― Он идиот.

― Я…

Я никогда не узнаю, что она собиралась сказать, потому что ее телефон вибрирует на стойке, и, как будто мы его призвали, имя Картера появляется на ее экране.

― Не отвечай ему.

Она была такой покладистой в прошлый раз, когда я просил. Животное внутри меня мурлыкало от ее послушания и от того, что она не ответила на звонок своего парня только потому, что я сказал ей этого не делать.

― Нет.

― Скажи ему, что ты занята.

Я знаю, что мне не понравится то, что она собирается сказать, просто по тому, как она смотрит на меня.

Вся прежняя игривость, вся оставшаяся похоть, которая могла затуманить ее мозг, исчезла.

Вместо него ― пустой взгляд, который ничего не выдает.

― Ты не всегда получаешь то, что хочешь. ― Она огрызается: ― Давно пора тебя этому научить.

Она собирается уходить, но я хватаю ее за предплечье и заставляю повернуться ко мне лицом.

― Тогда иди и поговори со своим парнем, ― говорю я ей. ― Но не ищи меня, когда закончишь. Тебе не понравится то, что ты найдешь.

Я не уверен, что мне показалось, что она колеблется, но если она и колеблется, то недолго. Девушка выходит из кухни, но не раньше, чем я слышу, как она шепчет: «привет, детка» в телефонную трубку.

Мои кулаки сжимаются, полностью уничтожая пластиковый стаканчик в моей руке.

К черту все это.

― Эй, ― говорит Феникс, подходя ко мне и хлопая по плечу. Он бросает взгляд на мое лицо и хмурится. ― Что случилось?

― Ничего. ― Я отрывисто отвечаю, не сводя взгляда с Тайер, стоящей в прихожей гостиной. При виде ее улыбки у меня в кулаках вспыхивает желание кого-нибудь физически покалечить.

Феникс поворачивается, проследив за моим взглядом до того места, где она стоит.

― Ах… ― Он говорит, поворачиваясь ко мне со знающей улыбкой на лице. ― Значит, пари не задалось?

Я был так сосредоточен на ней, что забыл о дурацком пари.

Мое желание обладать ею возникло задолго до того, как это пари было заключено, и меня раздражает, что теперь я должен отвечать на него.

Раздражение клокочет в моей крови при мысли о том, что мои товарищи по команде хоть как-то следят за Тайер. Наблюдают за ней, гадая, удастся ли мне заставить ее подчиниться.

― Отвали, Феникс.

Он усмехается, но мудро решает не развивать эту тему.

― Где Роуг? ― спрашиваю я его.

Я не видел этого парня с самого вечера.

Он разговаривал с Лирой, что было удивительно, так как мы все вместе решили, что она ― таракан и ее доступ на эти вечеринки нужно ограничить.

― Беллами была просто в бешенстве из-за того, что он делал с Лирой. Последний раз, когда я его видел, он бежал за ней наверх.

Это все объясняет.

Я смотрю туда, где Тайер все еще стоит в прихожей.

Уголок ее губ снова приподнимается, и с меня официально хватит.

Мне нужно отвлечься.

Если она не хочет играть, то кто-то другой с радостью займет ее место.

10





Я повесила трубку и убрала телефон в карман.

Было приятно поговорить с Картером, хотя и немного неловко. Мы так давно не разговаривали по телефону, что потеряли естественный поток, который возникает, когда два человека знают, как разговаривать друг с другом.

Я прикрывала неловкость нервным смехом, надеясь, что это поможет снять странное напряжение между нами.

Именно такие моменты заставляют меня задуматься о том, что расстояние наносит нашим отношениям больший ущерб, чем мы сами думаем.

― Если бы ты была моей, Тайер, если бы я любил тебя, то ничто в этом мире не смогло бы оторвать меня от тебя, не говоря уже о такой несущественной вещи, как океан.

При воспоминании о его словах по моему телу пробегает непроизвольная дрожь.

Сердце словно остановилось на секунду, когда он произнес их, как будто отметив дату и время этого события, чтобы в моей душе навсегда осталось напоминание о нем.

Как ему удается быть таким обаятельным?

Как ему удается небрежно обронить самые романтичные слова, которые я когда-либо слышала, но при этом они оказываются гипотетическими?

Потому что он разрушитель.

Он из тех, от кого нужно беречь свое сердце, иначе он возьмет его, поиграет с ним и выбросит, как только насытится.

Он так и сказал.

Я не должна позволять ему занимать столько моих мыслей.

Укрепи оборону, Тайер.

Честно говоря, мне кажется, что сегодня я побывала на эмоциональных американских горках, и у меня нет сил на еще одну поездку, поэтому я решаю избегать Риса до конца вечера.

Я отправляюсь на поиски Беллами, но ее все еще нет. Роуга тоже нет, так что я предполагаю, что он где-то развращает мою лучшую подругу.

Нера и Сикс играют в King's Cup с несколькими другими нашими друзьями, и я присоединяюсь к ним. Мы играем всего пару партий, и мне становится скучно и неспокойно.

В моей голове звучит голос, который я закрыла в маленькой комнатке, но он колотит в дверь, грозясь выломать ее, если его не услышат.

Этот голос несет глупую, эгоистичную мысль, которой нет места в моем мозгу, но с каждой секундой, когда я не позволяю себе признать ее, я становлюсь все более взволнованной. Почему он не пошел искать меня?

Даже когда мы ссоримся, как сегодня, он обычно всегда находит дорогу ко мне.

Прошло уже больше часа с тех пор, как я видела его в последний раз, и все, о чем я могу думать, все, чем я поглощена, ― что он имел в виду, когда сказал, что мне не понравится то, что я найду, если я пойду искать его?

Теперь, когда я выпустила эту мысль на свободу, я не могу засунуть ее обратно в воображаемую коробку. Как гравитация, он тянет меня обратно на свою орбиту, даже не пытаясь.

― Эй, я собираюсь выпить еще. Хотите чего-нибудь? ― спрашиваю я девочек.

― Мне и так нормально.

― И мне.

― Хорошо, я сейчас вернусь.

Я возвращаюсь на кухню, где в последний раз видела Риса, и резко останавливаюсь в дверях, разглядывая открывшуюся передо мной картину.

Крупная фигура Риса выделяется в море людей, и мой взгляд сразу же устремляется на него.

Он прислонился к стойке, небрежно скрестив руки, подносит напиток ко рту и делает глоток.

При этом он ни на секунду не отрывает глаз от девушки, с которой разговаривает. Ее рука лежит на его руке, и он впивается в нее взглядом, словно она рассказывает ему самое интересное из того, что он когда-либо слышал.

У меня что-то щемит в груди, когда я смотрю, как он наблюдает за ней.

А когда я вижу, что он улыбается ей, меня просто разрывает.

Он наклоняет голову, и на мгновение я думаю, что мне придется увидеть, как он ее целует, но вместо этого она встает на цыпочки и что-то шепчет ему на ухо.

Я не знаю, что мне делать с собой.

У меня нет никаких претензий к нему, и я не могу понять, почему меня беспокоит, что он разговаривает с другой. Но я знаю, что она не должна к нему прикасаться.

У меня нет времени на дальнейшие размышления, потому что он поднимает глаза, и наши взгляды встречаются.

Он удерживает мой взгляд достаточно долго, чтобы дать мне понять, что видит меня, а затем отводитглаза, возвращаясь к блондинке, болтающейся у него на руке, отстраняясь от меня.

Он дарит ей одну из своих фирменных уничтожающих улыбок, и теперь я понимаю, что он устраивает шоу для меня.

Он хочет, чтобы я отреагировала.

Мне хотелось бы сказать, что я достаточно сильна, чтобы не поддаться на эту очевидную провокацию, но мои ноги пронесли меня через полкомнаты, прежде чем я успела отговорить себя.

Моя реакция, правда, сразу же привлекает внимание Риса: он бесстыдно наблюдает за тем, как я подхожу к нему, с раздражающе самодовольным выражением лица.

В этой неофициальной шахматной партии, в которую мы играем, он только что взял центральную пешку.

Оказавшись за спиной блондинки ― кажется, ее зовут Таллула, ― я трогаю ее за плечо.

― Мне нужно поговорить с Макли. Отвали, пожалуйста. ― Говорю ей, когда она оборачивается, не обращая внимания на ехидную ухмылку, появившуюся на лице Риса в ответ на мои слова.

― Что… Ты не можешь говорить со мной в таком тоне! ― Отвечает она, негодуя.

― Проваливай.

На этот раз слова исходят от Риса. Он не удостоил ее взглядом, когда произносил эти слова, вместо этого его глаза смотрели на меня.

По крайней мере, я была вежливее.

Я сказала: «пожалуйста».

Она пролепетала что-то невразумительное и в конце концов ушла, оставив нас с Рисом стоять друг напротив друга в молчаливом тупике.

Когда я молчу, он делает первый шаг.

― Ну что? ― спрашивает он, нахмурив брови.

― Мы не поговорили о завтрашней тренировке. ― Я выпаливаю. ― Ты сказал, что поговорим сегодня вечером.

― Так вот о чем ты хочешь поговорить?

― Да.

Он медленно кивает, выражение его лица пустое, но я вижу, что он не впечатлен. Он собирается уйти, вероятно, чтобы найти Таллулу, куда бы она ни улизнула.

― Завтра послеобеденная тренировка. В пять вечера, на том же поле. ― Он равнодушно говорит, ставит чашку на стойку и встает во весь рост. ― Увидимся.

Он проходит мимо меня, но внутри меня что-то сжимается. Я не готова к тому, что все закончится.

Моя рука вырывается и хватает его за руку, не давая ему уйти слишком далеко. Его взгляд падает на то место, где я обхватываю его, а затем медленно поднимается вверх и встречается с моими глазами.

Я несколько раз открываю рот, подыскивая нужные слова.

― Ты был очень напористым.

Это вылетает из моего рта прежде, чем я успеваю подумать об этом.

― Я не сказал ни слова.

― А тебе и не нужно было, ― говорю я. ― Ты знаешь, что делаешь.

Это заставило его снова повернуться ко мне.

― Скажи мне, ― говорит он задумчивым тоном. ― Какова ревность на вкус?

Я отпускаю его руку, как будто она меня обжигает.

― Почему бы тебе не сказать мне? ― отвечаю я, дразня его.

Его голос падает на целую октаву, когда он хрипло отвечает:

― Горько.

Я поражена его откровенностью, но какая-то часть меня поет от его признания.

― Горькость ― объясняет резкий вкус во рту и бурление в животе, к которому теперь добавились порхающие бабочки.

Я снова отвлекаюсь на него.

Прочистив горло, я говорю ему:

― Я не ревновала. Я просто… защищала. Как твой друг, я должна защищать тебя.

― Ты хочешь защитить меня от всех горячих блондинок, которые хотят меня трахнуть?

― Именно так. ― Говорю я и, поскольку это звучит совершенно нелепо, добавляю: ― Ты капитан футбольной команды, ты должен поддерживать свою репутацию.

Он усмехается и поднимает руку, чтобы провести пальцем по линии моего ожерелья. Это невинная ласка, но она притягивает.

Его прикосновение едва касается моей кожи, но оставляет за собой след из мурашек.

― Ты уверена, что это не потому, что не хочешь, чтобы они прикасались ко мне? Уверена, что это не потому, что ты хочешь меня для себя?

Он просовывает палец под мое ожерелье и осторожно притягивает меня к себе, склонив голову, чтобы произнести слова возле моего уха.

― Ты сделала себя недоступной для меня. Ты не можешь злиться, когда видишь меня с другими девушками.

Он вдыхает их в мою кожу, как будто говорит мне все те грязные вещи, которые он хочет со мной сделать. Я слышу, как колотится мое сердце в ушах, и уже собираюсь наклониться еще чуть-чуть, но он отпускает меня.

― Расстанься с ним. А до тех пор я буду трахаться с кем хочу.

11





Я просыпаюсь со стоном и хватаюсь за голову.

Гаторейд. Гаторейд и Алка-Зельтцер как можно скорее, иначе это похмелье приведет к тому, что я окажусь под землей.

Я захожу в общую кухню и вижу, что Сикс пьет горячий чай, выглядя так же потрясающе, как, по моим представлениям, выглядит Гвинет Пэлтроу утром.

Я в шутку останавливаюсь на полпути к кухне.

― Почему ты выглядишь так, а я так?

― Я превосходна в играх с выпивкой. ― Она непринужденно пожимает плечами, делая еще один глоток чая.

Я фыркаю, потому что она не врет. Я бы сказала, что Сикстайн ― самая уравновешенная из нас четверых. Беллами ― чувствительная, Нера ― упрямая и представляет собой силу, с которой нужно считаться, а у меня легендарный характер.

Сикс ― миротворец и постоянный источник хорошего настроения в нашей группе, но я узнала, что когда она играет в игры с выпивкой, проявляется совершенно другая сторона ее личности.

Она не проиграет, чего бы это ни стоило. Так что я не удивлюсь, если в списке «выпитых рюмок» она окажется ниже, чем остальные.

― Возможно, это еще и эмоциональный удар, который выбивает тебя из колеи. ― Добавляет она со знающей улыбкой на лице.

― Что ты имеешь в виду?

В этот момент на кухню заходит Нера и сразу же набрасывается на нас.

― Доброе утро, детки. ― Сказала она, а затем добавила: ― У меня есть отличная идея. Почему бы нам не взять кое-что на поздний завтрак и не отнести это Беллами к Роугу домой?

― О, мне нравится эта идея! ― говорю я ей.

― Верно? Потому что если мы просто будем ждать, пока он ее отпустит, то, думаю, нам придется ждать очень долго.

― Это действительно звучит как хорошая идея, но я правда не могу пойти туда. Феникс…, он…, ― говорит Сикс, запинаясь на полуслове. ― Одно дело, когда я прихожу на вечеринки, но он действительно может убить меня, если я явлюсь к нему домой без приглашения. Да еще и на поздний завтрак.

Я поворачиваюсь к Нере.

― Ты знаешь, что у него с ней за ситуация?

― Нет. Она никогда не рассказывала мне всей истории. ― Отвечает девушка, качая головой.

― Ладно, Сикс, ― говорю я ей, поворачиваясь к ней спиной. ― Обязательная тема для обсуждения за поздним завтраком ― Феникс.

― Только если мы откроем тему Риса. ― Она возражает, заметный противник.

― Он не тема. Тут не о чем говорить.

― Хорошо, ― говорит Нера, вступая в разговор. ― Сикс, ты берешь шампанское. Тайер, собирай корзину с едой. ― Она достает свой телефон и начинает печатать: ― А я пока составлю повестку дня на сегодня. Начнем с: «Почему Феникс ненавидит Сикстайн?», затем: «Тайер собирается уступить завоеваниям Риса?».

― Не собирается! ― вмешиваюсь я.

―…И, конечно же, завершающая фраза: «Нужно ли спасать Беллами с помощью секретной операции?». ― Она заканчивает, блокирует экран телефона и решительно кладет его на место, давая понять, что задание выполнено.

Сикс с сомнением поднимает бровь в ее сторону и скрещивает руки.

― Не думай, что выйдешь из этой ситуации невредимой, Нер. Можешь добавить: «Кто этот парень, которому Нера постоянно пишет сообщения?», чтобы закрыть нашу тему. ― Говорит она подруге с лукавой улыбкой.

― Хорошо сыграно, ― отвечает Нера, наклоняя голову в знак насмешливого уважения.

Сикс смеется и игриво толкает ее в плечо.

― А если серьезно, Сикс. Мы все равно выгоним ребят. Не то чтобы мы хотели видеть там Роуга или Риса. ― Говорит Нера.

Трудно не реагировать на его имя в какой-то мере. Даже после вчерашнего вечера, когда он сказал мне, что будет трахаться с кем захочет.

Отлично.

Блестяще.

Замечательно для него, ничего не имею против.

Вот только с тех пор он не выходит у меня из головы. Только потому, что он сказал мне эти слова, как будто они были наказанием, как будто меня это должно волновать.

Конечно, это заставило бы их проигрываться в бесконечном цикле вместе с образами того, как он трахается с кем-то еще.

После этого он ушел, а я вернулась домой и пролежала в постели до глубокой ночи, глядя в потолок.

Во рту появился странный привкус, который я отказывалась признавать. Вкус был почти… горьким.

― Ладно, хорошо. Но если он меня убьет, я хочу, чтобы вы, ребята, проследили за тем, чтобы он получил реальный тюремный срок, ладно? Я не хочу заглянуть в загробный мир и увидеть, что ему все сошло с рук.

― Пожалуйста, я убью его своей шпагой.

― Я бы затоптала его до смерти своими бутсами.

― Странно, что это меня немного заводит? ― отвечает она, и мы втроем падаем от смеха.



В доме Роуга мы успешно уговорили его разрешить нам остаться и выгнали его с собственной кухни.

Это оказалось на удивление легко, скорее всего, потому, что прошлой ночью он впервые переспал с Беллами и был в прекрасном настроении.

Или, по крайней мере, в его версии прекрасного настроения.

Он смотрит на нее с волчьим и чертовски довольным видом. Как охотник, который поймал добычу и теперь может оставить ее себе навсегда.

Когда он уходит, мы садимся за стол, угощаемся и болтаем, радуясь тому, что наверстали упущенное.

Мы закончили освещать вчерашнюю ссору и последующий секс между Беллами и Роугом, и я передаю это Сикстайн.

― Давай, Сикс, я думаю, ты следующая в списке.

― Насчет Феникса? ― спрашивает она.

Мы втроем энергично киваем.

― Рассказывать особо нечего.

― Тогда почему он тебя ненавидит?

― Я знаю их троих уже больше половины своей жизни. Первым я встретила Феникса, когда мне было девять лет. Мы стали друзьями, близкими друзьями. ― Она делает паузу, задумчиво глядя вдаль. ― Он винит меня в том, что случилось, когда мы были моложе. Его брат…

― Привет, девочки. ― Глубокий голос Риса раздается из-за моей спины, когда он входит в комнату.

Сикстайн зажмуривается и слегка краснеет при виде вошедшего. Я знаю, что сейчас она не расскажет нам о том, что произошло.

Ее рассказ подождет до другого раза.

Девочки все здороваются с ним, но я не оборачиваюсь и никак с ним не разговариваю, а наливаю себе стакан апельсинового сока.

Я слышу, как он подходит ко мне сзади и останавливается, но я делаю глоток и опускаю стакан, не обращая на него внимания.

Резкий рывок за хвост заставляет меня откинуть голову назад, пока она не оказывается параллельно земле.

Рис обхватывает рукой мои волосы и удерживает меня в таком положении.

― Игнорируешь меня, любимая? ― спрашивает он меня, его лицо прямо над моим.

― Отпусти меня.

Он еще сильнее закручивает мой хвост вокруг своей руки и тянет меня еще дальше назад, так что мои ноги и стул отрываются от земли. Он упирается коленом в спинку стула, чтобы я не упала.

― Это из-за того, что я сказал вчера вечером? ― спрашивает он с дразнящей улыбкой.

― В твоих, блять, мечтах, ― шиплю я.

Он опускает стул на пол и отпускает меня. Я сажусь прямо и встречаюсь взглядом с выражениями лиц моих друзей, которые варьируются от восторженных и озадаченных до очарованных и восхищенных.

― Удачи в продолжении этой шарады на тренировке. ― Говорит он, а затем смотрит на других девушек. ― Приятного обеда.

Он уходит, а Беллами вопросительно поворачивается ко мне.

― Что у тебя сегодня тренировка?

Вот черт. Я еще не рассказала им о своих ежедневных тренировках с Рисом.

Я прочищаю горло.

― Помните, я говорил вам, ребята, что мне нужна помощь в развитии моих навыков? Так вот, Макли мне помогает. Я занимаюсь с ним каждый день.

Пару секунд мы сидим в озадаченном ― а для некоторых и забавном ― молчании, прежде чем Нера нарушает его.

― Черт возьми!

Она встает и берет со стойки свою сумочку, немного роется в ней и достает кошелек.

Достает хрустящую купюру в двадцать евро и возвращается к столу, где шлепает ее в раскрытую ладонь Беллами.

Беллами радостно хлопает и смеется, а затем убирает деньги в карман.

Увидев, что я недоуменно смотрю на нее, она риторически спрашивает:

― Ты думаешь, что ты единственная, кто может заработать на этой дружбе?

― На что вы спорили?

― Я думала, он найдет способ манипулировать тобой, чтобы ты проводила с ним время. ― Она показывает на Неру. ― Она согласилась со мной, но думала, что ты категорически откажешься. Я, очевидно, знала лучше.

― Все не так. Мне нужен был кто-то, кто помог бы меня обучить. ― Я говорю ей, а потом добавляю: ― Плюс, это был совет моего тренера.

― Конечно, ― соглашается она. ― А он единственный человек в кампусе, который играет в футбол?

Не то чтобы между нашими ситуациями было что-то общее, но я устроила Беллами аналогичный допрос по поводу Роуга.

Так что, хотя я и не удивлена, что она устраивает мне перекрестный допрос по поводу Риса, мне кажется, что быть на этой стороне примерно на пять процентов веселее.

― Это была даже не его идея, ― говорю я ей. ― Это я предложила.

Я рассказываю им обо всем, что произошло за последние несколько дней.

― Еще лучше. ― Она говорит, смеясь, вскидывая руки вверх.

― Просто признай, что он тебе нравится, Тайер. У нас у всех есть глаза. ― Говорит Нера.

Она громко смеется, когда я хмуро смотрю на нее.

― Я думаю, что этого взгляда было достаточно для признания. ― Говорит Сикстайн.

― Ладно, ладно. Отлично. Я думаю, он горячий. Действительно горячий, незаконно горячий, я бы даже сказала. Но не более того. ― Я говорю, скрещивая руки: ― Как сказала Нера, я должна быть слепой, чтобы не замечать. Больше ничего нет, я люблю Картера.

Беллами кивает.

― Первый шаг ― это признать, что у тебя есть проблема. ― Она смеется, но затем становится серьезной. ― Но будь осторожна. Ты играешь с огнем, это одно, но сейчас, если ты обожжешься, я не уверена, что тебе это понравится, а это уже совсем другие проблемы.

― Не беспокойтесь обо мне. Моя дружба с Макли под контролем.

Я замечаю, как они переглядываются, хотя я не могу этого понять.

― Что?

― Ma chérie, ― Моя дорогая, ― начинает Сикс, выступая, как мне кажется, за всех них, ― может быть, для начала спросишь себя, почему ты отказываешься называть его по имени?

12





Как обычно, Тайер приходит на тренировку рано.

Интересно, в каком настроении она будет сегодня днем ― будет ли она по-прежнему игнорировать меня, как раньше, или сделает вид, что ничего не было?

Хотя она и отрицала это сегодня утром, я знаю, что она ревнует и злится из-за нашего вчерашнего обмена любезностями, когда я сказал ей, что буду трахаться с другими, пока она не избавится от своего парня.

У меня были все намерения выполнить это обещание.

Я вышел из кухни в поисках Таллулы. Пока я не отослал ее, она подавала мне не слишком скрытые знаки, что хочет, чтобы я отвел ее наверх и трахнул.

Но Тайер на мгновение отвлекла меня.

И я отправился на ее поиски, хотя мои усилия были в лучшем случае полусерьезными. Я заглянул в несколько комнат, подумывал написать ей смс, но мой член не поддавался.

Он потерял интерес в тот момент, когда мой мозг послал ему сообщение о том, что мы ищем Таллулу.

Ему не нужна была навязчивая блондинка.

Как и мне, ему нужна была серебристоволосая красавица с острым язычком, невероятными ногами и, похоже, очень пышными сиськами.

Мне захотелось схватить ее за хвост и с помощью него заставить встать на колени, чтобы трахнуть ее рот.

Я представлял, каким горячим и тугим будет ее маленький ротик.

Как я заставлю ее замолчать на полуслове, засовывая свой член ей в горло, пока она не подавится им.

Она смотрела бы на меня со слезами на глазах, но я бы продолжал, вгоняя и выгоняя член из ее рта, жестоко наказывая ее за те недели сексуальной неудовлетворенности, которым она меня подвергала.

Вместо этого я оставил ее внизу, держа в руке телефон, по которому она звонила своему парню. Я поднялся к себе в комнату и стал дрочить на воспоминания о том, как она сидит на моем столе, широко раздвинув ноги.

Мой член, казалось, вот-вот отвалится. Я дрочил от одной мысли о ней, от ее вида и запаха каждый день ― иногда по нескольку раз в день ― с тех пор, как встретил ее.

Но вместо необходимой разрядки это была лишь бледная имитация того, чего я жаждал. Я кончал, но не чувствовал удовлетворения.

Я не мог трахнуть ее, а мой член не позволял мне трахнуть кого-то еще.

Я чувствовал, что приближаюсь к пределу.

― Ты разогрелась? ― спросил я ее, когда она стояла передо мной.

― Да, я бежала сюда из загона.

Загон ― это жилой район кампуса с несколькими многоквартирными домами, в том числе и тем, в котором живет Тайер.

Полагаю, она придет на тренировку подготовленной и с надежно закрепленной маской профессионализма.

― Хорошо, вот план на сегодня. ― Говорю ей, прежде чем рассказать о сегодняшнем занятии.

Она кивает, сосредотачиваясь и задавая вопросы, пока я рассказываю ей обо всем. Это смесь тренировок на выносливость и на ловкость, тяжелая атлетика и немного пилатеса.

Мы погружаемся в работу и начинаем выполнять упражнения. Мы довольно молчаливы, наши обычные препирательства и подколы приостановлены на время работы.

В очередной раз я поражаюсь ее трудолюбию и собранности. Если не считать нескольких понятных стонов и стенаний, она берется за дело и выкладывается по полной.

Она идеальный игрок для тренера ― талантливый, способный и быстро обучаемый.

― Отлично. Да, именно так! ― Я говорю ей во время тренировки «один на один»: ― Следи за ногами защитника так же, как и за мячом. Ты должна понимать, в каком направлении они движутся.

Она выставляет ногу и выбивает мяч у меня между ног, выигрывая захват.

― Молодец.

― Спасибо. ― Говорит она, на ее лице довольная улыбка.

― Еще раз.

Мы делаем это снова и снова, пока я не осознаю, что она готова упасть от усталости.

Я и сам измотан, так что удивляюсь, как она вообще смогла продержаться так долго.

Я готов поставить свое состояние на то, что ее тело давно сдалось, и только ее разум, а точнее, ее упорный отказ уступить мне, помогает ей продержаться так долго.

Когда я официально объявляю конец, она падает на землю и с болезненным стоном перекатывается на спину.

Я присоединяюсь к ней и ложусь рядом под углом.

― Ты действительно хорош. ― Говорит она.

Я незаметно улыбаюсь, довольный.

― Я чувствую твою самодовольную улыбку отсюда. ― Говорит она мне, не глядя на меня.

― Это одна из моих самых притягательных улыбок, так что я не удивлен.

Она тихонько смеется в ответ.

― Как ты вообще попал в футбол?

У меня пересыхает в горле, и я на мгновение задыхаюсь. Мне приходится громко прочистить его, чтобы восстановить силы.

Мы переходим на ту территорию, которую я избегаю любой ценой, предпочитая держать ее внутри себя, а не на виду, где, как я боюсь, она может меня уничтожить.

― Мои мама и папа. ― Я говорю ей и пытаюсь оставить все как есть.

― Я так и предполагала, ― сухо говорит она. ― Они были фанатами?

― Да, ― отвечаю я, не став продолжать.

Она медленно переворачивается на живот, опираясь на предплечья, и смотрит на меня.

― Я знаю, что с ними случилось, ― говорит она. ― Мне очень жаль. Я не пытаюсь лезть не в свое дело, мне просто интересно, какая у тебя история с футболом. У каждого из нас есть своя. Мы не обязаны говорить об этом, если тебе некомфортно.

Она ложится обратно, и мы проводим пару минут в дружеском молчании, все еще переводя дыхание.

Не знаю, из-за компании или из-за того, что на фоне огромного неба над нами сгущаются сумерки, но в любом случае это открывает во мне уязвимость.

― Они познакомились на матче.

― Правда? ― спрашивает она, явно готовая подстроиться под меня, поскольку я веду этот разговор.

― Да, на матче «Арсенала». Они оба были фанатами одного поколения. Они встретились на трибуне, и это была любовь с первого взгляда. После этого они ни на минуту не расставались. После свадьбы они были в восторге, когда забеременели мной ― это, кстати, слова моей мамы, а не мои. Я говорю тебе точно так же, как она рассказывала всем эту историю ― они знали, что обеспечили следующее поколение Арсенала. С того момента, как я научился ходить, они отдали меня в футбольные секции и летние лагеря. И мне это нравилось. Это было то, что объединяло нас всю мою жизнь, понимаешь? Это не было рутиной или чем-то, что я тащил на себе в детстве. Мне нравилось ходить на тренировки и, вернувшись, рассказывать им о каждом захвате, каждом пасе, каждом голе. Они слушали так, будто я говорил о Премьер-лиге, а не о юношеском футболе.

Она молчит, внимательно слушая меня.

― А потом так получилось, что я стал хорош. Действительно хорош. Я думаю, неожиданно хорош. Я продолжал работать над собой и стал еще лучше. Семейный бизнес ― это конечно не футбол, но он стал для меня самым очевидным вариантом развития карьеры, и они были в восторге от этого. Поговорим об идеальной истории ― вы встречаетесь на игре, влюбляетесь, женитесь, заводите сына, а ваш сын оказывается звездой футбола и надеется однажды сыграть за Арсенал. Мои родители были чертовски замечательными людьми, и они были самыми лучшими, самыми счастливыми, когда видели, как я играю. И они всегда отдавали предпочтение тому, чтобы я играл, будь то тренировки или матчи, потому что они тоже были такими родителями.

Они строили всю свою жизнь вокруг меня, включая каникулы. Когда я учился в школе-интернате, они нечасто брали отпуск, который бы не включал в себя посещение меня в той или иной форме. И вот два года назад они решили совершить автопутешествие, начав его в Лондоне, проехав через Францию и закончив в Швейцарии, куда они приехали посмотреть один из матчей нашего большого соперничества.

На границе Франции и Швейцарии, за два дня до того, как они должны были приехать посмотреть мой матч, их машина вышла из-под контроля во время дождя и врезалась в дерево. Они оба погибли при столкновении. В последний раз я общался с ними по FaceTime из Дижона. Они проводили дегустацию горчицы, смеялись и веселились. Я хотел бы сказать им, как сильно я их люблю, но не успел. Я жалею, что не успел попрощаться с ними.

Она резко вдыхает и наконец поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. В ее глазах появилась влага, но я вижу, что она старается ее подавить.

― Это моя футбольная история. Плюс еще немного.

Она протягивает руку и сжимает мою один раз, сильно, но потом отпускает.

― Я уже сказала тебе, как мне жаль, поэтому не буду повторяться, потому что уверена, что это не то, что ты хочешь услышать сейчас, но я просто хочу сказать, что, похоже, они были действительно замечательными родителями. Тебе повезло, что они у тебя были.

― Да. ― Отвечаю я, оценив ее реакцию.

Бремя горя и так тяжело, не нужно нести горе и страдания других.

― Спасибо, что рассказал мне. Я здесь, если ты захочешь поговорить еще. ― Говорит она, а потом поспешно добавляет: ― Ну, знаешь, как с другом.

Я благодарен ей за то, что она невольно открыла возможность вернуть разговор на привычную, более безопасную территорию.

― Расслабься, мы одни. Тебе не нужно никого убеждать в том, что я тебе не интересен.

― Ты бредишь.

― Вообще-то я очень целеустремленный.

Я смеюсь над тем, как она закатывает глаза, когда садится, но мой смех быстро утихает.

Я еще не готов к тому, что все закончится.

― А что насчет тебя?

― Хм? ― спрашивает она, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня.

― Какая у тебя футбольная история?

― Ты хочешь ее услышать?

― Да, хочу.

Она опускается на землю и смотрит на небо, которое начинает менять цвета.

― Думаю, я начну с самого начала, как ты. ― Она говорит, и я слышу в ее голосе, что она не привыкла рассказывать эту историю.

Или, может быть, ее никто никогда не спрашивал.

― Мой отец умер до моего рождения. Я слышала противоречивые отзывы о браке моих родителей ― кто-то говорит, что они были безумно влюблены, кто-то ― что это были токсичные отношения с физическим насилием с обеих сторон. Я думаю, что и то, и другое может быть правдой одновременно. Я не знаю правды, но я знаю, что когда мой отец умер, моя мама развалилась на части.

Она пристрастилась к наркотикам ― травке, крэку, героину, неважно, ― а потом пристрастилась к мужчинам. Вот как я бы охарактеризовала жизнь с ней с тех пор, как я себя помню. Она наркоманка. Она лжет, обманывает, ворует, чтобы добиться своего, даже с собственной дочерью. Ты не поверишь, какое дерьмо она вытворяла со мной только для того, чтобы купить унцию у своего дилера. Я не могу ей доверять, и никогда не могла, и это еще не считая ее вращающейся двери с бойфрендами. Она из тех людей, которым необходимо постоянно поддерживать отношения, в противном случае их падение становится еще хуже.

И в этом нет ничего плохого, кроме того, что она почему-то всегда, всегда выбирает самых плохих парней, настоящих отбросов общества. Ужасные, отвратительные мужчины, обычно такие же наркоманы, как и она, которые к тому же врут, обманывают и воруют, а в придачу избивают ее до полусмерти, когда им этого захочется. А им это часто хочется, потому что, что может быть лучше, чем выместить злость на своем месте в мире на беспомощной женщине, которая настолько отчаянно жаждет внимания, что не отступает от тебя, даже когда ее губа в крови, а глаза так опухли, что она ничего не видит?

Я говорю тебе это только для контекста, ― добавляет она. ― Потому что дом не был для меня домом. Это было то, от чего мне нужно было дистанцироваться. Я люблю свою маму, я понимаю, через какую боль она прошла, я могу представить, что горе от потери любимого человека может быть просто непреодолимым, поэтому я ей очень сочувствую. Но мы не близки, у нас нет отношений матери и дочери. Там, где твои родители всегда были рядом с тобой, ее никогда не было рядом со мной. И никогда не будет, потому что она не хочет очищаться. Она не пойдет на общую реабилитацию, а я не могу позволить себе частную программу, я даже не думаю, что она пошла бы туда, даже если бы я могла.

Вот почему Триш, мама Беллами, для меня как вторая мама. Она разрешала мне и моему брату Нолану ночевать у нее так часто, как нам было нужно, когда было ясно, что мы не можем вернуться домой. Она кормила меня, одевала, в общем, растила.

До того как Беллами и Триш появились в моей жизни, я занялась футболом, чтобы не возвращаться домой. Я начала играть в футбол в парке с несколькими ребятами и продолжала играть там несколько лет, пока не остались только я и мальчики. Денег на занятия у нас не было ― не то чтобы их оплатили, даже если бы деньги были, ― поэтому какое-то время я занималась в основном самостоятельно. В конце концов меня заметил отец мальчика, с которым я играла, у которого были связи в местном клубе. Они дали мне стипендию, которая позволила мне продолжать играть и получать необходимые тренировки до конца средней школы, прежде чем я присоединилась к своей школьной команде.

Вот такая у меня история. Футбол ― это все для меня. Он сделал меня физически и психологически сильной. Он научил меня спортивному мастерству, стратегии, дисциплине и умению быть хорошим товарищем по команде. Он уберег меня от нестабильной ситуации в семье и дал мне путь к лучшей жизни, и именно поэтому я здесь.

Я молчу, пытаясь обработать информацию, которую она только что мне сообщила.

Я знал, что до этого момента ее жизнь была труднее, чем у всех нас, но не предполагал, что она была настолько сложной.

Что она, по сути, в одиночку пробила себе дорогу из тупика, в котором, по статистике, она могла оказаться, в будущее, где у нее были большие возможности.

Ее глаза расширились от, как мне кажется, смущения, когда она осознала все, что только что открыла мне.

― Извини, я не хотела тебе об этом говорить. ― Она говорит, и на ее щеках появляется слабый румянец: ― Спорим, это охладило твою одержимость мной, а?

Мне кажется, или я уловил в ее голосе нотки неуверенности и тревоги?

― Неужели это и было твоим намерением? ― Я спрашиваю ее: ― Если да, то оно потерпело грандиозное фиаско. Единственное, что удерживает меня от того, чтобы трахнуть тебя прямо сейчас лежащей лицом вниз на траве, ― это то, что я хочу, чтобы ты была моей и только моей, когда я это сделаю.

― Наркотики, насилие и нищета ― это твои фетиши или что-то вроде того? ― Она говорит, старательно избегая минного поля, на котором оказался мой предыдущий ответ.

― Ты рассказала мне историю о девушке, у которой достаточно воли, силы и смелости, чтобы управлять целым континентом. Вот что я услышал.

Я наблюдаю, как красиво раскраснелись ее щеки, довольные моим комплиментом.

Моя потребность в ней пульсирует в моем члене и виске, а вид ее более мягкой, более уязвимой стороны ничуть не помогает.

Встав, я вытираю грязь и траву со своей задницы, наблюдая за тем, как она делает то же самое, и мечтая о том, когда же я смогу зарыться в нее лицом.

Я протягиваю ей ее сумку, которую она принимает, шепча «спасибо», и поднимаю свою.

― Давай я тебя подвезу. ― Предлагаю я снова, мой тон находится где-то между вопросом и просьбой.

Она, кажется, колеблется секунду, а потом качает головой, соображая, что лучше сделать.

Заклятие вокруг того безопасного пространства, которое раньше заставляло нас обоих делиться друг с другом своими самыми глубокими и темными секретами, разрушено. Теперь она отступает назад, надежно укрываясь за своей защитой.

― Нет.

― Уже поздно.

― Со мной все будет в порядке.

Я наклоняю подбородок, подтверждая ее слова.

Мы неловко стоим друг перед другом, не зная, как попрощаться.

Это не то, что мы обычно делаем.

Наконец она, кажется, что-то решила, слегка разжала руки, подошла ко мне и обняла.

Я уверен, что в теории объятия казались ей безопасным прощанием, но сейчас она полностью прижалась ко мне, и я чувствую все ее тело.

Я чувствую ее изгибы, как они прижимаются ко мне.

То, как я полностью затмеваю ее, когда она прижимается ко мне.

Ее макушка даже не достает до моего подбородка.

Необъяснимо, но я опьянен самым невинным физическим контактом в моей жизни и вот-вот кончу в штаны, как нервный девственник.

Тайер слегка сдвигается, чтобы прижаться щекой к моей груди, и в результате этого движения она задевает мой член.

Мой разъяренный, твердый член, упирающийся в резинку шорт.

Она останавливается, удивленная.

Весь мир словно замирает вокруг нас, и я жду, что она сделает дальше.

Неуверенно она снова сдвигается с места и трется бедрами о мой член, опускаясь вниз. Он дергается, слишком довольный тем, что наконец-то привлек ее внимание, и мои глаза закрываются.

Моя рука опускается на ее талию, пальцы впиваются в кожу, обтянутую майкой, и нет ничего, чего бы я не отдал, чтобы прикоснуться к ней обнаженной.

Чтобы оставить следы моего пребывания в ней повсюду на ее теле.

Я дергаю ее за руку и прижимаю к себе еще ближе.

Ее рот складывается в маленькую букву «о», а с губ срывается испуганный вздох.

― Какого черта ты делаешь? ― прорычал я. От возбуждения мой голос стал почти неузнаваемым.

― Я не хотела этого делать.

― Лгунья. ― Я зарычал, другой рукой обхватывая ее шею, чтобы прижать ее к себе и не дать ей повернуть голову.

Большим пальцем я нажимаю на ее точку пульса, нащупывая сердцебиение.

Ее веки вздрагивают от этого движения, глаза ошарашенно смотрят на меня из-под них. Похоть сейчас так овладела ею, что я знаю, она позволила бы мне сделать все, что я захочу.

Она просто… поддается моим прикосновениям.

С бормочущим проклятием я отпускаю ее и отступаю назад.

Предварительная сперма вытекает из моего члена и попадает в шорты. Я застонал, приспосабливая себя к наименее неудобной позе, что не очень помогает.

Краем глаза я вижу, что Тайер застыла, как олень в свете фар, наблюдая за мной.

На ее лице появляется осознание того, как далеко она только что зашла.

― Иди домой. ― Я рявкнул на нее: ― Если ты останешься здесь, то будешь нести полную ответственность за то, что я сделаю с тобой дальше.

Она мудро решает взять свою сумку и отступить с поля.

― Э-э-э, увидимся завтра. ― Она говорит, волнуясь: ― Я напишу тебе на счет времени.

13





Какого черта, какого черта, какого черта.

Именно это я повторяю про себя, когда бегу с поля. Сердце бешено колотится в груди, от адреналина кружится голова.

Я собираюсь заявить о временном помешательстве.

Это единственная веская причина для того, чтобы вот так тереться о него, едва удерживаясь от того, чтобы не вцепиться в него.

Я опускаю лицо в ладони и стону, вспоминая об этом. Утром я была раздражена, но как только я вышла на поле, это плохое настроение испарилось.

Затем у нас была очень тяжелая, очень приятная тренировка.

А потом он похвалил меня.

Он похвалил пару моих партий, и я обрела новую энергию, чтобы продолжать работать, надеясь, что он снова похвалит меня, надеясь еще хоть раз насладиться его вниманием.

Если именно так я узнаю, что у меня есть фетиш на похвалу, я буду в бешенстве.

Тогда он был уязвим, открылся о своих родителях и о том, почему он играет в футбол. Услышав, как он об этом рассказывает, у меня что-то екнуло в животе.

Мы говорим о его роли в нашей жизни одинаково, с равным уважением и почтением.

В тот момент я почувствовала, что разговариваю с версией самой себя. Мы оба открылись и открыли ту часть себя, о которой, я уверена, мало кто знает. Было странно уходить, не попрощавшись.

Но как можно попрощаться с таким человеком, как Рис?

Оказалось, что не объятиями, потому что в тот момент, когда я обняла его за талию и прижалась к нему всем телом, в моем мозгу произошло короткое замыкание.

Вожделение ударило меня в живот и чуть не подкосило колени, когда я ощутила размеры его тела, твердые плоскости его груди и живота, тепло его объятий.

Моей первой ошибкой было то, что я прижалась к нему ближе, а не прервала объятия прямо на месте.

Потому что, когда я это сделала, то наткнулась на длину его твердого члена.

Его массивного, пульсирующего члена, если верить моим ощущениям. Он пульсировал в нижней части моего живота, требуя внимания, и вот тут-то и наступило временное помешательство.

Я терлась об него, не успевая думать об этом рационально, а не сквозь густой туман безумной похоти, бушевавшей во мне.

Руки Риса, сжимавшие мою талию и горло, вызвали прилив влаги к моей сердцевине. Еще несколько прикосновений к нему, и я бы кончила на месте.

В тот момент он был сильнее меня.

Глупо. Так чертовски глупо.

Я прыгаю в один из гольф-каров и выезжаю с парковки по направлению к загону, мои мысли все еще в беспорядке.

Должна ли я позвонить Картеру и рассказать ему о том, что я сделала?

Стоит ли причинять ему такую боль, если это ничего не значило?

Если я все объясню, будет еще хуже, чем кажется. Это были просто объятия.

Очень грязные, неуместные объятия.

Когда я припарковалась и вышла из гольф-кара, то заметила вдалеке неподвижную машину Риса.

Должно быть, он последовал за мной домой.

Он достаточно далеко, чтобы я не могла разглядеть его за рулем, но я знаю, что это он. Он смотрит, как я вставляю ключ в дверь и переступаю порог, после чего уезжает.

Я проверяю свой телефон, когда оказываюсь в квартире, и замечаю, что у меня есть несколько непрочитанных сообщений.

Рис: Знак «Стоп» ― это не предложение, а правило, ты же знаешь.

Рис: Увидимся завтра. В то же время.

Я отвечаю на это сообщение большим пальцем вверх, но не посылаю никакого другого ответа. Через пару минут приходит еще одно сообщение.

Рис: Думай обо мне, когда будешь трогать себя сегодня вечером.

Рис: Думай о моих пальцах, языке и члене, который будет ласкать эту сладкую киску.

Рис: Я знаю, что так и будет.

По моему лицу и венам разливается жар, когда я читаю его сообщения. Я сразу же иду в свою комнату, закрываю дверь на ключ и бросаюсь на кровать.

Чувство вины и вожделение борются внутри меня за господство.

Сексуальная неудовлетворенность похожа на нестерпимый зуд, который сводит меня с ума.

Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу только то, как стекленеют его глаза, когда я случайно натыкаюсь на него.

Как они потемнели от желания, когда я намеренно потерлась об него.

Его голос звучал так мучительно, когда он схватил меня, его тон не был похож ни на что, что я когда-либо слышала от него. Если бы я осталась там, я не сомневаюсь, что он бы меня трахнул.

Это было бы жестоко, злобно и грязно, и мне бы понравилась каждая минута.

Моя рука пробирается вниз по животу, под резинку шорт и трусов, к моей набухшей киске.

Я такая мокрая и капаю от желания, что чувствую, как оно стекает между ягодицами.

Мое прикосновение едва заметно касается клитора, и я чуть не выпрыгиваю из кожи. Я так возбуждена и чувствительна, что мне не нужно многого, чтобы переступить через край.

Провожу пальцами по центру, пока они не достигают моего входа. Введя один из них внутрь, я задыхаюсь от того, как мои тугие стенки сжимают палец, не желая его отпускать.

Ладонь прижимается к моему клитору, когда я начинаю вводить и выводить палец. Я пытаюсь думать о Картере, но не могу.

Не могу.

Мне хочется плакать от разочарования.

Мои мысли постоянно возвращаются к Рису. К его лукавой улыбке, соблазнительному голосу, сильным рукам.

Я подношу другую руку, чтобы погладить свой клитор. Ласкаю себя совсем не нежно, вымещая свое разочарование на теле.

Я думаю о его безумном взгляде, когда он прикасается ко мне. В нем есть обещание возмездия, от которого у меня подгибаются пальцы на ногах, когда я нахожусь на гребне волны.

Я погружаю палец в свою киску, отчаянно стремясь к оргазму, который кажется мне недосягаемым.

И тут, как будто он находится в комнате, я представляю себе голос Риса, шепчущего мне на ухо «привет, любимая», и волна обрушивается на меня, внезапно и мощно.

Ноги трясутся, и тело наэлектризовано.

Когда похоть ушла, меня настигает стыд, и я вытаскиваю палец из шорт. Не могу поверить, что я только что сделала это.

Мне стыдно, что я не смогла сдержаться.

Я нащупываю свой телефон под подушками, куда я его бросила. Мне нужно поговорить с Картером.

Мне нужно извиниться.

Я нажимаю на экран и вижу пропущенное сообщение.

Рис: В следующий раз, когда ты кончишь, это будет у меня на языке.

Я в ужасе оглядываюсь по сторонам, но его здесь, конечно, нет.

Он никак не может знатьоб этом.

Может ли он знать?

Я удаляю все сообщения, когда дрожащие пальцы нажимают на имя Картера, и телефон начинает звонить.

― Привет, детка.

Когда он берет трубку, я сразу же чувствую облегчение, зная, что нам не придется играть в «телефонную игру» в течение следующих нескольких дней.

― Привет, ― отвечаю я. ― Как дела?.

― Хорошо. Сейчас отдыхаю у Тони дома. А ты?

― То же самое. ― Пробурчала я: ― То есть у меня тоже все хорошо.

― Это здорово… Нет, налево. Налево! ― говорит он, резко крича в трубку. ― Извини, детка. Я позволил Тони заменить меня в Fortnite и смотрю, как он все проваливает. Мы можем поговорить позже?

― О, конечно. ― Я сказала ему: ― Я надеялась, что мы сможем поговорить сейчас.

― Извини, детка. Просто сейчас не лучшее время. Мы сможем поговорить завтра, я обещаю. ― Отвечает он: ― Тони, ты как будто открыл для себя азартные игры сегодня утром. Что ты делаешь?

― Подожди, Картер, прежде чем повесить трубку, ― поспешно добавляю я, надеясь, что он еще не повесил трубку. Даже не попрощаться со мной было бы впервые, но сейчас я бы не удивилась. ― Ты заходил к моей маме?

Я не разговаривала с мамой почти неделю, что не было для нас чем-то необычным, но тем не менее я хотела убедиться, что с ней все в порядке. Мой брат, по сути, жил в доме родителей своей девушки и, кроме того, был печально известен своей ненадежностью, поэтому пару дней назад я написала Картеру сообщение с просьбой заехать к ней, если он сможет, и он ответил большим пальцем на сообщение.

― Нет, не заходил. Извини, детка. ― Сказал он мне, и я уже устала слышать эти слова. ― Это было безумие ― школа, баскетбол и все такое.

― Ты сейчас играешь в видеоигры с Тони.

― Да, но… Тони, у него сейчас сложный период, ты знаешь. Ему сейчас нужны друзья рядом.

Раздражение перерастает в злость на его слова. Я попросила его о простом одолжении, которое он мог бы сделать за полчаса, если бы захотел.

Приехать, проведать маму, убедиться, что у нее все в порядке и ее нынешнего парня-бездельника Митча нет рядом, и уехать.

Так же быстро, как и появился, гнев покидает мое тело и уступает место эмоции, гораздо более смертоносной.

Разочарование.

Я не понимаю, почему ему так трудно расставить приоритеты в отношении меня, особенно когда мне кажется, что я не прошу многого.

― Ты мне тоже нужен. Помнишь меня, свою девушку?

― Конечно, детка. Но ты далеко… ― Я пропустила его фразу мимо ушей, не желая слышать, какие оправдания он собирается придумать.

― Я не хочу с тобой спорить. Пожалуйста, просто постарайся навестить мою маму, хорошо?

― Понял, детка. Обещаю. ― Он говорит, явно испытывая облегчение от того, что я оставляю эту тему. ― Я люблю тебя, мы поговорим позже, хорошо?

― Конечно. ― говорю я ему. ― Пока.

Я кладу трубку и бросаю телефон на кровать, расстроенная.

Все напряжение, которое вырвалось наружу, когда я кончила, вернулось в мое тело.

Почему каждый раз, когда я беру трубку, мне кажется, что я разговариваю с незнакомым человеком?



Когда я встречаюсь с Рисом на следующий день, я не признаю вчерашний день и делаю вид, что между нами ничего не было.

Удивительно, но он тоже не поднимает эту тему. Он сразу переходит к плану тренировки, и мы приступаем к упражнениям с привычной сосредоточенностью и безраздельной концентрацией.

В течение следующей недели у меня изнурительный график. Занятия, командные тренировки, индивидуальные тренировки с Рисом, а также общение с соседками по комнате ― все это выматывает меня.

Но я счастлива.

Я начинаю видеть улучшения в том, как я реагирую на игру, как я читаю движения соперника, и в моей выносливости.

Но самое лучшее изменение ― это моя уверенность. Честно говоря, я и не подозревала, насколько сильно пошатнулась моя вера в себя из-за культурного шока, вызванного переходом в новую команду.

С помощью Риса я медленно, но верно восстанавливаю ее до ста.

Время, проведенное вместе, дало мне возможность понаблюдать за ним. Конечно, скрытно, потому что если он поймает меня на том, что я на него пялюсь, он не даст мне этого пережить, а его эго и так достаточно велико.

Он не врал, когда говорил, что серьезно относится к футболу. На поле он проявляет себя с другой стороны.

Его улыбки труднее добиться, все его внимание посвящено тому, чтобы быть лучшим.

Лучшим игроком, лучшим капитаном, лучшим тренером.

Меня удивляет, насколько мы синхронны. Наши тела двигаются одинаково, наш мозг часто реагирует на игру одинаково.

Отчасти он тренирует меня, но в этом есть какая-то природная химия.

Интересно, замечает ли он это?

Наверное, нет, раз он так поглощен игрой.

В его игре есть некая интенсивность, которая противоречит его игривым улыбкам, его беззаботности.

Это напоминает мне о свирепости, с которой он преследует меня.

От этой мысли у меня в животе зашевелилось предвкушение.

В течение последней недели он продолжал свое обычное кокетливое общение с не меньшим энтузиазмом, чем раньше.

Главное отличие в том, что у нас больше не было никаких физических контактов. Он старался не прикасаться ко мне, как будто ждал, что я сама подойду к нему.

Но во время командных тренировок я замечаю, что он смотрит на меня с другого конца поля.

Когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, я жду, что он отвернется и сделает вид, что не смотрел.

Но он так и не отворачивается.

Он стоит, не стесняясь того, что смотрит на меня.

Иногда он задиристо машет рукой.

Я успеваю отвернуться, прежде чем он увидит глупую улыбку, которая тянется к уголкам моих губ.

Сегодня на нашем занятии он выглядит особенно грешным. Сейчас парень стоит, положив руки на бедра, и тяжело дышит, пытаясь отдышаться.

Мой взгляд останавливается на его руках, покрытых венами, больших и украшенных парой серебряных колец.

Кожу на шее покалывает при воспоминании о том, как я была зажата в его крепкой хватке.

Ощущение, когда я сглатывала, прижимаясь к его руке, и знала, что если он сожмет, если он еще чуть-чуть надавит, то я не смогу дышать.

Его руки перемещаются к концу майки, хватают подол и поднимают его вверх, чтобы вытереть пот со лба.

Это движение обнажает его живот и грудь, и у меня в горле пересыхает слюна, а в нижней части живота разливается тепло.

Мускулистый пресс проступает на его животе, подтянутый и рельефный, вплоть до мускулистой груди.

Его кожа сияет золотом под прохладным солнцем, весь торс лишен волос, за исключением тонкой полоски, начинающейся у пупка и исчезающей под поясом шорт.

Он выглядит как мужчина.

Как мужчина, которого я хочу взять в рот как можно скорее.

Ладно. Ладно. Хватит об этом.

Меня начинает беспокоить, как быстро мои мысли о нем переходят от уместных к совершенно безумным.

Я несколько раз моргаю, чтобы отвлечься от этих грязных мыслей, и вместо этого смотрю в глаза Риса.

Он понимающе улыбается, словно уловив, что я за ним наблюдаю, поэтому я быстро отворачиваюсь и занимаюсь тем, что укладываю оборудование обратно в сумку.

14





― Нет.

― Ты пялилась.

― Я не пялилась.

― Ну же, признай это. Ты пялилась на меня. ― Рис говорит, его выражение лица напоминает кота, которому достались сливки. ― Скажи мне, насколько тебе понравилось то, что ты увидела.

Мы в кабинете тренера убираем мячи, конусы и гири, которые позаимствовали.

Рис никак не прокомментировал то, что я наблюдала за ним, когда я поняла, что он заметил меня. Мы закончили тренировку еще несколькими спринтерскими упражнениями, и я думала, что он не станет об этом говорить и я выйду из игры невредимой.

Я должна была догадаться, что он не оставит это так просто, этот ублюдок.

― Удивительно, что ты можешь стоять прямо, да еще с таким огромным эго, которое ты повсюду таскаешь за собой.

Он фыркнул, открывая дверь тренера и пропуская меня первой в холл.

― Если ты хочешь поговорить о больших вещах, которые мешают мне стоять прямо, то мы должны поговорить о другой части тела.

Я нажимаю кнопку вызова лифта и смотрю на него, приподняв брови.

Он поднимает обе руки перед грудью, чтобы обозначить размер. Я могу сказать, что он показывает примерно девять дюймов.

Смотрю на его руки, потом снова на лицо, где на его губах заиграла наглая ухмылка.

― Массивный, ― одними губами произносит он. ―Иногда я наклоняюсь вперед из-за этого.

Я закатываю глаза, когда мы заходим в лифт, надеясь, что эта реакция скроет румянец на моих щеках и то, как мой грязный ум сразу же вспомнил о нашем объятии.

Потому что я почувствовала это, почувствовала его.

Я знаю, что он не лжет.

― Если ты мне не веришь, я с удовольствием тебе это покажу. ― Говорит он, делая пару шагов ко мне и заставляя меня прижаться спиной к стене лифта. ― Я могу завершить картину для тебя, раз уж ты рассматривала меня ранее.

― Я в порядке, спасибо… о, блять.

Мои слова резко обрываются из-за толчка лифта. Мы оба застываем в шоке, когда лифт трясется раз, два и останавливается между этажами, свет зловеще мигает пару раз, включаясь и выключаясь.

Страх мгновенно забивает мне горло и перехватывает дыхание.

― Что за хрень? ― восклицает Рис, отворачиваясь от меня и направляясь к панели, где он нажимает кнопку экстренного вызова.

Я сползаю по стене вниз, пока не упираюсь задницей в пол, от ужаса мои ноги превращаются в желе и не могут удержать мой вес.

Тем временем Рис издает разочарованный звук и снова нажимает на кнопку.

― По-моему, эта штука не работает, ― говорит он, поворачиваясь ко мне. ― Придется подождать… Что за…? Что случилось?

Внезапно он опускается передо мной на одно колено и берет мое лицо в свои руки.

― Ты белая, как полотно. Что случилось? ― повторяет он, касаясь моего лба.

По моему телу пробегают мурашки, и я начинаю дрожать. Я тяжело вдыхаю через нос и выдыхаю через рот, пытаясь отрегулировать сердечный ритм.

― Н-ничего. ― Отвечаю я ему, стыдясь.

Я ненавижу эту часть себя. Ту часть, которая слабая, а не сильная.

Моя клаустрофобия не является постоянной проблемой ― например, я смогла просидеть девять часов в летающей банке из-под сардин, чтобы прилететь в Швейцарию, ― но когда она проявляется, то всегда подкашивает колени.

― Тайер. ― Он предупреждает.

― Я в порядке. Правда. ― Я говорю, вырываясь из его рук.

Или, по крайней мере, пытаюсь это сделать, потому что его рука опускается вниз и захватывает мою челюсть, прижимая меня к месту.

― Скажи мне. ― Он приказывает, затем более мягко: ― Скажи мне, что не так, любимая.

Он не помогает. От того, как он называет меня «любимая», мое сердце начинает биться с новой силой как раз в тот момент, когда я пытаюсь его стабилизировать.

Мои ладони вспотели и держат в смертельной хватке скомканную ткань моих шорт.

― Иногда мне приходилось прятаться. ― Я начинаю: ― От маминых парней, я имею в виду. Когда они начинали кричать, бросаться вещами, я просто пряталась в шкаф и сидела там часами, пока шум не прекращался.

Я сглатываю комок в горле, и его большой палец начинает поглаживать линию моей челюсти, этот жест успокаивает.

Это оказывает на меня успокаивающее действие, заглушая прежнюю панику.

― Они никогда не причиняли мне вреда. Мне просто… не нравится быть запертой в замкнутом пространстве, из которого нет выхода. ― Я заканчиваю, небрежно пожав плечами. ― Я в порядке, правда, просто у меня очень бурная реакция на этот лифт, вот и все.

Если бы глаза могли сжигать людей заживо, думаю, все, что нашли бы от меня в этом лифте, ― это след от ожога моей задницы на ковре подо мной.

Парень не отрываясь смотрит на меня, и этот зрительный контакт настолько силен, настолько захватывает, что мне кажется, будто он заглядывает в глубины моей души.

Он резко прерывает это, лезет в карман своих шорт и достает телефон.

Несколько мгновений он набирает номер, затем подносит телефон к уху и смотрит на меня, пока тот звонит.

Наконец, кто-то берет трубку, и тут я обнаруживаю, что Рис безупречно говорит по-французски, потому что он ведет минутный разговор на этом языке, прежде чем положить трубку и убрать телефон обратно в карман.

― Это был Фред, мэр. Он пошлет за нами пожарных в срочном порядке, мы должны убраться отсюда через десять мину…

― Ты звонил мэру?

― Если бы я мог вскрыть эти двери и вытащить тебя сам, я бы это сделал, ― говорит он, холодность его тона противоречит его горячим словам.

Я не знаю, что на это ответить, поэтому выбираю что-нибудь безопасное.

― Не волнуйся, я могу подождать.

Он насмехается над этим и опускается на колени, чтобы сесть передо мной. Его руки поднимаются, чтобы обхватить меня за плечи.

― Я обернулся, а ты сидела на полу, тряслась, была вся в поту и бледная, как привидение. Хуже того, ты выглядела такой чертовски маленькой и испуганной. У меня чуть не случился сердечный приступ. ― Он говорит, положив руку на грудь. ― Не говори мне после этого, что ты в порядке или ты можешь подождать, потому что я не позволю тебе сидеть здесь ни секунды дольше, чем нужно.

Я молча смотрю на него, не зная, что сказать. Он говорит с едва сдерживаемым раздражением, как будто ему физически тяжело осознавать, что оказаться здесь в ловушке ― мой худший кошмар.

Его аура темная и угрожающая, и в этот момент я понимаю, что он убил бы всех моих демонов, если бы ему представилась такая возможность.

Он успокаивающе поглаживает меня по рукам.

― Тебе лучше? ― спрашивает он.

― Да, ― прочищаю я горло. ― Разговоры помогают. Отвлекает от мыслей о том, о чем мы говорим.

― Я убью их.

― Кого? ― спросила я, сбитая с толку неловким переходом.

― Парней. ― Он отвечает, его тон достаточно резок, чтобы ранить. ― Тебе лучше надеяться, что я никогда не ступлю на порог Чикаго, Сильвер, потому что если я когда-нибудь столкнусь с одним из этих ублюдков, я вырежу их сердце и скормлю его им.

― Макли…

― Не надо. ― Он говорит, бросая на меня мрачный взгляд. ― Это было обещание.

Я слышу в его голосе, что он серьезен. Он действительно убьет кого-нибудь за то, что он со мной связался.

Хорошо, что он никогда не приедет в Чикаго.

― В этом нет необходимости. ― Говорю я и пытаюсь придумать, как сменить тему. ― О чем мы говорили до всего этого?

― О том, какой у меня большой член. Я с удовольствием вернусь к этой теме разговора, если ты хочешь. ― Отвечает, дразнящая и насмешливая сторона его лица проглядывает сквозь темноту.

Я смеюсь над этим, и столь необходимый смех помогает снять напряжение в моей груди.

Я закрываю глаза и откидываю голову назад к стене.

― Спасибо, что рассказала мне об этом.

Я открываю их и смотрю на парня. Он отодвинулся назад и сидит у противоположной стены, положив руки на колени.

Я киваю, а затем подтягиваю колени к груди.

― Ты один из двух человек, которые знают об этом. ― Я признаюсь ему, а затем полушутя-полусерьезно добавляю: ― Храни этот секрет ценой своей жизни.

― Беллами должна знать. Это значит, ― говорит он, глядя на меня. ― Что идиот дома не знает?

Я думаю, он хотел сказать это как утверждение, но получилось больше похоже на вопрос.

― Не идиот, и нет, не знает.

В его глазах загорается страсть к подтверждению моих слов. Даже если бы я попыталась стереть с его лица самодовольное выражение, это было бы невозможно, я в этом уверена.

― Как же так?

Я думаю, как ответить, прежде чем решиться на правду.

― Я очень много работаю, чтобы быть сильной. ― Отвечаю ему, прежде чем сделать небольшую паузу. ― Наверное, мне не нравится, когда люди видят меня слабой.

― Ты считаешь, что твоя клаустрофобия ― это слабость?

― Как бы ты это назвал?

Он задумчиво хмыкает, глядя в потолок.

― Ты сделала то, что должна была сделать, чтобы выжить. ― Он говорит, прежде чем снова опустить взгляд вниз и встретиться с моим. ― Для меня это и есть определение силы.

От его слов у меня заныло в животе, а кровь запульсировала в жилах от трепета.

Он умеет владеть словом, когда хочет.

― Ты тоже не умеешь быть уязвимым. ― Я говорю ему, отчаянно пытаясь перевести разговор с себя.

― Это правда? ― Он спрашивает, его тон лениво вопросительный.

― Да.

― В каком смысле?

― У тебя есть фасад самоуверенного, горячего, веселого парня. Я думаю, что это большая часть того, кто ты есть на самом деле, но за этим фасадом скрывается человек с очень глубокими, сложными эмоциями, которые ты тщательно оберегаешь и держишь подальше от внешнего мира.

Его улыбка расширяется до полноценной ухмылки.

― Ты только что назвала меня сексуальным?

― Видишь? Ты уклоняешься. ― Я укоряю его. ― Скажи мне что-нибудь. Как я только что сказала тебе, скажи мне что-нибудь реальное.

― Зачем?

Слева от меня раздается громкий металлический звук, который меня пугает.

Должно быть, пожарные уже здесь, работают над тем, как нас вытащить. Я оглядываюсь на него и вижу, что он так и не отвел взгляд, его напряженный взгляд по-прежнему прикован к моему лицу.

― Мы заперты в металлическом ящике, полностью изолированы от остального мира. Я только что рассказала тебе, возможно, свой самый глубокий, самый темный секрет. В этом лифте нет никаких последствий, никаких суждений, только правда. ― говорю я ему. ― Так что оставь свой секрет здесь, со мной.

Он рассматривает меня секунду, эти бездонные темно-синие глаза пронзают меня насквозь. Я смотрю, как он изучает каждый сантиметр моего лица, как бы запоминая его.

― Хорошо.

От предвкушения у меня сводит желудок, и я киваю.

― Полагаю, Беллами рассказал тебе, что я пожертвовал деньги на ремонт библиотеки и открытие ее заново в честь моих родителей, верно?

― Да.

Именно там Беллами проводит свое наказание, сортируя и складывая книги в преддверии торжественного открытия.

― Я еще не смог туда войти.

Это, безусловно, удивительно. Ремонт закончен, и, насколько я понимаю, до торжественного открытия осталось всего пара недель.

У меня сердце болит за него.

Я могу только представить себе, как больно ему было потерять обоих родителей и как тяжело было чтить их память, одновременно учась жить без них.

Это очень тяжелое бремя.

― Как ты думаешь, ты сможешь пойти на открытие?

― Да. Не то чтобы не смогу. Просто никогда не было подходящего времени для этого. ― Он говорит, подсознательно отстукивая ногой по полу бешеный ритм.

Я знаю, что все не так просто. Что это должно быть трудно сделать, хотя на первый взгляд это достаточно безобидная задача.

― Все твои друзья будут там. Я приду. Мы устроим веселую ночь.

Мне лень вставать, я подползаю к нему на коленях и сжимаю его руку.

Он хрипло стонет, когда я сажусь рядом с ним.

― Никогда больше не подползай ко мне вот так.

Я цокаю, звук щелкает у меня во рту.

― Я могу просто хлопать ресницами, и ты станешь твердым, это вряд ли моя вина.

― Осторожно. ― Он предупреждает. ― Всю последнюю неделю я не торопился, не просил, ждал, когда ты будешь готова. Но если ты будешь продолжать провоцировать меня, я прижму тебя к стенке и просто возьму, что хочу.

Я ничего не могу с собой поделать.

Я облизываю губы при этой мысли.

― Конечно, тебе бы этого хотелось, ― говорит он, с желанием глядя на то, как я увлажняю губы. ― Ты так отчаянно хочешь трахнуть меня, что разваливаешься на части каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе. Держу пари, я могу заставить тебя кончить прямо сейчас, просто облизывая, целуя и покусывая твою шею.

Судя по тому, как поднимается температура моего тела при его словах, я думаю, что он мог бы заставить меня кончить, просто рассказывая о том, как он издевается над моей шеей.

Картер. Помни о Картере.

Почему в последнее время мне приходится почти насильно заставлять себя думать о нем?

Как будто мысли о нем, о нас вместе, все дальше и дальше от меня.

― Это ты должен быть осторожен, чтобы не влюбиться в меня, раз уж ты так навязчиво меня преследуешь. ― Говорю я ему.

― Этого никогда не случится. ― Прямолинейно отвечает он.

Я бросаю на него обиженный взгляд.

Мне не очень приятно слышать, что он говорит это так непринужденно, как будто влюбиться в меня было бы самым трудным делом на свете.

Я понимаю, что для меня это нелепость, что мои чувства задеты, учитывая, что я одна в отношениях, но это нисколько не смягчает удар.

Я веду себя иррационально, и мне наплевать.

Резко встаю, раздражаясь на него.

Раздражаюсь на себя за то, что позволила этому сюрреалистическому моменту заставить меня ослабить бдительность по отношению к нему.

― Мы здесь! ― кричу я во всю мощь своих легких в сторону грохота, раздающегося по ту сторону дверей лифта.

― Что, черт возьми, с тобой не так?

― Ничего.

― Ты уверена? Потому что ты только что кричала, как банши, на пожарных.

― Я пытаюсь вытащить нас. Ты должен быть счастлив, через несколько мгновений ты будешь далеко от меня и вернешься к людям, которых любишь. ― Говорю я, делая акцент на слове «любишь».

15





Медленная улыбка расплывается по моему лицу, когда приходит понимание.

― Ты расстроилась, потому что я сказал, что влюбленности в тебя никогда не будет?

Гнев наэлектризовывает ее серебряные волосы, делая их сияющими.

― Не думай ни секунды, что меня это волнует. ― Выплюнула она, скрестив руки на груди и пристально глядя на меня. ― Это принцип. Это чертовски грубо так говорить, ты так говоришь, как будто я не заслуживаю симпатии.

― Тайер.

Она поворачивается обратно к двери.

― Мне нужно выбраться отсюда.

― Тайер. ― Я предупреждаю.

― Помогите! Aidez-moi, ― Помогите мне, пожалуйста. ― Она пытается говорить на менее чем посредственном французском.

Я игнорирую тепло, которое распространяется в моем животе при мысли о том, что она так расстроена из-за того, что теоретически я люблю ее или нет.

Возможно, я ближе к тому, чтобы расколоть ее, чем я думал.

― Я никогда не был влюблен и не планирую быть влюбленным. ― Говорю я ей, делая одолжение, что не буду дальше выяснять, почему это понятие так ее раздражает.

Это привлекает ее внимание.

Она снова поворачивается ко мне, ее глаза сужаются, когда она рассматривает меня.

― Ты не веришь в любовь? ― Ее сомнительный тон должен был передать, насколько нелепой она считает эту мысль.

― Нет, я верю в нее. Я видел, насколько сильной может быть любовь. ― Я говорю ей, мой тон граничит с напоминанием. ― Но я думаю, что это слабость, уязвимость. Отдать свое сердце тому, кто живет в такой легко разбиваемой оболочке, кого так легко убить и кто ходит в таком опасном мире. Ты отдаешь этому человеку все, а он умирает, и ты остаешься ни с чем. Даже не с тем, кем ты была раньше. ― Отвечаю ей. ― Я прошел через это однажды с моими родителями, и я не хочу проходить через это снова.

Ее рот приоткрывается, а на лице появляется сочувствие, когда она смотрит на меня.

― Я понимаю, почему ты так думаешь, но нельзя всю жизнь избегать любви, потому что боишься ее потерять. Я думаю, что в этом случае будет не меньше боли.

― Я могу жить с такой версией болью. А вот жить без другого человека, которого я люблю, может меня убить.

Я отвожу взгляд, почти смущенный тем, что был так уязвим. Гораздо больше, чем от признания, что я не смог пойти в библиотеку.

― В любом случае, все это лишь гипотетически. Как я уже сказал, я никогда не был влюблен. Даже близко нет.

Она медленно кивает, задумчиво пожевав губами.

― Тогда почему ты сказал это на вечеринке?

Я делаю вид, что думаю и пытаюсь вспомнить, но я точно знаю, о чем она говорит. Когда я высказала ей все, что думаю о мудаке, который ждал ее дома.

― О том, что мой парень ― идиот, раз позволил мне уехать без него? ― спрашиваю я.

Она кивает.

― Потому что тебя не любят правильно, а ты этого заслуживаешь.

― Понятно.

― Я не могу помочь тебе с этим, но я могу хотя бы трахнуть тебя получше.

Возможно, это были неправильные слова, но я не смог сформулировать их более красноречиво.

Ее позвоночник выпрямляется, каждый позвонок фиксируется в нужном положении, когда она пронзает меня раздраженным взглядом.

― Ты хочешь, чтобы я рассталась со своим парнем, которого люблю… только для того, чтобы я могла трахнуть тебя без всяких обязательств? Я правильно поняла? ― спрашивает она, с губ ее срывается сарказм.

Я рычу на ее непринужденное признание в любви к своему парню.

― Я хочу тебя. Одна мысль о том, что он к тебе прикасается, вызывает у меня желание вырвать ему ногти один за другим, прежде чем я перейду к ногтям на ногах, и, думаю, я ясно дал это понять. ― Отвечаю я, прежде чем продолжить: ― И я знаю, что ты тоже хочешь меня, даже если ты не хочешь этого признать. Поддайся чувствам, с которыми, как я знаю, ты борешься с тех пор, как приехала сюда. Расстанься с ним и позволь мне стать твоей опорой.

В этот момент двери лифта открываются, и внутрь заглядывает пожарный.

― Bonjour, ― Добрый день, ― говорит он, ― Vous allez bien? ― Вы в порядке?

― Oui. ― Да. ― Отвечаю я, говоря ему, что с нами все в порядке. Он выходит, вероятно, за оборудованием.

Я оглядываюсь на Тайер, которая стоит безмолвно.

― Давай я тебя подвезу. ― Говорю ей.

Пожарный возвращается, на этот раз с небольшой двухступенчатой лестницей, по которой мы можем выбраться из лифта.

― Хорошо. ― Говорит он, на этот раз по-английски. ― Сначала мадемуазель.

Я все еще жду, что она мне ответит.

Она качает головой, избегая моего взгляда.

― Нет, спасибо. Я сама доберусь.

Не глядя на меня, она хватает пожарного за протянутую руку и с ее помощью поднимается по лестнице и выходит из лифта.

Когда я выхожу из лифта и встаю прямо, вытирая пыль с брюк, я оглядываюсь в поисках ее.

Она ушла.



Я растянулся на заднем сиденье лимузина, обессиленный.

Все тренировки плюс стресс от пребывания в лифте выбили из меня все силы.

Вместо того чтобы провести вечер дома, как я надеялся, я должен встретиться с Роугом в Женеве.

Он обхаживает своих ключевых акционеров, пытаясь обеспечить плавную преемственность между его отцом и им, когда это в конце концов произойдет, и мы нужны ему там для какой-то ерунды на коктейль-часе.

Это последнее, чем я хотел бы сейчас заниматься.

Лучше бы я провел вечер, попивая пиво и проигрывая в памяти весь разговор в лифте с Тайер.

Трудно описать то чувство, которое пронзило меня до глубины души, когда я обернулся, ожидая увидеть ее стоящей и в порядке, а вместо этого обнаружил ее дрожащей на полу.

Ее лицо было таким белым, что я подумал, что она вот-вот потеряет сознание. Мое сердце упало в задницу, а руки затряслись, когда я схватился за ее лицо.

Я устало потер глаза и посмотрел в окно, когда мы покидали Обонну. Не думаю, что я сделал хотя бы вдох за эти десять секунд, которые растянулись в моей груди до минут.

Я разберу весь этот лифт на части ― кусок за куском ― за то, что заставил ее пройти через это.

Достав из кармана телефон, я разблокировал его и открыл сообщение Филу Торнтону, директору школы АКК.

Я: Южный лифт в спортивном корпусе. Я хочу, чтобы его вывели из эксплуатации.

Торнтон: Ты не можешь просто отправлять сообщение на этот номер.

Торнтон: И о чем ты говоришь?

Я: Он неисправен. Я хочу, чтобы его сняли с эксплуатации сегодня же. Я пожертвую столько, сколько потребуется, чтобы его заменили на что-то современное.

Торнтон: Потому что это то, что нам нужно ― современные лифты.

Торнтон: Я не могу просто вывести лифт из эксплуатации, потому что у тебя с ним проблемы.

Я: Я построю новый плавательный бассейн.

Торнтон: Продолжай…

Я: Финансирование нового бассейна олимпийского размера и нового лифта. Но я хочу, чтобы его немедленно перекрыли.

Торнтон: Хорошо.

Торнтон: За один лифт придется заплатить немалую цену.

Блокирую экран и убираю телефон.

Я бы заплатил гораздо больше денег за то, чтобы этот лифт был уничтожен.

Мы подъезжаем к отелю, в котором остановился Роуг, и мой водитель, Джейк, открывает мне дверь.

― Спасибо.

― Сэр, ― отвечает он, когда я прохожу через двери и поднимаюсь прямо в пентхаус, в котором остановился Роуг.



Прошло два часа этой коктейльной встречи, и мне уже надоело.

Напротив меня Роуг стоит в кругу с тремя акционерами и внимательно слушает одного из них, энергично пересказывающего, как я уверен, невероятно скучную историю о «старых добрых временах».

Если судить по едва скрываемому выражению скуки на лице Роуга, то я прав.

Феникс сидит в кресле в сторонке, потягивает виски с отстраненным выражением лица.

― Все в порядке, приятель? ― спрашиваю я его.

― Да, ― отвечает он. ― На сегодня с меня достаточно общения. ― Он осушает свой стакан и встает. ― Я возвращаюсь в отель.

Он треплет меня по подбородку и уходит.

Мне не хотелось бы ничего другого, как последовать за ним. Мысль о том, чтобы снять костюм и откинуться на спинку кресла с выпивкой и игрой, вызывает у меня почти слюноотделение.

К сожалению, я знаю, что Роугу сегодня нужна моя поддержка. Я останусь здесь столько, сколько ему будет нужно, но больше не буду вести светские беседы. Феникс был прав, когда говорил о том, что надо сидеть в стороне.

Интересно, что делает Тайер.

Ей лучше?

Она была раздражена, когда уходила от меня сегодня днем. Хотела ли она признаться себе в этом или нет, но то, что я не искал долгосрочных отношений, вывело ее из себя.

Это означало, что, по крайней мере, часть ее любит меня настолько, что эта новость стала для нее разочарованием.

При этой мысли меня пронзила дрожь. Если быть честным, то я не знаю, какие у меня с ней планы.

Все, что я знаю, это то, что я жажду ее.

Я никогда не испытывал такого темного, собственнического желания к кому-то.

Мне нужно прикоснуться к ней, зарыться в нее, пометить ее. Изначально я думал, что это будет один раз и все.

Заставлю ее подчиниться мне, вытравлю ее из себя и пойду дальше.

Это было раньше, когда я думал, что легко, без особых усилий, уложу ее под себя.

Как я обычно и делал.

Теперь же, когда она превратила это в вызов, одного раза точно будет недостаточно.

Я буду трахать ее, чтобы наказать, чтобы преподать ей урок, многократно и до тех пор, пока не насыщусь.

И если судить по тому, с какой жадностью я думал о ней, то пройдет какое-то время, прежде чем я удовлетворю свой аппетит.

При этой мысли у меня в груди вибрирует гул, почти мурлыканье.

Надеюсь, что, рассказав ей правду, я не подтолкнул ее к тому ублюдку в Чикаго.

Грозовые тучи заслоняют мне зрение при этой мысли.

Я не собирался говорить ей о том, что не ищу серьезных отношений, это просто вырвалось на фоне «уязвимого» разговора, который она хотела завести.

В любом случае, ей лучше было знать, где находится моя голова.

Я открываю приложение Instagram на своем телефоне и захожу в профиль Тайер. Никаких новых постов с тех пор, как я в последний раз подглядывал за ней, но есть новая история.

Я открываю ее и смотрю.

Это видео, на котором Беллами танцует в клубе. Место отмечено как «Барокко».

Девушка соблазнительно танцует, ее бедра двигаются в такт звучащей песне. Она смотрит в камеру и приглашающе манит к себе.

Через несколько мгновений видео обрывается, но не раньше, чем можно увидеть пару парней, с интересом разглядывающих ее.

Я нахмурил брови. Это видео было размещено в истории Тайер, но ее в ней нет. Я увеличиваю громкость и смотрю его снова, на этот раз с включенным звуком.

― О, блять… ― говорю я, хихикая про себя. ― Он выйдет из себя.

Роуг взорвется, когда увидит это видео. Я не могу не улыбнуться при этой мысли.

Это как раз то развлечение, которого не хватало в мой субботний вечер.

Я осматриваю комнату и вижу, что Роуг все еще стоит в той же группе, что и раньше. Я встаю, подхожу к нему и кладу руку на плечо.

― Извините нас, ― говорю я, поворачиваясь к акционерам с самой очаровательной улыбкой. ― Мне нужно увести его на минутку.

С этими словами я, надавив на плечо Роуга, подталкиваю его к дверному проему.

― Что это было? ― спросил он, в его тоне явно слышалось раздражение.

Он был не в духе с тех пор, как мы с ним встретились. Он никогда бы в этом не признался, но я знаю, что он скучает по Беллами. Это самый долгий период, когда он не видел ее с тех пор, как у них все началось.

Я собираюсь подлить масла в огонь и увидеть, как он взорвется.

―Я подумал, что ты захочешь это увидеть, ― говорю я, нажимая на историю Тайер и передавая ему свой телефон.

Я наблюдаю, как его лицо за долю секунды превращается из безучастного в яростное. В его глазах вспыхивает искра, а челюсть сжимается с такой силой, что я могу это услышать.

Он смотрит три раза, его глаза летают по всему экрану.

Смотрит на нее.

Наблюдает за ее телом.

Смотрит, как на нее глазеют другие мужчины.

Наконец, он поднимает на меня глаза.

― Ты смотрел это?

― Да.

― Я вырежу тебе глаза, ― говорит он, прижимая телефон к моей груди. ― Сотри это из твоей памяти навсегда.

Я хихикаю.

― Ты ведь понимаешь, что тебе придется вырезать несколько сотен глаз? Она выложила это в свою историю. ― Я говорю ему, а затем преподношу pièce de resistance ― главное блюдо. Я возвращаю ему телефон. ― Смотри со звуком.

Он сужает глаза.

― Зачем?

― Просто сделай это.

Он увеличивает звук и снова нажимает кнопку воспроизведения. Через микрофон слышен голос Тайер: ― Это моя лучшая подруга! Она не замужем и готова к знакомству, господа и джентльмены.

Роуг выходит из комнаты еще до того, как она закончила свою фразу, и дверь за ним громко захлопывается. Я следую за ним, мой восхищенный смех отражается от стен коридора.

Смех резко обрывается, когда он прижимает меня к стене, прижимая предплечье к моему горлу. Он с силой надавливает на меня один раз, а затем отпускает.

― Тебя это беспокоит? ― говорю я, кашляя и все еще смеясь. Это даже лучшая реакция, чем я надеялся.

― Я не знаю, почему ты улыбаешься, ― говорит он, его улыбка жестока и прямо-таки ужасает. ― Ты забыл, что Тайер тоже в этом клубе? Вероятно, она тоже одета в развратный прикид и сейчас на танцполе с Дрейком наперевес.

Наступает его очередь смеяться, когда улыбка стирается с моего лица. И я понимаю, почему он напал на меня, потому что мне хочется убить его за смех.

Я уже планировал пойти с ним в «Барокко», но теперь мне кажется, что я не могу терять ни секунды, прежде чем окажусь там.

Я зацепляю его ногой за лодыжку и дергаю, повалив его на землю.

― Бери свою гребаную машину. ― Выплевываю на него, когда он смотрит на меня со спины.

16





Я допиваю стакан воды и выпиваю еще один, после чего поворачиваюсь к танцплощадке, где все еще танцует Беллами.

Адреналин от танцев в сочетании с алкоголем в моих венах раскрепощает меня, и я чувствую себя чертовски хорошо, цитируя Лиззо.

В «Барокко» играют все лучшие клубные хиты, и мы танцуем уже некоторое время, вместе и порознь, наши мысли и тела полностью отданы танцу.

Но мне нужен момент, чтобы проветрить голову.

Потому что, как бы громко ни звучала музыка и как бы я ни старалась думать о чем-то другом, мои мысли постоянно возвращаются к тому, что сказал мне Рис.

Как банально для такого человека, как он, не верить в любовь.

Или, простите, верить в нее, но не желать быть влюбленным. Никогда.

Не то чтобы это имело для меня какое-то значение. Я просто думаю, что это совершенно нереалистичный подход к жизни, и если он действительно так считал, то ему не следовало так слепо преследовать меня.

Нет.

Дело не во мне. Это не имеет ко мне никакого отношения.

И все же.

Мне хочется кричать от досады. У меня в голове полный бардак, и во всем виноват он. Почему мне кажется, что он лично причинил мне боль, когда у меня уже есть любимый человек?

У меня ничего не получается, каша в голове становится все сложнее, чем больше я об этом думаю.

Алкоголь тоже не помогает.

Все должно быть просто ― он не имеет ко мне никакого отношения.

Вместо этого я понимаю, что, может быть, как бы я ни притворялась, как бы ни пыталась спрятаться за этой защитой, может быть… я действительно что-то чувствую к нему.

Чувствовала что-то к нему.

И то, что это «что-то» никогда не сможет стать чем-то большим, ранило эту часть меня.

Я хотела бы убить ее совсем. Я бы хотела, чтобы известие о том, что у него никогда не будет чувств ко мне, потушило мои собственные, как выливание всего Ниагарского водопада на костер, но этого не произошло.

Костер уменьшился. Он глубже в лесу, и его труднее найти.

Но он все равно безжалостно ревет.

Не помогает и то, что мы с Картером так и не поговорили после нашей полуссоры. Он звонил, но я не отвечала.

И не перезвонила.

Честно говоря, я не знаю, что я делаю. Сейчас у нас с Картером все хорошо, но я бы хотела, чтобы мы вернулись к тому, что было раньше.

До того, как он изменил.

Может быть, я не простила его по-настоящему, может быть, в этом проблема. Я не уверена.

Просто мне кажется, что мы находимся в каком-то чистилище, и я не знаю, как из него выбраться.

Я даже не знаю, хочу ли я, чтобы мы выбрались.

Он сломал часть меня, когда переспал не со мной, а с кем-то другим. До меня.

Когда мы начали встречаться, я не была готова к сексу с ним. Я видела, какие ужасные отношения, основанные на сексе, были у моей мамы, и я была осторожна и боялась повторить тот же цикл.

Поэтому мы ждали, и он был так терпелив. Внимательный и уверенный, он не давил на меня. По крайней мере, вначале.

Мы занимались другими вещами, росли вместе как пара, и я думала, что мы счастливы. Я была готова и планировала особенную ночь для нас, когда он сказал мне, что изменил.

Это был рекордный момент в наших отношениях, и через два месяца я уехала в Швейцарию.

К сожалению, до моего отъезда мы не нашли времени, чтобы вернуть отношения на правильный путь.

Поэтому сейчас мы находимся в промежуточном состоянии,расстояние не позволяет сделать шаг в ту или иную сторону.

Глубоко вздохнув, я оглядываюсь на место, где находится Беллами. Мои глаза расширяются, когда я вижу, с кем она разговаривает.

Роуг.

Его руки обхватывают ее, и даже со своего места я могу сказать, что ревность накатывает на него волнами.

Он пришел за ней.

Я знала, что он придет или хотя бы даст о себе знать, когда увидит историю, которую я опубликовала.

Она скучала по нему, и ему нужен был пинок под зад, чтобы вспомнить, что дома по нему сохнет настоящая королева.

Я рада за Беллами и лишь немного завидую тому, что он разыскал ее. Что ни говори об их отношениях, но это довольно романтичный жест.

― Привет, любимая.

В клубе очень шумно, и он говорит не особенно громко, но каким-то образом его слова долетают до меня и впиваются в каждую пору моей обнаженной кожи.

Мои глаза медленно закрываются, по позвоночнику пробегает дрожь.

Это осознание того, что он внезапно, неожиданно оказался здесь.

Опасения по поводу того, что я увижу, когда обернусь.

Адреналин при мысли о том, что сейчас произойдет словесный спарринг.

Я поворачиваюсь, и мой взгляд вознаграждается подарком: передо мной стоит Рис, одетый в дорогой темно-синий костюм. Он сшит с точностью до сантиметра на его крупном теле, в паре с черными туфлями и белым карманным платком.

Что еще более важно и разрушительно, он совпадает с цветом его глаз.

Нет, сочетается ― слишком скучный способ описать это. Он отражает их, заставляя сиять темным намерением, которое я в них вижу.

Похоть, которая горит ярким и убийственным огнем, когда он рассматривает мои туфли на шпильках.

Мои дымчатые глаза.

Мое маленькое черное платье.

― Макли.

У него отвисает челюсть.

― Сильвер. ― Он кивает.

― Ты пришел с Роугом? ― спрашиваю я.

Улыбка приподнимает уголок его губ.

― Пришел. Я уговорил его прийти сюда, показав ему твою историю.

― Значит, она выполнила свою задачу. ― Я отвечаю ему улыбкой.

Его улыбка превращается в ухмылку.

― Ты злая.

― Злой только тот, кто показал ему эту историю.

― Туше. ― На этот раз он говорит с глубоким смехом.

Его глаза блуждают по моему телу, и возбуждение в них доказывает, что ему нравится то, что он видит. Он глубоко, резко вдыхает, и его ноздри раздуваются, когда он оценивающе смотрит на меня.

Парень продолжает, и мне становится не по себе под его взглядом. Он как будто придирается не только к тому, что на мне надето, как будто надеется докопаться до сути и посмотреть, что он сможет найти.

― Я знаю, зачем пришел Роуг, ― говорю я ему, прочищая горло. ― Но зачем пришел ты?

― Я пришел ради тебя.

Мои ноги дрожат, а киска пульсирует от этих слов. Как он так непринужденно отражает мои мысли о появлении Роуга, как часть меня хотела такого же внимания для себя.

Но теперь, когда оно у меня есть, я не уверена. Не знаю, что с ним делать, не знаю, хочу ли я его.

Мой голос слегка дрожит, когда я говорю.

― Что ты имеешь в виду?

Он делает шаг ко мне, и я не могу удержаться, чтобы не сделать шаг назад.

Рис продолжает наступать и кружит вокруг меня, не торопясь и беззастенчиво разглядывая меня своим пронизывающим взглядом.

― Я не он. ― Заявляет он, стиснув челюсть.

― Кто?

― Твой будущий бывший. Он оставил тебя без защиты, не претендуя на тебя. У меня такой проблемы нет. ― Он огрызается: ― Я убью любого, кто к тебе прикоснется. Подумай об этом, когда в следующий раз решишь пойти танцевать в бар.

У меня перехватывает дыхание. Слова выходят хриплыми, когда я говорю.

― Он мне доверяет. ― Я говорю, не обращая внимания на толчок в животе, который говорит, что, возможно, мой парень не должен доверять.

Потому что, не осознавая этого, я позволила кому-то другому вскружить мне голову.

Не до конца, но, как бы больно мне ни было это признавать, я больше не замкнута на себе и не смотрю только на будущее с Картером.

Есть небольшое колебание.

И дело не в Рисе. Или, по крайней мере, не совсем в нем. Впервые я начинаю по-настоящему сомневаться в своих отношениях.

― Он не должен им доверять. ― Он отвечает хрипловато, его голос хриплый. ― Не тогда, когда ты выглядишь настолько потрясающе, что у меня перехватывает дыхание. ― Его рука легко ложится на мое бедро и проводит по пояснице, продолжая кружить вокруг меня. Его пальцы касаются верхнего изгиба моей задницы. ― Не тогда, когда твои ноги выставлены вот так, умоляя раздвинуть их и полакомиться твоей киской. ― Его рука незаметно тянется к моему правому запястью. ― Он дурак, что оставил тебя одну и просто надеялся, что никто тебя не украдет. ― Он хищно улыбается, глядя на меня. ― Потому что я не остановлюсь, пока ты не будешь принадлежать мне.

― Остановись. ― Я прошу: ― Пожалуйста.

― Почему? Тебе неприятно знать, на что я готов пойти, чтобы обладать тобой?

― Чтобы временно обладать мной. ― Я поправляю его, и мне хочется взять эти слова обратно, как только я их произнесла.

Они слишком многое раскрывают.

― И в этом проблема? ― Он говорит так близко, что я чувствую его дыхание на своих волосах. ― Можешь ли ты честно сказать мне, что ты ищешь других отношений? Чтобы влюбиться в кого-то другого?

Когда я молчу, он продолжает.

― Нет. Ты хочешь, чтобы тебя трахнули. ― Он говорит, шепча мне на ухо. ― Чтобы тебя трахнул я, то есть.

― Ты опять ведешь себя неуместно.

― Разве? ― спрашивает он, поднимая руку, которая держит мое запястье, между нами. ― Потому что последние две минуты я держу большой палец на твоем пульсе, и твое сердцебиение подскакивает каждый раз, когда я говорю о том, чтобы трахнуть тебя. Твое тело хочет меня, даже когда твой мозг отрицает это.

Я насмехаюсь.

― Я предлагаю не обращать внимания на мозг и просто позволить нашим телам бороться друг с другом. Предпочтительно голыми и со мной сверху, но я приму это в любом виде. ― Он говорит с хитрой ухмылкой.

― Нет. ― Я поражаюсь тому, как твердо прозвучали мои слова. Я боялась, что мой голос дрогнет и откроется то, что я не готова открыть.

Он смотрит на меня томно, его глаза говорят обо всем и ни о чем одновременно. Несколько тактов мы стоим, не двигаясь, позволяя музыке вокруг нас унять неловкость, которую могло бы вызвать молчание. Он смотрит в мои глаза, словно думает, что в них он может найти ответ для меня.

Как убедить меня, как соблазнить меня, как расшифровать меня.

Я не могу больше выносить молчание.

― Потанцуй со мной.

― Нет.

Я нахмурилась.

― Потому что я не делаю то, что ты хочешь?

― Потому что если я прикоснусь к тебе прямо сейчас, Тайер, в этом платье, в этом клубе и под эту песню, ― говорит он, жадно облизывая губы, и это движение посылает укол прямо в мой клитор. ― Я не смогу остановиться. Я съем тебя на этой барной стойке, а потом переверну тебя на диван и буду трахать, пока ты не выкрикнешь мое имя. ― Он делает шаг ко мне, хватаясь за шею и используя ее, чтобы поднять мое лицо к себе. ― Мое имя. Мое настоящее имя. И ты будешь делать это так громко и так настойчиво, что люди подумают, что ты открыла новое божество.

― Ты сделаешь это на глазах у всех этих людей?

― Нет. Я бы сначала купил бар и выгнал всех.

― Правда? ― спросила я, затаив дыхание.

Его глаза темнеют, а непринужденная улыбка на губах стирается с лица.

― Не играй со мной.

― Я и не играю.

― Я уже говорил тебе однажды, что ты заплатишь за свою ложь. Счет растет, и я не уверен, что ты готова заплатить за это. ― Он говорит, отпуская меня и делая шаг назад.

Я сглатываю, отворачиваюсь от него и смотрю на танцпол.

― Я иду танцевать. ― Говорю я, потому что что еще я могу ему сказать. Я начинаю уходить, но он хватает меня за запястье, удерживая на месте.

― Помни, что я сказал, ― говорит он мне. ― Никто тебя не тронет.

Он отпускает мою руку и опускается на один из диванов в зале напротив танцпола. С этой точки обзора он сможет продолжать наблюдать за мной.

За мной и, видимо, за тем, кто окажется достаточно глуп, чтобы подойти ко мне.

17





В итоге я отвожу Тайер и Неру домой после ночной вечеринки в «Барокко».

Беллами уехала с Роугом, а Сикстайн в итоге была похищена Фениксом.

Он появился, набросился на нее, устроил хаос и в конце концов исчез вместе с ней.

Тайер попыталась побежать за ними, но я удержал ее: одна моя рука обхватила ее талию и притянула к своей груди.

Черт, как же это было приятно.

Она идеально прижималась ко мне, как будто ее тело было разработано и вырезано так, чтобы совпадать с моим, как кусочек пазла.

Она отпихнула меня и стала отчитывать за то, что я не позволил ей побежать за ними, но у Феникса были свои дела, и не ей было вмешиваться.

К тому же, чем больше он концентрировался на Сикс, тем больше он оставлял Тайер в покое.

Я еще не забыл, как он ранее вмешивался, что в конечном итоге привело к пари между мной и Девлином.

Это чертово пари.

Впервые в жизни я боюсь не проигрыша.

Я боюсь не проигрыша, а цены проигрыша.

Потому что я ни за что не подпущу Девлина к Тайер. Если я увижу, что он повернул голову в ее сторону, мне придется лишить его зрения.

Навсегда.

Я качаю головой. Я говорю как чертов псих, как и Роуг. И я это чувствую.

После «Барокко» проходит неделя, и я понимаю, что времени у меня в обрез. Иногда мне кажется, что я так близок к тому, чтобы убедить ее. Как будто если бы я просто схватил ее и поцеловал, она бы мне позволила.

Я не могу этого сделать, потому что знаю, что решение должно исходить от нее.

Но, черт возьми, как же я этого хочу.

В другие дни она обнимает меня за плечи так холодно, что можно заморозить весь Тихий океан. В такие дни мне хочется вытравить из нее все ее упрямство.

А потом впихнуть обратно, потому что это одна из тех вещей, которые мне больше всего в ней нравятся.

Сегодня один из таких дней.

Я убираю оборудование, пока она завершает свою любимую тренировку ― бег на трибуне, ― когда слышу позади себя громкий шум, а затем болезненный крик.

Обернувшись, я обнаружил, что она растянулась на полпути к трибунам, сжимая руками лодыжку.

Я пересекаю поле и преодолеваю ступеньки по три за раз, даже не успев осознать, что переместился.

― Дай-ка я посмотрю. ― Я говорю, и беспокойство, которое я пытался скрыть, прорывается в моем голосе.

― Я споткнулась об одну из ступенек, ― говорит она с гримасой, освобождая лодыжку. ― Я отвлеклась.

Я осторожно берусь за ее ногу, стараясь при этом не сдвинуть ее с места. Взявшись за конец одного из шнурков, я медленно потянул его и развязал узел.

Я берусь за заднюю часть ее лодыжки и осторожно снимаю ботинок, после чего провожу по лодыжке влево, а затем вправо, чтобы проверить, насколько она способна двигать ею.

― Как больно? ― спрашиваю я, оглядываясь на нее. Она вздрагивает, когда я немного отодвигаю ее за пределы досягаемости.

― Все нормально. Я скорее раздражена тем, что это произошло.

― Думаю, это растяжение, через пару дней все будет в порядке. Просто прикладывай лед и приподнимай ее.

― Ты врач? ― сварливо спросила она.

Я усмехаюсь над ее тоном.

― Нет, но у меня было достаточно таких травм, чтобы знать. А теперь пойдем. ― Говорю я, наклоняясь, чтобы обнять ее.

― Что ты… Макли, нет!

― Слишком поздно. ― Я говорю ей, как только она оказывается в моих объятиях и мы спускаемся по лестнице.

― Опусти меня на землю.

― Нет.

― Макли. ― Она предупреждает.

― Сильвер. ― Я отвечаю, мой тон дразнящий.

Она пытается извиваться в моих руках, чтобы освободиться. Я сильнее прижимаю ее к себе, прижимая к груди, и она замирает.

Ее подбородок трется о мои грудные мышцы, и она смотрит на меня сверху. Я с легкостью несу ее через поле к парковке.

На секунду она замолкает, и я думаю, что она смирилась со своим положением.

― Я могу идти. ― Говорит она мне, решив выбрать другую тактику.

― Нет, не можешь.

― Я могу.

― Не упрямься.

― Тебе нравится мое упрямство. ― Удивленный ее смелостью, я смотрю на нее сверху вниз, и мы обмениваемся маленькой, скрытой улыбкой. ― Если серьезно, то я могу ходить.

― Ты хочешь иметь возможность играть в пятницу? ― прямо спрашиваю я.

Следующий футбольный матч у АКК через пару дней, и если она не позаботится о своей лодыжке, то останется на скамейке запасных.

Для нее, как для яростного конкурента, это, скорее всего, самый страшный кошмар. И это без учета того, что мы уже несколько недель усиленно тренируемся вместе и у нее есть шанс продемонстрировать свой прогресс.

Это заставляет ее замолчать.

― Ладно. ― Говорит она раздраженно. ― Но мне это не нравится.

― Принято к сведению. ― Говорю я уныло.

Она поднимает на меня глаза, ее взгляд прослеживает линии моего адамова яблока, пробегает по плавным углам моей челюсти и останавливается на моих глазах.

― Ты действительно не сдаешься, не так ли?

― Мой отец всегда говорил мне, что нужно добиваться того, чего я хочу, независимо от того, насколько сложной будет задача. Не думаю, что он представлял себе такой вызов, ― говорю я с глубоким смехом, думая о том, что сказал бы мой отец. ― Но ты бы ему понравилась.

― Правда? ― спрашивает она, и я, даже не глядя на нее, слышу довольные нотки в ее голосе и представляю себе, как прищуриваются ее глаза.

― Да. Он сказал бы, что меня нужно поставить на место, ― отвечаю я, снова усмехаясь.

Мой отец был моим самым большим сторонником, всегда. Но это не значит, что он не высмеивал меня по каждому пустяку, начиная со стрижки Джастина Бибера, заканчивая зависимостью от Instagram и, в конце концов, несоразмерным размером моего эго.

― Сегодня они бы гордились этим местом. ― Говорит она.

Я бросаю на нее взгляд, когда мы приближаемся к парковке.

― Ты думаешь?

― Я имею в виду, посмотри на себя. Самоотверженно несешь своего раненого друга в безопасное место.

― Это ты так думаешь, ― говорю я ей. ― Но я заинтересован в том, чтобы ты думала обо мне хорошо.

― Чтобы я переспала с тобой?

― Так ты меня трахнула, да. Никакого сна не будет. ― Говорю я, похоть сгущает мой голос: ― В первый раз, когда мы будем трахаться, ты можешь вырубиться, в остальное время тебя будут трахать без перерыва до тех пор, пока я не сочту это достаточным наказанием за то, что заставила меня ждать так долго. И даже тогда я мог бы продолжать и посмотреть, смогу ли я разбудить тебя своим членом.

По ее коже пробегает дрожь, и я мурлычу от этого зрелища.

― Я знаю, любимая. Тебе так этого хочется. ― Говорю я и опускаюсь губами к ее макушке. Глубоко целую ее, вдыхая пьянящий аромат ее фруктового шампуня, а затем поднимаю губы.

Если бы мне сказали, что первый раз, когда я поцелую Тайер, это будет на ее макушке, я бы рассмеялся вам в лицо.

Но в данный момент я принимаю все, что могу получить.

Она смотрит на меня сквозь ресницы, ее взгляд мягкий, открытый и чертовски манящий.

― Не смотри на меня так. ― Я рычу на нее.

― Почему?

― Девушки, которые просят меня трахнуть их глазами, получают то, что хотят, и их трахают на капоте моей машины на школьной парковке.

В ее глазах вспыхивают искры, а тон становится жестким, когда она говорит.

― Такое часто случается, не так ли?

― На удивление, чаще, чем ты думаешь. ― Отвечаю я, одаривая ее лукавой улыбкой.

― Да пошел ты.

Она мечется в моих руках и снова пытается вырваться из моих объятий, на этот раз с большей агрессией, чем раньше.

― Опусти меня, Макли.

Я знаю, что она пытается вывести меня из себя, называя меня так, и это срабатывает. У меня яростно дергается челюсть, когда я сопротивляюсь желанию встряхнуть ее.

― Почему это тебя беспокоит? ― Я ворчу на нее, мой голос становится низким.

― Не беспокоит. ― Она огрызается, все еще пытаясь вырваться из моей хватки.

Я опускаю ее в вертикальное положение, стараясь не надавить на лодыжку, и прижимаю ее спиной к своей машине. Мои руки протягиваются по обе стороны от нее, чтобы прижать ее к двери.

― Так и есть. Ты так злишься, что твои мышцы вибрируют от гнева. Посмотри на себя.

Она этого не делает, отворачивая голову.

Моя рука вырывается и хватает ее за челюсть, заставляя посмотреть на меня.

― По крайней мере, смотри на меня, когда лжешь мне. ― Говорю я ей, глядя на нее сквозь тяжелые веки.

Из-за того, что я держу ее за челюсть, ее губы становятся пухлыми и оказываются у меня перед лицом. Я хочу впиться в них и сосать их, ловя и заглушая языком ее крики, пока я пожираю ее.

Я облизываю губы при этой мысли, и она видит это.

Ее глаза открывают секрет, который ее рот все еще отчаянно пытается сохранить.

Она хочет меня.

Это ясно, как день, в ее расширенных зрачках, когда она смотрит на мой рот. Голодные дети не смотрят на еду в День благодарения с таким желанием, как она смотрит на меня.

Я прижимаюсь к ней всем телом, прижимая ее к двери так, что ей некуда деться. Ее ноги частично раздвинуты, и я использую небольшое пространство, чтобы просунуть колено между ними, не останавливаясь, пока не достигну вершины ее бедер.

Она тихонько вдыхает, и я чуть не кончаю от этого звука.

― Хорошая девочка. ― Я шепчу, мое лицо достаточно близко к ее лицу, чтобы она могла почувствовать мои слова на своих губах.

Она стонет.

Это тонкий, отчаянный звук. Не более чем хныканье, и это самое сексуальное, что я когда-либо слышал.

Я прижимаю колено к ее киске, чтобы еще сильнее соприкоснуться с ее клитором, и ее рука вырывается, ее пальцы ложатся мне на грудь.

Ее глаза закрываются, когда она на мгновение отпускает себя.

Она просто отдается ощущениям, тому, как я прикасаюсь к ней и скоро буду владеть ею.

Мое лицо приближается к ее уху, мой голос ― отчаянный шепот:

― Если ты не даешь мне трахнуть тебя, позволь мне хотя бы поцеловать тебя.

Ее глаза распахиваются, даже когда я начинаю грубо водить коленом по ее клитору, от чего по ней пробегают искры, как от спички по боксеру.

― Один раз, ― говорю я, наклоняя свое лицо к ее лицу, и шепчу: ― Мне кажется, что если я не попробую тебя, то умру.

Она облизывает губы, когда я оказываюсь в миллиметрах от ее рта.

― Тайер!

Я поворачиваю шею в направлении голоса.

Нера стоит там со своей фехтовальной сумкой и шокированным выражением лица. Представляю, какую картину мы ей открываем ― Тайер лежит на моей машине с моим коленом между ног, задыхается и находится в нескольких секундах от того, чтобы быть оскверненной мной.

Я уже собираюсь словесно испепелить нашего прерывателя, когда Тайер отталкивает меня.

― Боже мой, ― говорит она, отпихивая меня назад так сильно, как только может.

На этот раз я позволяю себе упасть назад.

Момент упущен.

Она спотыкается, когда пытается идти.

― Давай я тебя подвезу. ― Я говорю, делая шаг к ней.

Она поднимает руку, останавливая меня на месте.

― Нет, все в порядке. Нера подвезет. ― Она прыгает к подруге на одной ноге. ― Я приложу лед и не буду нагружать ногу, как ты и сказал.

Она обнимает Неру за плечи и опирается на нее всем весом, пока они идут к гольф-карам.

― Сильвер. ― Рявкаю я, и она оборачивается. ― Смотреть на твою спину, когда ты уходишь, начинает меня бесить. Когда-нибудь я запру тебя в комнате, и тебе некуда будет убегать. ― Мрачно предупреждаю я ее.

Она сглатывает, на ее лице появляется выражение, отчасти предвкушения, отчасти страха, и уходит.



Когда Тайер уезжает, я залезаю в машину, расстегиваю молнию на брюках и вытаскиваю член.

Я сплевываю в руку и начинаю поглаживать свой член вверх-вниз, представляя себе ее взгляд «трахни меня» и пухлые губы, когда я хватаю ее за лицо.

Увеличиваю темп, представляя, как ее губы обхватывают мой член, как ее горло пытается принять меня целиком, но все равно вынуждено.

Я толкаюсь бедрами, лаская свой член, как сумасшедший. Наконец, я представляю, как выскакиваю член из ее рта, как она смотрит на меня из-под ресниц и произносит мое имя.

Мое настоящее, гребаное имя.

Мои яйца напрягаются, а мышцы сжимаются, прежде чем я кончаю, и сперма брызжет на мои шорты.

Но это временная разрядка, напряжение и потребность снова сжимают мои яйца всего несколько минут спустя.

Я потерял чертов контроль над собой.

18





Он был так близко к моему рту, что я чувствовала его дыхание на своем языке.

Я чувствовала холодный мятный запах его жвачки, когда он говорил почти вплотную к моим губам.

Проходят долгие минуты, пока я успокаиваю бешеное сердцебиение, пока Нера везет нас домой. Удивительно, но она ни словом не обмолвилась о том, чему была свидетелем, вместо этого увлеченно рассказывая о своей тренировке.

Слава Богу, что она ворвалась именно тогда, когда ворвалась.

Мне стыдно признать, что я не смогла бы остановить это. Что это я сама выгибала бедра навстречу ему и упиралась в его колено, прижатое к моему центру.

Я так же отчаянно желала его, как и он меня.

Другая часть меня не стыдится.

Она возбуждена до чертиков.

Одно прикосновение ― и я уже извивалась на его руках, нечленораздельно мычала и подчинялась его приказам. Я не могу представить, каково это ― полностью отдаться ему.

Я чувствую, как в животе становится жарко, когда вспоминаю, как он так легко овладевал мной, заставляя меня руками делать то, что он хотел.

Его доминирующие прикосновения возбуждают меня и заставляют умолять о большем.

― Ты в полном дерьме, детка. ― Говорит Нера, наконец признавая то, что она видела, когда сворачивает на парковку.

Я не притворяюсь, что не понимаю, о чем она говорит.

― Потому что я чуть не изменила Картеру?

― Нет, потому что тебе нравится Рис. ― Говорит она совершенно серьезно.

― Он мне не нравится. Признаюсь, я немного увлеклась, мне… мне просто нужно найти способ физически отстраниться от него.

― У тебя на него определенно большой стояк, это точно. А почему бы и нет? То, чему я только что была свидетелем, было сексуальнее, чем половина порнофильмов, которые я видела. ― Она говорит, и я смеюсь над этим. ― Но он тебе тоже нравится. Я видела тебя рядом с ним достаточно раз, чтобы понять, что это не просто сексуальная химия.

― Он не может мне нравиться. ― Я говорю ей: ― У меня есть парень.

Она выключает зажигание и поворачивается на своем сиденье лицом ко мне, некоторое время молча рассматривая меня, прежде чем заговорить.

― Ну, может, нужно избавиться от парня.



Наступил день игры, и я официально схожу с ума.

Вчера я легла спать в хорошем настроении. Последние несколько дней я прикладывала к лодыжке лед и приподнимала ее в соответствии с инструкцией, и чувствовала себя здоровой. Я мысленно настроилась на игру, испытывая одновременно волнение и предвкушение того, что наконец-то сыграю еще один матч.

Все указывало на то, что сегодня будет хороший день.

Но проснувшись, я почувствовал себя… не в своей тарелке.

В животе появилось ноющее чувство, от которого я никак не могла избавиться. Я знала, что это тревога, но никак не могла превратить ее в мотивацию.

Кроме того, я порвала одну из своих любимых повязок, когда надевала ее, и, как человек суеверный, это дурное предзнаменование меня насторожило.

Теперь я сижу на полу в спальне перед зеркалом и отчаянно пытаюсь самостоятельно заплести французскую косу. У меня так дрожат руки, что я не могу заплести ее достаточно туго.

Беллами с Роугом, Нерой и Сикс пошли на стадион пораньше, чтобы занять хорошие места.

Я одна и пытаюсь заплести косу, и, хотя это, наверное, кажется глупым и несущественным, этого достаточно, чтобы встревожить меня и вывести из равновесия.

Я понимаю, что моя уверенность в себе не так уж тверда, как я пытаюсь ее представить. Несмотря на то, что я конкурирую и всегда выкладываюсь по полной, в глубине души я боюсь, что этого недостаточно.

Не в Швейцарии.

Я боюсь, что первый матч сезона покажет не только то, как я выгляжу в сравнении с более опытными соперниками, но и то, что я могу ожидать от своей игры до конца сезона.

Я определяю себя в значительной степени по тому, насколько хорошо я играю в футбол, поэтому мысль о том, что я в лучшем случае середняк, трудно проглотить.

Я хочу выйти на поле и провести потрясающую игру, но все сомнения и неуверенность кричат в моей голове, заглушая все позитивные мысли.

Это еще более обидно, потому что последние несколько недель я потратила на укрепление своей уверенности в себе, и мне неприятно, что даже после всей этой работы я могу заставить себя чувствовать себя так.

Я падаю духом.

Я многократно провожу руками по лицу, отчаянно пытаясь вытеснить эти мысли из своего мозга.

― Что ты делаешь?

Я издаю испуганный крик и опускаю руки. Рис стоит в дверях моей комнаты и бесстрастно смотрит на меня.

Мое сердце гулко ударяется о грудную клетку, когда я вижу его.

― Что ты здесь делаешь? И как ты сюда попал? ― спрашиваю я.

Он зажимает связку ключей между большим и указательным пальцами.

― Меня прислала Беллами. Она подумала, что я могу тебе понадобиться. ― Он заходит в комнату и направляется ко мне. ― Я сказал ей, что, очевидно, ты никогда не признаешься в этом. ― Он говорит, его губы изгибаются вверх.

Я слегка улыбаюсь, и напряжение с моих плеч спадает. Но он, видимо, что-то замечает в моей улыбке, потому что садится на пол рядом со мной.

― Что случилось, любимая?

Вместо того чтобы сказать ему, что ничего не случилось, я решила в этот раз быть честной.

Или хотя бы частичную честность.

― Тебе это покажется глупым, но я не могу заплести волосы, и у меня от этого скоро будет нервный срыв.

Его глаза переходят с моего лица на волосы и обратно.

― Это часть твоего ритуала перед играми?

Я почти незаметно киваю, и он делает то же движение в мою сторону, более решительно.

― Хорошо, принеси мне резинку для волос и посмотрим, что я смогу сделать. ― Говорит он.

Прежде чем я успеваю обдумать его слова, он встает и наклоняется, чтобы подхватить меня, и тянет назад, пока я не оказываюсь сидящей перед кроватью. Он поднимает одну ногу надо мной и садится на кровать так, что я оказываюсь между его ног.

Все это заняло меньше двух секунд.

Я поворачиваюсь к нему в замешательстве.

― Ты хочешь заплести мне косу?

― Покажи мне инструкцию или что-то в этом роде, чтобы я мог попробовать повторить.

― Ты серьезно? ― переспрашиваю я, все еще сомневаясь.

― Слушай, я не обещаю легендарного результата или даже успеха на данном этапе, но я постараюсь.

Я густо сглатываю, тронутая его стараниями.

― Хорошо, спасибо.

― К тому же, не похоже, что ты позволишь моим рукам делать с тобой что-то еще. Если это единственный способ прикоснуться к тебе, я согласен. А теперь дай мне резинку для волос. ― Приказывает он.

У меня на запястье намотана парочка: пушистая розовая и черная. Я снимаю их обе и передаю ему через плечо.

Схватив телефон, я включаю для него обучающее видео, и несколько минут мы просто сидим молча, пока он трудится. Я слышу за спиной разочарованные стоны и бормотание «что черт возьми это значит?» и не могу удержаться от хихиканья.

Он поднимает голову и смотрит на меня в зеркало.

― Что-то смешное?

Я изо всех сил подавляю хихиканье.

― Извини, просто у тебя такое сосредоточенное выражение лица. Мне кажется, я никогда не видела тебя таким сосредоточенным, даже на тренировке.

Он смеется.

― Я несколько раз заплетал волосы своей маме, так что я надеялся, что мышечная память сработает, но нет. Ничего. Ноль. Я полагаюсь только на инстинкт и, честно говоря, не представляю, как вы, девочки, это делаете. У меня в руках миллион прядей волос, и я понятия не имею, куда их девать. Мне кажется, что обезвредить бомбу было бы проще. ― Он хмурит брови, возвращаясь к моим волосам.

― Все в порядке, правда. Я могу…

― Нет.

― Нет?

― Мы никуда не пойдем, пока я не разберусь с этим. ― Он отпускает мои волосы и снова запускает видео. ― И пока ты не скажешь мне, что тебя действительно беспокоит.

― Что ты имеешь в виду? ― спрашиваю я, прикидываясь дурочкой.

― Я вижу, что тебя что-то расстраивает, и это связано не только с волосами. ― Говорит он, гладко закручивая пряди вместе. Он смотрит в зеркало, его глаза пронзают меня насквозь. ― Скажи мне, что это?

Я отворачиваюсь, разрывая контакт. Я не уверена, что хочу рассказывать ему о своих страхах и тревогах, не тогда, когда кажется, что эти эмоции ему чужды.

― Ты готова.

Я снова смотрю на него в зеркало, и мое сердце замирает в горле от его слов.

― Если это то, что тебя волнует, то ты готова. Ты приложила все усилия, и сегодня ты наконец-то сможешь продемонстрировать это.

Он говорит это так спокойно, как будто совершенно не сомневается в том, на что я способен и как я сегодня проявлю себя.

Это настолько противоречит моему внутреннему монологу, что я даже не знаю, как ему ответить.

― А что, если ты ошибаешься? ― спрашиваю я, и легкая дрожь в голосе выдает мою уязвимость, которую я хотела скрыть.

Он откидывает мою голову назад, чтобы она опустилась на его колени, и я поднимаю на него глаза.

― Ты веришь, что ты так же хороша, как они?

Его взгляд скользит по моей шее вниз, туда, где мое горло дергается, когда я сглатываю. Он снова тянет меня за волосы, когда я не отвечаю.

― Я боюсь ― правда, тревожусь, ― что этого все равно будет недостаточно. Что даже с дополнительным обучением я все равно не справлюсь. Что, может быть, они дали стипендию и звание капитана не тому человеку. ― Говорю я ему, наконец-то признавшись в своих худших опасениях.

Он рассматривает меня с минуту, его глаза с интересом следят за движением моих губ.

― Чтобы вести за собой команду, нужна уверенность. Нужно верить, что ты готов, и верить, что ты лучший, иначе ты саботируешь себя еще до того, как выйдешь на поле. С тем же успехом можно вообще не играть. ― Он говорит, проводя пальцами по моим волосам, отчего по коже бегут мурашки. ― Я знаю, на что ты способна, я видел это. Я бы не стал обманывать тебя и давать тебе ложную надежду, если бы считал, что ты не так хороша, если не лучше, чем та команда, с которой тебе предстоит встретиться сегодня. Но сейчас ты должна в это поверить. Скажи мне, что ты готова.

― Я готова. ― Говорю я ему, стараясь придать своему голосу уверенности.

― Я не слышу тебя, любимая. Скажи мне, что ты готова.

― Я готова, ― произношу я более твердо. Улыбка расплывается по моему лицу, когда я смотрю на него.

― Скажи мне, что ты лучшая.

― Я лучшая!―

― Скажи мне, что ты, блять, собираешься победить.

― Я, блять, выиграю! ― говорю я, закрывая глаза и выкрикивая слова.

Когда я открываю их, он смотрит на меня с довольной улыбкой и таким горячим взглядом, что срывает с меня все покровы и заглядывает прямо в душу.

― Хорошая девочка.

Из меня вырывается смех, и словно пузырь стресса внутри меня лопается, освобождая меня из тюрьмы моего кружащегося сознания.

― Спасибо.

Я выпрямляюсь, и мы сидим в дружеском молчании несколько минут, пока он заканчивает делать мне прическу.

― Посмотри на нас, ― говорю я ему. ― Мы буквально заплетаем друг другу волосы. Тренер Фолкнер гордилась бы нами.

Его веселый смех ударяет мне в ухо, как свежая родниковая вода в жаркий день. На моем лице появляется гордая улыбка, а в животе возникает чувство, схожее с волнением.

Что-то тихо вибрирует между моих ног, и я смотрю на экран своего телефона. Это Картер.

Мне не нужно долго думать об этом.

Я сразу же отправляю звонок на голосовую почту.

― Когда у тебя следующая игра? ― спрашиваю я его.

― Через неделю. Думаю, в этом сезоне мы сможем стать единогласными чемпионами. ― Он говорит, в его тоне отчетливо слышна гордость.

― Это было бы потрясающе, особенно если у вас там будут скауты.

― Скаут Арсенала должен приехать на один из матчей в конце декабря, это единственный матч, который меня волнует.

Я хмыкаю во все горло, подтверждая его слова.

― Тяжело было играть после смерти родителей?

Я чувствую, как его руки на мгновение замирают в моих волосах, а затем снова начинают двигаться, и меня охватывает смущение.

― Извини, ― пробормотала я. ― Я не хотела лезть не в свое дело.

Он заканчивает заплетать косу и завязывает ее, прежде чем ответить.

― Все хорошо. ― Он говорит мне: ― И нет, не совсем. Футбол ― это то, как я чту их память, именно когда я играю, я чувствую себя ближе всего к ним. Это скорее борьба за то, чтобы найти способы сохранить память о них вне поля.

― Как библиотека? ― спросила я, вспомнив, что торжественное открытие состоится в эту субботу.

― Да, они оба были заядлыми читателями, а моя семья из поколения в поколение посещала АКК, так что в этом был большой смысл. Но я пытаюсь найти другие способы.

― Будь терпелив. Не обязательно все делать прямо сейчас. У тебя впереди целая жизнь, чтобы чтить их.

― Ты права. ― Сказал он задумчиво. ― А что насчет тебя? Ты надеешься стать профессионалом?

Я насмехаюсь над этим.

― Для женщин это гораздо более ограниченное поле деятельности, как в плане возможностей, так и в плане оплаты. Я люблю футбол и хочу, чтобы он стал частью моего будущего, но после колледжа он, скорее всего, отойдет на второй план, и я смогу выбрать любую карьеру.

― Чем бы ты хотела заниматься?

― Честно говоря, я не уверена. Определенно, каким-нибудь молодежным тренером на стороне, чтобы помочь воспитать следующее поколение девушек. Я также люблю животных, так что, может быть, стану ветеринаром? ― Мои глаза блестят от волнения, когда я продолжаю говорить: ― О, или открою кошачье кафе! Это было бы так весело.

Он весело смеется, вставая, и этот звук щекочет мне уши.

― Я не думал, что ты сумасшедшая кошатница.

Я хватаюсь за протянутую им руку и позволяю поднять себя на ноги.

― Сумасшедшая? Да. Кошатница? Когда-нибудь.

Его ответная улыбка настолько широка, что глаза превращаются в щелки, а у меня в животе порхают бабочки.

У него тысяча разных улыбок, и каждая из них имеет уникальное применение, уникальный смысл. Я разбираю их на части, анализирую, что он пытается передать каждой из них.

Сейчас он улыбается мне с такой нежностью, что у меня перехватывает дыхание. Его рука тянется ко мне, тыльная сторона пальцев проводит по моей челюсти и закручивается вокруг свободной пряди волос.

― Я пропустил часть. ― Он размышляет.

Он подносит ее к носу и нюхает, вдыхая из глубины души. Его глаза мягко закрываются, когда он вдыхает запах.

Я застыла перед ним.

Наконец, он открывает глаза. Они потемнели до такого оттенка, что кажутся почти черными.

― Блять, ты так охренительно пахнешь. Это была пытка ― держать тебя в руках и не иметь возможности ничего с этим поделать.

― Это… это духи, которые я купила здесь.

― Дело не в духах, ― ворчит он. ― Дело в тебе.

Я безумно краснею, застигнутая врасплох и одновременно довольная его комплиментом.

― Не беспокойся о прическе, ― говорю я ему, доставая из комода еще одну повязку. ― Ты отлично справился. У меня есть повязка, чтобы держать неизбежные свободные пряди уложенными. ― Я надеваю ее и притворяюсь, что позирую ему. ― Как я выгляжу?

Он не торопится с ответом, его глаза изучают мое лицо, мои волосы, мое тело. Мучительно стоять и не двигаться, когда между нами возникает напряжение.

Когда мое тело умоляет меня просто сделать шаг к нему.

Я знаю, что это все, что ему нужно, чтобы наброситься на меня.

― Ты выглядишь идеально. ― В конце концов, он говорит.

Я улыбаюсь ему, а затем отворачиваюсь, внезапно застеснявшись.

― Спасибо.

Он сокращает расстояние между нами и наклоняет мой подбородок, чтобы я встретилась с ним глазами.

― Давай я тебя подвезу.

И я хочу сказать «да». Отчаянно.

Потому что он пришел сюда, когда я нуждалась в нем, он сделал мне прическу, успокоил меня, вернул мне уверенность в себе и ободрил меня так, как никогда не ободрял ни один тренер, и все это в течение двадцати минут.

Да и хрен с ним.

― Хорошо.

В его взгляде вспыхивает победа, триумф растекается по лицу, как расплавленная лава.

― Тебе повезло, что у тебя капитанский матч, иначе я бы трахнул тебя на полу в этой спальне.

― Ты забегаешь вперед.

Он усмехается, выставляя напоказ свои острые клыки, как самый опасный из хищников.

― Вовсе нет. Это начало конца твоего бесполезного сопротивления, и мне не терпится увидеть, как ты наконец-то будешь умолять. ― Он улыбнулся дьявольской улыбкой. ― Но об этом позже. Сначала тебе нужно выиграть игру.

19





Они перешли к внезапному овертайму.

Несмотря на то, что АКК доминирует во владении мячом, им не удается забить победный гол.

А вот Тайер летает по полю.

Она была по всему полю, выигрывала перехваты, перехватывала передачи и ассистировала при единственном голе АКК.

Я стою в сторонке рядом с Фолкнер, наблюдая за ее перемещениями по полю с орлиным вниманием, когда игра начинается снова.

― Ты стоишь за этой трансформацией?

Я поворачиваюсь к Фолкнер с пустым выражением лица.

― Что?

Она наклоняет подбородок в сторону Тайер.

― То, как она играет. Она перешла на новый уровень.

Я оглядываюсь на поле и смотрю, как она идет в дриблинг и обманывает защитника.

― Это все она. Она приложила все усилия.

Она одаривает меня редкой улыбкой.

― Вы, ребята, хорошая команда.

Да, я в курсе.

Тайер бежит вдоль боковой линии, следя за мячом на поле, ожидая, как будет развиваться игра. Я протягиваю руки и кричу:

― Давай, Тайер. Поднажми!

Она слышит меня сквозь шум толпы и поворачивается в мою сторону, ища меня глазами. Когда она наконец видит меня, то останавливается, и медленная улыбка расплывается по ее лицу, прежде чем она машет мне рукой.

Ну, блин. Я не хотел ее отвлекать.

― Иди. ― Я говорю ей, указывая на ворота соперника. Это выводит ее из задумчивости, и она мчится в том направлении. Когда она пробегает мимо меня, я говорю ей: ― Давай, покажи им, на что ты способна.

И она, блять, показывает.

Она получает прекрасный пас от своего полузащитника и мчится к воротам. Она обходит защитника и оказывается в двадцати метрах от ворот, после чего передает мяч нападающему.

Я вижу, чтопроизойдет, еще до того, как это случится, и это настолько хорошо сыграно, что я чертовски впечатлен. В серии передач в касание, демонстрирующих сыгранность команды, вингер отдает мяч атакующему полузащитнику, который затем передает его Тайер.

И она забивает.

Мяч пролетает над левой рукой вратаря и залетает в сетку ворот.

Ее товарищи по команде прыгают на нее, кричат поздравления, обнимают ее.

Она освобождается и вдруг бежит ко мне с огромной, сияющей улыбкой на лице. Она прыгает в мои объятия и крепко обхватывает меня за шею.

― Мы сделали это!

― У тебя получилось. ― Мурлычу я, зарываясь лицом в ее шею и прижимая ее к себе. ― Горжусь тобой, ― грубо говорю я ей на ухо.

Я держу ее так, кажется, несколько минут, но уверен, что это всего лишь несколько секунд. Она шепчет «спасибо», как мантру.

Наконец, я отпускаю ее, позволяя ей скользнуть по моему телу. Судя по ее расширенным глазам, она чувствует, как мой твердый член упирается ей в живот, но она не комментирует это, так как Фолкнер подходит к ней.

― Молодец. Это была победа, достойная звания капитана. ― Говорит она ей, прежде чем обнять ее.

― Спасибо. ― Кажется, я никогда не видел Тайер такой счастливой, и мне вдруг захотелось сделать все, что в моих силах, чтобы она снова почувствовала себя такой.

Следующими к ней подбегают ее друзья и поздравляют ее.

― Это был гол на всю катушку! ― говорит Сикс.

― Ты так хорошо играла! ― Нера добавляет: ― Мы общались по FaceTime с Беллами, так что она все видела.

― Почему бы вам, ребята, не прийти к нам сегодня вечером? Тогда вы сможете отпраздновать вместе с ней. ― Говорю я им.

Девушки выжидающе смотрят на Тайер, ожидая, что она решит.

― А остальные члены команды могут прийти?

― Конечно. Приглашай, кого хочешь.

― Давайте сделаем это. ― Говорит она, а потом смотрит на меня и добавляет. ― Будет справедливо, если я запомню эту победу вместе с моим тренером.



― Что ты делаешь?

Я поворачиваюсь и вижу Беллами, стоящую по другую сторону кухонного острова. Она облокотилась на предплечья и смотрит на меня, ожидая ответа.

Я вернулся домой несколько часов назад и только что закончил быструю тренировку в спортзале. Я без рубашки, ищу еду на кухне, отчаянно нуждаясь в перекусе.

― Беру стакан воды. А ты? ― отвечаю я, наполняя свой стакан в раковине.

― Да так. Я собираюсь пойти подготовиться к вечеринке, которую мы устраиваем сегодня вечером.

Я улыбаюсь ей.

― Будет весело.

Она бросает на меня проницательный взгляд и молча смотрит на меня.

― Что? ― спрашиваю я.

― Давно я не видела ее такой счастливой. ― Она говорит, и мне не нужно спрашивать, о ком она говорит.

― Да?

― Да. Она позвонила мне в восторге после игры, это было потрясающе. ― Она говорит, а потом добавляет. ― Жаль, что меня там не было.

― Ты будешь на следующей. Я рад, что она довольна результатом матча. ― Я говорю, ставя свой стакан в посудомоечную машину. ― Ладно, я пойду приму душ.

― Подожди. ― Говорит она, обходя стойку. Она встает на цыпочки и обнимает меня коротко, но крепко. ― Серьезно, спасибо, что помог ей. Я знаю, что твои мотивы далеко не бескорыстны, но все же. Я не видела ее такой счастливой с тех пор, как Картер изменил ей. ― Она говорит, а затем быстро добавляет. ― И я говорю в целом, а не только из-за сегодняшней игры.

― Подожди. ― Говорю я ей, отстраняя ее от себя. ― О чем ты говоришь?

― Ну, я просто хотела сказать, что за последнее время она стала выглядеть счастливее…

― Нет. ― Я вклинился. ― Картер изменил ей?

Гнев разгорается в моей груди и затуманивает зрение, когда мои глаза сужаются на Беллами. На ее лице ― виноватое выражение, которое говорит мне о том, что она не хотела раскрывать эту информацию.

― Я… черт. Я думала, ты знаешь. ― Она складывает руки вместе и умоляет. ― Пожалуйста, не вспоминай об этом, пока она сама не заговорит.

― Когда?

― Это действительно не твое дело…

― Скажи мне, когда, Беллами. ― Я огрызаюсь.

― Прямо перед Швейцарией.

Я хлопнул кулаком по прилавку рядом с собой, ярость свернулась вокруг моих мышц и душила меня изнутри. Я знал, что этот ублюдок ни черта не стоит, когда он не последовал за ней сюда, а теперь у меня есть реальное подтверждение. Я просто не понимаю, что она нашла в этом мудаке.

Я знаю, что ее тянет ко мне, я видел это своими глазами и чувствовал своим телом, но она не сдается. Ее сопротивление было понятным, хотя и разочаровывающим, когда я думал, что дома он был любящим парнем.

То, что она хранит слепую верность мужчине, который обращался с ней, как с одноразовой вещью, бесит безмерно.

Оставит ли она его когда-нибудь?

― Почему она осталась с ним?

― Нет. ― Она говорит, ее голос окончательный. ― Я больше ничего тебе не скажу.

― Беллами… ― Я предупреждаю, но на этот раз она сама прерывает меня.

― Нет, не произноси так мое имя. Это не имеет значения. Она верна ему, и пока они вместе, она никогда не переступит черту в отношениях с тобой.

Я раздраженно выдохнул и положил обе ладони на стойку.

― Просто уходи, пока Роуг не увидела меня без рубашки рядом с тобой и не закатил истерику.

― Слишком поздно.

Я поднимаю глаза и вижу Роуга, прислонившегося к дверному проему, уголок его губ приподнят мрачной улыбкой.

― Мы просто болтаем, детка. ― Говорит она ему.

― Ничего страшного. ― Он отвечает небрежным пожатием плеч.

Мы с Беллами обмениваемся быстрыми взглядами, удивленные его беззаботностью. Когда речь заходит о ней, он, как правило, становится психом.

Я не верю в это ни на секунду.

― Это удивительно рационально с твоей стороны.

― Я заставлю ее заплатить за это, когда мы поднимемся наверх.

И вот оно.

Беллами краснеет до корней волос, отходя от меня и направляясь к нему. Она останавливается по другую сторону прилавка и дает мне последний совет.

― Она умная девушка, Рис, ― говорит она, бросая на меня пристальный взгляд. ― Если ты тот, кто ей нужен, она скоро это поймет. ― Она подбегает к Роугу и целует его в губы. Его рука обвивается вокруг ее талии, и они уходят, оставляя меня на кухне наедине с моим гневом, ревностью и желанием задушить будущего бывшего парня Тайер.

20





Тайер вошла в дом тридцать минут назад и с тех пор ищет меня.

Она не делает этого открыто, гораздо более тонко, но я вижу, что ей интересно, где я.

Она отворачивает голову во время разговора, делая вид, что просто смотрит куда-то в сторону, в то время как на самом деле она незаметно высматривает, где я могу быть.

Я растворяюсь в толпе и тенях, наблюдая за ней издалека. Потребность в ней переходит в насилие в моем теле с каждым разом, когда мне приходится сдерживаться, чтобы не прикоснуться к ней, и лучше мне держаться подальше и ограничить наше общение, пока я не наделал глупостей.

Я не знаю, почему потребность пометить ее так сильна, но я настолько опьянен этой мыслью, что у меня кружится голова.

Прикоснуться к ней уже недостаточно, мне нужно иметь возможность поставить на ней клеймо. Это постоянное притяжение и отталкивание между нами заставляет нас чувствовать себя так, словно мы находимся в крайности. Как будто мы растягиваем границы до предела и оба ждем неизбежного взрыва, находясь между решением спрятаться в укрытие или наблюдением за тем, как все горит.

Вот только Тайер каждый раз прячется в укрытие, как бы я ни пытался подтолкнуть ее к огню.

К черту все это.

Мне нужен перерыв, чтобы проветрить голову.

Еще несколько часов назад эта вечеринка казалась хорошей идеей, а теперь я хочу отправить всех по домам, чтобы бить по мешку до крови костяшки пальцев.

В моем теле столько злости и насилия, и я жажду драки, любой драки, чтобы очиститься от этих чувств.

Лучше держаться подальше и избежать этого Армагеддона.

Я направляюсь к лестнице, незаметно лавируя между людьми, чтобы она не увидела меня при выходе. Проходя по двое за раз, я избегаю попыток завязать разговор и направляюсь в игровой зал, захлопывая за собой дверь.

Вот только она не захлопывается и даже не издает шума при закрытии.

Я поворачиваюсь и вижу Тайер, стоящую в дверном проеме.

― Ты прячешься от меня? ― Она шутит, но я вижу, что в ее тоне есть доля серьезности.

Я поворачиваюсь к телевизору и беру пульт, стоя к ней спиной.

― Уходи.

Она встает передо мной, хмурит брови и смотрит на меня в замешательстве.

― Что случилось?

― Я сказал тебе уйти. ― Я говорю, указывая пультом на телевизор.

Она выхватывает его у меня из рук и бросает на диван рядом с нами, ее лицо при этом краснеет.

― Что, черт возьми, с тобой не так? Что случилось за последние несколько часов, что превратило тебя в мудака?

― Уходи. ― Повторяю я, обнажив зубы. ― Мы оба знаем, что твоему парню не понравится, если ты останешься со мной одна в этой комнате.

Теперь она выглядит еще более озадаченной.

― С каких это пор тебя это волнует?

Я срываюсь.

Моя рука вылетает и хватает ее за горло, чтобы притянуть ее ближе к себе.

― Ты думаешь, мне есть дело до того, что у тебя с ним?

― Макли… ― Она говорит нерешительно, ее руки ложатся на мою, где она сжимает горло.

На этот раз я притягиваю ее к себе, прерывая ее слова.

― Меня зовут, ― говорю я, жестоко кусая ее за ухо и заставляя вскрикнуть. ― Рис. Скажи его, черт возьми.

Она качает головой, по крайней мере, настолько, насколько может, не имея возможности двигать шеей.

― Нет? ― Я хмыкаю, гнев четко вибрирует в моей груди. ― Вот почему ты не должна быть здесь. Ты трусиха. Ты хочешь, чтобы твоя маленькая безопасная жизнь проходила в FaceTime со своим удобным, изменяющим тебе парнем, так что возвращайся к этому и убирайся к чертовой матери. ― Говорю я, окончательно теряя самообладание.

Такое ощущение, что я уже несколько дней, если не недель, был на грани того, чтобы выйти из себя, и теперь вся злоба и яд выходят из меня.

На мгновение она выглядит так, будто я дал ей пощечину.

На ее лице появилось шокированное выражение, рот открылся в почти комичном «о», но затем она быстро пришла в себя и толкнула меня в грудь.

Я отпускаю ее, и она отступает назад, бросая на меня обиженный взгляд.

― Зачем ты мне это говоришь? ― Она вскрикивает, явно обиженная.

― Зачем я говорю это тебе? Тебе действительно нужно спрашивать меня об этом? ― Я громыхаю, сжирая шагами пространство между нами. ― Потому что я чертовски ревнив, Тайер, вот почему. Какой-то парень, который, я уверен, никогда тебя не заслуживал, может говорить, что ты принадлежишь ему. Он может целовать тебя, прикасаться к тебе, трахать тебя, а он даже не достоин. Он даже не достоин, если он трогал кого-то еще, пока ты была у него. А ты, ― говорю я, выдыхая тяжелый вздох. ― Ты его простила.

Она насмехается над этим, защищаясь, скрещивая руки, чтобы сохранить между нами некоторую дистанцию.

― Ты ясно дал понять, что будешь продолжать спать с другими девушками, так что я не знаю, почему ты продолжаешь притворяться, что тебя это так волнует.

― Я ни с кем не трахался с тех пор, как встретил тебя, Сильвер. ― Ее лицо на мгновение смягчается, прежде чем я продолжаю: ― Но поверь мне, это скоро изменится. Ты не изменщица, и я просто понял, что ты никогда не бросишь его, так что мне надоело изображать безбрачного монаха, который ждет тебя. Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти. А пока посмотри на себя со стороны. Если по дороге пройдешь мимо горячей одинокой девушки, можешь послать ее, чтобы она заняла твое место.

Она бросает на меня яростный взгляд, который уничтожил бы и более слабого человека, но я лишь вскидываю бровь в ответ.

― Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать.

Я беззлобно смеюсь.

― Ничего. Ты ясно дала понять, что не заинтересована в том, чтобы трахнуть меня, и я наконец-то прислушался к тебе. Больше мне нечего сказать.

Она сердито топает ногой по полу.

― Ты меня бесишь.

― Что в том, что я говорю, тебя бесит? Мысль о том, что я трахаюсь с кем-то еще, да? ― Я дразню ее. ― Ну так вступай в мой гребаный клуб. По крайней мере, я могу это признать.

― Я иду домой. ― Она проходит мимо меня и берется за ручку двери, прежде чем я снова говорю.

― Так и сделай. ― Говорю я, поворачиваясь к ней. ― Убегай, как всегда.

― Не будь лицемером, Макли. ― Она шипит, глядя на меня через плечо. ― Не обвиняй меня в том, что я от чего-то убегаю, когда ты сам не хочешь даже подумать о том, чтобы влюбиться, потому что боишься, что тебе причинят боль. В этой комнате нас двое таких, которые от чего-то убегают.

Я бросаю на нее торжествующий взгляд.

― Значит, ты признаешь, что бежишь от этого?

― Я… Я не это имела в виду.

― Тогда что ты имела в виду?

― Я не знаю. ― Она говорит, неоднократно качая головой.

― Лгунья. ― Говорю я.

Она поворачивается ко мне.

― Я не лгу.

― Ты лжешь. Больше себе, чем мне. ― Я делаю осторожный шаг к ней. ― Скажи мне, что ты моя. ― Я тихо приказываю, мой тон должен убеждать. ― Это все, что ты должна сделать.

Она колеблется, я вижу, что она колеблется, но не ломается, когда наконец говорит.

― Я не буду.

Я насмехаюсь, не удивляясь.

― Почему?

― У меня есть парень. Я принадлежу ему.

― Ты не принадлежишь. ― Я рычу.

― Прости?

― Ты не принадлежишь. Ты не принадлежала ему с тех пор, как он изменил тебе, и с тех пор, как ты переехала сюда без него. ― Я зарычал, делая еще один шаг к ней. ― Ты моя. Ты была моей очень долгое время. Я знаю это. Мои друзья знают это. Твои друзья знают это. Думаю, даже ты это знаешь, но просто не хочешь себе в этом признаться. ― Я говорю с безэмоциональным смехом. ― Я ждал, когда ты поймешь это, но мне начинает казаться, что ты никогда этого не сделаешь.

― Может быть…, ― начинает она и останавливается, отводя от меня взгляд. Она опускает глаза к полу, прежде чем продолжить: ― Может быть, тебе стоит переспать с кем-нибудь другим?

Я медленно киваю, мой рот сжимается в прямую линию. Разочарование сжимает мою грудь от того, что мы зашли в тупик, который никак не можем преодолеть.

― Хорошо.

Она поднимает голову, и ее глаза встречаются с моими, в них бурлит целый мир эмоций. Она снова открывает рот, чтобы сказать что-то, чего я не знаю, но, похоже, передумывает.

Вместо того чтобы добавить что-то еще, она открывает дверь и выбегает, оставляя меня с переполненными мыслями и желанием бежать за ней.

Я провожу руками по волосам, выдыхая глубокий разочарованный вздох.

Она выводит меня из себя.

Даже когда она выводит меня из себя, я хочу только одного ― схватить ее и заткнуть ей рот.

Мы просто ходим по кругу.

Мне действительно стоит найти кого-нибудь другого, чтобы выкинуть ее из головы и снять ежедневное напряжение, которое, кажется, поселилось у меня в груди.

― Я только что видел, как Тайер выбежала отсюда.

Я поворачиваюсь на голос Девлина. Он стоит в комнате, скрестив руки на груди, с самодовольным выражением лица.

― Похоже, ты все-таки проиграл это пари, ― говорит он, показывая на часы на запястье, которых там нет. ― По моим расчетам, времени у тебя в обрез. Осталась всего неделя.

Я не думаю, прежде чем ударить его в челюсть, моя рука попадает ему в лицо прежде, чем он закончит фразу.

Его голова откидывается в сторону со страшным треском.

― Какого х… ― Он говорит, держась за челюсть и поворачиваясь ко мне лицом.

Я снова бью его, прерывая разговор. На этот раз он падает на землю, и сила удара валит его на спину.

― Никогда, ― говорю я, наклоняясь над ним. ― Никогда больше не произноси ее имени. Я не хочу, чтобы ты думал ней, и уж точно не хочу слышать ее имя из твоих уст.

Я перешагиваю через него и выхожу.

21





Я неважно себя чувствую.

Меня мутит, в животе тошнота, от которой я не могу избавиться. Может быть, я слишком много выпила сегодня, а может быть, это начало какого-то желудочного заболевания, с которым я сейчас столкнусь.

А может, и нет.

Нет, если быть честной с самой собой, то правда в том, что мне стало плохо с тех пор, как я сказала Рису, что он должен потрахаться с кем-нибудь еще.

Как будто он вообще меня трахал.

И, наверное, так оно и было, потому что он трахал меня с тех пор, как я приехала в Швейцарию. Очаровывал, соблазнял, улыбался мне каждый день, используя свое остроумие, свою индивидуальность, свой атлетизм, чтобы создать опьяняющее наступление, призванное развратить меня.

Мне хочется бежать обратно и сказать ему, что я просто пошутила, что он не может больше ни к кому прикасаться, никогда.

Я останавливаюсь на пороге его дома.

Должна ли я это сделать?

Нет, я не могу.

Я снова начинаю идти, отдаляясь от его дома, от его запаха, от него.

Я ужасная эгоистка, раз у меня даже возникают такие мысли, не говоря уже о том, чтобы их осуществить. Я не то чтобы хочу быть поглощенной мыслями о нем до такой степени, чтобы праздновать победу нашей команды сегодня. Только если я буду делать это с ним, только с ним.

Вопреки его мнению, я могу признаться себе в том, что у меня внутренний конфликт. Я прекрасно это осознаю и пытаюсь, пытаюсь подавить эти мысли, но не могу.

Я не знаю, что делать.

Картер был частью моей жизни в течение трех лет, и мы встречались два года.

Хотя он, возможно, не самый надежный человек, он был частью моей опорной системы в течение долгого времени.

Я не могу просто порвать с ним ради парня, которого я знаю месяц и который дал мне понять, что его интересует только трах со мной.

Это было бы полной глупостью.

Но мысль о том, что Рис будет прикасаться к кому-то еще, что другая девушка будет смеяться вместе с ним, что он будет называть ее «любимой» вместо меня?

От этой мысли у меня чуть ли не крыша едет.

Беллами написала мне сообщение, в котором сообщила, что случайно раскрыла неверность Картера Рису, и я ожидала, что он сделает колкое замечание.

Но я не ожидала такой ярости.

Я хотела провести с ним время, отпраздновать победу, которую он помог одержать мне, а значит, и всей команде, но наша ссора омрачила это событие.

Это не имело значения в тот момент, когда мне казалось, что наша дружба, наши отношения, все то, что мы делали, разрушается.

Он сказал о том, что будет встречаться с другими девушками, из той же злости, но я не сомневаюсь, что теперь он выполнит свою угрозу.

Я не испытываю такого сильного гнева, когда думаю о том, как Картер изменил мне, но, возможно, это из-за физического расстояния между нами.

Как я могу выбирать, когда один стоит передо мной, а другой ― далеко, и судить о нем можно только по приятным воспоминаниям и одному очень болезненному?

Мне просто нужно пойти домой и поспать, это поможет мне проветрить голову.

Надеюсь.



Я не видела Риса более двадцати четырех часов ― это самый долгий срок, который мы не виделись с тех пор, как я приехала в АКК.

Я знаю, что это звучит нелепо, но я чувствовала каждый из этих двадцати четырех часов. Они тянулись мимо, безрадостные и пустые, контраст с нашими обычными днями преследовал меня.

Вчера у меня был день отдыха, не было ни командных, ни индивидуальных тренировок, Рис не пришел на занятия, и я его не видела.

Я скучаю по нему.

Как я уже сказала, я веду себя нелепо.

Я хочу поговорить с ним. Сегодня вечером состоится торжественное открытие библиотеки, и я хочу знать, как он к этому относится.

Звенит звонок, возвещая об окончании занятий, и выводит меня из задумчивости. Выйдя из класса, я вижу, как Рис выходит из главных дверей в конце коридора.

― Макли! ― кричу я, обходя нескольких человек, чтобы добраться до него. Он не слышит меня в толпе, поэтому я снова выкрикиваю его имя, пролетая через дверь и бегом спускаясь по наружной лестнице. ― Макли!

На этот раз он меня слышит. Парень останавливается в двадцати футах от меня и поворачивается, чтобы посмотреть, как я бегу к нему, с бесстрастным лицом.

― Привет. ― Говорю я, слегка запыхавшись.

― Привет. ― Он говорит, его тон и лицо по-прежнему ничего не выдают.

―Я, эм, я хотела поговорить с тобой.

― О чем? ― спрашивает он, его голос лишен эмоций.

Я ненавижу это.

Я не хочу, чтобы между нами все было так. Я хочу, чтобы он улыбался мне, как всегда, чтобы он нахально ухмылялся, когда делает сексуальный намек или, в его случае, очень откровенную сексуальную просьбу.

Я ненавижу этот барьер между нами.

В груди становится тесно, возникает очень сильное и глупое желание пойти домой, лечь в постель и заплакать, которому я совершенно не собираюсь поддаваться, но, тем не менее, оно есть.

― Тренировка сегодня днем. Все еще в силе в 4? И еще, сегодня вечером открытие библиотеки. ― Добавляю я неубедительно. ― Я хотела убедиться, что ты готов.

Его глаза вспыхивают какими-то безымянными эмоциями, а затем немного смягчаются.

― Да, тренировка в четыре. ― Говорит он: ― И я готов, спасибо, что спросила. Думаю, будет трудно, но… это всего лишь здание. Я должен помнить об этом.

Остальные студенты расходятся по классам, оставляя нас с Рисом стоять посреди площади.

― Думаю, они бы гордились тобой за то, что ты помог этому случиться. За то, что ты использовал деньги, которые они тебе оставили, в память о них, а не просто для покупки дорогих вещей.

― Не пойми меня неправильно, я люблю дорогие вещи. ― Он говорит с коротким смешком, и мое сердце замирает от этого звука.

Это то, чего я хочу. Мне кажется, что чем дольше я смогу поддерживать с ним разговор, тем больше я смогу разрушить ледяную стену, которую он воздвиг между нами.

― Но ты права, ― говорит он, уголок его губ приподнимается на волосок. Еще одна трещина в стене. ― Они бы гордились мной.

― Ну, ― я делаю паузу, неловкость леденит мне язык. Я не уверена, что в наших обстоятельствах правильно говорить. Я хочу провести с ним время сегодня вечером, поэтому я просто решаю сказать правду. ― Я с удовольствием проведу с тобой вечер…

Мои слова обрываются, когда длинные руки обхватывают меня сзади, поднимают с земли и крутят вокруг себя, восклицая:

― Детка!

Нет.

Этого не может быть.

Руки опускают меня на землю и отпускают. Я поворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с Картером.

Он действительно здесь.

Он в Швейцарии.

Почему моей первоначальной реакцией было внутреннее восклицание «нет»?

Он обнимает меня, снова отрывая от земли.

― Привет, Картер, ― говорю я, слабо отвечая на его объятия. ― Что ты здесь делаешь?

Он отпускает меня и отходит назад с раздраженным выражением лица.

― И это ты хочешь сказать мне после того, как я проделал весь этот путь, чтобы увидеть тебя? Ты понимаешь, насколько отстойна эта поездка?

Это прямой рейс из Чикаго, так что поездка не такая уж ужасная, но я ничего не говорю.

Я оглядываюсь через плечо на Риса, но его уже нет.

Должно быть, он ушел, как только понял, кто этот человек, обнимающий меня.

Яма в моем животе вернулась.

Как бы мне хотелось пойти за ним и сказать… что-нибудь.

― Нет, извини, просто я удивлена. Спасибо, что приехал.

― Не похоже, что ты рада меня видеть. ― Он говорит, его тон обвиняющий.

Я изображаю улыбку и снова обнимаю его, надеясь, что это снимет напряжение.

― Да, рада.

Честно говоря, я совершенно ошарашена его появлением. Сказать, что я этого не ожидал, значит преуменьшить значение этого слова. Да и по времени он был как нельзя кстати.

― С кем ты разговаривал?

― Что? ― спросила я, но услышала его.

― С тем парнем. ― Картер говорит, наклонив подбородок ко мне, как будто Рис все еще там. ― Кто он?

― Просто друг. Он лучший друг парня Беллами.

Он кивает, но ничего не говорит, его глаза ищут, глядя на меня. Я чувствую, что он собирается увидеть что-то в моей душе, что я не готова признать, не говоря уже о том, чтобы он увидел это сам, поэтому я отклоняюсь.

― Очень мило, что ты приехал. ― Ненавижу, как скованно и неловко я говорю. ― Почему такой сюрприз?

Он пожимает плечами.

― Мне кажется, что в последнее время мы не общаемся. И вообще мало разговариваем.

Он не ошибается. Мы не разговаривали по телефону и почти не переписывались после нашей ссоры. Не то чтобы я затаила обиду, просто мне… все равно.

Мне все равно, что мы с моим парнем не разговариваем.

Это осознание, когда оно приходит ко мне, становится шокирующим.

Я должна хотеть разговаривать с ним каждый день, я должна с нетерпением ждать наших сообщений, но я этого не делаю.

И уже давно не хочу.

Его слова напоминают мне о споре, который привел к нашей мини-холодной войне.

― Ты так и не сказал мне, заходил ли ты к моей маме?

Он хватается за затылок и улыбается улыбкой «ой, блин», которая должна заставить меня простить его. Я уже разговаривала с братом, так что я уже знаю ответ на свой вопрос, я просто хочу посмотреть, как он отреагирует.

― Нет, детка. Я был очень занят. ― Он говорит, скрипя зубами, словно в агонии. ― Но я написал Нолану, и он поехал. Она в полном порядке. ― Он говорит, как будто его решение все решает.

Конечно, Нолан пошел проведать мою маму. Он поехал в тот день, когда Картер не смог поехать, но дело не в этом.

Дело в том, что я прошу своего парня о простой услуге, которую он должен был с радостью сделать для своей девушки.

Дело в том, что он в очередной раз не смог поставить меня на первое место.

О том, что он совсем не принимает во внимание мои чувства.

― И я приехал сюда!

Но не это мне было нужно от него. Этот жест значил бы гораздо больше, если бы он выслушал меня и сказал, что мне на самом деле нужно.

Казалось бы, это такая мелочь, из-за которой я так расстроилась, но это еще один спорный момент в наших отношениях, которые в последнее время были довольно скалистыми.

Это не зло, Картер не злой человек, он просто, наверное, не тот, кто мне нужен. Кажется, я наконец-то начинаю это понимать.

― Да, это здорово. ― Я говорю, пытаясь улыбнуться, но вместо этого у меня получается гримаса.

Неловкость между нами ощутима, и я не могу ее вынести. Мне хочется отмотать время назад, на десять минут назад, когда я разговаривала с Рисом, и просто поставить на паузу.

Я прочищаю горло, надеясь, что это снимет часть тревоги.

― Пойдем в загон. Я покажу тебе наше место, и ты сможешь познакомиться с моими друзьями.

Он кивает и идет рядом со мной, пока мы идем к парковке, где стоят гольф-кары.

Мы не держимся за руки и не касаемся друг друга.



После того, как Картер встречает удивленных Неру и Сикстайн и обнимает ошарашенную Беллами, мы с ним еще пару часов проводим в гостиной, пока мне не приходит время идти на тренировку с Рисом.

Я переодеваюсь в свой тренировочный комплект и выбираю его с байкерскими шортами. Эгоистично, я знаю, что Рис не может оторвать глаз от моей задницы, когда я в них. Я возвращаюсь в гостиную как раз в тот момент, когда Беллами собирается уходить.

― Я пойду к Роугу ненадолго, прежде чем нам нужно будет собираться, я вернусь через час или около того.

― Подожди, давай я пойду с тобой. ― Говорит Картер, вставая с дивана.

Мы с Беллами бросаем друг на друга встревоженные взгляды, прежде чем я говорю.

― Ты хочешь пойти с ней в дом ее парня?

― Да, я хочу с ним познакомиться. Если он ее парень, то я, вероятно, проведу с ним много времени, пока вы, девочки, будете заниматься девичьим дерьмом сегодня вечером.

Меня передернуло, когда он назвал это «девчачьим дерьмом». Неужели меня всегда раздражало все, что он говорил?

― Ты уверен? ― спрашивает Беллами.

― Да, Тайер будет на тренировке, а мне будет скучно до безумия, если вас не будет рядом. Пойдем, будет весело. ― Он говорит, проходя мимо нее в коридор.

― Конечно, наверное. ― Она зовет его за собой, а затем бросает на меня взгляд, который говорит, что она считает это плохой идеей.

Не знаю, почему, но я с ней согласен. Если позволить Картеру приблизиться к свите Риса, это будет означать катастрофу, но у меня нет веских оснований для вмешательства.

― Ладно, увидимся позже. ― Я говорю, закрывая за ними дверь с глубоким вздохом и оставляя свои опасения на потом.

Сейчас мне нужно сосредоточиться на предстоящей тренировке и на том, что я скажу Рису, когда увижу его.

Интересно, каким он будет? Будет ли он таким же обаятельным, как и раньше, или будет злиться, как тогда, у себя дома.

Как, похоже, и сегодня утром.

Я приезжаю на поле через десять минут и точно в назначенное время.

Паркую гольф-кар и подхожу к трибуне, где мы обычно располагаемся во время тренировок.

Риса еще нет, поэтому я сажусь на траву и жду его.



Через 30 минут Рис все еще не пришел, и я наполовину разозлилась, наполовину забеспокоилась.

Я написала ему сообщение десять минут назад, спрашивая, где он, но он так и не ответил. Что, если с ним что-то случилось, и он где-то ранен?

От этой мысли у меня перехватывает живот, и у меня почти кружится голова.

А может быть, он специально подставляет меня, чтобы доказать свою правоту?

Я не знаю, но я не могу просто ждать, я должна пойти и выяснить это.

Я пишу Сикс сообщение, что мне нужно, чтобы она заехала за мной, и что мне нужно одолжить ее машину, и меньше чем через десять минут она уже на поле, за рулем своей машины, так быстро как будто она ее украла.

― Все в порядке? ― спрашивает она, выпрыгивая из машины и подходя ко мне, чтобы обнять.

Я не знаю, что я сделала в прошлой жизни, чтобы заслужить такого друга, как она, но я знаю, что это было действительно хорошо.

― Да, прости, мне просто нужно найти Макли.

― Хорошо, ― говорит она, и я так благодарна ей за то, что она не задает мне сейчас вопросов. ― Я возьму твои вещи и поеду домой на гольф-каре.

― Большое спасибо. ― Говорю я, целуя ее в щеку.

― Без проблем. Напиши мне, когда найдешь его. И не забудь, что сегодня вечером мы вместе готовимся в квартире.

― А я и не забывала! ― кричу я ей в ответ, оббегая машину со стороны водителя. ― Увидимся позже!

Я проезжаю по маршруту, по которому Рис мог бы добраться до поля от своего дома, но его не видно.

Наконец, я сворачиваю в длинный переулок, ведущий к его особняку, и, подъехав к парадной двери, замечаю его машину на подъездной дорожке.

Значит, он специально подставил меня.

Невероятно.

Я паркуюсь, но не выключаю двигатель, сижу в тишине и думаю, что теперь делать.

Я хочу пойти и поговорить с ним, но не хочу, чтобы мне пришлось объяснять Картеру, почему я не на тренировке, а у Риса.

Хотя этот дом такой огромный, что я, наверное, смогу пробраться внутрь так, чтобы никто меня не заметил, говорю я себе, глядя на большой фасад и размышляя об этом.

В конце концов, желание увидеть его побеждает.

― К черту, ― говорю я вслух, глушу двигатель и выпрыгиваю из машины.

Я бегом поднимаюсь по лестнице и осторожно открываю входную дверь, зная, что она не заперта. Кто осмелится вломиться сюда?

Я тихонько толкаю дверь, стараясь, чтобы массивное дерево не скрипнуло, когда она открывается. Я проскальзываю через проем и попадаю в фойе с большой лестницей принцессы.

Я сразу же слышу звуки, доносящиеся из кухни, поэтому прижимаюсь к стене, направляясь к правой стороне лестницы.

Достигнув нижней ступеньки, я бегом поднимаюсь по лестнице, благо, что бархатный ковер заглушает любые звуки, которые я могу издавать.

Я поворачиваю налево и останавливаюсь перед четвертой дверью слева.

Однажды, придя сюда на вечеринку, я пробралась наверх и открыла несколько дверей, пока не нашла его спальню.

Мне было любопытно, как она будет выглядеть.

Будет ли она отражать веселый, невозмутимый внешний облик, который он носит, или будет больше соответствовать тому, каким он является по своей сути.

Нюансы, сложности и темное чувство собственности.

Я вошла в комнату и обнаружила, что он сочетает в себе и то, и другое. У него была бесценная коллекция футбольных мячей и футболок с автографами, выставленная на стенах темно-синего цвета с металлическими, индустриальными предметами искусства.

Угрюмые фотографии соседствовали с красочными, веселыми гравюрами Роя Лихтенштейна.

Я физически ощущала его присутствие в этой комнате. Чувственная дрожь пробежала по позвоночнику, и я покинула комнату после беглого осмотра.

Теперь я положила руку на ручку двери, нажала на нее и вошла.

22





Я сижу за своим столом и вожусь с компьютером, когда Тайер входит в мою спальню и захлопывает за собой дверь.

От нее исходит гнев, когда она бросает на меня ядовитый взгляд. От этого ее грудь резко вздымается и опускается при каждом вдохе.

Я поворачиваю стул к ней, и ее взгляд опускается на мой обнаженный торс и далее на серые спортивные брюки, которые на мне одеты.

От ее взгляда в моей груди расцветают ревность и ярость.

Интересно, целовал ли он ее с тех пор, как приехал сюда?

Должен был. Это первое, что я бы сделал.

Моя рука сжимает карандаш в руке так крепко, что он рассыпается в моих руках.

Чувство в животе переходит грань боли при мысли о том, что он собирается поцеловать ее и, возможно, трахнуть сегодня вечером.

Я бросаю два осколка карандаша на стол.

― Что ты здесь делаешь? ― спрашиваю я ее.

Ее глаза отрываются от моего тела и снова встречаются с моими.

― Я могу спросить тебя о том же. ― Она укоряет. ― Я ждала тебя на тренировке, но ты меня продинамил.

Я поднимаюсь и небрежно засовываю руки в карманы, приближаясь к ней.

― Поэтому ты пришла ко мне домой?

― Я волновалась за тебя! ― восклицает она. ― Я думала, что ты попал в аварию или что-то в этом роде.

― Как видишь, я в порядке. Тебе не нужно было проделывать такой путь. ― Говорю я.

Я начинаю поворачиваться к креслу, но она останавливает меня, схватив за предплечье, заставляя посмотреть на нее.

― Не делай этого. ― Она говорит: ― Не отстраняй меня, когда мы разговариваем, мы еще не закончили.

― Почему ты здесь? ― спрашиваю я ее. ― Твой парень, с которым ты встречаешься уже много лет, приехал в город, и ты должна быть с ним, но вместо этого ты со мной. Ходишь со мной на тренировки. Пишешь мне смс. Приходишь ко мне домой, чтобы найти меня. Какого хрена?

― Ну, если рассуждать строго, то мой парень находится внизу, так что…

― Подожди. ― Я вклинился. Плавно подойдя к Тайер, я заставляю ее поднять подбородок и посмотреть мне в глаза. ― Что ты хочешь сказать? Ты привела его в мой дом? ― спрашиваю я, мой голос вибрирует от гнева.

Она смотрит на мое громадное тело, на электричество, трещащее между нами, расширенными глазами, рот ее слегка приоткрыт, а язык высовывается между губ.

― Я бы никогда этого не сделала. Он сам себя привел. ― Она защищается. ― Просто… оставь его в покое, пожалуйста.

― Он знает, что ты здесь? ― бубню я. ― Он знает, что ты одна в моей спальне со мной?

Я наблюдаю за работой ее горла, когда она сглатывает, похоть держит мои веки полуопущенными.

― Нет.

Я тихонько хмыкаю, как довольный хищник, загнавший свою жертву в угол.

Я продолжаю двигаться к ней, заставляя ее отступить к стене, а затем прижимаю ее к ней одной рукой.

― Мне нравится, что я могу трахнуть тебя прямо сейчас. ― Я дразню ее, когда она вызывающе смотрит на меня. ― Я могу взять тебя на этой кровати, на полу или у этой двери, я могу заставить тебя кричать так, как, я уверен, ты никогда не кричала, пока он потягивает пиво на моей кухне. И он не будет иметь ни малейшего представления о том, какой хорошей маленькой шлюшкой является его девушка для меня наверху.

Она вскидывает руку, чтобы дать мне пощечину, но я хватаю ее в воздухе.

Я издаю тихий звук, прижимая ее к своему телу.

― Если ты хочешь, чтобы я был с тобой груб, тебе нужно только сказать это слово.

― Не говори со мной так. ― Шипит она.

― Я буду говорить с тобой, как захочу, учитывая то, как ты позволила своему парню прийти ко мне домой. Как ты крадешься сюда, как вор, и требуешь у меня что-то. А что еще, по-твоему, должно было произойти, когда ты придешь сюда, а?

― Почему ты не пришел на тренировку? ― Она возражает.

― Чтобы доказать свою точку зрения. ― Я мурлычу, проводя пальцем по ее челюсти и слегка проводя им по губам.

Она частично поворачивает голову, уклоняясь от моего пальца, но не разрывая зрительного контакта.

― Что именно?

― То, что ты выберешь меня. ― Я говорю ей с медленной ухмылкой Чеширского кота, отступая назад и разрывая наш контакт. ― Что даже когда он здесь, и вы видите друг друга впервые после нескольких недель разлуки, ты оставишь его, чтобы найти меня. Я не ожидал, что тебе придется буквально пройти мимо него, чтобы добраться до меня, это оказалось неожиданным бонусом. Это почти поэтично, если хочешь знать мое мнение.

Она сужает глаза.

― Для тебя это шутка?

Ее слова неприятно напомнили мне об идиотском пари, которое я заключил несколько недель назад. Улыбка, мелькнувшая на моих губах, исчезает с моего лица, когда я бросаю на нее взгляд.

― Нет ничего даже отдаленно смешного в том, что этот мудак здесь. В том, что ты представляешь, как он трогает тебя или еще что-нибудь, когда ты одна. ― Говорю я ей, темнота заливает мое зрение и все мои рациональные мысли. ― Я уже говорил тебе однажды, что ты моя, и я не шутил. Я не позволю ему прикасаться к тебе, Тайер. Я не потерплю этого. Тебе лучше найти способ покончить с этими отношениями раз и навсегда, иначе я сделаю это сам. И я обещаю, что тебе не понравится, как я это сделаю.

― Это… это… ― пытается она, но не заканчивает.

Я хватаю ее руки и прижимаю их к своей груди.

Ее глаза вспыхивают желанием, когда ее пальцы скользят по твердым грудным мышцам.

― Почувствуй, как быстро бьется мое сердце из-за тебя. ― Шепчу я.

Прижимая ее руки к себе, я подхожу к ней ближе, заставляя ее руки почти полностью согнуться в локтях между нами.

― Он тот, кто тебе нужен, или я? ― Я хмыкаю, едва слышно бормоча. Ей приходится незаметно наклониться, чтобы услышать меня. ― Это я. Ты мечтаешь обо мне. Ты прикасаешься ко мне. Ты хочешь меня.

Она по собственной воле двигает руками, лаская бугры моей груди, а затем переводит их вниз, на живот.

― Такой твердый. ― Бормочет она, почти про себя. Она продолжает рассеянно ласкать меня, прежде чем открыть рот, чтобы заговорить. ― Я…

― Тайер! ― Я слышу шепот Беллами в коридоре.

От этого голоса Тайер напряглась, и ее руки отстранились от меня.

― Мне нужно идти. Не выходи сразу. ― Просит она, ее тон почтиумоляющий.

― Подожди. ― Я приказываю, одной рукой придерживая дверь.

Ее глаза поднимаются к моим, и она с нетерпением ждет, что я скажу.

― Хотя бы признайся, что ты тоже хочешь меня. ― прошу я. ― Как тогда, в лифте. Перед уходом оставь мне одну правду.

Клянусь, с того места, где я стою, я слышу, как бьется ее сердце. Мое собственное бьется о грудную клетку так безжалостно, что, если бы я посмотрел вниз, то увидел бы, как моя кожа движется в такт его ритму.

Она думает об этом, колеблясь на том самом бритвенном краю обрыва, на котором мы находимся уже несколько недель, не зная, в какую сторону идти.

Наконец, она спрашивает:

― Ты позволишь мне уйти?

Мои глаза блестят, а ноздри раздуваются от ее вопроса.

― Да.

Она кивает и сглатывает, соглашаясь с моим ответом. Когда она говорит, слова произносятся так тихо, что я почти не замечаю их.

― Тогда да, ― говорит она, распахивая дверь и останавливаясь, прежде чем снова посмотреть на меня. ― Я тоже хочу тебя.

Она уходит, как только произносит эти слова, и закрывает за собой дверь с тихим щелчком.

23





Я жду десять минут, потом надеваю рубашку и спускаюсь на кухню. Там полно народу: Роуг и Феникс противостоят Тайер и тому мудаку, которого она называет своим парнем.

Роуг небрежно проводит пальцем по петле джинсов Беллами, стоящей чуть в стороне от него.

― А, вот и ты.

Я не обращаю внимания на Картера, когда вхожу, даже когда он произносит эти слова, обращенные ко мне.

Я иду на кухню, беру свежевыжатый апельсиновый сок и выпиваю несколько глотков прямо из бутылки.

― Хорошо, что ты к нам присоединился. ― Роуг хмурится, бросая на меня задумчивый взгляд. ― Мы только что познакомились с Картером, парнем Тайер.

― Я вижу.

― Приятно познакомиться, чувак. ― Говорит Картер, кивая мне подбородком через всю комнату.

Я замечаю, что Тайер стоит в нескольких футах от него, стараясь не прикасаться к нему.

Хорошая девочка.

― Взаимно. ― Я сжимаю челюсть.

Тайер смотрит на меня с другого конца комнаты, на ее лице выражается беспокойство.

Но она не отводит от меня взгляда, смело глядя на меня, стоящего менее чем в пяти футах от ее парня.

Этот взгляд показывает как ее голод по мне, так и ее глубокую нерешительность. Ее глаза медленно переводятся на спину Картера, который продолжает болтать с отстраненно выглядящим Фениксом.

На ее лице появляется выражение, которое я не могу прочитать, но хотел бы знать, как его прочитать. Я не могу сказать, хороший это знак для меня или нет.

Если бы это зависело от меня, я бы перекинул ее через плечо, отнес в соседнюю комнату и трахнул бы ее на виду у ее бывшего, чтобы он точно знал, кому она принадлежит.

Вместо этого я стискиваю зубы с такой силой, что соскребаю с них верхний слой эмали, кулаки сжимаются под скрещенными руками, и я стою так напряженно, что мышцы на шее напрягаются от усилия, которое приходится прилагать, чтобы сдерживать себя.

Беллами бросает на меня взгляд «соберись с мыслями», прежде чем прочистить горло.

― Тайер. ― Она зовет, когда прочищение горла не привлекает ее внимания. ― Я думаю, нам пора идти и готовиться, не так ли?

― О, да. ― Отвечает Тайер, выныривая из мыслей, которые витали в ее мозгу. ― Да, уже поздно.

Беллами поворачивается к Роугу и целует его, прежде чем взять свои вещи.

― Картер, ты готов? ― спрашивает она.

― Да, ― отвечает он, протягивая кулак Роугу и Фениксу, прежде чем подойти ко мне. ― Увидимся позже, парни.

Звук его руки, хлопающей по моей, громко разносится по комнате, и я вижу Тайер, стоящую позади него, почти затаив дыхание.

Я сжимаю его руку в своей хватке, удерживая себя от того, чтобы полностью раздавить ее.

― Ого, чувак. Сильная хватка. ― Говорит он.

Я отпускаю его с некоторым трудом.

Мысль о том, что он может вернуться с Тайер в ее квартиру, остаться в ее комнате, пока она принимает душ и одевается… скажем так, изрезать его ложкой из грейпфрута ― это самое доброе, что я могу сейчас с ним сделать.

― Почему бы тебе не остаться здесь?

На мгновение мне кажется, что это я говорю, но этот безэмоциональный вопрос исходит от Роуга. Он почти незаметно кивает мне, давая понять, что прикрывает меня, и продолжает.

― Девочки пойдут готовиться, тебе, наверное, будет удобнее здесь. Мы можем подготовиться отдельно и встретиться там.

Феникс спрыгивает со стойки, где он сидел, и присоединяется к нам.

― Тебе все равно придется одолжить смокинг.

― Сегодня вечер в черном цвете. ― Добавляет Роуг.

Что ни говори об этих двоих, они всегда прикроют меня, когда мне это нужно.

― Отличная, блять, идея, парни. ― Каждый раз, когда он называет нас «парнями», у меня чешется кулак, чтобы ударить его по лицу, но я сопротивляюсь этому желанию.

Он бросает взгляд на Тайер и добавляет:

― Детка, я останусь с ребятами. Встретимся там.

― Ты уверен? ― спрашивает она, разминая руки, с озабоченным выражением лица. Потом мягче: ― Я хотела провести время вместе.

― Да, не обижайся, детка, но смотреть, как ты готовишься. ― Это не совсем Супербоул для меня. Я бы предпочел остаться здесь. Мы можем потусоваться позже. ― Добавляет он пренебрежительно.

Она отворачивается с выражением согласия на лице.

― Не будь неуважительным.

Мой голос трещит в этой комнате как хлыст.

Все глаза устремляются на меня, улыбка «о, черт» рисуется в уголках рта Феникса, когда он смотрит на меня.

― Что?

― Не говори с ней так. ― Я процедил, бросив на него взгляд.

Я встречаюсь с его глазами, и мой взгляд буравит его, требуя сказать что-нибудь.

Что угодно.

Я не боюсь помахать кулаками.

Должно быть, он понял, что в моих глазах отразилось напряжение, потому что он колеблется лишь секунду, прежде чем отвести взгляд и извиняюще поднять руку.

― Ты прав. Это из-за смены часовых поясов, прости, детка. Мы встретимся позже, хорошо?

Тайер кивает, стараясь не смотреть мне в глаза, когда Беллами берет ее за руку и провожает их обоих.

Феникс протягивает мне пиво, но я его не беру.

Я ни за что на свете не позволю Картеру провести ночь с Тайер. По крайней мере, не в том состоянии, чтобы прикасаться к ней или как-то проявлять себя.

― Может, перейдем к чему-нибудь покрепче? ― спрашиваю я их. ― Может, виски?

На этот раз именно Роуг одаривает меня гордой улыбкой.

Если кто-то и может оценить злобный, дерьмовый план, так это он.



Через два часа Картер с трудом стоит на ногах.

Он едва справляется с алкоголем. Переход на виски чуть не привел его к смерти после первой же рюмки. Теперь, спустя четыре рюмки, он лежит на диване, его взгляд расфокусирован.

Отличное начало, но я не собираюсь ничего оставлять на волю случая. Я беру новую бутылку и протягиваю ему стакан.

― Еще одну, Картер?

Феникс кладет руку мне на плечо и направляет меня к себе.

― Помедленнее, ― говорит он. ― Мы не пытаемся его убить.

― А разве нет? ― сухо спросил я.

Он качает головой и хихикает, что для него редкость.

― Я никогда раньше не видел тебя таким. Ты одержим ею.

Я отстраняюсь от него со смехом.

― Вряд ли. Она мне нравится, я действительно чертовски хочу ее, да, но это вряд ли можно назвать одержимостью. Я не такой, как Роуг.

― Нет, не такой. ― Он соглашается, и я начинаю улыбаться, прежде чем он добавляет: ― Ты все еще находишься на стадии отрицания, так что на самом деле ты еще на пару шагов позади него, но я бы сказал, что ты на пути к достижению тех же этапов.

Я закатил глаза на его явную провокацию.

― Я не собираюсь тратить время на споры с тобой, но ты ошибаешься.

Роуг влюблен в Беллами, просто он пока не хочет признаться в этом ни себе, ни ей.

Я не такой. Я очарован Тайер, я признаю это, но я не заинтересован в долгосрочной связи.

Но это будет не один раз, это уж точно.

Сейчас я не знаю, сколько времени мне понадобится, чтобы удовлетворить свою потребность в ней, скорее всего, охренительно долго, но неизбежно наступит день, когда мы завяжем и прекратим это.

Я это знаю, она это знает.

Просто похоже, что этот день наступит несколько позже, чем я предполагал все эти недели назад.

Я не могу думать о том, чтобы отпустить ее, когда она еще даже не принадлежит мне, когда каждый миг моего бодрствования поглощен мыслями о том, когда же она наконец признает, что принадлежит мне.

― Хорошо, значит, ты не одержим ею, ― говорит он. ― Тогда ты не против поделиться со своим товарищем, не так ли? Прошло немало времени с тех пор, как мы в последний раз делились игрушками, и, признаться, я уже давно мечтаю о том, чтобы ноги Тайер обвились вокруг меня.

Он благодарно чмокает губами, и я сразу же выхожу из себя.

Я рычу и хватаю его за воротник, чтобы отбросить к стене. На его лице нарисована самодовольная улыбка, вот ублюдок.

Прежде чем я успеваю что-либо сделать, Роуг оказывается между нами, оттаскивая меня назад и подальше от Феникса.

― Что, блять, происходит?

― Ничего, ― говорит он, поправляя воротник с тем же довольным выражением лица. ― Рис просто доказывал мне свою точку зрения.

― Не будь придурком, Феникс. ― Я огрызаюсь, пытаясь оттолкнуть Роуга, но он не сдвигается с места. ― Держись от нее подальше.

Картер что-то бормочет со своего места на диване, переключая наше внимание на себя и заставляя Роуга отпустить меня.

― Ты в порядке, приятель? ― спросил Феникс, подойдя к нему.

― Лучше не бывает. ― Пробормотал в ответ Картер.

― Ладно, давайте попробуем немного отрезвить его до вечера. ― Говорит Роуг, скрещивая руки, наблюдая за ним. ― Тайер надерёт нам всем задницы, если мы действительно убьём этого ублюдка.

24





Когда мы встретились на открытии, Картер был в стельку пьян.

По правде говоря, я даже не была уверена, как он еще в сознании. Он ковылял вместе с остальными и выставил себя в неприглядном свете, громко и назойливо приветствуя меня.

Желая потанцевать со мной, он потащил меня на танцпол, где мы попытались кружиться по комнате. Он споткнулся о свои ноги, потом о мое платье, и на этом танцы закончились.

Теперь он опирается на мое плечо, борясь с бессознательным состоянием, и мне нужно только найти, куда его положить.

― Вон там, дальше по коридору, есть профессорская гостиная. Почему бы нам не отнести его туда? ― спрашивает Нера.

― Да, хорошая идея, давай так и сделаем.

Я закидываю одну его руку себе на плечи, а Нера берет другую. Через несколько минут мы вносим его в комнату, и он теряет сознание на одном из диванов, его конечности бессистемно болтаются.

― Ну, они, конечно, постарались. ― Говорит Нера, выпрямляясь и глядя на него сверху вниз, положив руки на бедра.

― Он сам с собой так поступает. ― Я поправляю, разочарование подкрашивает мои слова: ― Он не умеет держать себя в руках.

Мы с Картером уже не первый раз оказываемся в одной и той же ситуации.

Она успокаивающе кладет руку мне на плечо.

― Что ты собираешься делать? ― Она спрашивает: ― Ты собираешься остаться с ним?

Я колеблюсь, но недолго.

Я не просила его приходить. Не просила его напиваться до потери сознания в первую же ночь пребывания здесь и разрушать все шансы на то, что мы будем проводить время вместе.

По правде говоря, я не переставала думать о своем разговоре с Беллами.

Когда я вышла из комнаты Риса и обнаружила, что она стоит в недоумении в коридоре.

***

― Что ты здесь делаешь? Ты была там с Рисом? ― спросила она, вскинув брови.

― Да, это долгая история. Как ты узнала, что я здесь?

― Я увидела машину Сикс, припаркованную снаружи, когда шла в туалет. У меня было предчувствие, что это ты, и я пришла проверить.

Я не притворяюсь, что удивлена тем, что она подумала, что это я. Я не могу отрицать, что на ее месте я подумал бы то же самое. К тому же, она, очевидно, была права.

― Что ты здесь делаешь? ― снова спросила она, не желая отвлекаться.

― Макли не пришел на тренировку, и я пришла убедиться, что с ним все в порядке.

Ладно, может быть, это не такая уж и длинная история.

― Так что, естественно, ты пробралась сюда, минуя своего парня? ― спрашивает она, в ее голосе звучит сарказм.

Я бы хотела, чтобы люди перестали так говорить.

Я пожимаю плечами.

― Я не пробиралась, я просто… избегала. Я не хотела отвечать на вопросы.

Она смотрит на меня с нежностью в глазах.

― Тайер…, ― произносит она, и ее голос затягивается.

― Что? ― спрашиваю я, мой голос повышается на октаву.

― Что ты делаешь? И не надо, ― быстро добавляет она, прежде чем я успею снова изобразить неведение. ― Притворяться, что ты не понимаешь, о чем я говорю.

― Мы не можем говорить об этом здесь. ― Шепчу я.

Я не хочу, чтобы кто-нибудь случайно подслушал наш разговор. Я открываю дверь в соседнюю комнату и приглашаю ее присоединиться ко мне.

По правде говоря, я надеялась, что, когда увижу Картера, это сократит расстояние между нами. Все те чувства, которые я испытывала, когда мы только начали встречаться, те, которые усилились, когда мы сказали друг другу «Я люблю тебя», вернутся.

Вместо этого, то короткое время, что он был здесь, только подчеркнуло, насколько большим стало расстояние между нами.

― Что-нибудь случилось с Рисом? ― спросила она.

― Нет! ― Я говорю: ― Нет. Но я… Би, я понятия не имею, что делать. Картер с ним комфортно, он… он… он знаком…

Она вклинивается.

― Просто скажи это. Он безопасный.

― Он не безопасный. ― Я не соглашаюсь, хмуря брови. — Это странно говорить о человеке, который мне изменил. ― Я говорю, скрежеща зубами при слове, которое я не произносила вслух с тех пор, как он меня предал.

― Да, он изменил. ― Она соглашается, кивая: ― И с тех пор ты использовала факт его измены как причину, чтобы отдалиться от него и от ваших отношений. Я не говорю, что ты не должна защищать себя, ты должна, но сейчас ты остаешься с ним в этой оболочке отношений, в которую ты завернула свое сердце, и это безопасный выбор.

― Что плохого в том, чтобы выбрать безопасный вариант?

― Ничего. ― Она берет мои руки в свои и сжимает их. — Вот только ты не безопасна. Ты ― девушка, которая отправила нас в кругосветное путешествие в выпускном классе, потому что прочитала брошюру, ты ― бесстрашный капитан, который пойдет наперекор любому, кто будет с тобой шутить. В твой список желаний входят полеты на параплане и поход на действующий вулкан. Я видела, как ты с готовностью раскусываешь «призрачный» перец, и как ты обманываешь кучку богатых парней в подпольной игре в покер. Ты не безопасна и не хочешь безопасности, так что я не знаю, почему ты соглашаешься на это. Я не думаю, что тебе стоит это делать.

Доверьтесь своей лучшей подруге, которая скажет вам жестокую правду так, как она ее видит, когда вам это нужно.

― То есть ты говоришь мне бежать навстречу опасности? ― спрашиваю я, вспоминая лицо Риса.

― Я говорю тебе, что не думаю, что ты счастлива с Картером. Ты не была счастлива, когда отношения были на расстоянии, и ты еще меньше счастлива сейчас, когда он приехал к тебе, я это вижу. Ты не из тех, кто избегает риска, так зачем начинать сейчас? ― спрашивает она, прежде чем добавить: ― Не сдерживай себя только потому, что страшно сделать прыжок, это не про тебя.

― А что, если я не буду знать, кто я без Картера? ― говорю я, наконец-то озвучив одну из тревог, которая меня сдерживала.

Картер был рядом со мной последние два года моей жизни, и страшно подумать, что у меня больше не будет этой защитной сетки, особенно когда я нахожусь далеко от дома.

― Извини за жесткую любовь, но я считаю это чушью. ― Говорит она мне, цокая. ― Ты привела нас сюда только благодаря силе воли, ты знаешь, кто ты, как никто другой. И технически ты была без него несколько недель, и посмотри, как хорошо ты себя чувствовала. Ты процветаешь.

Она права. У меня так много сил и веры в себя во всех остальных сферах моей жизни, что я не знаю, почему мне так трудно отпустить то, что, кажется, уже наполовину увяло.

― Не то чтобы ты меня спрашивала, но я все равно скажу тебе, ― продолжает она, заставляя меня фыркнуть. ― Мои два цента заключаются в том, что тебе дорог Картер, но ты больше не влюблена в него. Тебе трудно понять, что все кончено, потому что ты смешиваешь эти два понятия.

― Макли…

― Дело не в нем, ― отрезала она. ― Дело в тебе. И как бы ты ни пыталась спасти отношения с Картером, а ты пыталась, ты больше не любишь его. И в этом нет ничего плохого. ― Она добавляет последнюю фразу тихо, успокаивающе, еще раз сжимая мои руки.

Я смотрю на нее, и мне хочется не согласиться. Я хочу сказать ей, что она ошибается, что я люблю Картера и вижу свое будущее с ним, но я не могу.

И меня охватывает глубокая печаль от этой потери, от осознания того, что я собираюсь принять решение, которое означает оставить позади очень значительную часть моей короткой жизни и двигаться дальше.

― Я знаю. ― Шепчу я.

Наконец-то слова вырвались наружу.

Наконец-то я больше не лгу себе.

― Тогда почему ты ничего с этим не делаешь? ― спрашивает она, прищурив бровь.

― Я боюсь.

Она слышит в моих словах недосказанность, и на ее лице появляется заговорщическая улыбка.

― Теперь мы говорим о нем, верно? ― спрашивает она.

Я киваю.

― Послушай, сейчас тебе нужно решить, что ты хочешь делать с Картером. Рис — это… ты перейдешь этот мост, когда доберешься до него.

― Этот мост гораздо ближе, чем ты думаешь. ― Признаюсь я, а затем рассказываю ей о том, что произошло за последнюю неделю.

В последнее время у нас не было возможности поговорить по-настоящему, поскольку она была вся поглощена Роугом.

― Ни хрена себе! ― говорит она, когда я заканчиваю рассказывать ей обо всем.

― Ага.

― Вау. ― Она продолжает, но останавливается, не находя слов.

― Ага.

― Я не знаю, как ты еще не сложила руки. Я бы разлетелась, как дешевое кресло на лужайке, если бы он сказал мне хотя бы половину этих вещей.

― Эй. ― Я говорю, мой тон наполовину шутливый, наполовину предупреждающий. Я не хочу думать о том, что он может сказать то же самое ей или кому-то еще.

Правда в том, что я сделала больше, чем она знает. Я так часто прикасалась к нему, что его лицо начало оставлять неизгладимый отпечаток на моих веках.

Но я не хочу слышать о том, чтобы кто-то еще складывал за него.

Она смеется.

— Значит, ты так же собственнически относишься к нему, как и он к тебе. Это будет фейерверк, когда вы, ребята, в конце концов, переспите.

― Я не знаю, смогу ли я заниматься случайными связями. ― Честно призналась я ей.

— Это сложно. Я имею в виду, что я, очевидно, задействовала свои чувства в своей собственной ситуации, так что я не могу дать тебе нелицемерный совет. Наверное, я бы сказала так: относись к этому как к отвлечению. Это способ немного развлечься и вернуться к жизни. Ты ведь не хочешь сразу же вступать в новые отношения? ― Она спрашивает, почти повторяя слова Риса.

Она не ошибается, но, невольно, Рис уже занимает часть моих бодрствующих мыслей.

Если я с ним свяжусь, то не уверена, что смогу сделать это без вовлечения своих чувств.

― Нет, ты права. ― Говорю я, а потом добавляю. ― Знаешь, я вообще-то не хочу больше говорить об этом, пока не поговорю с Картером.

Как-то неправильно говорить о ком-то другом, когда я еще официально не закончила свои нынешние отношения, а он только что спустился вниз.

― Извини, но ты не можешь остановиться, когда мы переходим к самому интересному. ― Говорит она, но уже слишком поздно.

― Нет, давай поговорим об этом позже, после того, как я с ним поговорю. Странно говорить об этом сейчас.

Она надувается и говорит:

― Грустно. Но я все понимаю. Ты собираешься поговорить с ним сегодня, как ты думаешь?

Я не могу представить, как можно откладывать это, притворяться и просто вести себя с ним, когда он даже не догадывается о моих чувствах.

Я просто не могу этого сделать.

― Да, думаю. ― Я говорю, направляясь к двери с ней на буксире. Я оборачиваюсь к ней, когда иду открывать дверь. ― Кстати, я так и не поблагодарила тебя за то, что ты послала Макли помочь мне перед игрой. Это был спасительный ход.

Она замирает на месте и наклоняет голову в сторону, недоуменно глядя на меня.

― Я не посылала его к тебе.

― Что ты имеешь в виду? ― спрашиваю я.

― Да, я пересеклась с ним в то утро, но это он сказал мне, что собирается встретиться с тобой. Он подумал, что тебе может понадобиться кто-то рядом с тобой утром. ― Она говорит: ― Он сказал тебе, что я его послала?

― Да.

― Интересно, почему он так сказал? Это была его идея. ― Она говорит мне, поднимая плечи: ― Я не знаю.

***

Мы спустились вниз и встретились с Роугом, Фениксом и Картером, после чего появился Рис.

Я задерживала дыхание все время, пока они находились вместе в одной комнате, и чуть не задохнулась, когда Картер согласился остаться и готовиться вместе с ними.

Я отчаянно хотела, чтобы он поехал со мной домой, чтобы мы могли поговорить, чтобы я могла рассказать ему о своих чувствах.

Чтобы я наконец-то смогла вымолвить эти слова, которые, как мне казалось, не давали покоя.

Но, что неудивительно, он предпочел мне новых друзей и вел себя при этом как показушный мудак.

Рис был единственным, кто защитил меня.

В этой комнате можно было услышать, как падает булавка, но все, что я чувствовала, ― это гнев, волнами исходивший от Риса.

Я думала, что дело дойдет до драки, но, к счастью, Картер извинился.

Так что, в контексте всего этого, нет, я не хочу оставаться в этой комнате, нянчась с отключившимся Картером.

― Нет. Он может просто проспать здесь один, пока я не буду готова уйти. Я не позволю ему мешать мне хорошо провести время сегодня вечером.

― Да, девочка. ― Она говорит ободряюще, ее акцент вьется вокруг каждой буквы.

Я смотрю на него, раскинувшегося на диване, конечности разъезжаются в разные стороны. Он проснется от боли, если я позволю ему так спать.

Вздохнув, я наклоняюсь над ним и начинаю его перекладывать.

― Я просто попытаюсь устроить его поудобнее. Попробуй найти бутылку с водой. Я уверена, что она ему понадобится, когда он проснется.

― Конечно. ― Говорит она и уходит.

Я беру Картера за плечи и тяну изо всех сил, чтобы он оказался на диване всем телом. Я подтягиваю его левую руку под себя, когда слышу, как за спиной открывается и закрывается дверь с тихим щелчком.

― Нашла? ― спрашиваю я, не оборачиваясь.

Вместо ответа большая рука хватает меня сзади за бедро. Я открываю рот, чтобы закричать, но другая рука закрывает мои губы и полностью заглушает звук.

Меня отталкивают от Картер и прижимают к твердому телу. Рука, зажавшая мне рот, поворачивает мое лицо вправо, на щеку падает горячее дыхание, а в ухе раздается рык.

― Что ты делаешь здесь с ним?

Я внутренне вздохнула с облегчением, узнав голос Риса. Внешне я отталкиваюсь от его руки, пытаясь дать ему понять, что не могу говорить, когда его ладонь так прижимается к моему рту.

Он отпускает меня, но его рука скользит вниз по моему рту и по шее, чтобы схватить меня за горло. Я уверена, что он чувствует, как бешено бьется мое сердце, ударяясь о кожу.

― Зачем ты его так напоил? ― спрашиваю я шепотом, потому что Картер спит рядом.

Он поворачивает меня к себе и зарывается лицом в мои волосы, глубоко вдыхая.

― Ты знаешь, почему.

― Ты не хочешь, чтобы он прикасался ко мне?

― Никогда. Больше. ― Он сердито ворчит мне в ухо.

Его правая рука скользит по моему животу и прижимает меня к себе, а левая захватывает в кулак мои волосы и с их помощью полностью откидывает мое лицо назад, так что у меня не остается другого выбора, кроме как смотреть на него.

От этого движения мои волосы падают на плечи и обнажают шею.

Кислород словно высасывается из комнаты, когда взгляд Риса останавливается на моей шее, и я вижу, как весь цвет его глаз поглощается черными лужами ярости, в которые они превращаются.

― Он что, поставил тебе гребаный засос? ― Он рычит.

Его голос яростен, а слова настолько сильны, что кажется, будто его грудная клетка бьется о мою спину.

― Нет.

― Ты позволила ему прикоснуться к себе? ― Он хрипит, ярость искажает его голос. Он снова дергает меня за волосы, посылая острую боль в основание черепа, но это только еще больше возбуждает меня.

― Нет, это ожог, а не засос. Это от моего выпрямителя для волос. ― Быстро добавляю я.

Он ненадолго отпускает мое бедро, чтобы провести большим пальцем по красному ожогу на моей шее, его глаза ласкают мое лицо, когда я вздрагиваю от прикосновения и отворачиваюсь.

Он снова хватает меня за бедро и, удерживая мои волосы, обращает мое внимание на себя. Его глаза прикрыты от желания, и они прикованы к моему рту.

― А что на счет твоего рта? ― Он мрачно спрашивает: ― Он целовал тебя? Ты позволила ему прикоснуться к «моим губам»?

Он называет их «его губами», и это не должно вызывать укол удовольствия в моей киске, но это так.

Я отрицательно качаю головой, и он удовлетворенно стонет в горле. От одного этого звука моя киска пульсирует, а в низу живота разливается жидкое тепло.

Он наклоняет шею и лижет середину моих губ, поднимаясь вверх, и я почти кончаю на месте.

Это едва заметное прикосновение, но я умираю от желания.

― Мне не терпится овладеть этими губами. Сосать и кусать их, как я себе представлял. Чтобы они плотно обхватывали мой член, когда ты будешь отсасывать мне. ― Он говорит, и блеск в его глазах почти садистский, когда он смотрит на меня. ― Знаешь что, я не уверен, что смогу ждать.

Он разворачивает меня так, что я оказываюсь лицом к лицу с Картером, который все еще лежит в отключке на диване.

О, черт.

Я совсем забыла, что он здесь.

Я бьюсь о грудь Риса, но он удерживает меня без особых усилий.

― Отпусти меня, ― шиплю я, ― Мы не можем делать это здесь. ― Я говорю в отчаянии, но потом исправляюсь. ― Мы вообще не можем этого делать.

― Я думаю, что должен трахнуть тебя прямо здесь, пока он в этой же комнате. ― Он ядовито угрожает мне в ухо. ― Показать ему, какой он идиот, что оставил тебя без охраны рядом со мной, когда все видят, как сильно я тебя хочу.

То, как он сейчас со мной разговаривает, позволяет ему делать со мной все, что он захочет, и без особых уговоров я соглашусь.

Сейчас мне опасно находиться рядом с ним, тем более в его объятиях.

― Н-нет. ― Говорю я и вскрикиваю, когда чувствую, как рот Риса смыкается на моей шее, чуть ниже ожога.

Он втягивает плоть в рот, и из моего горла вырывается прерывистый стон, когда я чувствую, как его теплый язык ласкает нежную кожу.

― Нет? Ты уверена? ― Он спрашивает, отпустив мою шею с хлопком: ― Судя по тому, как ты стонешь, ты говоришь так, будто можешь умереть, если я не трахну тебя прямо сейчас.

Я качаю головой.

― Не надо.

― Я не думаю, что смогу остановиться. ― Он стонет мне в ухо и покусывает мочку. ― Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя трахнуть.

― Скажи мне, ― говорю я, мой голос звучит умоляюще. ― Просто скажи мне, чего ты хочешь.

― Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, как я собираюсь тебя трахнуть? ― Его рука возвращается к моему горлу, а другая проводит по моей плоской нижней части живота, его пальцы касаются верхней части моей киски.

― Д-да.

В его груди раздается довольное рычание, и он прижимается к моему животу так, что моя задница упирается в его бедра позади меня.

Я чувствую гладкую ткань его брюк, грубый металл молнии и твердый отпечаток его члена. Он двигает бедрами вверх-вниз и медленно трется о мою задницу.

― Я начну с того, что возьмусь за твои бедра, как сейчас. От моей хватки наверняка появятся синяки и она будет слишком грубой, но это будет твоя вина. Ты дразнила и мучила меня, но не позволяла прикасаться к себе. Когда ты, наконец, порвешь с этим придурком, ты выпустишь на волю зверя, от которого не сможешь спрятаться. Ты примешь это как хорошая девочка, которой, я знаю, ты можешь быть, и тебе это понравится.

Мои ноги начинают дрожать, и я нахожу себя в его руках.

― Далее я проведу рукой по твоей талии до самых сисек. Я почувствую, как сильно бьется для меня твое сердце. Как оно бешено бьется для меня, хотя я еще почти не прикасался к тебе. Я буду гладить твою грудь, щипать соски и кусать их так сильно, что прорву кожу, чтобы наказать тебя за тот ад, в который ты меня втянула.

― Я буду продолжать до тех пор, пока не обхвачу кулаком это нежное горло, как сейчас. ― Он постукивает пальцами по верхней части моей киски. ― Другая моя рука проберется к подолу твоих шорт или джинсов, поиграет с пуговицей, чтобы расстегнуть их, а затем одним рывком стянет их вниз.

Он продолжает тереться своим массивным членом о мою задницу, между впадинкой моих ягодиц, отчаянно прижимая меня к себе. Я дышу короткими глотками, борясь с ослепляющей похотью, которая приходит вместе с его толчками.

Отвожу взгляд, стараясь не смотреть на Картера, но Рис хватает меня за челюсть и снова поворачивает к себе.

― Не отворачивайся, когда я рассказываю тебе, как я собираюсь забрать тебя у него. ― Он прижимается к моему уху, набирая ритм своих толчков. ― Я просто знаю, что твоя маленькая сладкая киска убьет меня. Я упаду перед ней на колени, все еще прикрытой твоими трусиками. Я сорву их и почувствую твой запах, мой первый запах после всего этого времени. Затем я закину твою ногу себе на плечо, сожму твое горло и буду лизать твою киску, пока ты не кончишь мне на лицо. Но не раньше, чем я немного поиграю с тобой, заставив тебя страдать, как ты заставляла меня неделями.

Я снова пройдусь языком по всем контурам твоей капающей киски и, когда ты будешь готова кончить во второй раз, прикушу твой набухший клитор и засуну два пальца в тебя. Ты будешь мычать, визжать и пытаться отбиться от меня, чтобы избежать такого сильного, почти болезненного удовольствия, но я буду держать тебя прижатой к месту своей хваткой на твоем горле. Блять, я сейчас кончу от одной мысли об этом. ― Говорит он, делая паузу и углубляя хватку своих пальцев на моей плоти, чтобы помочь себе сдержаться.

Я неуверенно откидываю задницу назад, и он злобно ругается за моей спиной.

Его рука покидает мой живот и спускается вниз, чтобы шлепнуть меня по заднице. Я с испуганным криком подскакиваю вперед, но рука Риса удерживает меня на месте.

― Плохая девочка. ― Говорит он, снова шлепая меня.

Черт, как же эти слова действуют на меня.

Картер стонет и поворачивает голову в нашу сторону, и я замираю на месте. Не могу представить, как он отреагирует, если сейчас проснется и увидит, что его девушку всухую трахает другой мужчина, сжимая ей горло и шлепая по заднице.

Обида жжет, но не идет ни в какое сравнение с неистовой похотью, которая заглушает ее.

Я не могу остановиться.

К моему счастью и к ужасу Риса, он не просыпается.

― Похоже, он все еще спит. Жаль, ― мурлычет он мне в ухо. ― Если бы это зависело от меня, он бы открыл глаза и увидел тебя с мужчиной, которому ты на самом деле принадлежишь.

Его рука пробирается вниз и шлепает по моему клитору, задевая вечернее платье, отчего я резко вскрикиваю. Он такой набухший и чувствительный, что еще одно прикосновение ― и я сломаюсь.

Рис зарывается лицом в мои волосы и говорит сквозь стиснутые зубы.

― Как только ты кончишь мне на лицо и на пальцы, я поставлю тебя на колени и засуну свой член так глубоко в твое горло, что ты будешь чувствовать меня несколько дней. Я буду трахать этот рот и эту киску до тех пор, пока у тебя не останется выбора, кроме как выкрикнуть мое имя.

Его темп бешено ускоряется, когда он повторяет слова «мое имя» в мои волосы, почти как скандирование.

Я чувствую, что он вот-вот кончит, и хочу быть той, кто заставит его потерять контроль.

Я протягиваю руку назад и хватаю его за задницу, впиваясь наманикюренными ногтями в его плоть и прижимая его бедра к себе все сильнее, пока его член не надавливает на мои ягодицы.

Он замирает с шипящим «блять», и каждый его мускул напрягается, когда наступает кульминация, и он кончает. Его бедра продолжают двигаться в такт с оргазмом, он справляется с волной наслаждения и наклоняет мое лицо к себе.

― Сейчас ты смотришь на меня. Ты смотришь только на меня, когда я кончаю для тебя.

Я делаю то, что он говорит, и смотрю в его глаза, которые хищно пожирают меня. Я чувствую его дыхание на своих губах, и мне кажется, что он собирается поцеловать меня, но он этого не делает.

Когда он заканчивает, то прижимается ко мне, его грудь вздымается, а рот приникает к тому же месту на моей шее, что и раньше.

Я вздрагиваю, когда он долго и сильно всасывает мою кожу, оставляя на ней след, как животное, клеймящее свою пару.

Я стою в шоке, пытаясь перевести дыхание. Это он кончил, но я чувствую себя так, словно только что пробежала полумарафон.

Он опускается на колени позади меня. Его руки тянутся вверх и сжимают мои бедра, заставляя меня повернуться к нему лицом.

Его взгляд останавливается на моей ноге на каблуке, поднимается по тонкой лодыжке и сильной ноге, обрамленной разрезом длинного черного вечернего платья, поднимается по талии и груди, по шее и рту, к глазам.

Он смотрит на меня так, как жаждущий человек смотрит на оазис, появившийся в пустыне, ― восхищенно, оценивающе, собственнически, с готовностью впиться в меня.

― Потребность осквернить тебя была так сильна, что я забыл сказать тебе, как прекрасно ты выглядишь сегодня, любимая. ― Он говорит извиняющимся тоном, голодно глядя на меня. ― Не думаю, что я видел настоящую красоту, пока не встретил тебя. ― Он шепчет, нежно целуя меня в лодыжку.

Его похвала воспламеняет меня изнутри. Эти слова ― определенно лучший комплимент, который я когда-либо получала, и мне отчаянно хочется его поцеловать. Особенно когда он смотрит на меня сверху, стоя на коленях, и это положение ничуть не ослабляет его превосходства надо мной.

― Не могу поверить, что ты заставила меня кончить в смокинге, как девственника, любимая. ― Он говорит: ― Если ты собираешься испачкать мои вещи, то я должен испачкать твои. ― И тут рука, держащая мою лодыжку, движется вверх по задней поверхности моей икры, через колено и к бедру.

Его пальцы останавливаются на изгибе моей задницы, и я, затаив дыхание, смотрю на него сквозь зрачки, разгоревшиеся от вожделения.

Его рука поднимается вверх и проводит по голой плоти моей задницы, прежде чем в его груди раздается ужасающий рык.

― Тебе лучше быть в нижнем белье, Тайер, или я клянусь… ― Он предупреждает, прежде чем его пальцы соединяются с верхней частью моих стрингов. ― Слава богу!

Он высокомерно улыбается мне, когда подцепляет резинку и начинает стягивать трусики по бедру.

― Что ты делаешь? ― спрашиваю я, мой голос звучит со скрипом от непривычки.

Он перекидывает мои стринги через одну ногу, затем через другую, потом сжимает их в руке и подносит к носу.

Его взгляд превращается в животное желание, когда он вдыхает мой запах.

― Сладкая, как я и думал, ― заявляет он горлом.

― О, Боже, ― бормочу я, сжимая бедра, чтобы они не дрожали.

Он засовывает мои трусы в карман и встает во весь рост, обхватывая рукой мое лицо, чтобы заставить меня посмотреть на него.

― Мне нужно домой, чтобы убрать беспорядок, который ты устроила в моих брюках. Давай я тебя подвезу. ― Говорит он.

Он хватает меня за руку и тянет к двери, но я вырываюсь из его рук.

― Нет, я должна забрать его с собой домой, когда буду уходить. Я не могу просто оставить его здесь на ночь. ― Я говорю, наклоняя голову в сторону Картера.

Он был моим парнем два года и моим другом еще дольше, я не могу просто оставить его без сознания в незнакомом месте.

― Можешь и оставишь. ― Говорит Рис, снова пытаясь схватить меня за руку. Я уклоняюсь от его руки и делаю шаг назад к Картеру.

Его ноздри раздуваются, а челюсть сжимается, когда он смотрит, как я это делаю.

― Это незнакомое место, которое он не знает, я не могу просто оставить его здесь. Я заберу его с собой в загон.

Он отворачивает голову, и мышца на его щеке так сильно дергается, когда он двигает челюстью вперед-назад, что я боюсь, что она сломается.

― Это твой выбор? ― спрашивает он сквозь стиснутые зубы.

― Нет, я не выбираю. ― Я говорю, поднимая руки к нему. ― Это… Дело не в этом. Я забочусь о нем, как о любом другом человеке.

―Но ведь он для тебя не просто кто-то другой, не так ли?

Я не могу говорить с ним об этом прямо сейчас, не сейчас, когда я еще не поговорила с Картером, не сейчас, когда человек, о котором идет речь, лежит в отключке в комнате с нами, сейчас просто не время.

― Дело не в этом. ― Я говорю ему, а потом добавляю: ― У тебя ведь завтра вечеринка? Тогда и поговорим.

Рис стоит, засунув руки в карманы, и пристально смотрит на меня. На его лице появляется разочарованное выражение, и он качает головой.

― Я же говорил тебе, что не буду смотреть, как ты остаешься с ним.

Он поворачивается на каблуках и уходит, тихо закрыв за собой дверь, оставив меня гадать, означают ли эти слова то, что я думаю.

25





Когда я просыпаюсь на следующее утро, у меня в животе возникает ужасное чувство страха. Я встаю с кровати, стараясь не разбудить Беллами, которая спит рядом со мной.

Я протираю глаза от сна и смотрю на ее залитое слезами лицо. Я вернулась домой и застала ее в постели, совершенно опустошенную.

Она поймала Роуга на измене, и они расстались.

Я забралась к ней в постель, и она проплакала в моих объятиях всю ночь. Мое сердце чуть не разбилось вдребезги, когда я слушала, как она плачет, и чувствовала, как рыдания бьют ее по телу.

Трудно было поверить, что он мог сделать с ней что-то подобное, не смотря на то, что он не мог и двух часов не видеть ее.

Но Беллами видела все своими глазами, поэтому я замолчала и держала ее, пока мы обе не погрузились в сон.

Теперь она перевернулась на бок, ее глаза медленно открылись, покрасневшие и опухшие от слез. Она смотритна меня с измученным выражением лица.

― Скажи, что это был плохой сон.

Я сажусь на кровать и успокаивающе кладу руку на ее руку.

― Мне очень жаль, но я бы хотела.

Она стонет и зарывается лицом в подушку.

― С тобой все будет в порядке? ― спрашиваю я.

― Да. ― говорит она, ее голос приглушен подушкой. Она поворачивает голову и смотрит на меня. ― Ты собираешься тренироваться с Рисом?

― Нет. ― Я написала ему утром и отменила тренировку, но он пока не ответил. ― Пойду посмотрю, не хочет ли Картер прогуляться. ― Я говорю ей, мой тон наводит на размышления, когда я произношу слово «прогуляться».

― О, черт. ― Говорит она, ее глаза расширяются. ― Неужели мы обе скоро станем одинокими?

Я пожимаю плечами и отвожу взгляд.

Она протягивает руку и сжимает ее, возвращая мой взгляд к себе, и улыбается мне в знак поддержки.

― Это трудное решение, но ты справишься.

В дверь стучат, затем она медленно открывается, и из-за нее высовываются Нера и Сикс.

― Как дела, Би? ― спросила Сикс, входя в комнату с чашкой чая и печеньем и ставя их на прикроватную тумбочку Беллами. ― Если хочешь, я могу принести тебе что-нибудь покрепче.

― Я в порядке. ― Она отвечает, прежде чем сесть. ― Ну, нет, я опустошена, но скоро все будет в порядке. Надеюсь. ― добавляет она с разбитой улыбкой.

Я встаю, и Нера занимает мое место, обхватывая ее за плечи.

― Что бы тебе ни понадобилось, мы здесь для тебя.

Беллами кладет голову ей на плечо.

― Спасибо, подруги.

― Ребята, вы можете позаботиться о ней, пока меня не будет? ― спрашиваю я.

― Да, конечно. Куда ты идешь?

― Я… собираюсь поговорить с Картером. Если, конечно, он еще жив. ― Когда мы вернулись домой прошлой ночью, я бросила его в своей постели и пришла спать к Беллами. С тех пор я его не видела.

― О, черт. ― Нера и Сикс сказали в унисон, повторяя предыдущие слова Беллами.

― Я тоже так думаю. ― Она подтверждает.

― Это… тот разговор?― спрашивает Нера.

― Думаю, да.

Сикс встает и обнимает меня.

― Удачи.

Нера свистит мне в спину, когда я направляюсь к двери.

― В этой квартире никогда не бывает скучно.

Я стучу в дверь своей спальни и открываю ее, когда слышу, что Картер говорит мне войти. Он стоит перед шкафом, застегивая джинсы, когда я вхожу.

― Доброе утро.

― Доброе утро. ― Он говорит, одаривает меня овечьей улыбкой и наклоняет голову, чтобы поцеловать меня. В последнюю секунду я поворачиваю лицо, и его губы приземляются на мою щеку.

Он медленно отстраняется, бросая на меня растерянный взгляд.

― Не хочешь прогуляться? ― спрашиваю я, не зная, что еще сказать.

― Конечно. ― Он отвечает, его лицо полностью закрывается, и я не могу понять, о чем он думает.

Мы выходим из загона, и я веду его по хорошо знакомой мне тропинке, ведущей к пруду в центре кампуса. Это живописная прогулка, особенно в хрустящее утро конца октября, когда листья вокруг нас окрашиваются в прекрасные цвета осени.

Мы идем молча, и я не могу отделаться от ощущения, что мы как два незнакомца.

Это безумие, как много изменилось, как сильно мы изменились за последние несколько месяцев.

― Как тебе спалось? ― наконец спрашиваю я.

― Не очень. Извини, что я так напился.

Мы подходим к скамейке, и я показываю на нее.

― Хочешь посидеть там немного?

― Конечно.

Мы сидим в неловком молчании несколько минут, пока я пытаюсь найти слова и смелость, чтобы сказать ему их. Жаль, что я не отрепетировала это раньше, но мне и в голову не приходило, что это нужно.

― Послушай, я не знаю, как сказать… ― начинаю я, но он перебивает.

― Ты бросаешь меня.

― Я… эм, я… да. ― Говорю я, запинаясь о ком в горле, образовавшийся из-за его неожиданного прерывания. ― Откуда ты знаешь?

― Ты не позволяла мне прикасаться к тебе с тех пор, как я приехал сюда, и мы почти не разговаривали последние пару месяцев. Для этого не нужно быть гением.

Я смотрю на прекрасные деревья, открытую траву, пруд вдалеке, студентов, гуляющих по кампусу, наслаждающихся выходными и великолепным осенним днем, и наслаждаюсь ощущением того, как я счастлива здесь.

Я не знала, что, приехав в Швейцарию, забью последний гвоздь в гроб своих отношений, и теперь, когда этот момент настал, когда я вижу свои отношения в контексте своей новой жизни, я не жалею о принятых решениях, которые привели нас сюда.

― Мне жаль. ― Говорю ему честно. ― Я чувствую, что между нами уже давно все кончено и что мы держимся за что-то, что осталось в прошлом. Мне понадобилось твое появление здесь, чтобы понять это, я действительно не хотела растягивать это дальше.

― Это из-за того, что я сделал? ― спросил он, не глядя на меня. Его плечи напряжены, а тон язвителен.

― Нет. Ну, не совсем. ― Я говорю: ― Мне кажется, я уже разлюбила тебя до этого. Вероятно, то же самое было и с тобой, раз ты смог мне изменять.

Он молчит, и я продолжаю.

― Я переехала на другой континент и не скучала по тебе так сильно, как, думаю, должна была бы, если бы ты действительно был любовью всей моей жизни. Можешь ли ты честно сказать, что скучал по мне?

― Нет. ― Он отвечает, его тон стал откровенно грубым. Это новая сторона его характера. Он всегда был немного легкомысленным, немного беспечным, может быть, но никогда не грубым. ― Я пришел сюда, чтобы сказать тебе, что я трахнул другую, в любом случае. ― Он шипит, его голос ядовит, он наблюдает за мной, чтобы увидеть, как будет нанесен удар.

Я резко вдыхаю, ожидая неизбежной боли, но… ничего.

Я ничего не чувствую.

Ни ярости, ни отчаяния, ни боли в сердце, только глубокое чувство, что я приняла правильное решение. Эгоистично, но я не могу не сравнивать себя с Беллами.

Она совершенно разбита из-за того, что сделал Роуг, а я просто хочу, чтобы между мной и Картером было как можно больше расстояния.

Если уж на то пошло, я чувствую злость и разочарование от того, что так долго тянула с этим. Я мучилась над решением и чувством вины за свои чувства к Рису, когда все это время он трахался с кем-то другим.

Я сожалею о том, что вчера переступила черту в отношениях с Рисом, но не о том, что сам момент произошел, а о том, что я позволила этому случиться до того, как поговорила с Картером.

Сейчас я чувствую себя освобожденной от этой вины.

Если он хочет, чтобы все закончилось горько, с уколами и ударами, нанесенными друг другу с целью ранить, я просто не стану его развлекать.

― Ну, тогда, думаю, мы сказали друг другу все, что хотели сказать. ― Говорю я, вставая и вытирая пыль со своей задницы.

Меня совершенно не интересует, с кем он переспал, и все эти гнусные подробности.

Я хотела бы расстаться с ним полюбовно, но его действия делают это невозможным. Чем быстрее он уйдет от меня, тем лучше.

Он хватает меня за предплечье и удерживает на месте.

― Есть кто-то еще?

Я выдергиваю руку из его захвата и потираю запястье, бросая на него взгляд.

― Ты не имеешь права спрашивать меня об этом.

― Это Рис, не так ли?

Мое сердце учащенно забилось при упоминании его имени, мое тело всегда настраивается на все, что связано с ним.

― Что? Нет. Почему ты так думаешь?

Он встает и подходит ко мне.

― Потому что ты даже глазом не повела, когда я только что сказал тебе, что трахался с другой.

― Мне жаль, что моя реакция на твое предательство недостаточно драматична для тебя. Ты хочешь, чтобы я разрыдалась и стала умолять? И это все? ― Я отвечаю насмешливо, теперь уже раздраженно.

Его самовлюбленность, как я теперь вижу, просто пугает. Я не узнаю того человека, к которому раньше испытывала чувства.

― Я хочу, чтобы тебе было не все равно.

― Ну а мне нет. На самом деле я думаю, что тебе стоит с ней встречаться, кем бы она ни была. Желаю вам обоим всего наилучшего.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но он снова хватает меня за руку.

― Я знаю, что у тебя с ним что-то есть. Я видел, как он смотрит на тебя, как будто пытается запомнить тебя. Как будто он убьет меня, если я прикоснусь к тебе, хотя ты даже не его.

Или может я уже давно его.

Мои чувства вспыхивают, когда я думаю о том, как Рис смотрит на меня. Как будто он пытается запечатлеть меня в своем мозгу со всей интенсивностью и сосредоточенностью одержимого человека. Не удивительно, что это не ускользнуло от внимания Картера.

Он не очень-то деликатен, когда дело касается меня.

Но, наконец-то, ему это не нужно.

Я снова выдергиваю руку из захвата Картера и засовываю ее в карманы пальто.

― Это тебя больше не касается, так же как и меня. Забери свои вещи из моей квартиры до конца дня, я не хочу тебя больше видеть. Ты сам добрался сюда, я верю, что ты сможешь добраться обратно домой. ― Я говорю и начинаю уходить.

Останавливаюсь в нескольких шагах от него и оборачиваюсь к нему. Он все еще стоит перед скамейкой и смотрит, как я ухожу, нахмурившись.

Я не хотела, чтобы все закончилось именно так.

Я хотела, чтобы мы оба закончили, чтобы мы могли жить дальше как друзья. Может быть, этому и не суждено случиться, но я не хочу оставлять его с гневом или горечью в сердце.

― Береги себя, Картер. Удачи тебе во всем, я действительно это имею в виду. ― Я говорю это с небольшой улыбкой.

Поворачиваюсь обратно к тропинке и иду, чувствуя, как с моих плеч сваливается груз от того, что я решительно закрыл эту главу своей жизни.



Я вхожу в дом Риса одна.

Оставлять Беллами дома, чтобы пойти к ее бывшему парню, было глупо, но я должна была прийти.

Рис не ответил на мое сообщение об отмене тренировки и не ответил на последующее, в котором я спрашивала, чем он занят.

Я уверена, что он злится на меня за то, что я «решила» взять Картера с собой домой вчера вечером, и если бы он просто ответил мне, я могла бы объяснить, что он неправильно понял все это.

Но поскольку он не хочет, я вынуждена идти к нему.

Причем без сопровождения, поскольку девушки остались с Беллами, чтобы попытаться ее развеселить.

Здесь сотни студентов из АКК и других школ, и все они отчаянно пытаются попасть на одну из этих легендарных вечеринок.

Из-за толпы людей невозможно легко передвигаться, не говоря уже о том, чтобы найти его. Я пробираюсь сквозь толпу к кухне, когда слышу, как несколько голосов выкрикивают его имя.

― Давай, Рис!

Это доносится снаружи. Я протискиваюсь сквозь толпу к паре стеклянных дверей на кухне и выхожу на заднюю сторону дома.

Люди тесно столпились вокруг бассейна, повсюду разбросаны стаканы и пивные бутылки ― вечеринка продолжается.

Все они смотрят на что-то над собой.

Я следую за ними по направлению к дому, и у меня перехватывает дыхание, когда я вижу Риса, стоящего на перилах балкона второго этажа без рубашки и раскинувшего руки, как бог, призывая людей поддержать его.

Его голова откинута назад, поэтому я не могу разобрать выражение его лица, но мышцы его живота пульсируют в лунном свете.

Он выглядит сверхчеловеком.

Не успеваю я додумать мысль, как он делает сальто с балкона и падает пушечным ядром в бассейн под ним.

Я протискиваюсь сквозь толпу к краю бассейна и обшариваю его сверху, не дыша в течение нескольких секунд, пока он находится под водой, ожидая, пока он вынырнет.

Он сошел с ума, если сделал это с такого большого расстояния в довольно мелкий бассейн, в чем я не сомневаюсь. Что, если бы он сломал себе шею?

У меня сердце замирает от одной этой мысли.

Наконец, через несколько секунд, которые кажутся часами, но я уверена, что на самом деле это скорее пятнадцать секунд, он выныривает под бурные аплодисменты толпы и встряхивает головой, чтобы удалить излишки воды.

Он легко ухмыляется, проводит рукой по волосам, убирает их со лба и подплывает к краю бассейна.

Рис упирается обеими руками в бортик и, используя как рычаг, поднимает свое тело из бассейна, его мощная фигура рассекает воду, не прилагая почти никаких усилий.

На выходе его ждет девушка. Она набрасывает на его плечи теплое полотенце и обхватывает его за плечи, прижимаясь к нему.

Он бросает на нее удивленный взгляд, а затем его рот растягивается в медленной ухмылке.

У меня в горле завязывается болезненный узел, когда я смотрю на него с ней.

Я идиотка. Он сказал мне, что ему надоело ждать, что он собирается встречаться с другими людьми.

Я думала, что он не пишет мне, потому что злится, но, возможно, он просто трахается с этой случайной девушкой.

Словно почувствовав, что я за ним наблюдаю, он поднял взгляд и встретился с моим. Даже среди отделенного бассейна и среди сотни людей, он находит меня в толпе.

Его глаза впиваются в мои, и мир вокруг нас исчезает, оставляя только его и меня, стоящих снаружи.

Его взгляд сужается от не поддающихся определению эмоций, и он смотрит на меня.

Момент прерывается, когда рука тянется к его лицу. Это девушка, которая все еще обнимает его, и она пытается вернуть его внимание к себе.

Я отворачиваюсь от него, не желая больше ни секунды смотреть на них. Он ничего мне не обещал, поэтому я не должна злиться, а тем более разочаровываться, но эти чувства тянут меня к себе.

Я прохожу сквозь толпу людей, не зная, что с собой делать и куда идти. Я не ожидала, что так скоро поеду домой, и меня никто не подвезет.

Отправляюсь в гостевой дом, надеясь, что смогу спрятаться там от толпы, пока за мной не приедет Сикс. Я пишу ей смс и умоляю приехать за мной, сообщая, где я, и обещая горы шоколада, ее криптонита, если она приедет.

Дверь не заперта, я вхожу в фойе и вижу слева от себя прекрасную библиотеку.

Она не такая большая, как в главном доме, но в ней есть ряды антикварных стеллажей и исторических книг вдоль стен, бильярдный стол в центре комнаты и плюшевые бархатные диваны, расставленные для комфортного чтения.

Я прохожу дальше в комнату и провожу пальцем по корешкам ряда книг, удивляясь тому, что у них есть все классические издания.

Знаю, что Сикс была бы в восторге от этого места.

Я чувствую его еще до того, как он произносит хоть слово.

По тому, как меняется энергия в комнате, становясь заряженной и электрической, когда он здесь. По тому, как мое тело непроизвольно реагирует на его близость.

― Чего ты хочешь? ― спрашиваю я, не оборачиваясь, коротким тоном.

Он хихикает, звук низкий и соблазнительный, когда я чувствую его приближение, но он ничего не говорит.

― Разве ты не должен быть там, трахая ту девушку? ― спрашиваю я, оборачиваясь, когда он по-прежнему молчит.

Он стоит в нескольких футах от меня, с его мокрых волос стекает вода на фланелевую рубашку с длинными рукавами и джинсы, которые он, должно быть, только что надел, и он выглядит красивым, как грех.

― Мне кажется забавным, что ты требуешь, чтобы я не позволяла своему парню прикасаться ко мне, злишься на меня, а потом игнорируешь, когда я говорю, что должна вернуть его домой в целости и сохранности, и при этом позволяешь какой-то пустышке тереться о тебя всем телом. ― Я огрызаюсь.

― Тебе больно? Видеть меня с ней? ― спрашивает он, подходя ко мне медленными, хищными шагами.

― Это то, чего ты хочешь? ― восклицаю я в замешательстве.

Я пытаюсь обойти его плечом, но он прижимает меня к стене, а его руки опускаются по обе стороны от меня.

― Да, именно этого я и хочу, ― рычит он. ― Я хочу, чтобы тебе было больно. Я хочу, чтобы ты почувствовала все то, что чувствую я, когда думаю о том, как ты в своей комнате звонишь своему парню и лжешь, говоря ему, что скучаешь по нему. Я хочу, чтобы ты почувствовала тот же гнев, который поглощает меня, когда я смотрю, как он прикасается к тебе, когда ты танцуешь, ярость, которая вырывает воздух из моих легких, когда я представляю его наедине с тобой, целующим тебя.

― Я ненавижу видеть, как ты прикасаешься к ней. ― Я сглотнула, пробежав глазами по его сердитому лицу.

Он выглядит таким красивым, нависая надо мной, как мрачное предзнаменование, прижимая меня к стене книг позади меня.

Его глаза сверкают садистским удовлетворением.

― Тогда ты понимаешь хотя бы часть того, что я пережил с тех пор, как встретил тебя. Все это время я думал о том, что ты с ним, а теперь вынужден наблюдать, как это происходит у меня на глазах…

― Так ты не прикасался к ней?

― Нет, я, блять, не прикасался к ней…

Я встаю на цыпочки, обхватываю его лицо и затыкаю рот, прижимаясь губами к его губам.

Он замирает, и я остаюсь прижатой к нему еще пару секунд, прежде чем опускаюсь на ноги и прислоняюсь спиной к стене, глядя на него снизу.

Удивление сменяется похотью, а желание темнеет в его глазах, превращаясь в бездонные черные лужи.

― Черт возьми!

Он обхватывает мой затылок и прижимает мой рот к своему с такой силой, что у меня перехватывает дыхание и я с трудом хватаю воздух, не успев начать.

Он прижимает меня к стене, а его рот поглощает меня.

Часть меня надеялась, что этот поцелуй будет разочаровывающим, что я смогу удовлетворить свое любопытство и двигаться дальше.

Но нет.

Опустошающий.

Вот что такое этот поцелуй.

Меняющий жизнь, разрушающий мир, перекраивающий судьбу.

Его язык облизывает мои губы с аппетитом льва, вгрызающегося в зебру, которую он только что поймал и убил, его руки отчаянно бродят по моему телу, захватывая и впиваясь в мою плоть, чтобы прижать меня к себе.

Я провожу руками по его волосам, захватывая в горсть густые пряди и пытаясь притянуть его еще ближе, и с не меньшим рвением отвечаю на поцелуй.

Он стонет в мой открытый рот и хватает меня за задницу, прижимая к своему эрегированному члену и обвивая мои ноги вокруг себя.

Одна его рука возвращается к моему затылку и прижимает меня к себе, а он набрасывается на мой рот, облизывая и покусывая меня без жалости, словно не в силах насытиться.

На этот раз я сама трусь об него, отчаянно пытаясь добиться хоть какого-то контакта, отчаянно пытаясь снять с себя возбуждение, от которого у меня почти кружится голова. Я обхватываю его за плечи и использую их как рычаг, чтобы быстрее тереться об него.

Его ответный стон приводит меня в бешенство. Я отрываю свои губы от его губ, зарываясь лицом в его шею и впиваясь зубами в плоть, всасывая его кожу, как он всасывал мою, оставляя на ее месте след, похожий на тот, который он оставил мне.

Прижавшись лицом к моему уху, он задыхается, пальцы впиваются в мою талию в смертельной хватке, прижимая меня к себе.

Он сжимает в кулаке мои волосы и оттягивает их назад, чтобы убрать со своей шеи. От возбуждения его лицо становится почти неузнаваемым, когда его взгляд фиксируется на жарких звуках, срывающихся с моих губ.

― Ты даже не представляешь, что ты только что сделала. ― Он рычит, его голос искажен похотью.

― Думаю, что представляю. ― Жеманно отвечаю я, снова прижимаясь губами к его губам.

Он ударяет меня спиной о стену с такой силой, что у меня трещат кости, но это только распаляет меня и заставляет еще больше желать его.

Его рука ласкает мою грудь, и с губ срывается горловой стон. Он груб со мной, почти обезумев от желания, он бродит по моему телу, отчаянно ощупывая каждую его часть.

― Тайер, ты ее… О, putain ― вашу же мать, простите.

Я оторвала свой рот от рта Риса как раз вовремя, чтобы увидеть, как Сикс выходит из гостевого домика.

Он прислоняется лбом к моему, из его груди вырывается затрудненное дыхание.

― Твои друзья ― самые большие обломщицы, которых я знаю, Сильвер.

― Блять. ― Говорю я, вспомнив, что отправила ей смс с просьбой приехать за мной. ― Опусти меня.

― Нет. ― Он мурлычет, но его тон не терпит возражений.

― Опусти меня, Макли, ― повторяю я, на этот раз более авторитетно.

Он сужает глаза, в них вспыхивает жар от моих слов.

― Называя меня так, ты не убеждаешь меня, любимая.

Я сползаю по его телу, и он отпускает меня, но удерживает в ловушке между своими сильными руками, протянутыми к стене позади меня.

Я уворачиваюсь от его рук и бегу к двери, крича через плечо.

― Мне нужно идти. Увидимся завтра.

― Тайер. ― Его голос раздается за мной и останавливает меня на месте. ― Хватит убегать от меня. Теперь, когда я попробовал тебя на вкус, от меня уже не убежишь. ― Он говорит мрачно, его слова находятся где-то между угрозой и обещанием.

Я подношу руку к своим распухшим губам и слегка улыбаюсь.

― Я тоже получила свой первый вкус. ― Я говорю и не жду ответа.

Через пару шагов я уже на улице и бегу к машине, как только вижу ее. Я запрыгиваю в машину и закрываю за собой дверь.

― Езжай, пока он не пришел за мной. ― Говорю ей. Не знаю почему, но мне кажется, что Рис ― это тот человек, который побежит за моей машиной, чтобы не дать мне уехать.

Она задорно смеется, обращая свой неверящий взгляд на меня, когда выезжает с подъездной дорожки.

― Я не могу поверить в то, чему я только что была свидетелем.

― Я знаю.

― Это было так сексуально.

Я снова касаюсь своих губ. Они все еще гудят от наших неистовых поцелуев, как и кровь в моих венах.

― Ты даже не представляешь.

Она взволнованно вскрикивает.

― Я не могу поверить, что ты его вот так бросила.

Я смотрю в окно. Я не хотела уходить, но он был не в себе, и мы были так неуправляемы вместе. Я не сомневалась, что если бы я осталась, он бы трахнул меня на одном из диванов.

Не то чтобы я была против того, чтобы лишиться девственности на диване, на самом деле одна только мысль об этом возбуждает меня, но это как-то неправильно ― расстаться со своим парнем и в тот же день переспать с кем-то другим.

Я не знаю, как я буду спать сегодня ночью, но я представляю себе, что это будет беспокойно, и меня будут мучить видения, как мы извиваемся друг против друга, отчаянно желая прикоснуться, попробовать друг друга на вкус.

26





Она вышла из библиотеки для гостей, оставив меня с колотящимся сердцем и самым болезненным возбуждением, которое я когда-либо испытывал в своей жизни.

Поцелуй с ней, наконец-то возможность прикоснуться к ней так, как я хотел, были похожи на первую дозу героина.

Вдох вырывается из моей груди, когда я пытаюсь успокоить свое бешено колотящееся сердце. Я облизываю губы, пытаясь найти хоть какой-нибудь оставшийся вкус ее тела, отчаянно пытаясь продлить кайф.

Я уже чувствую, как зависимость проникает в мои вены. Чувствую, как мое тело жаждет очередной порции наркотика, как будто ее не было в моих объятиях менее пяти минут назад.

Шок, когда она прижалась своими губами к моим, замкнул электропроводку в моем мозгу, на мгновение заморозив меня на месте, пока животная потребность не взыграла и не взяла верх.

Я бы трахнул ее тогда и там, если бы она резко не прервала разговор. Не знаю, чувство ли вины перед Картером заставило ее остановиться или что-то другое, но мне не терпится это выяснить.

Я сжимаю кулаки, когда в голове всплывает его имя. Неважно, вместе они официально или нет. Она всегда была моей, но теперь, когда она переступила эту черту, для нее нет пути назад.

Никакая вера или молитва не спасет его, если он хоть пальцем ее тронет.

Я подавляю в себе желание побежать за ней, похитить ее и запереть в своей комнате, подальше от посторонних глаз. Вместо этого я достаю свой телефон.

Я: Тренировка завтра в восемь вечера.

Я: Надень что-нибудь, что не жалко разорвать в клочья.

Тайер: Ужасно самонадеянно с твоей стороны. А что, если я скажу, что то, что между нами произошло, было ошибкой?

У меня кровь закипает при виде ее текста. Лучше бы она не отступала от сегодняшнего вечера.

Я: Я бы напомнил тебе, что обещал наказывать тебя за каждую ложь, которую ты мне скажешь.

Тайер: Хм. И мне бы это не понравилось?

Я: Тебе бы это не понравилось.

Тайер: А тебе? Тебе бы понравилось?

Она играет в опасную игру, дразня меня таким образом. Думаю, она не знает, насколько я близок к тому, чтобы воплотить в жизнь свои прежние желания.

Я: Наказание, которое я задумал?

Я: Мне это чертовски понравится.

Ответа не последовало. Когда через несколько минут она так и не ответила, я решил, что она просто проигнорирует мои последние сообщения, но тут зазвонил мой телефон.

Тайер: Значит, тот поцелуй был ошибкой.

Я уже собираюсь ответить, как приходит второе сообщение, на этот раз с картинкой. Это фотография нижней половины ее лица, в частности, ее пухлых губ, распухших от наших неистовых поцелуев, ее пальцы нежно касаются пореза на уголке нижней губы, где я ее укусил.

Это непостановочное, простое селфи, и от него мой член стал еще тверже, чем прежде. Меня охватывает удовлетворение от того, что завтра все увидят это и поймут, что на нее претендовали.

Я: Ты сама напросилась.

Я: Помни об этом.



На следующее утро я выхожу с последнего занятия перед обедом с сумкой, небрежно перекинутой через плечо.

Студенты выходят в коридоры со всех сторон и направляются в столовую. Я возвышаюсь над всеми, осматривая толпу в поисках серебристых волос Тайер.

Замечаю, что она идет среди массы людей, направляясь к своему шкафчику. Я прячусь в нише класса, толпа редеет, и я наблюдаю, как она меняет пару книг в рюкзаке на книги в шкафчике.

На ней плиссированная мини-юбка, безразмерный белый джемпер и кроссовки AF1. Ее юбка опасно высоко поднимается, когда она наклоняется к шкафчику, отчего у меня повышается кровяное давление.

На ней есть колготки, но они ничего не прикрывают. Со своего места я вижу намек на припухлость ее ягодиц.

Любой мог бы поднять руку и с легкостью нащупать ее мягкие изгибы.

Эта мысль подстегивает меня, и я тихо крадусь к ней, пока не оказываюсь прямо за ее спиной. Не останавливаясь, я обхватываю пальцами ее руку и тащу за собой в сторону прилегающей уборной.

Она не успевает среагировать, как я открываю дверь, заталкиваю ее туда и вхожу следом за ней, закрывая ее за собой с угрожающим щелчком.

Она оборачивается и смотрит на меня, ее грудь уже бешено вздымается и опускается, а глаза блестят от возбуждения.

Я не даю ей ни секунды на то, чтобы прийти в себя. В два шага пересекаю крошечную комнату, цепко сжимаю ее горло, прижимая к стене.

Прикусываю другой уголок ее нижней губы, создавая порез, совпадающий с тем, который у нее уже есть. Она вскрикивает, и я заглатываю звук своими губами, прижимаясь к ее рту.

― Поцелуй со мной был ошибкой? ― резко шепчу я ей в губы.

Она кивает, дрожа.

― Используй свой голос, любимая. Я хочу слышать тебя, когда ты будешь бороться со мной.

Она почти незаметно сглатывает. Я бы не увидел этого, если бы не почувствовал, как ее горло прижалось к моей ладони, напоминая мне, что сейчас я полностью контролирую ее.

― Да.

Я прижимаюсь губами к ее губам. Мой язык высовывается и проводит по ее верхней губе, и в моей груди зарождается гул, который перекатывается через мой рот в ее.

Мощная дрожь пробегает от ее макушки до пальцев ног, заставляя ее непроизвольно прижаться к моей груди, когда с ее губ срывается тоненький ответный стон.

Как будто мы оба только что приняли по дозе чего-то сильнодействующего.

― Лгунья.

Я отпускаю ее, хватаю за бедра и переворачиваю так, что она оказывается лицом к стене. Из ее рта вырывается шокированный вздох, когда я прижимаю ее к стене, а другой рукой задираю ее юбку, спускаю колготки и срываю стринги, после чего засовываю их в карман.

― Макли…

― Это не мое имя, любимая. ― Говорю я, поднимаю руку и опускаю ее на задницу Тайер.

Я чувствую, как она замирает от удивления, а ее дыхание, кажется, на мгновение останавливается.

В следующую секунду моя рука снова опускается на ее задницу, нанося еще один сильный шлепок.

― Я думал об этой попке неделями. Ты дразнила меня своими маленькими тренировочными комплектами, выставляла напоказ эту великолепную задницу в шортах, отрицала, что хочешь меня. Это была чертова пытка. ― Выдавливаю я из себя сквозь стиснутые зубы. ― И все это было ложью. Все это время ты отчаянно этого хотела.

Я раздвигаю ее ягодицы одной рукой и провожу пальцем от верха ее попки, вниз по впадинке и к клитору. Она издаёт громкий стон, который гулко отдаётся в моей груди.

Одна моя рука лежит на ее клиторе, а другая переплетена с ее рукой на стене, за которую она держится для опоры, моя грудь прижата к ее спине. Когда я говорю, мой рот находится прямо напротив ее уха.

― Пришло время для твоего наказания. ― Рычу я.

Она вздрагивает подо мной, и я понимаю, что, возможно, ошибся. Возможно, ей это нравится так же, как и мне.

Я отвожу палец назад и провожу им между ее складок несколько раз, пока они не становятся совсем мокрыми.

― Ты такая мокрая для меня, Сильвер. ― Ворчу я в ее волосы. ― Твои губы могут лгать только до тех пор, пока твое тело не предаст тебя.

Я слегка отвожу назад ее бедра и щелкаю ее клитор. Колени девушки чуть не подкосились, а с губ сорвался придушенный стон, и только моя грудь удержала ее на ногах.

― Ты готова признать, что ты лгунья, Тайер? ― спрашиваю я, многократно лаская ее клитор указательным пальцем, чередуя нежные круги с более грубыми ударами.

Она опускает голову и качает ею, как будто у нее не хватает сил удержать ее. Я наращиваю темп, пока она не начинает учащенно дышать, быстро приближаясь к кульминации, и тогда я отступаю.

― Нет? ― Я хмыкаю, смазывая палец в ее соках, а затем подношу его к ее задней дырочке. Раздвинув ее ягодицы одной рукой, я наклоняюсь и плюю прямо на ее тугой вход.

Я не даю ей времени отреагировать или сопротивляться. Надавливаю пальцем вперед, мимо ее отверстия и через плотное кольцо мышц.

Она отталкивается от стены, прижимается спиной к моей груди, ее рот раскрывается в беззвучном крике. Я наблюдаю за ее реакцией хищными глазами, мне нравится видеть, как ее ошеломляет то, как я прикасаюсь к ней.

Черт, ее задница такая тугая, что я задыхаюсь.

― Плохих девочек трахают пальцами в задницу, пока они не признают правду.

Я выхожу из нее и медленно вхожу обратно, моя вторая рука отпускает ее и ложится на ее шею.

Я откидываю ее голову назад, чтобы заглянуть ей в глаза, пока она переваривает ощущения, проносящиеся через нее.

― О, блять… ― Она задыхается.

― Именно так, любимая. Это так приятно, правда? Так полно, что это кажется нереальным. ― Выдавливаю из себя, сдерживаясь: ― Но это наказание. Дело не в тебе.

С этими словами я вытаскиваю палец и вставляю его обратно.

Она рывком встает на цыпочки, или, по крайней мере, пытается это сделать, но я хватаю ее за шею, чтобы удержать на месте, и, используя свою хватку, вхожу в нее в бешеном темпе.

Я знаю, что завтра она будет чувствовать боль, но сейчас трение сводит ее с ума. Она извивается и хнычет, отчаянно ища разрядки. Я удивлен тем, как сильно она, похоже, наслаждается этим.

― Конечно, тебе это нравится, моя маленькая лгунья. ― Говорю я, резко прикусывая мочку ее уха.

Она мычит и издает другие отчаянные, не поддающиеся описанию звуки.

Я чувствую, как ее мышцы начинают пульсировать вокруг моего пальца, и я продолжаю, поднимая ее все выше и выше по мере того, как мы приближаемся к пропасти.

― Признайся, что ты лгунья.

Она качает головой. Я опускаю руку с ее живота на киску и начинаю гладить ее клитор в такт движениям моего пальца в ее попке.

― Признай это.

Она снова качает головой. Она так близка. Девушка упирается тазом в мои руки, ища последнего прикосновения, но я не даю ей этого сделать.

― Признайся, Тайер.

Я снова щелкаю ее клитор. Резкий крик срывается с ее губ.

Ее руки сжимаются в кулаки рядом с головой, прислоненной к стене. Она уже совсем рядом, трепещет от желания кончить, и я резко щипаю ее за клитор.

Она замирает, ее мышцы сжимаются вокруг моего пальца, и я вытаскиваю его прежде, чем она кончает, отступая назад и резко обрывая ее оргазм.

От потери моего тела у нее подгибаются ноги, и она частично прижимается к стене.

Тайер выглядит совершенно непристойно: все еще стоит у стены, с задранной юбкой, колготки обтянули бедра, трусиков нет, ноги раздвинуты, когда я стою у нее за спиной.

Все мои силы уходят на то, чтобы не упасть на колени и не уткнуться лицом в ее сладкую киску. Я вижу, как она капает отсюда, зовет меня.

Она смотрит на меня через плечо, одержимая похотью и смущенная.

― Что ты делаешь?

― Я же сказал тебе, что это наказание. Неужели ты думала, что я заставлю тебя кончить?

Она поворачивается, ее рука тянется сзади, чтобы поправить юбку.

― Ты не можешь оставить меня в таком состоянии. ― Она говорит, запыхавшись.

― В каком состоянии? ― спрашиваю я, с довольной улыбкой рассматривая румянец на ее груди и щеках.

Я делаю это с ней.

― Мне нужно… мне нужно… ― начинает она, а затем шепчет, как будто мы не вдвоем в этом шкафу. ― Мне нужно получить разрядку.

― Тебе нужно кончить?

Она краснеет еще больше, прежде чем поднять подбородок и встретиться с моим взглядом.

― Да.

Я поднимаюсь на ноги, возвышаясь над ней.

― Тогда скажи мне правду.

Слова едва успевают вырваться, как она хватает края свитера, поднимает руки и срывает его, отбрасывая в сторону.

Я хищно наблюдаю за тем, как ее руки переходят к пуговицам рубашки, расстегивают их, открывая белый бюстгальтер.

Я чувствую, как во рту скапливается слюна, когда вижу ее грудь, идеально подходящую для игр и сосания, и гладкий живот с созвездиями косметических точек, по которым так и хочется провести языком.

Она снимает рубашку и отбрасывает ее в сторону, оставаясь передо мной в одних лифчике, юбке и приспущенных колготках.

Она широко раскидывает руки и опускает их в стороны в знак «вот она я», прежде чем добавить:

― Я порвала с ним.

Мои глаза медленно, не торопясь, перемещаются от следов красоты вверх по ее телу.

Когда мой взгляд встречается с ее взглядом, ее слова проникают в мою кровь, и во мне зарождается такое чувство собственничества, какого я никогда раньше не испытывал.

― Что ты только что сказала?

― Я одинока, ― говорит она. ― Вчера я рассталась с Картером. Я хотела сделать это еще накануне, но ты держал его в заложниках у себя дома, а потом напоил его. ― Она обвиняет, а затем добавляет: ― Он уехал. Ну, по крайней мере, я так думаю. Он забрал свои вещи и ушел, и с тех пор я ничего о нем не слышала.

Она замирает и смотрит на мою реакцию.

Я сопротивляюсь желанию броситься на нее и наслаждаюсь ощущением того, как последняя стена рушится вокруг нас.

Она стоит передо мной почти обнаженная, и я хочу насладиться этим, насладиться моментом, когда она наконец признает, что она моя, как вор наслаждался бы находкой бесценных драгоценных камней и жемчужин.

Как бы мне ни хотелось прикоснуться к ней, я прислоняюсь к стене напротив нее. Менее трех футов разделяют нас в этом небольшом пространстве, и я скрещиваю руки на груди.

― Чего ты хочешь?

Она знает, о чем я спрашиваю. Я преследовал ее слишком долго, чтобы оставалась какая-то двусмысленность.

Она должна прийти ко мне.

Она должна произнести эти слова.

Я вижу, как блестят ее глаза в ответ на мой вопрос, как желание бросить мне вызов борется с потребностью подчиниться.

Наконец, она смотрит на меня взглядом, одновременно нежным и жестоким, и произносит свои следующие слова, как неопровержимую истину.

― Я хочу тебя.

Я киваю один раз, медленно, и это движение противоречит тому, как быстро бьется мой пульс о кожу.

Я опускаю руки на бока, выпрямляюсь и ухмыляюсь.

― Тогда подойти и возьми меня.

Она повинуется без колебаний, пересекает комнату и прыгает в мои ждущие руки, которые жадно обхватывают ее.

Ее рот прижимается к моему, и в течение нескольких минут мы пируем друг другом, находясь в кайфе от свободного переплетения наших тел.

Мои руки держат ее задницу в смертельной хватке, мои пальцы массируют ее ягодицы, когда я стону ей в рот.

― Может быть, мне стоит начать с того, чтобы трахнуть твою задницу и забрать единственную вещь, которая принадлежит мне. ― Я рычу ей в рот.

Она напрягается в моих руках, я полагаю, из-за моей угрозы трахнуть ее сладкую попку, но если судить по ее реакции, то ей это чертовски понравится.

― Я знаю, что тебе это чертовски понравится, ― прохрипел я между поцелуями, прижавшись к ее горлу. ― Судя по тому, как ты ранее упиралась задницей в мой палец, я просто знаю, что тебе понравится быть болезненно растянутой вокруг меня.

Она откинула голову назад, чтобы посмотреть на меня, и я одарил ее чеширской ухмылкой.

― Я все еще девственница.

Я все еще полностью прижимаюсь к ней, мое тело не двигается, пока ее слова проникают в мое сознание.

― Что?

Неверие, смешанное с диким желанием, захлестнуло мой мозг, на мгновение сделав меня беспомощным.

Не может быть.

― У меня никогда не было с ним секса.

― Не лги мне.

― Я не лгу, ― говорит она, слегка защищаясь. ― Я… я не была готова, а потом… Ну, потом он изменил, так что я точно не была готова.

Я не хочу больше ничего слышать о ее прошлом с ним. Это дерьмо мертво и похоронено.

― Тебя еще никто не трахал?

Она качает головой, в ее глазах вспыхивают трепет и предвкушение, когда она видит мою реакцию.

― Я трахал твою попку, прежде чем кто-то кончал в твою киску? ― спрашиваю я, и когда она кивает, я опускаю свой лоб на ее плечо, пытаясь сдержать свой член, бушующий в моих джинсах. ― Блять, это так горячо, что я сейчас кончу в свои брюки.

Она обхватывает меня за шею, сильнее прижимая свои сиськи к моей груди, обнимая меня.

Все, что она делает, непроизвольно дразнит, каждое движение заводит, вызывая во мне физическое желание навечно запечатлеть на ней свое имя.

― У тебя столько проблем.

― Почему? ― спрашивает она, ее тон слегка озадачен.

― У тебя проблемы, потому что я не могу трахнуть тебя в этом чулане для хранения швабр в твой первый раз, хотя я, чертовски этого хочу.

Она издает разочарованный звук, когда я отпускаю ее.

― У тебя проблемы, потому что, когда я тебя все-таки трахну, я буду таким грубым и жестоким, что, наверное, сломаю тебя.

Я сжимаю в кулак ее волосы и с их помощью заставляю ее встать передо мной на колени. Она удивленно вскрикивает, но не сопротивляется.

― Но в основном, у тебя проблемы из-за того, что снова солгала мне. За то, что заставила меня поверить, что ты принадлежишь кому-то другому, что он прикоснулся к тебе и сделал тебя своей, когда я хотел тебя. ― Я ворчу.

Я наклоняю ее голову вверх, чтобы она смотрела мне в глаза, когда я говорю.

― Я сказал тебе, что заставлю тебя заплатить за каждую ложь. А теперь расстегни мои брюки.

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, ее маленькие ручки тянутся вверх и хватают пряжку моего ремня. Она расстегивает его, вытаскивая ремешок из петли, и каждое ее движение настолько эротично, настолько завораживающе маняще, что я боюсь случайно совершить преступление, когда речь идет о ней.

Что милая агрессия закипит и я действительно перейду черту.

Все мои силы уходят на то, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию, чтобы не трахнуть ее на этом грязном полу, но я не даю таких же гарантий насчет траха ее рта.

― Вытащи мой член. ― Приказываю я, и она выполняет приказ: ее руки тянутся к моему члену и вытаскивают его из брюк.

Удивление и любопытная настороженность плещутся на ее лице, когда она вынимает меня и держит в руке.

В ее глазах ― шок, а на языке ― возбуждение, когда он высовывается и жадно смачивает ее губы. Она делает неуверенный толчок вверх, ее пальцы с трудом обхватывают мой твердый член.

Я уже собираюсь направить ее, когда ее язык высовывается и кружится вокруг моей головки.

Я с шипением втягиваю воздух сквозь зубы, когда она смыкает губы вокруг моего кончика и берет меня в рот. Я завороженно слежу за движением ее головы: она покачивается вперед-назад, принимая половину моего члена, прежде чем начать бороться.

Ее рука движется вверх и вниз, а теплая ладонь сжимает мой член в движении вверх-вниз, которое заставляет меня громко ругаться.

Я хватаю ее за волосы и откидываю ее голову назад, ее рот с громким хлопком отрывается от моего члена.

― Ты уже делала это раньше.

Это не вопрос.

Я могу сказать, что это не первый раз, когда она прикасается к члену руками или ртом.

Она слегка кивает, ее губы розовеют от усилий и все еще раздвинуты. Она смотрит на меня широкими, предвкушающими глазами, и от мысли, что он видел ее такой, разгоряченной и готовой к его прикосновениям, когда он стоял над ней, ярость просачивается в мою кровь.

Я толкаю ее голову вперед и просовываю свой член мимо ее губ и дальше в ее рот, больше, чем она принимала меня раньше, пока не упираюсь в заднюю стенку ее горла.

Она задыхается, и этот звук отчасти усмиряет зверя внутри меня. Я вытаскиваю его наполовину и с силой вгоняю обратно, повторяя это движение снова и снова.

― Ты не должна была давать ему то, что принадлежит мне.

Я знаю, что поступаю неразумно, что она не была моей тогда, что я не понимаю смысла.

И все же я наказываю ее.

Я хочу вытрахать его из ее рта, чтобы, шевеля губами, она чувствовала только то, как они растягиваются для меня.

― Посмотри на меня. ― Я приказываю, и она делает это: ― Ты смотришь на меня. Я хочу, чтобы ты помнила, кто трахает твой рот. Единственный человек, который когда-либо будет трахать твой рот снова.

Она задыхается, ее рот полностью заполнен, но я могу сказать, что она делает все возможное, чтобы не отстать от меня и доставить мне удовольствие.

Несмотря на плотное прилегание, ее язык ласкает мою длину, ее рот плотно присасывается ко мне, заставляя мои мышцы напрягаться от напряжения, вызванного необходимостью сдерживаться, чтобы не кончить так быстро.

― Блять, ты заставляешь меня кончить. ― Говорю я, глядя на нее с таким благоговением, которое граничит с фанатизмом. ― Твой рот так растянут и горяч вокруг меня, и ты выглядишь так грязно, стоя на коленях передо мной, принимая мой член глубоко в свое горло, как хорошая девочка.

Я ласкаю ее щеку большим пальцем, двигая бедрами вперед-назад, погружаясь в ее рот. Ее взгляд горит желанием, она не сводит глаз с моих, как я и просил.

― Я кончу тебе в горло, и ты проглотишь все до капли. Понятно?

Она хмыкает, проводя языком по моему члену, и вибрация, которую она посылает по моему члену, заставляет мои яйца напрячься, прежде чем я выплеснуть в ее рот, и горячие струи спермы попадают в ее горло, пока она высасывает меня досуха.

Я отстраняю ее от себя за волосы и провожу большим пальцем по ее рту, играя с нижней губой, получая дикое удовольствие от того, что она задыхается.

Уголок моих губ томно приподнимается, когда она остается стоять на коленях, ожидая моей следующей команды.

Она неосознанно покорна, и это разжигает мою кровь, как бензин в уже разгоревшемся огне.

― Моя очередь. ― Мрачно заявляю я.

27





― Моя очередь.

Я не успеваю отреагировать на его слова, как он, схватив меня за волосы, поднимает на ноги и прижимает к стене.

Затем он кладет руки на внешние стороны моих бедер и проводит ими по моей плоти, медленно опускаясь передо мной на колени.

Это движение чертовски привлекательно. Я понимаю, почему он смотрел на меня таким всепоглощающим взглядом раньше.

Я чувствую, как мое возбуждение течет по бедру.

Его глаза переходят на мои ноги, а руки задирают юбку. Он поднимает мою руку и заставляет прижать лоскут к животу.

― Держи. ― Он приказывает, его взгляд прикован к моей обнаженной плоти. ― У тебя такая красивая киска. Именно такая, какой я ее себе представлял.

Он придвигается ближе, его рука хватает меня за бедро и сгибает ногу в колене, прежде чем перекинуть ее через плечо.

― Знаешь, сколько раз я мечтал вылизать твою киску, Тайер?

Кровь приливает к моему лицу, так как жар его слов заставляет меня покраснеть. Он умеет говорить со мной с такой навязчивой страстью, что это граничит с животным.

― Сколько?

Я визжу, когда он поднимает другую ногу, на которой я стою, и закидывает ее на другое плечо, мои пальцы отчаянно тянутся к его телу, поскольку только оно удерживает меня в стоячем положении.

Я прижимаюсь спиной к стене, мои ноги обрамляют его лицо, которое находится в нескольких сантиметрах от моего центра.

Он вдыхает мой запах и поднимает голову, чтобы встретиться с моими глазами, зрачки которых полыхают от вожделения.

― Каждый день, несколько раз в гребаный день.

Его рот опускается на мою киску, а язык проводит по моему лону, прежде чем он засасывает мой клитор между губами.

Он не дает мне шанса насладиться этим ощущением, прежде чем начинает яростно водить языком по моему клитору, словно злясь на него.

Я вцепляюсь когтями в его плечи, волосы, одновременно отталкивая и притягивая его ближе, пытаясь осознать безудержное удовольствие, проникающее в меня.

― Макли, ― говорю я с хриплым вздохом. ― Это так приятно.

Я наклоняю бедра к его рту, отчаянно пытаясь найти более тесный контакт, пока он жадно поглощает меня.

― Как меня зовут?

― Ч-что? ― спрашиваю я, борясь с дымкой похоти, сбитая с толку.

Он прикусывает мой клитор, и я почти спрыгиваю с его плеч, но две руки хватают меня за талию и удерживают на месте.

― Как меня зовут? ― Он повторяет это слово, с хрипом впиваясь в мою киску.

Он отстраняется от моего центра и тянется к моей груди, разрывая чашечки лифчика и зажав между пальцами мой твердый сосок.

― Пожалуйста. ― Я умоляюще качаю головой, отказываясь произносить его имя.

Разряды электричества проносятся сквозь меня при каждом прикосновении к соскам, но он больше не прикасается к моей киске.

Мне нужен его рот.

― Пожалуйста, что?

― Пожалуйста, заставь меня кончить.

― Нет, ― холодно говорит он. ― Умоляния не помогут тебе в этот раз, если ты не скажешь мне то, что я хочу услышать.

― Пожалуйста… ― говорю я, выдыхая разочарованный вздох. Я не могу сдаться. Это защитная мера ― называть его так, держать его на расстоянии от меня. Если мы собираемся пойти по пути случайных отношений, я не могу позволить ему подобраться к моему сердцу еще ближе, чем он уже подобрался. ― Мак.

В его глазах вспыхивает гнев, горячий, как лава, на мой отказ подчиниться.

― Недостаточно хорошо.

Он лезет в карман брюк и достает мои порванные трусики, размахивая ими перед моим лицом.

― Если ты не скажешь мое имя, ты вообще ничего не скажешь.

Я открываю рот, чтобы возразить, и он засовывает трусы мне между зубов. Кружевная ткань заполняет мой рот, на мгновение заставляя меня задохнуться от ее неожиданного присутствия.

Его рука сжимает мое горло, а большой палец неистово трется о мой клитор. Скорость и трение его прикосновений приводят к тому, что я начинаю громко кончать, звук заглушается трусиками.

Он продолжает ласкать меня, не сбавляя ритма, перегоняя мой первый оргазм во второй, облизывая мой клитор, а затем дуя на него.

От прикосновения его теплого дыхания к моей коже во мне вспыхивает вторая разрядка.

― Еще раз. ― Приказывает он.

Мое тело обмякло на его плечах, и я многократно качаю головой, беззвучно говоря ему, что не могу вынести еще одного оргазма.

Я истощена и едва держусь, я не уверена, что смогу идти, если он продолжит.

― Нет? ― спрашивает он. ― Ты не хочешь этого?

Я снова качаю головой, и он почти по-мужски ухмыляется.

― Очень жаль. Речь идет не о том, чего ты хочешь. ― Он проводит пальцем по моему отверстию вверх и вниз, а затем проникает в меня через складочки. ― Речь идет о том, чего хочу я. Что я собираюсь получить, раз уж ты не хочешь называть мое имя.

Он входит в меня до костяшек пальцев, проталкиваясь дальше, заставляя мое дыхание сбиваться в горле. Моя рука запуталась в его волосах, а другая отчаянно хватается за стену позади меня в поисках опоры.

― И я хочу есть твою сладкую киску и заставлять тебя кончать снова и снова.

Он начинает входить и выходить из меня, а затем его язык опускается на меня, заставляя мою спину выгнуться дугой, отталкиваясь от стены.

От сочетания его языка и пальцев у меня подгибаются пальцы на ногах, и я кончаю в третий и, в конце концов, в четвертый раз, так как он не дает мне ни минуты передышки.

Каждый мускул застыл в моем теле, воздух в легких полностью испарился, пока я пыталась найти вдох.

― Дыши, Сильвер.

Мое тело немедленно повинуется, я вдыхаю воздух через порванные трусики, пока мои изголодавшиеся легкие возвращаются к жизни.

К тому времени, когда я схожу с четвертого оргазма, я настолько чувствительна и нежна, что грань между удовольствием и болью стирается.

Рис осторожно опускает мои ноги на пол, рукой обхватывает мое бедро, чтобы убедиться, что я стою, а сам выпрямляется во весь рост надо мной.

Он вынимает трусики из моего рта, небрежно застегивает брюки, застегивает на них пряжку и наклоняется, чтобы поцеловать меня.

Я чувствую вкус себя на его губах, сладкий и невинный, и это самая грязная вещь, которую я когда-либо делала, даже несмотря на то, что ранее он ввел мне в задницу палец.

Я не могу поверить, что он это сделал, но не могу поверить, что мне это понравилось еще больше.

― Спасибо за обед. ― Он говорит, нахально, его рука все еще властно лежит на моем бедре.

― В любое время. ― Отвечаю я, задыхаясь.

Он негромко ворчит.

― Я буду настаивать на этом. ― Говорит он, а затем добавляет: ― Оставайся здесь.

Он открывает дверь и выходит, закрывая ее за собой. Через несколько минут он возвращается в комнату и застает меня там же, где оставил, все еще переваривая все, что только что произошло.

В руках у него леггинсы, которые он, видимо, взял из моего шкафчика.

― Надень их. Не будешь же ты ходить здесь в микроскопической юбке, рваных колготках и без нижнего белья.

― Ты так говоришь, как будто это я их порвала.

Он опускается передо мной на одно колено, берет одну из моих ног, ставит ее на свое колено и начинает развязывать шнурки.

Сняв ботинок, он ставит мою ногу на землю, берет другую и молча повторяет то же движение. Когда оба ботинка сняты, он хватает мои колготки, которые бессистемно свернуты прямо над моим коленом, и начинает их стягивать.

Рис низко напевает в горле ― один из моих любимых звуков, ― а его шелковистый голос соблазнительно произносит.

― Я практически одичал из-за тебя, любимая. В будущем я буду срывать с тебя еще много одежды.

Он закатывает одну штанину моих леггинсов и делает движение, чтобы я просунула одну ногу. Затем делает то же самое с другой и начинает двигать их вверх по моим икрам.

Моя рука движется по его волосам, нежно поглаживая его голову, пока я смотрю, как он одевает меня, совершенно очарованная. Он обязательно подтягивает ткань вверх по моим ногам, чтобы она не сбивалась ниже колен.

Как акт одевания меня таким образом может так сильно возбудить меня? Может быть, дело в том, что это опасно делать на территории школы? В том, как он грязно обращался со мной, когда мы встречались, а теперь проявляет нежность, заботясь обо мне?

Что бы это ни было, это работает.

Он прижимается горячим поцелуем к моей киске, прежде чем поднять леггинсы вверх, через задницу и вокруг талии. Потянувшись вниз, он поднимает мою рубашку и помогает мне надеть ее, его пальцы ловко застегивают пуговицы, когда он рычит.

― Моя.

Сердце замирает в горле, но я стараюсь успокоить эту реакцию. Его слова ― это просто прилив ласки после оргазма, и они ничего для него не значат.

Он ясно дал это понять.

― Ты хочешь выйти первой? ― спрашивает он, и мой желудок опускается. Его слова подтверждают, что, что бы это ни было, это не то, что он хочет выставить напоказ в школе.

― Конечно, ― говорю я и поворачиваюсь к двери, когда он останавливает меня, взяв за руку.

― Ты определенно кое-что забыла.

Я улыбаюсь ему и поворачиваюсь, обхватывая руками его шею, приподнимаясь на цыпочки, чтобы дотянуться до него.

― Ты очень требовательный. ― Говорю я, дразня его.

Он зарывается лицом в мою шею и вдыхает, прежде чем оставить теплый поцелуй на моем горле. Он отстраняется и смотрит на меня сквозь тяжелые веки, довольная улыбка искривляет его рот.

― Мой разум требовал тебя уже несколько месяцев.

Я целую его, втягивая в рот его нижнюю губу, и он с урчанием прижимается к моим губам. Нам комфортно друг с другом, что удивительно для двух людей, которые только открывают для себя тела друг друга. В этом есть что-то знакомое, связывающее нас, как будто мы уже несколько месяцев занимаемся сексом.

Я опускаюсь на землю, выпрямляя ноги, когда он тяжело вздохнул.

― Увидимся позже? ― спрашиваю я.

― В восемь вечера.

― В восемь вечера. ― Обещаю я.

Помахав рукой, я оставляю его на месте и возвращаюсь в коридор.

Я смотрю на свой телефон и охаю, когда понимаю, что обеденный перерыв уже почти закончился.

Мне показалось, что наше время в шкафу длилось мгновение, а не час.



Когда я выхожу на поле в десять минут пятого, Рис уже ждет меня с протеиновым батончиком и бананом в правой руке.

Он протягивает их мне, когда я сокращаю расстояние между нами.

― Ешь, ― командует он.

Я беру их и очищаю банан от кожуры, после чего откусываю большой кусок, а его глаза не отрываются от моих.

― Это потому, что я не пообедала?

― Да. Тебе нужно поддерживать силы для тренировок. ― Он говорит, опуская взгляд на мой рот, который я закрываю бананом. ― К тому же я собираюсь добавить к твоему и без того напряженному графику еще одну форму напряженных тренировок, так что тебе нужна энергия. ― Он рычит, а затем ухмыляется: ― Я рад, что мы поработали над твоей выносливостью.

Я чуть не подавилась бананом от мрачного намерения, прозвучавшего в его голосе. Он и раньше не стеснялся говорить мне о том, что хотел бы со мной сделать, но теперь, когда мы перешли эту черту, я чувствую, что только сейчас узнаю, насколько глубока его одержимость.

― Никаких грязных разговоров во время тренировки, Мак. Оставь это на потом.

― Хорошо.

Я прохожу мимо него, чтобы бросить сумку возле скамейки, и он хватает меня за задницу, когда я это делаю. Когда я поворачиваюсь к нему лицом, он поднимает руки вверх, на его лице изображена невинность.

― Мне просто нужно было хоть что-то сделать, так как я должен быть профессионалом в течение следующего часа. ― Он говорит, нахально.

― Ты выживешь. ― Я говорю, закатывая глаза.

― Едва ли. ― Он отвечает уныло, и я не могу удержаться от смеха.

Он открывает приложение «Заметки» на своем телефоне и поворачивает его ко мне.

― Ладно, вот план на сегодня…

Полтора часа спустя я падаю на землю и лежу на спине, обессиленная. Он ухмыляется и, как всегда, присоединяется ко мне.

Мы лежим в дружеской тишине, переводя дыхание, и оба смотрим на звезды в небе над нами.

Это безумие, насколько они ясны здесь. Они светят ярко и так близко к нам, что кажется, я могу протянуть руку и дотронуться до них, если захочу.

― Как ты думаешь, что произойдет, когда мы умрем? ― спрашиваю я его.

― Я не знаю.

― Подумай об этом. ― Прошу я, поворачивая голову, чтобы посмотреть на него. ― Я хочу знать, что ты думаешь.

И он думает. Он загибает руку за шею и кладет на нее голову, глядя на небо, погруженный в раздумья.

― Возможно, мы станем растениями. Неразумными живыми существами с автоматическими циклами обновления. Может быть, мы будем кормить следующие поколения людей на Земле.

Я хмыкаю, подтверждая его ответ.

― Очень рационально.

― А ты?

― Я думаю, мы станем звездами.

― Я должен был догадаться об этом. ― Он отвечает, его взгляд прикован к звездам над нами.

― Я думаю, что звезды ― это все люди, которые любят нас, смотрят на нас сверху вниз, сияют и мерцают, когда гордятся нами.

― А как же все ужасные люди? Они тоже возвращаются в виде звезд?

― Нет, ― говорю я, качая головой, прежде чем решительно добавить: ― Они возрождаются как удобрения на основе навоза.

Он громко смеется над этим, его тело сотрясается от силы смеха, когда он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.

― Ты потратила много времени на размышления об этом.

― Немного, ― говорю я, ухмыляясь ему в ответ.

Он застонал, глядя на небо.

― Если мы станем звездами, это будет означать, что я никогда не смогу трахнуть тебя на улице. Я не могу допустить, чтобы мои мама и папа увидели это.

Настала моя очередь смеяться, когда я переворачиваюсь на живот.

― Очень жаль. ― Говорю я, подползая к нему.

― Что ты делаешь?

― Тренировка закончилась. ― Чувственно шепчу я.

Я встаю на колени, перекидываю одну ногу через его тело и сажусь к нему на колени. Рис мгновенно поднимается, одной рукой хватает меня за задницу, другой ― за бедро, и воздух с шипением вырывается сквозь зубы от нашего соприкосновения.

― Ты играешь в опасную игру, Сильвер.

Я знаю, что так и есть.

Но мне надоело ждать, надоело притворяться, что он мне не нужен, или говорить себе, что еще не время.

Мне уже все равно, я просто хочу его.

Он, должно быть, чувствует то же самое, потому что шепчет проклятие между губ.

― К черту!

Парень толкается в меня бедрами и переворачивает меня на спину так, что оказывается на коленях между моих согнутых ног, а я смотрю на него снизу.

― Как бы я ни хотел трахнуть тебя здесь, ты замерзнешь до смерти, если я это сделаю. ― Он поднимает мой свитер и верх моего комплекта к верхней части груди и опускает голову вниз, чтобы провести языком по одному из моих освободившихся сосков. ― Я заставлю тебя кончить, а потом ты побежишь в раздевалку, разденешься и будешь ждать меня на столе в кабинете, раздвинув ноги. Ты меня поняла?

Я киваю, и он кусает меня за челюсть, при этом в его груди раздается довольный звук.

― Теперь ты не такая упрямая, да?

Я хочу ответить, сказать что-нибудь грубое, чтобы он не думал, что у него здесь есть полная власть, но его губы смыкаются с моим соском и всасывают его в рот.

Я вскрикиваю от этого прикосновения, от того, как он лижет мой сосок своим теплым языком, от того, как его руки сжимают и разминают мою грудь.

Он целует мою грудь и переходит к другой, а его рука проникает под пояс моих леггинсов, а затем между моих ног.

Мои руки вырываются и хватают его за запястье, а его пальцы касаются моего клитора. Рис проводит по моим складочкам, лаская меня взад-вперед, и с его губ срывается бормотание похвал, когда он наблюдает, как я выгибаюсь навстречу его прикосновениям.

― Ты такая мокрая, любимая. Ты так чертовски готова и возбуждена для меня, что я хочу полностью уничтожить тебя. ― Он проводит пальцем по моем входу, а затем вводит его внутрь. ― А раньше ты была такой мокрой? Ты капала для меня, как сейчас, каждый раз, когда мы разговаривали?

У меня перехватывает дыхание, когда я принимаю его внезапное вторжение. Он грубо входит в меня, не сводя глаз с моего рта, и с моих губ срываются громкие стоны.

― Ответь мне.

Рис проталкивает в меня второй палец ― он так туго входит в меня, что я чувствую себя на грани между удовольствием и болью. Его ладонь скользит по моему клитору, создавая невероятное трение.

― Да.

Его ответное рычание звучит по-звериному, пальцы набирают темп, не давая мне пощады. Он целует мою грудь и шею, его рот находит мое лицо, а горячее дыхание ударяет мне в ухо.

― Кто бы мог подумать, что ты можешь быть такой хорошей девочкой? ― шепчет он с гордостью.

― Не будь слишком самоуверенным, Мак. ― Говорю я ему между прерывистыми выдохами, пока мой оргазм нарастает.

Его глаза сверкают гневом и обещанием расплаты, когда он отстраняется и смотрит на меня. Возбуждение бурлит в моей крови от того, как он смотрит на меня, словно хочет погубить.

Не говоря ни слова, он вытаскивает пальцы, хватает мои леггинсы и стягивает их с моих ног, обнажая мою голую киску, поскольку он уничтожил мое нижнее белье ранее.

Холодный воздух сразу же обдает мою кожу. Это относительно мягкий ноябрьский день, но не тогда, когда нижняя половина тела обнажена.

― Неважно. Похоже, я трахну тебя на улице. ― Он ворчит, раздвигая мои ноги и устраиваясь между ними. ― Простите, мама и папа.

Его язык ныряет между моими складочками и проникает в мой вход. Я пытаюсь сесть, но он кладет руку мне на живот, чтобы удержать меня на месте.

Меня никогда никто не трахал так, как он сейчас: язык погружается в меня и выходит из меня, а его большой палец яростно ласкает мой клитор.

― Да, да…, ― повторяю я, пьянея от удовольствия, запустив руку в его волосы и держась за них изо всех сил.

Его руки обхватывают внешнюю сторону моих бедер, его хватка контролирует и владеет мной, пока он ест меня. Вид его между моих ног, поедающего меня, как одержимый, и смотрящего мне в глаза, его взгляд, пылающий от возбуждения, выводит меня из равновесия.

Оргазм прорывается сквозь меня, как прорвавшаяся плотина, и я гонюсь за бешеными волнами, с каждой из которых мое тело бьется о холодную землю.

Он лезет в сумку за бумажником и достает презерватив. Отстаёт на колени между моих раздвинутых ног и смотрит на меня сверху вниз, его рот все еще блестит от моего возбуждения.

Он поглаживает одной рукой внешнюю сторону моего бедра, и его нежный жест противоречит словам, которые вылетают из его рта.

― Я не собираюсь быть с тобой осторожным, ― говорит он, приспуская шорты и освобождая свой твердый член. Он толстый, с венами и такой твердый, что я не могу отвести взгляд. ― Сделал бы я так несколько недель назад? Да. Даже пару дней назад? Может быть, ― он подносит обертку к губам и разрывает ее, его глаза не отрываются от моих, пока он небрежно выплевывает уголок фольги. ― Но больше нет.

Он смотрит на меня с безумным вожделением, надевая на себя презерватив и подставляя свой член к моему входу.

Одаривает меня опасной улыбкой и решительно входит в меня. Он не останавливается, когда я громко задыхаюсь и поднимаю руку к его груди. Мое тело подается навстречу ему, когда он входит в меня и лишает дыхания.

Когда Рис наталкивается на мое сопротивление, он на мгновение замирает и смотрит на меня сверху вниз с той же улыбкой.

― Прими это.

С этими словами он преодолевает мой барьер и одним мощным толчком забирает мою невинность. Его член пронзает меня, входит и выходит из меня, не оставляя мне времени на адаптацию.

Его зубы впиваются в меня, а язык проводит по коже, успокаивая ее. Моя задница скребется о холодную землю при каждом движении его бедер, усиливая трение между нами.

Все это слишком.

Слишком много ощущений одновременно, которые я не знаю, как обработать, переключаясь между десятками эмоций.

― Блять… ― Он хрипит сквозь стиснутые зубы. ― Ты такая тугая. Такая тугая. Ты так хорошо насаживаешься на мой член, любимая.

Если раньше его голос казался мне горячим, то я сильно ошибалась. Потому что этот голос, хриплый и знойный, шепчущий мне на ухо похвалы, этот голос ― жидкое золото.

― О, Боже, ― говорю я ему, еще больше возбуждаясь от его горячих слов. ― Это слишком. Пожалуйста.

Я не знаю, о чем я прошу: чтобы он продолжал или чтобы он остановился, но слова срываются с моих губ с мольбой.

― Мы только начинаем. ― Он отвечает, хватая меня за задницу и приподнимая ее, чтобы лучше видеть, когда он входит в меня по-настоящему.

Мои глаза закатываются на затылок, и я пытаюсь удержаться.

― Я буду трахать тебя столько, сколько захочу, а ты будешь принимать это и благодарить меня.

Мои руки хватаются за его грудь, я ищу большего контакта с ним, отчаянно пытаясь приблизить его тело к своему.

Словно поняв это, он наклоняется ко мне и зарывается лицом в мою шею, его неровное дыхание жарко отдается на моей коже.

― Ты ощущаешься так хорошо. ― Он хвалит меня почти неслышно, его голос приглушен в ложбинке моей шеи.

Я провожу руками по его волосам, впиваясь ногтями в кожу головы, и он вздрагивает, прижимаясь ко мне. Я наслаждаюсь властью, которую имею над ним, от того, что он так опьянен похотью и ощущением меня.

Я сжимаю мышцы вокруг него, чтобы посмотреть, как он отреагирует, и он напрягается.

― Черт, не делай этого.

Я делаю это снова.

И еще раз.

Он выходит из меня, и я вскрикиваю от потери, но парень переворачивает меня, прежде чем я успеваю сделать или сказать что-либо еще.

Я лежу лицом вниз на поле, моя щека трется о холодную траву, когда он прижимает руку к моей пояснице и отводит назад мои бедра.

― Мы можем играть, если хочешь, только помни, что ты проиграешь. ― Он предупреждает меня, его тон дикий.

Рис шлепает меня по заднице и снова входит в меня одним жестким, почти болезненным толчком, вырывая у меня крик.

Мои руки впиваются в траву, хватаясь за опору, пока он толкается в меня, снова и снова шлепая меня по заднице.

Низ живота сжимается, все тело напрягается, и оргазм начинает нарастать. Он остается недосягаемым, настолько близким, что я почти чувствую его вкус, но настолько далеким, что я чувствую только жестокое разочарование.

― Пожалуйста…, ― умоляю я, уже откровенно прося.

― Пожалуйста, что?

― Я так близко… Пожалуйста.

Он одобрительно хмыкает и, опираясь на мои бедра, притягивает меня к себе, так что я встречаю его на полпути.

Он вбивается в меня так яростно, что я чувствую, как стучат мои зубы.

― Ты хочешь кончить?

― Д-да. ― Отвечаю я между прерывистыми выдохами.

― Скажи это.

― Пожалуйста, сделай так, чтобы я кончила.

Он снова шлепает меня по заднице, на этот раз достаточно сильно, чтобы оставить след.

― Не это. ― Отвечает он, проводя большим пальцем по моему бедру, чтобы прикоснуться к моему клитору. Моя спина выгибается дугой, когда я пытаюсь угнаться за его ускользающими прикосновениями. ― Ты знаешь, чего я хочу.

Он хочет, чтобы я произнесла его имя.

Он хочет, чтобы я кричала об этом, когда я кончаю на его члене, чтобы он почувствовал всю широту моей покорности, но я не могу.

Не так.

Когда я умолкаю, он впивается пальцами в мою кожу, удерживая на месте, не сбавляя темпа.

― Скажи мое имя, Тайер.

Я снова качаю головой, движениям мешает земля под щекой.

― Нет? ― спрашивает он, ярость отчетливо слышна в его тоне. ― Отлично.

Он безжалостно ласкает мой клитор, заставляя мои мышцы сжиматься, пока я гонюсь за приближающимся оргазмом.

В тот момент, когда я это делаю, он убирает пальцы и впивается в меня последним мощным толчком. Рис замирает, его тело неподвижно, когда он кончает с почти болезненным стоном.

Мы остаемся так на мгновение: он ― истощенный и пресыщенный, я ― нуждающаяся и разочарованная. Наконец он целует мою лопатку и скатывается с меня. Оказавшись на земле рядом со мной, он одним движением снимает презерватив и натягивает штаны.

― Твоя тугая киска чуть не убила меня, Сильвер. Чертовски нереально.

Я лежу на животе, повернув к нему голову, с обнаженной нижней половиной тела и бессистемно раздвинутыми ногами, точно так, как он меня оставил.

― Что это было? ― спрашиваю я, задыхаясь и не веря.

Он лишил меня девственности и жестоко трахнул меня, лицом вниз, на общественном футбольном поле, но не дал мне кончить.

Как бы чертовски горячо это ни было, как бы мне ни нравилось, разочарование ревет в моих венах. Я чувствую себя неудовлетворенной, раздражение терзает мою душу, слезы застилают глаза, когда потребность умолять об оргазме становится доминирующим желанием в моем теле.

― Ты не кончишь, пока не скажешь мне, кто тебя трахает.

Я сажусь и натягиваю леггинсы, поднимаясь на ноги, чтобы натянуть их на бедра.

― И все это из-за имени? ― раздраженно спрашиваю я.

Он встает и подходит ко мне, кладя руку на мою талию.

― Не просто имени. ― Он говорит: ― Моего имени. ― Он сжимает мою челюсть, когда я пытаюсь отвести взгляд: ― Если хочешь получить удовольствие от того, что я тебя трахаю, тебе лучше закончить этот фарс. Я бы предпочел заставить тебя кончить столько раз, что ты забудешь свое имя, но я с удовольствием оставлю все удовольствие для себя, если ты хочешь продолжать упрямиться.

Он отпускает меня, и я скрещиваю руки на груди, бросая ему вызов подбородком.

― Ты не единственный, кто может мне помочь с этим.

― Может быть, и нет, ― отвечает он, сбивая меня с толку своим согласием. ― Но я единственный, кого ты хочешь.

Я разочарованно выдыхаю, глядя в сторону.

― Ты меня бесишь.

― Я? ― отвечает он с язвительным смешком. ― Представь, если бы я отказался произнести твое имя, даже находясь глубоко внутри тебя.

Он не понимает, почему.

Не понимает, что я не произношу его имя не потому, что мне все равно, а потому, что мне не все равно.

Он мне уже так дорог, что это меня пугает.

Мои чувства, давно похороненные и игнорируемые, теперь всплывают на поверхность с пугающей скоростью и силой. Чем больше времени я провожу с ним, чем больше он целует меня нежно и властно, тем сильнее я падаю.

И я знаю, что если я упаду еще ниже, то меня встретят не его теплые объятия, а твердая почва в виде отказа от любых долгосрочных отношений.

Я должна защитить себя, как только смогу, чтобы выжить, потому что еще долго после того, как ему станет все равно, у меня будет ощущение, что я буду стоять там, где он меня оставил, с кровоточащим сердцем, зажатым в дрожащих руках.

― Давай я тебя подвезу.

Я киваю, потянувшись за сумкой, но он хватает ее раньше меня и перекидывает через левое плечо, взяв мою руку в свою.

Я молча смотрю на место соединения наших рук, ошеломленная этим нежным жестом.

― Давай отвезем тебя домой. ― Говорит он.

Как только мы садимся в машину, он выезжает со стоянки и направляется к загону, его рука уверенно лежит на моем бедре всю дорогу до дома.

Когда мы оказываемся возле моей квартиры, я поворачиваюсь к нему и целую его, моя рука находит путь к его члену, который снова становится твердым, как всегда, когда я рядом.

― Что ты делаешь? ― шипит он сквозь стиснутые зубы.

― Поднимись наверх и трахни меня. Заставь меня кончить. ― Говорю я ему, а потом добавляю. ― Пожалуйста.

Он стонет мне в рот, и я чувствую, как его решимость ослабевает. Но после напряженного момента он сжимает мою руку вокруг своего члена один раз, а затем убирает ее.

― Как бы я ни хотел снова трахнуть тебя, как бы ни хотел засунуть свой член во все твои дырочки и заставить тебя умолять меня, ― говорит он. ― Я этого не сделаю.

Я яростно выдыхаю, и он хватает меня за челюсть, поворачивая к себе, когда я удивленно вскрикиваю.

― Иди домой, прими теплый душ, вымой свою ноющую киску и ласкай себя с воспоминаниями обо мне. Как я заставлял тебя кончить до этого. Как я трахал тебя сейчас. Спроси себя, стоит ли эта маленькая игра, в которую ты играешь, того, чтобы лишиться лучших оргазмов в своей жизни. ― Он прижимается своим ртом к моему и кусает меня за губу, пока я не чувствую вкус крови на языке. ― А теперь поблагодари меня за то, что я тебя трахнул.

Я отвожу лицо и выпрыгиваю из машины. Повернувшись, я хватаюсь за дверь и сладко улыбаюсь ему.

― Спасибо, ― говорю я, отмахиваясь от него. ― И пошел ты.

Я захлопываю дверь и ухожу, но не раньше, чем вижу, как уголок его рта приподнимается в гордой, довольной улыбке.

28





На следующий день я просыпаюсь с болью между ног и общей болью во всем теле.

По всей коже и на ладонях у меня царапины и синяки от того, что я терлась о твердую землю.

Воспоминания о том, как он тяжело навалился на меня и как он затих, прежде чем запульсировать внутри меня, когда он кончил, вызывают дрожь, идущую от макушки головы вниз по позвоночнику.

Несмотря на боль, я снова хочу его.

Или на этот раз я хочу его по-настоящему, хочу кончить на его члене, как, я знаю, я бы и сделала в первый раз, если бы он позволил мне.

У него игра, а у меня групповой проект, над которым нужно работать после школы, так что сегодня у нас нет ни одной тренировки. Я увижу его на испанском, но это все.

Я не знаю, как я должна себя вести, когда увижу его сегодня. Должна ли я поцеловать его? Я должна вести себя так, как будто ничего не произошло?

Что из этого я вообще хочу?

У меня в голове полный бардак, и не помогает то, что он не написал ни одного сообщения с тех пор, как мы расстались вчера вечером.

Может быть, я наивно предполагала это, но я думала, что он напишет.



Я захожу в класс и сажусь за одну из двухместных парт в центре комнаты. Наклоняюсь в сторону, лезу в рюкзак и достаю свой испанский словарь.

Когда я поворачиваюсь обратно к столу, Рис опускается на сиденье рядом со мной.

― Доброе утро, любимая.

― Доброе утро. ― Говорю я, бросая на него быстрый взгляд краем глаза.

― Как спалось?

Не очень.

Он оставил меня горячей и возбужденной, и никакие прикосновения к себе не помогли мне избавиться от этой боли.

― Лучше не бывает. ― Лгу я сквозь зубы. ― А тебе?

― Не очень, ― сетует он. ― Я все время мечтал о твоем горячем ротике и твоей сладкой киске и думал, что мне не следовало уходить, пока я не попробовал твою попку тоже. Судя по тому, как ты душила мой палец, я думаю, что она будет такой же тугой, как и две другие твои дырочки.

Я закрываю ему рот рукой и оглядываюсь по сторонам, проверяя, не услышал ли его кто-нибудь из наших.

К счастью, похоже, что все остальные были заняты своими делами и не обращали на нас внимания. Я оборачиваюсь к нему и вижу его глаза, сверкающие на меня поверх моей руки.

― Не говори таких вещей на людях.

― Ты права, ― хмыкает он. ― Я не хочу, чтобы кто-то услышал. Это только для нас двоих.

Хотя я и укоряю его, я не удивлена, что он снова решил быть осторожным, чтобы никто не узнал о нас.

Я смотрю на него, на то, как он непринужденно и почти высокомерно откинулся на спинку кресла, расставив ноги в доминирующей позе.

Меня так тянет к этому мужчине, что даже то, как он сидит, начинает меня отвлекать.

― Тебе больно? ― Он шепчет.

― Немного.

Его язык разочарованно щелкает по рту.

― Тогда я был недостаточно груб.

― Ты хочешь, чтобы мне было больно?

Он медленно наклоняется, его пресс выгибается, когда он садится и шепчет в нескольких дюймах от моего лица.

― Я хочу, чтобы ты не могла ходить несколько дней. ― Он ухмыляется, когда наши глаза встречаются. ― Это труднее сделать, когда я не могу трахать тебя до оргазма, ― сожалеет он. ― Ты уже готова произнести мое имя?

― Нет.

Собственность и разочарование кипят в его взгляде, пока он наблюдает за мной.

― Жаль.

― Ты готов к сегодняшней игре? ― спрашиваю я, резко меняя тему.

Он кивает, бросая на меня неразборчивый взгляд.

― Да, это будет весело.

― Думаешь, ты выиграешь?

― Я всегда выигрываю. ― Он отвечает задиристо, легкая улыбка растягивается по его лицу.

― Как самонадеянно. ― Замечаю я, закатывая глаза.

― Тебе это нравится во мне.

― Нравится. ― Признаю я.

Он дарит мне одну из своих мягких улыбок, которые он всегда хранил только для меня, и я таю.

― Мы никогда не говорили о торжественном открытии. ― Я говорю деликатно, чтобы никто не подслушал: ― Я знаю, что ты этого опасался.

― Ты не давала мне покоя, гадая, где ты и с ним ли ты. ― Он мрачно отвечает, его указательный палец скользит по коже моей руки и загибается вокруг пальца. ― Это было хорошее отвлечение.

― Помимо этого, как ты себя чувствовал? ― Я подталкиваю его, отказываясь позволить ему похоронить этот ответ за нашими играми.

― Хорошо. Лучше, чем я думал, честно говоря. ― Он отвечает: ― Видя их имена на входе и зная, что их наследие всегда будет там, я чувствую, что поступил правильно. Они бы гордились мной за то, что я это сделал.

― Ты должен гордиться. Было действительно красиво. ― Я говорю ему честно, потому что так оно и есть. Я знаю, что он сыграл большую роль в разработке внешнего вида и планировки, даже если он не следил за самим строительством, и это великолепно.

― Спасибо. ― Он отвечает грубовато, его палец проводит по подолу моего свитера в том месте, где он соединяется с джинсами. ― Когда я снова смогу увидеть тебя?

― Я что, невидимка? ― игриво спрашиваю я.

― Нет, ― отвечает он, поднимая голову и встречаясь с моими глазами. ― В большинстве дней я вижу только тебя.

Кислород угасает в моих легких, когда в его взгляде появляется неприкрытое благоговение. Как я могу защитить себя от него, уберечь свое хрупкое сердце от его нападок, когда он говорит мне такие вещи, которые могли бы записать величайшие поэты?

― Что ты делаешь сегодня вечером? ― спрашиваю я его.

― Девлин приглашает к себе ребят после игры. ― Отвечает он: ― Ты должна прийти.

Это не совсем восторженное приглашение.

Я начинаю отворачиваться от него к своему столу, готовая дать ему какой-нибудь пренебрежительный ответ, как вдруг он кладет руку мне на плечо.

― Позволь мне перефразировать. ― Говорит он, возвращая мое внимание к себе: ― Я хочу, чтобы ты была там со мной.

― Лучше, ― говорю я ему. ― Во сколько?

― Игра в пять, так что давай встретимся там в восемь. Я пришлю тебе адрес, он живет за кампусом.

Тут заходит сеньор Де Леон и заканчивает наш разговор. Мы расстаемся после занятий, помахав ему рукой и прошептав «удачи», и он уходит готовиться к игре.



Мы с Нерой заходим в дом Девлина и сразу же оказываемся ошеломлены количеством людей. Я думала, что это будет относительно небольшая встреча после игры, а не полноценная вечеринка.

Я достаю телефон, чтобы отправить сообщение Рису, но вижу, что у меня уже есть сообщение от него.

Рис: Помогаю Роугу кое с чем, скоро буду, извини.

Я: Все в порядке. Вы, ребята, выиграли?

Рис: А ты как думаешь?

Я: *ухмыляющийся эмодзи*

Я: Ты забил?

Рис: Хет-трик.

Я: Не может быть!

Я: Покажи мне потом основные моменты.

Я убираю телефон и смотрю на Неру, которая стоит рядом со мной в джинсах, черном топе с вырезом и с прической, выглядящей так великолепно, как я ее никогда не видела.

― Давай выпьем?

― Веди мня. ― Она пошутила, положив свою руку на мою, пока мы шли к особняку Девлина.

Он огромный и отвратительный.

Холодный и пустой, без индивидуальности, он ― само определение плохих предчувствий. Я не знаю Девлина, поэтому не уверена, что дом отражает его владельца, но надеюсь, что нет.

Нера проводит нас прямо на кухню, правильно маневрируя в пространстве, как будто знает его.

― Ты здесь уже бывала? ― спрашиваю я.

― Да, конечно. У него здесь уже было много вечеринок.

― Многие ли студенты живут в таких домах? ― спрашиваю я, вспоминая этот дом и дом Роуга, оба до смешного большие.

― Ага. Отсутствие родителей и огромные банковские счета приводят к появлению особняков с одинокими детьми в них. ― Говорит она, а потом добавляет: ― Именно поэтому я переехала в загон. Мне надоело жить в своей собственной эхо-камере.

Я достаю из холодильника две бутылки пива и протягиваю ей одну.

― Ты когда-нибудь жалела об этом?

― Ни разу, ― категорично отвечает она. ― Я стала жить с Сикс, я встретила вас, я открыла для себя «Остров любви», чего еще я могу желать?

Я обхватываю ее за плечи и смеюсь.

― А теперь ты должна слушать все наши драмы с мальчиками!

Она хмыкает, подносит пиво к губам и делает глоток.

― Не волнуйся, у меня есть свои собственные, которые я могу привнести в эту смесь.

― О, я знаю. Я ждала, когда ты расскажешь сплетни. ― Говорю ей.

― Не то чтобы я не хотела говорить вам, ребята, просто сейчас мне нечего сказать.

― Хорошо, но ты должна сказать мне, как только это произойдет. Я уже близка к тому, чтобы начать расследование и попытаться выяснить все самой.

Она смеется над этим.

― Поняла.

― И еще, профессор Новак дал мне распечатку для тебя, так как ты пропустила занятия, напомни мне отдать ее тебе позже.

― Конечно, ― говорит она.

― Привет, дамы, ― слышу я из-за плеча Девлина, когда он подходит к нам. ― Нера, оставь меня на минутку с Тайер.

― Я никуда не уйду. И пересмотри свой тон, когда говоришь со мной.

На моих губах появляется улыбка, и я стараюсь ее скрыть, делая очередной глоток пива. Нера не из тех, с кем можно шутить, и мне это очень нравится.

― Конечно, извини, ― говорит он, умиротворенно наклоняя голову. ― Можно тебя на минутку?

Она смотрит на меня, чтобы принять решение, и я киваю, скрещивая руки на груди и бросая на него настороженный взгляд.

Я действительно не знаю, о чем он хочет со мной поговорить, и что-то в нем мне не нравится.

― Ладно. ― Она говорит: ― Тайер, напиши мне, когда закончишь, если не сможешь меня найти, хорошо?

― Обязательно. ― Говорю я ей, и она уходит. Девлин занимает место напротив меня и молча наблюдает за мной с тем, что я могу классифицировать только как подлую ухмылку.

Я говорю первая.

― Ты ужасно молчалив для человека, который так хотел поговорить со мной.

― Ха, ― отвечает он, его британский акцент звучит не сексуально, а снобистски. ― Я давно положил на тебя глаз, но ты всегда держала под присмотром своего сторожевого пса. Теперь, когда все чисто, я хочу представиться официально и составить план, как пригласить тебя на свидание.

― Ты ко мне подкатываешь? ― спрашиваю я, в моем тоне сквозит недоверие.

― Я заявляю о своем интересе, пока могу.

― Ты меня даже не знаешь. ― Замечаю я.

― Мне нравится то, что я вижу. ― Он медленно обводит меня взглядом, заставляя напрячься от дискомфорта. Мне не нравится, как он смотрит на меня, как будто я что-то, что можно украсть. ― Остальное я смогу узнать, когда ты будешь сидеть напротив меня или извиваться подо мной, подальше от него. ― Добавляет он с отвратительной улыбкой.

Он просто бредит, если думает, что это когда-нибудь случится.

Я вздергиваю на него бровь.

― Кого ты называешь моей сторожевой собакой?

― Риса, любимая. Не притворяйся, что не знаешь, что он метит свою территорию с тех пор, как ты приехала сюда.

― Не называй меня так. ― Я говорю ему, сохраняя спокойный голос, хотя то, что он называет меня «любимая», звучит для моих ушей как гвозди на меловой доске.

― Почему?

― Мне не нравится, как это звучит, когда ты это говоришь. ― Я отвечаю резкой улыбкой.

Он разражается едким смехом, и это тоже бьет по ушам: моя прежняя неуверенность в нем переходит в раздражение.

― Я понимаю, почему он хочет тебя.

― Есть ли цель у этого разговора? ― спрашиваю я, потому что я действительно не знаю, чего он от меня хочет. Кажется, он играет в какую-то игру, но я не могу ее разгадать, и это начинает меня раздражать.

Девлин классически красив, с голубыми глазами и светлыми волосами, но я суше, чем пустыня Сахара. Он ничего для меня не делает. Все, о чем я могу думать, все, что я могу видеть, ― это темно-синие глаза, темные волосы, рассеченные брови и высокое, горячее тело.

Где Рис? Это из-за него я здесь, это его я хочу видеть.

― Ты продолжаешь избегать моих комментариев, ― говорит он, делая шаг ко мне. Я сопротивляюсь желанию отступить, поскольку его присутствие причиняет мне почти физический дискомфорт, и продолжаю стоять на своем. ― О том, есть ли что-то между тобой и Рисом.

― Тогда пойми намек.

Это его не останавливает.

― Что-то происходит? ― спрашивает он прямо.

― Не твое дело.

Он усмехается, его рука барабанит по кухонному острову рядом с моей. Он не прикасается ко мне, но я чувствую его присутствие все ближе и ближе ко мне, как дурное предзнаменование.

Парень делает еще один шаг ко мне, и на этот раз я отступаю назад. Если бы я этого не сделала, мы бы стояли так близко, что наши груди соприкасались бы.

Я вдруг радуюсь, что мы хотя бы на людях. Что-то в нем есть такое, что вызывает у меня внутреннюю тревогу.

― Это мое дело, если я заинтересован…, ― начинает он.

― Пас. ― Я вклиниваюсь.

― Ты даже не знаешь, что я хотел сказать…

― Ты собирался повторить, что я тебе уже нравилась, и, как я уже сказала, ― говорю я ему, скривив верхнюю губу. ― Пас.

― Вот так просто? ― Его глаза сужаются, а фальшивая улыбка исчезает с его лица.

― Вот так. ― Я подтверждаю, бросая на него скучающий взгляд и едва удерживаясь от того, чтобы не зевнуть.

― Ты ― сука.

И вот оно.

― Типично для мужчины называть меня сукой только потому, что я сказала, что мне это неинтересно.

― Я бы на твоем месте не был слишком самоуверенным. ― Он усмехается, его голос теперь злой. Я уже видела, как это происходило с мамиными парнями ― они были нормальными, даже милыми, и быстро превращались в совершенно разъяренных, когда не получали своего. Это ужасает. ― Если ты с ним трахнешься, то в конце концов приползешь ко мне или к кому-нибудь еще.

― Правда что ли? ― спрашиваю я, мой тон насмешливый.

― Он попользуется тобой и выбросит. Трахнет тебя пару раз, может быть, еще раз с Фениксом для развлечения, а потом перейдет к следующей девушке, как он всегда делает.

― И я должна поверить, во что? Что секс втроем ― это ниже твоего достоинства, да? ― спрашиваю я, делая вид, что меня это не трогает, и не обращая внимания на щемящее чувство в животе.

Это уже не первый раз, когда Рис и Феникс трахаются с одной девушкой одновременно, и я предполагаю, что не последний, так что будь я проклята, если позволю ему добиться от меня реакции.

― Рис не собирается… ― Он начинает отвечать, но слова замирают у него в горле, когда его глаза перебегают на мое плечо.

Теплое присутствие подходит сзади и останавливается у меня за спиной, не совсем касаясь меня, но достаточно близко, чтобы почувствовать защиту.

― Пожалуйста, не останавливайся из-за меня, ― говорит низкий голос из-за моей спины, в его тоне явственно слышится угроза. ― Я бы хотел услышать остальное. Что Рис не собирается делать?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Феникса, когда он делает шаг рядом со мной.

Он одет во все черное: брюки и свитер, из-под которого выглядывает такая же темная рубашка. Он выглядит старше своих лет, особенно когда бросает на Девлина взгляд, достаточно холодный, чтобы заморозить открытое пламя.

Я внутренне вздыхаю от облегчения, что он рядом со мной. Это гораздо более дружелюбное лицо, и я знаю, что могу ему доверять.

― Ничего важного. ― Он говорит, явно понимая, что это не та битва, которую он может выиграть. Или даже хочет в ней участвовать.

― Ты заблудился, Девлин?

― Я просто поздоровался с ней, ― врет он, быстро наклеивая фальшивую улыбку. ― Вот и все.

― Найди кого-нибудь другого, с кем можно поговорить. ― Феникс говорит ему, его ровный тон все еще передает угрозу в его словах.

Девлин поднимает руки вверх в жесте издевательской капитуляции, а затем наклоняет голову ко мне.

― Подумай о том, что я сказал, любимая. ― Он подмигивает.

Девлин делает шаг в сторону, и я снова хочу его поправить, но рука Феникса вырывается и хватает Девлина за воротник. Его движение настолько быстрое, что я не успеваю заметить его, но не успеваю опомниться, как Девлин уже корчится в его хватке.

― Если тебе дорога твоя жизнь, ― предупреждает Феникс. ― Никогда больше не называй ее так. ― Девлин кивает в ответ, и Феникс отпускает его сильным толчком, от которого тот отшатывается на шаг назад.

Приведя себя в порядок, он решает развернуться и уйти, не вступая в дальнейшую борьбу.

Феникс смотрит, как он уходит, затем поворачивается ко мне и быстро осматривает меня, как бы проверяя, не выбился ли у меня хоть один волос.

― Все в порядке?

― Да, спасибо.

― Что он тебе сказал? ― спросил он, глядя на меня ищущими глазами.

― Ничего такого, чего бы я не знала. ― Отвечаю я, улыбаясь. ― Почему ты сказал ему не называть меня «любимая»?

― Чтобы спасти ему жизнь. ― Он отвечает категорично: ― Рис убьет его, если услышит, что он так тебя называет.

Я фыркнула на это.

Он поднимает в мою сторону недоуменную бровь, но на самом деле не формулирует вопрос, который задает его лицо.

― Тебе не нужно вести себя так, будто для него это нечто большее, чем просто перепихон. ― Я уточняю: ― Я знаю, что он не любит долгосрочные отношения, я даже знаю, что вы любите спать с одной и той же девушкой в одно и то же время, так что, действительно, тебе не нужно изображать из себя защитника.

Он ничего не говорит, просто пристально смотрит на меня своим фирменным расчетливым взглядом, как будто пытается с помощью своих глаз хирургическим путем разобрать меня на части и увидеть, что скрывается под внешним обликом.

В этот короткий момент, когда мы стоим и оцениваем друг друга, пьяная девушка спотыкается о каблуки и падает на меня, весь ее бокал с вином летит в мою сторону.

Я наблюдаю за тем, как вино, словно в замедленной съемке, проносится по воздуху и почти комично расплескивается по моей белой майке. Я молча смотрю вниз на свой топ, шок заставляет меня замолчать, когда я рассматриваю теперь уже фиолетовую, липкую ткань.

― Хватит с меня на сегодня. ― Недовольно бормочу я себе под нос.

29





― Мне очень жаль! ― извиняется девушка, неуклюже пытаясь оттереть пятно.

― Все в порядке, ― честно отвечаю я ей. ― Бывает. ― Я говорю, отмахиваясь от нее промокшим бумажным полотенцем.

― Давай, иди за мной. ― Говорит Феникс и уходит, не дожидаясь, пока я это сделаю.

Я иду, полубегом догоняю его, пока он поднимается по лестнице и ведет меня в большую ванную комнату.

― Можешь привести себя в порядок здесь. Я подожду снаружи.

― Спасибо. ― Говорю я ему, закрывая за собой дверь.

Я снимаю топик и пытаюсь оттереть пятно, но оно не исчезает. Более того, я делаю только хуже. Пятно расползается, а от воды сам топ становится прозрачным, и я никак не могу надеть его обратно.

Фантастика.

Все мои силы уходят на то, чтобы удержать под контролем те 1,9 % моего темперамента, которые, по данным 23andme, являются чемпионскими, чтобы не выбежать из этой ванной и не швырнуть на пол первый попавшийся фарфоровый предмет.

Вместо этого я сосредоточиваюсь на решении проблемы.

Я слегка приоткрываю дверь, стараясь, чтобы Феникс меня не увидел, но мне не о чем беспокоиться.

Он стоит спиной к двери, закрывая обзор всем, кто находится на втором этаже.

― Мне нужен твой свитер.

Он поворачивает голову в мою сторону, но при этом отводит глаза.

― Так, думаю, нам нужно прояснить пару моментов.

― Сейчас? ― говорю я, продолжая прятать свое тело за дверью.

Он продолжает, как будто я не говорил.

― Да, мы с Рисом в прошлом трахались с одной и той же девушкой. Нет, с тобой этого не будет. Я не заинтересован в том, чтобы трахать тебя, а Рис еще меньше заинтересован в том, чтобы делиться тобой. Он на самом деле бы убил Девлина за то, что тот назвал тебя «любимая». ― Он подчеркивает слова, чтобы убедиться, что я поняла. ― Я не просто проявлял «напускную заботу», как ты, кажется, это назвала. Имей это в виду и хорошенько подумай, действительно ли тебе нужен мой свитер. Потому что меня ждет та же участь, если он застанет тебя в моей одежде.

Это, безусловно, самое большое количество предложений, которое я когда-либо слышал от Феникса, и я на мгновение ошеломлен этим.

― Смотри, ― шиплю я. ― Мой белый топ полностью прозрачен, и единственное, что на мне надето под ним, ― это накладки на соски, причем не дорогие. Дешевые, которые едва держатся. Так что либо я выйду отсюда без рубашки и с сиськами наружу, либо ты дашь мне свой свитер, и никто ничего не увидит. Как ты думаешь, что он предпочтет?

― Он будет ненавидеть и то, и другое, но, по крайней мере, я выживу в одном из этих двух случаев. ― Процедил он сквозь стиснутые зубы, колеблясь в принятии решения.

― Хорошо, ― говорю я, меняя тактику. ― Если бы Сикстайн была на моем месте, что бы ты предпочел, чтобы здесь произошло?

Теперь я привлекла его внимание.

Он срывает с себя свитер и бросает его мне.

― Спасибо. ― Я радостно щебечу, закрывая дверь. Я знала, что это сработает.

Несколько мгновений молчания, пока я надеваю свитер, прежде чем он снова заговорил.

― Что она рассказала тебе обо мне? ― Он спрашивает, его голос едва слышен через дверь.

Я открываю ее и указываю ему, чтобы он сел на край ванны, пока я пытаюсь спасти свой топ. Это не недавняя покупка, но это одна из моих любимых вещей, в которых я выхожу в свет, так что я буду очень расстроена, если мне придется его выбросить.

― Сикс? ― спрашиваю я, закрывая дверь и наклоняясь над топом, чтобы продолжить его чистку.

― Да.

― Ничего. Она не говорит о тебе. ― Я говорю, оглядываясь на него и наблюдая за тем, как работает его челюсть, как взволнованно прыгают мышцы на его щеке. Его глаза вспыхивают, и, как он ни старается, ему не удается скрыть хмурый взгляд, сжимающий брови. ― Ты хочешь, чтобы она это делала?

― Нет. ― Жестко отвечает он.

― Тогда все нормально, да? ― спрашиваю я.

Я отказываюсь от попыток спасти свой топ и с разочарованным вздохом бросаю его в мусорное ведро рядом с раковиной.

Он встает и колеблется.

― Почему ты заговорила о ней? ― спрашивает он, открывая дверь и пропуская меня вперед.

Я выхожу и оглядываюсь на него, отвечая.

― Потому что у меня есть глаза, Феникс. ― Я говорю ему, натыкаясь на что-то твердое.

Это похоже на настоящую кирпичную стену и полностью останавливает мое движение, пока я смотрю вверх, вверх, вверх, пока не вижу Риса.

― Чтоб меня. ― Я слышу, как Феникс бормочет у меня за спиной.

Лицо Риса чернеет от ярости, когда он смотрит сначала на меня, потом вниз, на мою одежду, и наконец, мучительно медленно, через плечо, на Феникса, который выходит из ванной вслед за мной.

― Макли, я…

Он не дает мне закончить.

Одним движением обходит меня, подходит к Фениксу и бьет его прямо в челюсть.

Лицо Феникса откидывается в сторону с неприятным звуком, из губы тут же вытекает кровь, но он не сопротивляется, так как Рис наносит ему еще один удар.

― Какого черта, Феникс? ― шипит Рис, хватая друга за воротник и прижимая его к стене. Этаж опустел: люди нашли себе место для перепихона или спустились вниз за выпивкой, так что мы остались одни. ― Ты, блять, трогал ее?

― Нет. ― Феникс огрызается с покорным выражением лица, принимая удары, которые обрушивает на него Рис. Он сгибается от силы удара в живот, дыхание вырывается сквозь зубы.

Я больше не могу на это смотреть.

― Остановись!

Лицо Риса метнулось ко мне, и он впился в меня ядовитым взглядом, его ноздри дико вспыхнули, когда он снова взял меня в оборот.

Исчезли все следы веселья, которое обычно присутствует на его лице.

Сейчас он готов калечить и убивать.

― Не вмешивайся. ― Он ворчит, его тон в равной степени холоден и пугающий. ― Я разберусь с тобой позже.

― Нет, отпусти его, ― говорю я, вставая между ними: ― Феникс просто помогал мне.

― Заткнись, ― прошипел он.

Его глаза сверкают огнем ярости, заставляя мое сердце замирать в груди. Вместо того чтобы успокоить его, я, кажется, только еще больше разозлила его.

Не оглянувшись на Феникса, он хватает меня за руку и швыряет обратно в ванную, захлопывая дверь перед моим носом.

― Эй, что ты делаешь? Выпусти меня! ― спрашиваю я, колотя кулаками по двери, сердце бешено колотится в груди.

Я пытаюсь открыть дверь, но чувствую, как тяжесть его тела давит на нее с другой стороны.

Я прижимаю ухо к двери, но из-за шума и музыки я почти ничего не слышу. Раздается глухой стук, затем стон, и меня отталкивают от двери, когда она открывается.

Рис угрожающе нависает над дверью, его огромное тело закрывает почти всю сцену, когда он входит.

Он смотрит на меня глазами, лишенными всякой человечности, закрывает за собой дверь и идет ко мне.

Мы находимся в ванной комнате размером с особняк, но все же это ванная комната, и мне некуда бежать, когда он надвигается на меня.

Его лицо полностью закрыто, глаза в ярости, когда он протягивает руку и хватает меня за горло.

Нет, хватает ― это слишком мягко сказано.

Он сжимает его, мгновенно уничтожая весь воздух в моем дыхательном горле и делая невозможным мое дыхание.

― Ты хочешь, чтобы я убил своего лучшего друга? ― требует он, шипя каждое режущее, яростное слово. Он трясет меня так сильно, что у меня стучат зубы.

― Это то, что ты хочешь увидеть? ― Он рычит, разъяренный и неуправляемый. Это опасная комбинация. ― Какого черта ты с ним делала, Тайер?

Я открываю рот, чтобы попытаться ответить, но не могу говорить из-за того, что он давит на меня. Его глаза следуют за движением и опускаются к моему рту, где я наблюдаю, как желание и ярость борются друг с другом за доминирование.

Я сжимаю его руку в знак того, что не могу говорить, что не могу дышать.

Он сжимает руку сильнее, наказывая меня, властвуя надо мной, оскалив зубы, из его груди вырывается рык, прежде чем он немного ослабляет хватку.

― Ты планируешь трахнуть его следующим? ― Спрашивает он, его слова жестоки: ― Я ввел тебя в игру и разогрел, так что теперь ты прокладываешь себе путь через мою группу друзей, так что ли?

Гнев вспыхивает в моей крови, и я пытаюсь ударить его коленом по яйцам. Он уклоняется от удара до ужаса легким движением бедер, его глаза сужаются до убийственных щелей, когда он хватает мои руки и скручивает их за спиной, удерживая их в плену рукой на моих запястьях.

Мы стоим лицом к лицу, и я чувствую, как его сердце бьется о мое.

― Отпусти меня. ― Приказываю я, стараясь не выдать своего гнева.

― Нет, ― отвечает он, его лицо в нескольких дюймах от моего.

― Если ты действительно так обо мне думаешь, то отпусти меня. ― Я говорю, дрожа от страха.

Свободной рукой он зажимает мне челюсть, заставляя посмотреть на него.

― А что еще я должен думать? ― спрашивает он, его голос громоподобно звучит в замкнутом пространстве. ― Я искал тебя, звонил и писал тебе, а нашел тебя с моим лучшим другом, в его одежде.

Он прижимает свое лицо к моему так близко, что я чувствую его дыхание на своих губах.

― Что еще я должен думать, кроме того, что ты дала ему то, что принадлежит мне? ― Он яростно шепчет мне в губы, и мне кажется, что я улавливаю в его голосе обиду. ― Он целовал эти губы? ― спрашивает Рис, проводя большим пальцем по шву моего рта.

Его ревность горячит мне кровь.

Хотела бы я сказать, что меня это не заводит, но, зная, что он так разгорячен, что его доводит до безумия мысль о том, что я прикасалась к кому-то другому, я просто хочу его еще больше.

Но это еще и проблемы с моей головой.

Мы только начали встречаться, и я старалась сдерживать свои чувства, не слишком вкладываться в него, а он настаивал, что не хочет ничего по-настоящему значимого.

Я полагала, что он никогда не захочет эксклюзивности, но вот он здесь. Похоже, он не только хочет, но и требует этого от меня.

― Нет, он меня не целовал. ― Я говорю ему, и на его лице появляется видимое облегчение. ― Но разве ты не должен быть счастлив, что мы ладим? Разве это не облегчит тебе дальнейшую жизнь? ― спрашиваю я его, легкомысленно.

Он дышит так, словно только что закончил гонку, его грудь заметно вздымается и опускается.

― О чем ты говоришь?

― Ну, знаешь, когда ты попросишь меня трахнуть вас обоих сразу. Мне сказали, что это твоя фишка, так что разве ты не должен радоваться, что у нас с Фениксом все получается?

Он хватает воротник свитера Феникса в оба кулака и рвет его с яростным, почти звериным ревом.

Материал толстый и не рвется полностью за один раз, поэтому он тянет второй, потом третий раз, с гневом, пока не срывает ткань с меня.

Я поднимаю руки, пытаясь прикрыться, но он перегибает меня через раковину и включает кран.

Я вскрикиваю, когда холодная вода попадает на мою голую спину.

― Что ты делаешь? ― кричу я, пытаясь встать прямо.

Он кладет руку мне между лопаток, заставляя опуститься обратно и крепко удерживая меня под водой, а сам берет мыло и открывает его зубами.

Я слышу, как он выплевывает колпачок, и только потом чувствую, как вязкая жидкость падает мне на спину.

― Стоп! Что ты…

― От одной мысли о том, что ты пропитана его запахом, мне становится дурно. ― Он рычит и начинает мыть меня. Его руки грубы и небрежны на моих изгибах. ― И ты думаешь, что я когда-нибудь поделюсь тобой с кем-нибудь еще?

Он вслепую тянется к шкафу и достает щетку для душа. Добавив на нее побольше мыла, он натирает меня до блеска, двигаясь от плеч к рукам, от верхней части спины к пояснице.

Не желая останавливаться, он разбрызгивает воду повсюду, проливая ее на столешницу, мраморный пол и мою юбку.

Глаза слезятся от грубого обращения, но мое тело поет и готово к нему.

Я все еще покрыта мыльной водой, когда он перекрывает кран и, потянув меня за волосы, кладет лицом вниз на мокрый стол рядом с раковиной.

Рис наклоняется и кладет верхнюю половину своего тела на мое, его рука обхватывает мою челюсть сзади, и он заставляет меня смотреть на нас в зеркало.

Мой пульс возбужденно бьется, когда я вижу плотский взгляд в его глазах.

― С меня хватит. ― Он шипит мне в ухо, глядя на меня через зеркало. ― Хватит с тебя того, что ты произносишь имена других мужчин, когда не хочешь произнести мое, хватит того, что ты убегаешь, хватит твоих маленьких игр. ― Он кусает меня за шею, заставляя громко вскрикнуть. Вслед за этим он наносит не менее мощные укусы по всей длине моего горла, до плеч и везде, где только можно впиться зубами. Он делает небольшую паузу, чтобы снова встретиться с моими глазами в зеркале и отдать зловещий приказ. ― Я хочу, чтобы ты видела, как я владею тобой.

Он меняет руки на моем горле и кусает другую сторону моего тела. Он безжалостен, когда впивается в меня зубами так глубоко, что я понимаю, что завтра буду вся в следах.

Парень задирает мою юбку выше талии, разрывая стринги пополам. В следующий момент я стону, чувствуя, как его зубы впиваются в мою задницу. Он раздвигает мои ноги и продолжает лизать и сосать внутреннюю поверхность бедра до самых икр.

Он проводит руками вверх от моих лодыжек, по икрам и бедрам и к моей заднице, стоя позади меня.

― Потянись назад и раздвинь свою попку.

Мои щеки вспыхивают от смущения при этой мысли, и когда я не сразу подчиняюсь, он шлепает меня по ягодицам, а затем по месту, где я сижу.

― Мне нравится, как ты краснеешь. ― Бормочет он, не сводя глаз с моих щек. ― Раньше я думал, что ты просто играешь в невинность, ― размышляет он. ― Но когда узнал, что это действительно так, что ты вся моя, то каждый румянец стал еще слаще.

Он обрушивает на меня три шлепка подряд, и каждый удар заставляет искру проскочить прямо по центру.

― Потянись назад и раздвинь свою задницу, ― повторяет он, его голос звучит угрожающе. ― Покажи мне мою киску.

Я выполняю его просьбу и жадными глазами слежу за тем, как его взгляд мучительно медленно перемещается с моего лица на обнаженный центр. Нет ничего более уязвимого, чем вот так открыться ему на милость.

Волчий взгляд его глаз обещает грубое, но безграничное удовольствие.

― Такая красивая и мокрая для меня. ― Он мурлычет, проводит рукой по моей попке, а затем предупреждает: ― Не отпускай, иначе я остановлюсь.

Мои глаза закатываются на затылок, а по позвоночнику пробегает дрожь, когда его пальцы обхватывают мой клитор. Он скользит ими по моим складочкам, смазывая их моей влагой, и вводит два пальца в меня.

Я задыхаюсь, пытаясь растянуть тело, но он просто входит в меня.

― О, блять… ― Я бормочу, откидывая голову на стойку и с трудом удерживаясь на ногах, когда мои ноги начинают неистово дрожать.

Он вводит и выводит из меня свои пальцы, его темп безжалостен. Придушенные, нечленораздельные звуки срываются с моих губ, когда я пытаюсь удержать безумное удовольствие, проникающее в меня.

― Ты принадлежишь мне. Ты принадлежишь только мне и никому другому. ― Он ворчит: ― То, что я сделаю с любым мужчиной, который прикоснется к тебе, поставит меня первым в очереди в камеру смертников, ты меня понимаешь? Никто к тебе не прикоснется.

Я судорожно трясу головой, борясь с удушающим возбуждением за ясность ума. Его пальцы проникают внутрь меня и нащупывают место, от которого у меня появляются звезды.

Я задыхаюсь от желания, звуки, которые я издаю, звучат громко и жалобно в замкнутом пространстве.

― Скажи, что ты принадлежишь мне. Скажи, что больше ни с кем не будешь трахаться.

― Я… я не буду. Я принадлежу тебе, ― прохрипела я и обнаружила, что мне легче, чем когда-либо прежде, быть честной.

Я хочу его и никого другого.

Он обхватывает меня за талию и притягивает к своей груди. Продолжает трахать меня пальцами, добавляя третий и растягивая меня полностью, а другой рукой прижимает меня к себе.

Я приближаюсь к оргазму, который уже совсем рядом, когда он подносит свои губы к моему уху.

― Это касается обеих сторон, любимая. ― Он жарко шепчет: ― Если ты хочешь, чтобы я был твоим, если ты хочешь, чтобы я трахал только тебя, ты должна заявить на меня свои права в ответ.

Мои зубы обнажаются в маниакальной улыбке при мысли о том, что он может трахать кого-то еще.

Я заношу руку, чтобы обхватить его шею и провести пальцами по волосам на его затылке. Чувствую, как мое последнее сопротивление сдается перед этим окончательным искушением.

Я хочу, чтобы он был моим.

Я не хочу больше бороться с этим, я хочу сделать слепой прыжок веры к нему и надеяться, что он не причинит мне боли.

― Скажи это, Тайер. ― Он уговаривает меня.

Я поворачиваю голову в его сторону, касаясь носом его носа, а затем смыкаю губы вокруг его губ. Он обхватывает мое горло и наклоняет меня к себе, отвечая на мой поцелуй с еще большей агрессией.

Мне приходится оторвать свои губы от его губ, чтобы сказать ему те слова, которые он хочет услышать. Те, которые он давно хотел услышать.

― Я хочу тебя, Рис.

Я с трепетом наблюдаю за тем, как его взгляд становится совершенно диким, а глаза закрываются. Я чувствую, как он делает большой вдох позади меня, словно желая продлить этот момент, насладиться им.

Его рука опускается к моей киске, и он начинает ласкать пальцами мой клитор.

― Снова.

― Ты единственный, кого я хочу, Рис. ― Говорю я ему, и он щиплет мой клитор.

Никакого предупреждения. Никакой подготовки моего тела к оргазму, который прорывается через него с силой урагана пятой категории. Спазмы прокатываются по моему телу, и я, покачиваясь на волнах, падаю на него.

Он разворачивает меня, поднимает и укладывает на мокрую стойку, а затем раздвигает мои ноги и встает между ними.

Рис обхватывает меня за горло, а другой рукой расстегивает ремень и снимает брюки.

― Я собираюсь трахнуть тебя голой, ― говорит он, его голос становится хриплым, когда он освобождает свой член. ― А затем я собираюсь кончить в тебя.

Он несколько раз проводит своим твердым членом по моим складкам, затем подводит головку к моему входу и одним грубым толчком проникает внутрь.

Мой рот раскрывается в беззвучном крике, когда он заполняет меня до отказа. А затем я действительно вскрикиваю, когда он начинает входить в меня с такой силой, что я ударяюсь спиной о зеркало позади меня при каждом его толчке.

Мы оба смотрим вниз, на то место, где мы соединились, завороженные видом его члена, порочно проталкивающегося сквозь мои складки.

― Рис, Рис, Рис, ― говорю я, скандируя его имя почти как молитву, от удовольствия я чувствую себя пьяной и дезориентированной.

Он закрывает мне рот рукой, заглушая мои крики.

― Я кончу от звука собственного имени, если ты будешь продолжать так стонать, любимая, ― говорит он сквозь стиснутые зубы.

Он облизывает один из моих сосков и всасывает его в рот, заставляя меня выгнуться дугой с радостным криком.

― Никогда больше не прекращай называть меня по имени, ― приказывает он, обхватывая мой бутон. ― Обещай.

Он убирает руку, заставляя меня задыхаться и отвечать.

― Я обещаю.

Рис опускает голову мне на плечо, продолжая входить в меня.

― Хорошая девочка. ― Он ворчит, когда я провожу ногтями от его затылка вверх по волосам. ― Мне нравится чувствовать тебя вот так. Такая напряженная и готовая для меня.

― Только для тебя, ― мурлычу я ему в ухо.

― Правильно, блять, только для меня, ― говорит он, поднимая голову и глядя на меня, пока его рука играет с моим клитором. ― Сожми мой член. Сожми… блять, да. Вот так. Еще раз.

Он сопровождает свои слова сильными толчками, от которых у меня подгибаются пальцы ног и плавится низ живота, и я кончаю, отчаянно цепляясь за его шею, чтобы прижать его к себе.

Я вздрагиваю, и мои мышцы сжимаются вокруг него, а мокрая влага вытекает из меня и стекает по бедру. То, как я сжимаюсь вокруг него, вызывает его собственный оргазм, и он изливает свою горячую сперму внутрь меня постепенно ослабевающими толчками.

Рис опускается на меня сверху, и долгие мгновения мы просто лежим в тишине, единственным звуком, пронзающим тишину, являются резкие выдохи, когда мы переводим дыхание.

Наконец, он встает на ноги, упираясь своим телом в мои все еще раздвинутые бедра, и смотрит на вытекающую из меня сперму горячими глазами.

― Ты выглядишь непристойно, ― мурлычет он.

― И чья это вина?

― Моя. ― Радостно отвечает он, его ухмылка вернулась, и темное облако рассеялось, когда он наклонился и прижался поцелуем к моим губам. Его глаза темнеют, когда он смотрит на меня, прежде чем он снова целует. ― Моя.

Я спрыгиваю со стойки, когда он тянется к шкафу справа от раковины и достает оттуда пушистое полотенце.

― Снимай юбку, ― командует он, распутывая полотенце и открывая его для меня.

Я делаю то, что он сказал, стягиваю юбку с ног и делаю шаг к нему. Он оценивающе смотрит на меня, его взгляд голоден, ведь он впервые видит меня полностью обнаженной.

― Я уже снова хочу тебя, ― признается Рис, больше для себя, чем для меня.

― Позже. ― Отвечаю я, подхожу к нему и кладу ладонь ему на грудь.

Он веером разворачивает полотенце надо мной и оборачивает его вокруг моей спины, смыкая две стороны передо мной. Обхватывает меня руками и прижимает к себе, чтобы вытереть насухо, заставляя меня хихикать.

Он громко стонет.

― Не смейся так, если не хочешь, чтобы я трахал тебя снова до «позже». Это хихиканье только что выстрелило прямо в мой член.

― Извини. ― Я лгу, снова хихикаю и обхватываю руками его середину, кладу подбородок ему на грудь и смотрю на него вверх.

Он искренне улыбается мне и заправляет прядь волос за ухо, но я вижу, что в его взгляде все еще прячется что-то похожее на озабоченность.

― Расскажи мне, что ты делала с Фениксом. ― Злость исчезла, но мне следовало бы не думать, что он просто так это оставит.

― Он помогал мне, вот и все. ― Глаза Риса сузились, не веря, и я пересказала всю ночь до того момента, когда он нашел меня. ― Девлин подошел ко мне и стал говорить всякие странные вещи, и Феникс сказал ему, чтобы он проваливал. Потом какая-то девушка пролили вино на мой белый топ, и я, по сути, заставила его отдать мне свитер, сказав, что если он этого не сделает, то у меня не будет другого выбора, кроме как уйти топлес. ― Я говорю ему, а потом добавляю: ― Ты должен извиниться.

При этом он рычит, хотя звук уже не такой грозный, как раньше.

― Мне не нужно ни за что извиняться. Он перешел черту.

― Какую черту?

― Он знает. Спроси его, должен ли я извиняться, ― он говорит, задрав подбородок: ― Он скажет тебе, что я ударил его недостаточно сильно.

― Несмотря на то, что он помогал мне?

― Именно потому, что он помогал тебе, он легко отделался. Я не пойду домой и не закончу то, что начал. ― Он зловеще ухмыляется, обнажая зубы. ― Что тебе сказал Девлин?

Судя по его реакции на Феникса, я знаю, что если я скажу ему правду, он выйдет из туалета, выследит Девлина и выпотрошит его, как рыбу, поэтому я говорю туманно.

― Ничего, он просто представился.

― Он не тот человек, о котором тебе нужно думать. ― Рис собственнически хмыкает.

― Ладно, пещерный человек. ― Я смеюсь, успокаивающе похлопываю его по груди, встаю на носочки и целую его.

Он заканчивает вытирать меня, его пальцы впиваются в мои бока, заставляя меня снова хихикать.

С тихим мурлыканьем он обхватывает меня за шею и прижимает к себе.

― Пойдем ко мне домой. ― Он говорит: ― Останься со мной на ночь. ― Это просьба, а не вопрос, но он ждет, что я отвечу.

Теперь, когда я у него есть и он получил то, за чем пришел, он не хочет оставаться на этой вечеринке и проводить время вместе.

Возможно, он даже не хочет, чтобы нас видели вместе.

― Потому что ты хочешь снова меня трахнуть? ― спрашиваю я.

Скажи мне «нет». Скажи, что это потому, что ты хочешь провести со мной время.

― Да. ― Он отвечает, и его ответ искренен.

Мгновенная боль пронзает меня от его слов, напоминание о том, что это всего лишь перепихон.

Секс горячий и грязный, я хочу его снова так же сильно, как и он меня, но он был другом еще до того, как мы познакомились.

Потребность проводить с ним время, веселиться и смеяться опасна. Теперь, когда в дело вступает секс, в моей голове стираются границы.

Я не могу позволить ему размыть их в моем сердце.

Я знала, что это будет несерьезно, когда мы начали встречаться, но меня ранит то, что он, похоже, хочет держать это в секрете.

Феникс, конечно, знает, и, полагаю, Роуг тоже, но для всего остального мира, похоже, он доволен тем, что я остаюсь лишь его тайной связью.

Я отстраняюсь от него и тихонько одергиваю юбку.

― Что случилось? ― спросил он, почувствовав во мне перемену. Его брови нахмурены, и он выглядит искренне озадаченным.

Теперь, когда физический момент между нами закончился, я снова верчусь в своих мыслях, мой мозг жаждет определить, что мы делаем.

― Ничего. ― Я говорю, оглядываясь в поисках своего топа, забыв, что он в мусорном ведре.

Он осторожно берет меня за локоть и разворачивает к себе.

― Не делай этого. ― Он говорит, срывая с себя черную майку и надевая ее мне на голову. Он стоит передо мной без рубашки, его рельефная грудь и живот вздымаются, когда он скрещивает руки. ― Поговори со мной.

― Мне не нравится быть секретом. ― Я говорю, потому что это проще, чем признаться в чем-то другом. Я избегаю его взгляда, продевая руки в рукава футболки.

Он осторожно поворачивает мой подбородок к себе.

― О чем ты говоришь?

Я ищу нужные слова, чтобы выразить то, что я чувствую, но не могу их найти. Вместо этого я говорю:

― Ты не хотел, чтобы кто-то слышал наш разговор, когда мы были в классе.

― Подожди. ― Говорит он, и я слышу в его тоне недоверие. ― Ты думаешь, я пытаюсь это скрыть?

― Когда мы были в той крошечной кладовке в школе, ты заставил меня уйти первой. Ты не хотел, чтобы люди видели нас вместе. ― Я указываю на это, мой тон слегка обвинительный. ― А сейчас ты собираешься сделать то же самое? Мне ведь придется тайком уйти от них в твой дом, чтобы никто меня не увидел?

Он сжимает мою челюсть, держа меня лицом к себе.

― Я думал о тебе, ― отвечает он, прижимаясь горячим поцелуем к моему рту с довольной улыбкой. ― Я не думал, что ты захочешь, чтобы люди видели, как ты выходишь из кладовки с видом свежеоттраханной на территории школы, особенно когда у тебя здесь стипендия, ― добавляет он.

― О.

― И да, ты абсолютно права, я не хотел, чтобы кто-то слышал нас в классе. Это не потому, что я не хочу, чтобы люди знали, что я трахаю тебя, или что я стесняюсь, Сильвер, ― говорит он, его челюсть работает. ― Это потому, что я не хочу, чтобы кто-то слышал, как я трахаю тебя и как ты кончаешь для меня.

Я в растерянности.

Я сразу предположила худшее, а на самом деле оказалось, что он просто защищал меня, как обычно.

― Так ты не держишь это в секрете? ― спрашиваю я, чтобы убедиться в том, что я правильно понимаю.

― Поверь мне, я не против рассказать людям, что мы трахаемся. ― Говорит он. ― На самом деле…

Его голос прерывается, когда он наклоняется, чтобы схватить лоскуты свитера Феникса одной рукой, а другой переплетает свои пальцы в мои.

Он распахивает дверь и вытаскивает меня за собой на лестничную площадку.

― Слушайте все, ― зовет он, притягивая меня к перилам. Несколько человек на нашем этаже слышат его и оборачиваются, но музыка слишком заглушает его слова, чтобы подавляющее большинство людей внизу могли их услышать.

― Что ты делаешь? ― шиплю я на него, избегая взглядов людей внизу. Он сжимает мою руку, подносит пальцы другой руки ко рту и издает оглушительный свист.

Это привлекает всеобщее внимание.

Он закидывает руку мне на плечо и прижимает меня к себе, а затем прижимается губами к моим губам.

Все остальное сразу же исчезает, когда его язык проникает в мой рот и борется с моим.

Он стонет, прижимаясь к моим губам, и жарко посасывает мой язык. Поцелуй дикий, неистовый и совершенно неуместный.

Осознание этого заставляет меня оторвать свои губы от егогуб. Он смотрит на меня тяжелыми глазами, в которых пульсирует вожделение, и на мгновение я оказываюсь в ловушке его взгляда.

Я отворачиваюсь и смотрю на шокированные и недоумевающие лица наших одноклассников, в том числе и лицо Неры.

Она стоит у подножия лестницы с выражением, граничащим с гордостью, и восторженно улыбается мне, показывая большой палец вверх.

Мне хочется заползти в нору, чтобы тихо умереть от этого унижения.

― Я хотел сообщить вам, ребята, что мы трахаемся. ― Рис объявляет об этом с довольным хмыканьем.

― О, мой гребаный Бог. ― Тихо бормочу я.

Он слегка поворачивает ко мне голову и говорит так, чтобы я его слышала:

― Я же говорил тебе, что не буду скрывать, и я не шутил. Они все узнали. ― Потом громче, чтобы слышали все остальные: ― Мы трахаемся, и она моя. Любой, кто приблизится к ней или прикоснется к ней, будет близко знаком с жестокой болью от моих рук.

Я вижу, как Девлин хмурится вдалеке, на его лице выражение злобы и ревности.

Я видела такое выражение на многих лицах и знаю, что это не ревность по поводу заявления Риса, а ревность к нему в целом.

Он зол, горек и жаден до положения Риса.

Девлин ― человек, чья жизнь пройдет на обочине, в тени. Он никогда не почувствует луча солнца, согревающего его кожу.

А Рис ― это и есть солнце.

Я рада, что прислушалась к своему чутью, когда дело дошло до него. Я знала, что здесь что-то не так.

― Теперь, когда все улажено, ― говорит Рис, гладя меня по шее. ― Пойдем ко мне. ― Он ведет меня вниз по лестнице, держа мою руку в своей.

― Ты сумасшедший. Мне не нужно было, чтобы ты это делал. ― Я говорю ему, прежде чем сжать его руку: ― Но спасибо.

Вместо того чтобы направиться к входной двери внизу лестницы, он поворачивается и ведет нас вглубь дома. Когда мы доходим до кухни, он останавливается и притягивает меня к себе.

― Да. Очевидно, я недостаточно хорошо отстаивал свои права, если ты хоть на секунду подумала, что я готов поделиться или пытаюсь это скрыть. ― Он обходит остров и берет со стойки бутылку текилы, а затем возвращается ко мне. ― Пока мы занимаемся этим, ты принадлежишь мне. Твоя маленькая пикантная личность, твои ноги, твоя коса, это очаровательное хихиканье, которое заставляет меня каждый раз хотеть рассмешить тебя снова, твои мягкие губы и твой острый язычок. Черт, особенно твои мягкие губы и острый язычок. Они принадлежат мне. Все принадлежит мне. ― Он делает глоток текилы из бутылки, а затем приникает своими губами к моим.

Огненная жидкость проходит через его губы и через мои, попадает в мой готовый рот, где обжигает своим жаром мой язык. Поцелуй, подпитанный жгучим ароматом текилы, опьяняет и дезориентирует.

Я возвращаюсь к реальности и обнаруживаю, что мои руки впиваются в кожу его груди, а я прижимаюсь к нему, как дикая кошка, пытающаяся забраться на дерево.

― Если ты еще раз в этом усомнишься, найди меня. Я надену на себя поводок и позволю тебе выгуливать меня по кампусу, чтобы все видели, потому что я принадлежу тебе так же, как ты принадлежишь мне. ― Он целует кончик моего носа. ― Понятно?

Я несколько раз тупо киваю, прежде чем мне удается прошептать:

― Да.

― Хорошо. ― Говорит он, резко шлепая меня по заднице. Он хватает порванный свитер Феникса и бутылку текилы в одну руку, мою руку в другую и выводит нас через парадную дверь, пока я яростно пишу Нере сообщение о том, что собираюсь уходить.

Как только мы оказываемся на улице, он останавливается на лужайке перед домом и бросает остатки свитера на траву.

― Что ты делаешь? ― спрашиваю я.

Он не отвечает, вместо этого откупоривает текилу и переворачивает бутылку, обдавая лоскутки одежды алкоголем. Поднимает один из лоскутов свитера и подносит зажигалку к донышку.

― Пока, Тайер! ― говорит Нера, выскакивая через входную дверь и направляясь ко мне, но замедляет шаг, когда Рис поджигает кусок ткани. ― Ого, ― добавляет она, подходя ко мне.

Рис секунду смотрит на огонь, пламя ярко отражается в его темных, завораживающих глазах, а затем он бросает лоскуток на остальные лоскутки.

Вся куча вспыхивает, подпитываемая спиртом в качестве катализатора, и пламя поднимается на несколько футов в небо.

Я прикована к месту, застыв на месте.

Когда я наконец отвожу взгляд, чтобы посмотреть на него, он уже смотрит на меня. Он стоит там, без рубашки, явно невосприимчивый к прохладному ноябрьскому воздуху и затмевает пламя своим массивным телом, выглядя при этом очень хищно.

― Урок. ― Он мрачно прорычал: ― В следующий раз, когда к тебе прикоснется другой мужчина, будь то руками или чем-нибудь еще, я подожгу его одежду, пока он все еще будет находиться в ней.

Он одаривает меня антагонистической улыбкой, гарантирующей выполнение всех его угроз и обещаний.

― Он ненормальный. ― Говорит Нера, стоящая рядом со мной. Она говорит это без осуждения, как будто это факт, который она только что узнала об этой особой породе людей.

― Я знаю, ― смеюсь я и краем глаза замечаю, что она смотрит на меня тем же взглядом. ― Мне это чертовски нравится.

30





― Рис. ― Я слышу шепот Тайер, когда ее голос проникает сквозь ментальный туман. Когда я не отвечаю, она легонько похлопывает меня по груди, вырывая из крепкого сна. ― Рис!

Мягкое эхо отдается в моей груди, когда она произносит мое имя, ее голос становится воздушным и нежным, когда она с любовью произносит этот единственный слог между губами.

Уже почти девятнадцать лет я слышу, как люди произносят мое имя, и никогда оно не звучало так сладко, как вчера вечером, когда она произнесла его.

Я затаил дыхание на долгие, мучительные, вечные секунды, ожидая, скажет ли она это.

И она сказала.

Она наконец-то сломалась и уступила мне.

Последствия того, что она произнесла мое имя, должны быть изучены учеными, потому что результат был подобен взрыву бомбы, поразившей внутренние органы.

Давление взрыва излучалось через меня, генерируя огромное количество энергии, которая усиливала движение крови в моих венах, заставляя меня чувствовать себя на грани потери сознания.

Одним словом, я был фактически сброшен на заводские настройки.

Спустя несколько часов я все еще ощущаю остатки этого чувства во всем своем теле.

― Ммм? ― непонятно бормочу я, обхватывая ее руками, чтобы прижать к себе.

Когда мы вернулись ко мне после вечеринки, мы искали закуски на кухне. Мой голод не мог быть утолен, и я трахнул ее в кладовке.

Мы легли в постель, насытившись с лихвой, и я обхватил ее за плечи, прижав к себе ногами и руками, чтобы она не смогла уйти, даже если бы попыталась.

― Ты не спишь? ― спросила она, и я, наконец, приоткрыл веки, чтобы посмотреть на нее сверху вниз.

Я едва могу разглядеть ее лицо ― на улице еще темно.

―Который час?― пробурчал я.

― Три часа ночи. ― Отвечает она, и я громко стону.

Она тихонько смеется, и, открыв глаза, я вижу, что она смотрит на меня, прижавшись к моей руке.

― Что? ― грубо спрашиваю я. Прежде чем она успевает ответить, я наклоняю голову и накрываю ее губы своими в нежном поцелуе.

― Ты такой угрюмый.

― Это потому, что я раздражен. Сейчас рассвет, я знаю морских пехотинцев, у которых пробуждение более мягкое, чем это.

― Извини, ― говорит она с очередным смешком, в ее тоне нет и следа извинения.

Я снова целую ее. Я не могу остановиться с прошлой ночи.

Так же, как меня взбодрило то, как она произнесла мое имя, так и то, как она вышла из ванной после того, как я ее искал, вызвало во мне такой же толчок.

Пока я не понял, что на ней был свитер Феникса.

И до тех пор, пока мужчина, о котором идет речь, не вышел из той самой ванной комнаты прямо за ней.

Яд распространился по моей крови, как самая агрессивная раковая опухоль, захватывая и отравляя мое настроение до черноты.

Я знал, насколько сильным было мое влечение к ней, как сильно я хотел ее и жадно желал удержать, но все же я был потрясен глубиной и пылкостью ревнивой ярости, которая пронзила меня при мысли о том, что она позволила кому-то другому прикоснуться к себе.

Я думал, что ясно дал ей понять, что она недоступна для всех, кроме меня, но, очевидно, это было не так.

Я внутренне зарычал, раздраженный этой мыслью, но отбросил ее, покачав головой.

После ее признания, что она моя, и избавления от прежней двусмысленности, в моей груди громко заурчало чувство собственничества, которое я испытываю к ней.

Я уже знаю, что нескольких недель с ней будет недостаточно, и не вижу возможности отпустить ее в ближайшее время.

При мысли о том, что мне придется от нее отказаться, у меня защемило в груди, и я не хочу этого признавать и игнорировать.

Я не стану привязываться к ней еще сильнее, чем уже привязался. Я не могу.

― Что случилось?

― Мы не говорили о твоем сегодняшнем матче, ― говорит она. ― Я хочу увидеть голы, которые ты забил.

Я закрываю глаза с очередным стоном, пряча улыбку за гримасой. Она еще более одержима, чем я.

― Это не может подождать до завтра?

― Ну же, — ―отвечает она, легонько подталкивая меня под ребра. ― Я не могу уснуть. ― Она говорит мягко.

― А просмотр записи игры ― это хорошая альтернатива сну?

― Конечно, ― возражает она. ―Мне нужно убедиться, что ты так же хорош, как утверждаешь.

Я смеюсь и достаю свой телефон, лежащий на прикроватной тумбочке. Мэтьюс записывает все наши матчи и присылает нам ссылку для изучения игрового видео, так что у меня под рукой должны быть эти записи.

― Так и есть. ― Говорю я ей, нажимая на электронную почту в верхней части папки «Входящие».

― Я буду об этом судить. ― Она отвечает надменно, заставляя меня снова рассмеяться.

Я нажимаю кнопку воспроизведения на длинном ролике, примерно пятнадцать минут, и мы начинаем смотреть. В основном мы молчим, только Тайер время от времени комментирует какую-нибудь игру или я указываю на что-то, на что она хочет обратить внимание.

На шестой минуте я забиваю свой первый гол ― залпом в правый верхний угол с расстояния пятнадцати метров.

― Ни хрена себе! ― говорит она, затаив дыхание, проводя пальцем по шкале времени и перематывая видео на пятнадцать секунд назад.

Она просматривает его еще несколько раз, вчитываясь в предшествующую игру, которая привела к голу, и в сам гол. Есть что-то такое в том, чтобы наблюдать, как она зачарованно смотрит на меня, от чего мой член становится твердым.

Она включает видео, и оно представляет собой монтаж крупных и средних планов, на которых я участвую в следующих играх. Это похоже на мой личный ролик.

― Кто-то снимал лишь тебя. ― Она говорит с придыханием. ― За камерой стоял член твоего фан-клуба?

Я ухмыляюсь надутому тону ее голоса.

― Ревнуешь?

― Вряд ли. ― Она насмехается. ― В твоей команде есть еще десять игроков, я просто говорю, что думаю, что они были бы благодарны за то, что на пару кадров оказались в центре внимания.

― Я забил все три наших гола, ― замечаю я в защиту видеографа.

― И это, вероятно, потому, что остальные члены твоей команды чувствуют себя недооцененными, что сказывается на их игре. ― Она возражает, ее рука дико взлетает: ― Кто бы ни был оператором, может быть, она направит камеру на них и перестанет пялиться на тебя хоть на секунду?

― Я полагаю, что за камерой стоял мой футбольный тренер средних лет.

― Ну…

Я смеюсь, глядя, как слова замирают на ее губах, а потом рот захлопывается, когда она не может найти адекватного ответа на мое заявление.

Она снова смотрит на экран и смотрит еще несколько секунд, прежде чем поставить видео на паузу.

― Подождите минутку. ― Говорит она, перематывая видео еще на пятнадцать секунд назад.

― Что? ― спрашиваю я.

В ролике крупным планом показано мое лицо, когда я иду к боковой линии, чтобы вбросить мяч. На ходу я поднимаю руку и ловким движением убираю волосы со лба.

Она останавливается на этом кадре: моя рука наполовину закрывает лицо, за ней частично скрывается моя вечная полуулыбка.

Она хмурится, указывая на пушистый розовый браслет, обвивающий мое запястье.

― Это моя резинка для волос?

― Да.

Она переводит свой изумленный взгляд на меня.

― Почему она у тебя на запястье?

― Теперь она моя.

Я отчетливо помню тот момент, когда она протянула мне черную и розовую резинки, когда я заплетал ей волосы. Я обернул черную резинку вокруг ее волос и уставился на розовую, держа ее в руке.

Я держал что-то принадлежащее ей, что-то, что она дала мне, когда не могла дать ничего другого, и мой кулак крепко сжимался вокруг этого, не желая отпускать его.

Я засунул резинку в карман и забрал ее, как вор.

― Отдай, я искала ее.

― Не могу. ― Просто сказал я ей.

― Почему? ― спрашивает она, недоумевая.

Я забыл, что положил резинку в карман сумки, и нашел ее, когда готовился к матчу. Инстинктивно я взял ее в руки и натянул на запястье, движение было органичным.

Так же, как я помогал ей готовиться к игре, я хотел, чтобы она была рядом со мной в каком-то смысле.

― Я забил три гола в ней, помнишь? Это мой талисман удачи.

Ее глаза расширяются, а затем смягчаются, когда они без слов ласкают мое лицо.

― Как спортсмен, ты понимаешь, что может сделать отнятие моего талисмана, верно? Это может разрушительно сказаться на моей игре, и я знаю, что ты этого не хочешь.

― Верно. ― Она говорит с улыбкой, наклоняясь, чтобы поцеловать меня. ― Меня больше не волнует, что оператор ― горячая цыпочка.

Она прижимается ко мне поближе, и мы смотрим остальные моменты игры, включая мой гол с пенальти и гол в свои ворота.

― Ну что? ― спрашиваю я ее, когда мы заканчиваем. ― Каков вердикт?

Она резко вздыхает и наконец признается:

― Ты очень хорош.

Она вскрикивает, когда я хватаю ее за бедра и переворачиваю на спину, а затем перекидываю свое тело на ее. Ее ладони упираются в мою грудь, и она смотрит в мои голодные глаза.

― Это не единственное, в чем я хорош. ― Говорю я ей.

― Я в курсе, ― мурлычет она, поглаживая рукой мою бровь. ― Откуда у тебя этот шрам?

― Несчастный случай. ― Я говорю ей: ― В детстве я упал с конструкции в детском парке и приземлился на разбитую бутылку.

― Тебе повезло, что она не попала тебе в глаз, ― говорит она, проводя большим пальцем по дуге. ― Это несправедливо, что даже твои шрамы делают тебя более привлекательным.

― То, что ты так думаешь, предвещает мне успех, потому что подожди, пока ты не увидишь мои эмоциональные шрамы, ― поддразниваю я.

― Покажи мне их, ― отвечает она, обхватывая меня за шею. ― Я хочу увидеть их все.

Я со стоном зарываюсь лицом в ее шею. Почему она должна была это сказать? И почему мне вдруг захотелось рассказать ей все, раскрыть себя, чтобы она увидела, что на самом деле из меня получилось?

Мы ступаем на опасную территорию, и я знаю это.

Мой язык высунулся и лизнул длину ее шеи, а затем я впился ртом в кожу ее точки пульса, заставив ее вздрогнуть.

Я глажу ее грудь, затем провожу рукой по ее боку, по бедру и между ног. Отодвинув ткань ее стрингов, я погружаю пальцы между ее складок, когда она выгибается навстречу мне.

― Кажется, я нравлюсь твоей киске. ― Я бормочу, мои слова приглушенно звучат на ее коже. ― Она всегда капает для меня.

Тайер стонет, крепче прижимаясь к моей шее, когда я ввожу в нее палец. Ее стенки все еще восхитительно плотно обхватывают мой палец, когда я начинаю вводить и выводить его из нее.

Подняв голову, я сомкнул губы вокруг ее губ, засасывая нижнюю губу в рот и покусывая ее.

― Тебя возбудило то, как я играл? Как я причиняю себе боль? Или, может быть, упоминание об эмоциональной травме? ― Я дразню ее: ― Что именно?

Я добавляю второй палец, не сводя глаз с ее лица, наблюдая, как наслаждение поглощает ее. Ее рот слегка приоткрывается, розовый румянец окрашивает ее щеки, а глаза сверкают, глядя на меня, ― полная картина ее лица так чертовски красива.

― Все. ― Она задыхается. ― Весь ты.

Я знаю, что мои глаза темнеют от удовлетворения при ее словах, я чувствую, как они меняются в ответ на ее слова.

― Хороший ответ. ― Я говорю, высвобождаясь из ее объятий и скользя по ее телу.

Мои пальцы не покидают ее, продолжая быстро двигаться, когда я подношу свой рот к капающей киске и цепляюсь зубами за ее клитор.

Она так яростно дергается от этого прикосновения, что, если бы моя рука не обвилась вокруг ее бедра, она бы вырвалась из моей хватки.

Я трусь лицом о ее горячую киску, глубоко вдыхая аромат ее сладости. Я мог бы умереть счастливым человеком между этих ног, если бы мне дали такую возможность.

Высунув язык, я провожу им от пальцев у ее входа до клитора и обратно вниз размеренными движениями.

― Рис, ― стонет она, отчаянно путаясь пальцами в моих волосах.

― Скажи мне, любимая.

― Еще, ― сокрушенно требует она. ― Мне нужно больше.

― Попроси, и ты получишь. ― Я говорю ей, засасывая ее клитор в рот и проникая в нее третьим пальцем.

Ее спина отрывается от кровати, мышцы мгновенно напрягаются и замирают, когда наступает оргазм. Я не прекращаю сосать и покусывать ее клитор и неистово двигаю пальцами, доводя ее до предела.

Она пытается вывернуться из моих рук, ее верхняя половина теперь лежит лицом вниз на матрасе, а нижняя остается на месте, ее ноги все еще раздвинуты для меня, удовольствие граничит с болью, так как я не хочу отпускать ее.

Я добавляю четвертый палец, ее тугой жар душит меня так сильно, что я едва могу его вставить, и она кричит. Она отчаянно хватается за простыни, за каркас кровати, за все, что может служить ей физической опорой, пока я довожу ее до второго оргазма.

Спазмы сотрясают ее тело, ноги неистово дрожат, но я не даю ей пощады. Я провожу языком по пальцам, собирая ее влагу, вытекающую из нее, не пропуская ни одной капли.

Мои пальцы двигаются в ленивом ритме, я дую на ее набухший клитор.

Она пытается сомкнуть ноги, даже когда я оказываюсь между ними, но я раздвигаю их. Я шлепаю ее по киске, звук от соприкосновения моей ладони с ее плотью громкий и влажный, и она вскрикивает, вгрызаясь в подушку под собой.

― Я больше не могу, Рис, ― хнычет она. ― Пожалуйста.

― Ты хотела большего, ― напоминаю я ей, мой голос хриплый от похоти. ― Я решаю, когда ты кончишь.

С этими словами я вытаскиваю пальцы и поворачиваю ее бедра так, чтобы они совпали с остальной частью ее тела, лежащей на матрасе лицом вниз, а затем снова ввожу в нее три пальца.

Она лежит передо мной без сил, ее тело полностью подчиняется мне и моей воле. В моей груди раздается довольное рычание, а член пульсирует от осознания того, что она принадлежит мне.

Я увеличиваю темп движения пальцев, слегка сгибая их, чтобы они терлись о чувствительное место ее внутренних стенок. Я обхватываю ее рукой спереди и поднимаю ее бедра вверх, так что они приподнимаются на несколько сантиметров от матраса навстречу мне, а затем наклоняюсь и провожу языком по ее входу, дразня ее.

Ее пальцы подгибаются, а бедра сжимают меня, пытаясь задушить между ног. Я поглаживаю ее клитор грубыми движениями, возбуждая ее, когда ее мышцы снова начинают напрягаться.

Она пыхтит, кряхтит и издает для меня нечестивые звуки: с ее губ бессвязно слетают слова «остановись» и «продолжай».

Опустив голову к ее складочкам, я высовываю язык и лижу кожу между ее киской и попкой, дразня ее, а затем, в конце концов, обвожу ее тугой ободок.

― Рис, нет! ― встревоженно взывает она, безуспешно пытаясь сесть обратно на колени.

Я резко шлепаю ее по киске, моя рука четыре раза опускается на ее клитор, когда она опускается обратно на матрас.

― Однажды я собираюсь трахнуть твою задницу, Сильвер. Ты должна привыкнуть к этой мысли.

Я продолжаю трехточечную атаку на нее: мои пальцы толкаются внутри нее, другая рука грубо работает с ее клитором, а мой язык лижет ее вход, прежде чем надавить и проникнуть в него.

Длинный, громкий крик вырывается из ее горла, как волчий вой в ночи, и она бьется вокруг меня, когда я погружаю свой язык в ее задницу и выхожу из нее, как голодный человек.

Я оседлал волны ее оргазма своим жадным языком и пальцами, когда напряжение покинуло ее мышцы, и она без сил опустилась на матрас.

Встав на колени между ее ног, я вытираю рот и собственнически смотрю на нее. Она смотрит на меня через плечо, прикрыв глаза, и усталость видна на каждом дюйме ее лица.

― Мы еще не закончили. ― Я шлепаю ее по бедру, стягиваю с нее трусики и приподнимаю ее бедра так, что она оказывается на коленях, задницей ко мне, а верхней частью тела ― на матрасе.

Мой член еще никогда не был таким твердым, как сейчас, когда я вытаскиваю его из трусов, и кажется, что он может лопнуть от первого прикосновения. Я несколько раз провел кулаком вверх-вниз по его длине, затем провел головкой по ее складкам и вошел в нее до упора.

Она так готова к этому, что я вхожу в нее без всякого сопротивления. Ее стенки расступаются передо мной, а затем сжимаются вокруг меня, принимая меня в свой жар.

Мои глаза закатываются, а на лбу выступают бисеринки пота, пока я держусь за ту тонкую грань контроля, которая у меня еще есть. Я уже готов взорваться внутри нее, особенно когда она протягивает руку назад и прижимает ее к моему прессу, словно не в силах насытиться моими прикосновениями.

― Вот так, ― стонет она.

― Тебе нравится, как я тебя трахаю?

― Да, ― отвечает она, задыхаясь.

Я хватаю ее за бедра обеими руками и, используя в качестве рычага, грубо вхожу в нее, при этом звуки ударов моего таза о ее звучат порнографически в тихой комнате.

― Скажи мне. ― Я приказываю.

― Мне нравится, как ты меня трахаешь. ― Она говорит, немедленно подчиняясь.

Я шлепаю ее по заднице.

― Громче.

― Мне нравится, как ты меня трахаешь! ― Она повторяет, на этот раз почти кричит.

Нагнувшись, я закрываю ей рот рукой, когда вспоминаю, где мы находимся.

― Шшш, ― говорю я, передумав. ― Я не хочу, чтобы кто-то слышал звуки, которые ты издаешь для меня.

Она облизывает мою ладонь, я убираю ее, и ее рука перемещается с моего пресса на шею, когда она снова садится на колени. В другой позе я вхожу в нее так глубоко, как никогда раньше, и от этого ощущения у меня по костям пробегает дрожь.

Я обхватываю ее бедро одной рукой, а другой играю с ее клитором, когда она обхватывает мою шею и приближает мое лицо к своему.

― Мне нравится, как ты меня трахаешь. ― Жарко шепчет она мне в губы, прежде чем поцеловать меня.

Она прижимается ко мне, погружая мой член в себя так глубоко, что кажется, будто я могу достать до ее горла. Мы целуемся во время ее оргазма, когда она вздрагивает, а затем разваливается на части вокруг меня, сжимая ее стенки, заставляя мои яйца напрячься, прежде чем я кончу в нее.

Я кончаю, как мне кажется, долгие минуты, пока ее киска высасывает меня досуха, а мое семя бесконечно выплескивается в нее.

Мы оба задыхаемся, когда отрываемся друг от друга, и я прислоняюсь лбом к ее затылку.

― Черт, это было потрясающе, ― говорю я ей. ― Теперь ты пахнешь мной. ― Добавляю я с ухмылкой.

― Я не могу пошевелиться, ― отвечает она, и я понимаю, что она не преувеличивает.

Я осторожно обхватываю ее спереди и опускаю на матрас, где она переворачивается на спину. Я спрыгиваю с кровати и хватаю свои трусы, после чего направляюсь в ванную, где привожу себя в порядок.

Когда я возвращаюсь в спальню, она лежит там же, где я ее оставил. Тайер раскинулась поверх одеяла, бессистемно разбросав конечности, совершенно не стесняясь своей наготы.

Одна только ее уверенность в себе грозит мне снова стать твердым, когда я беру ее в руки. Даже когда я видел трещины в ее фасаде, например, когда она волновалась перед матчем, ее уверенность и самолюбие все равно сияли для меня как луна.

Я наклоняюсь и целую ее, скорее сладко, чем сексуально, а она прижимается ко мне и возвращает поцелуй.

В конце концов, с сожалением, я отстраняюсь и привожу ее в порядок, стараясь быть нежным с ее ноющим телом. Закончив с этим, я надеваю на нее трусики и возвращаюсь в постель.

Когда я ложусь рядом с ней, она инстинктивно изгибается вокруг моего тела. Ее нога обхватывает мою ногу, ее рука вытягивается на моей груди, а голова ложится на мое плечо.

Она засыпает меньше чем через минуту, и тихие звуки ее дыхания успокаивают мысли в моей голове, пока я наблюдаю за ее сном.

Я ненасытен для нее во всех отношениях, и нет более опасного чувства, чем это, когда ты активно пытаешься не влюбиться.

31





Когда на следующее утро я захожу на кухню, там уже сидят Феникс и Роуг. Открыв холодильник, я хмуро смотрю на первого.

― Все еще дышишь? ― спрашиваю я его, легкомысленно.

― Все еще дуешься? ― Феникс отвечает вопросом на вопрос.

Я сужаю на него глаза, захлопывая холодильник.

― Может быть, мне все-таки стоит закончить начатое, ― размышляю я.

― Пожалуйста, ― говорит он, вставая и наливая себе стакан апельсинового сока из бутылки, которую я только что достал из холодильника. ― Ты должен благодарить меня. Я помог тебе заявить о себе, пусть и ненамеренно.

― Ты заперся с ней в комнате и дал ей свою одежду. Ты пропитал ее своим гребаным запахом.

― Все было не совсем так, ― защищается он.

― Значит, ты не будешь против, если Роуг сделает то же самое с Сикс? Раз уж он, судя по всему, теперь холост?

― Осторожнее, ― огрызается Феникс, обнажая зубы, в то самое время, когда Роуг говорит мне: «заткнись, мать твою».

― Так я и думал. ― Говорю я, не останавливаясь на достигнутом. Указывая своим бокалом на Роуга, я спрашиваю Феникса: ― Что с ним не так?

Он поворачивается и смотрит на Роуга, который лежит, раскинувшись на одном из кухонных диванчиков, закрыв глаза рукой.

Он растрепан, от него воняет виски даже с моего места, и на нем та же одежда, в которой он ходил последние три дня.

Роуг всегда застегивается на все пуговицы и держится настороженно ― видеть его в таком ужасном виде совершенно непривычно.

― Он все еще притворяется, что Беллами ему безразлична и что он нисколько не скучает, ― отвечает Феникс, поворачиваясь ко мне и пожимая плечами.

― И при этом выглядит так ужасно? ― спрашиваю я полунедоверчиво.

― Ага.

― Черт, отрицание ― такая же вечная река, как Нил в Египте.

― Рад, что мы согласны. ― Соглашается Феникс, протягивая руку, чтобы коснуться моей.

― Эй, ублюдки, ― прорычал Роуг, поднимая голову и глядя на нас. ― Прекратите говорить обо мне, как будто меня здесь нет.

― Ты можешь с таким же успехом и не быть здесь, если ведешь себя так глупо, ― возражает Феникс.

― Хотя трудно не заметить вонь. ― Добавляю я.

Проще говоря, нам очень нравится Беллами.

За последние несколько недель, что она живет здесь, мы все сблизились настолько, что теперь считаем ее своим другом. Видеть, как она страдает, даже от рук нашего лучшего друга, нам не очень приятно.

― Тебе нужно поговорить с ней. Извинись. Попроси у нее прощения. Сделай все, что нужно, чтобы вернуть ее. Мне становится грустно смотреть, как ты тут хандришь.

― Я не хочу ее возвращать, ― отвечает он, лжет сквозь стиснутые зубы. Я ни на секунду не верю, что он изменил ей, учитывая, как он влюблен.

Нет, здесь происходит что-то более мрачное, и я предполагаю, что это связано с его отцом, потому что все дороги ведут к нему, когда речь идет о плохих новостях.

― Отстань от меня с этим дерьмом, ― продолжает он, его голос озлоблен. ― Может, тебе стоит сосредоточиться на том, чтобы рассказать своей девушке о твоем маленьком пари, ― заканчивает он с усмешкой.

― Заткнись, она наверху, ― огрызаюсь я, мое сердце на мгновение замирает при мысли, что она может подслушать. ― И она не моя девушка.

По правде говоря, мне не следовало участвовать в этом пари. Угроза его раскрытия висела у меня над головой несколько недель, вызывая беспокойство и тревогу в моем нутре.

Но теперь все выиграно и сделано, опасность миновала. Мы можем просто двигаться дальше, как будто этого никогда не было.

Ей не нужно знать. Она просто подумает, что я сделал это ради своего положения среди парней, а не потому, что хотел ее и я не могу позволить себе отвлекаться на это во время нашей короткой совместной жизни.

Я не стыжусь того, насколько эгоистичным делает меня моя потребность проводить с ней время, но это не значит, что у меня не сводит живот при мысли о том, что она может узнать.

Он фыркнул.

― Посмотрите, кто сейчас возглавляет роскошный круиз по Нилу.

Я открываю рот, чтобы ответить, но Феникс опережает меня.

― Будь осторожен с Девлином, ― предупреждает он. ― Он подошел к Тайер у себя дома. Парень сказала мне, что он просто представился, но я видел, как он на нее смотрел, ― говорит друг, его глаза сужаются от недоверия, прежде чем он добавляет: ― И я думаю, что он был в нескольких секундах от того, чтобы рассказать ей о пари.

― Он этого не сделает, ― говорю я, сжимая кулак с такой силой, что кожа становится белой. ― Я позабочусь об этом.

― Я иду спать, ― с досадой выдохнул Роуг, злясь на весь мир. Он вскакивает на ноги и направляется к двери. ― Рис? Пошел ты, ― говорит он, отмахиваясь от меня по пути к выходу.

― И ты тоже, милый. ― Я отвечаю ему жестом и отправляю воздушный поцелуй другой рукой.

Он уходит, и через пару минут Тайер заходит на кухню, надев свой тренировочный комплект. Она вскакивает и садится на стойку, радостно вытягивая ноги, когда устраивается.

― Доброе утро, любимая, ― говорю я и нежно целую ее. Она снова прижимается к моим губам и отстраняется с громким чмоканьем.

― Доброе утро, Рис.

Слева от меня раздается придушенный звук, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как Феникс ставит свой стакан и бьет себя по груди, чтобы прочистить дыхательные пути.

― Она теперь зовет тебя Рис? ― Он спрашивает, прежде чем ухмыльнуться: ― Ты определенно должен благодарить меня.

― Убирайся, ― говорю я, бросая в него кухонный рулон.

Он делает, что велено, выходит из кухни с резким смехом и оставляет меня стоять между раздвинутых ног Тайер.

― Это напоминает мне о той вечеринке, на которой я стоял между твоих ног точно так же, ― размышляю я.

― И пытал меня.

― Пытал тебя? ― спросил я, глядя на нее сверху вниз, и на моем лице появилась медленная ухмылка. ― Тогда мой план сработал.

― Да, это было мучительно, ― говорит она, проводя руками по моему прессу, вверх по груди, по плечам и по шее. ― Я уже тогда хотела тебя, просто не могла получить.

Она тянется к моему затылку, притягивая меня ближе к себе. Я наклоняюсь с довольным урчанием в груди; услышать от нее признание, что она испытывает ко мне такое же опьянение, как и я к ней, ― это хороший удар по самолюбию.

― Ты заставила меня так долго ждать, ― стону я, гладя ее по шее.

Она хихикает от моего прикосновения, и я отстраняюсь от нее почти пьяным шагом.

― Я трахну тебя на стойке, если мы будем продолжать в том же духе, а нам обоим нужно быть на тренировке через двадцать минут.

Она дуется и смотрит на меня.

― Ну и что? Поездка туда займет всего десять минут, этого времени как раз достаточно.

― Этого времени едва хватит для быстрого секса, ― рычу я, и она смеется над моей поправкой. ― И тебе нужно поесть.

Я достаю из холодильника сковороду и ингредиенты и начинаю готовить ей яичницу, пока она наблюдает за мной. Пару раз звонит телефон, привлекая ее внимание, и она начинает нервно грызть ногти. Наконец, она набирает ответ, многократно дергая ногой, как бы избавляясь от избытка энергии.

― Все в порядке? ― спрашиваю я.

― Да, ― отвечает она, но тут же задумывается: ― Я разговаривала по телефону с братом перед тем, как спуститься. Он сказал, что у моей мамы вчера случился рецидив.

― Черт, ― говорю я с паузой. ― Тебе нужно вернуться домой?

― Нет, ― беззлобно смеется она. ― Это уже пятый раз за год. Она дает пустые обещания мне и Нолану, останавливается на пару дней, чтобы показать, что она изменилась, но это никогда не длится долго. Неизбежно она возвращается к этому в течение недели.

Мои губы раздвигаются, когда я смотрю на нее.

― Помогает ли то, что она хотя бы пытается?

― Не совсем. Может быть, это цинично и подло с моей стороны, ― добавляет она, и в ее голосе отчетливо слышится ранимость. ― Может быть, я должна поверить ей, когда она говорит, что на этот раз она завязала навсегда, но я не верю. Я слишком часто видела, как это происходило, как она пользовалась деньгами, которые мы ей давали, чтобы «купить продукты» или «купить новую одежду», а потом выяснилось, что она использовала их для того, чтобы купить свою очередную наркоту, ― она делает паузу, отпивая глоток из моего бокала и обдумывая свои дальнейшие слова. ―Но это не значит, что каждый раз не бывает немного больно.

Я накладываю ей яичницу и ставлю рядом с ней, а затем обнимаю ее за плечи.

― Мне очень жаль, ― честно говорю я ей.

― Все в порядке, ― отвечает она, выпрямляя позвоночник. ― Извини за откровения, которое свалилось на тебя, особенно утром.

Я обхватываю рукой ее хвостик и дергаю его, заставляя ее голову откинуться назад на мою руку.

― Не извиняйся. ― Я беру тарелку и толкаю в ее сторону. ― Теперь ешь.

Я делаю шаг назад и прислоняюсь к кухонному острову, наблюдая за тем, как она ест, и в моей груди разливается тепло от того, что все это происходит в домашней обстановке.



Мы с Фениксом выходим из раздевалки, чтобы отправиться на тренировку, когда Девлин задерживает меня в коридоре.

Я отвлеченно смотрю вниз, на то, как розовая резинка Тайер обвивается вокруг моего запястья, поэтому я не сразу замечаю его.

Она лежала на дне моей сумки после того, как я достал всю одежду, и мне захотелось ее надеть.

― Неплохой трюк ты проделал вчера вечером, ― говорит он, стараясь играть роль большого страшного парня.

Я обхожу его, не обращая внимания, мне неинтересно с ним общаться.

― Она выглядит так, будто ее можно хорошо трахнуть, ― говорит он мне вслед.

Я разворачиваюсь, прежде чем он успевает закончить фразу, и прижимаю его к стене предплечьем, сдавливая горло.

Он открывает рот, чтобы заговорить, но я надавливаю на его горло, выдавливая из него дыхание и жизнь.

― Будь очень осторожен со своими следующими словами, ― усмехаюсь я. ― Они могут стать твоими последними.

― Я уже говорил подобные вещи о других девушках, ― прохрипел он. ― Но ты никогда не был против.

Я отпускаю его, и он неуклюже падает на землю, но потом поднимается.

― Теперь я против. ― Говорю я ему, угроза все еще слышна в моем голосе. ― Какого черта тебе надо?

Он осторожно потирает больное горло и лезет в сумку.

― Поздравить тебя с выигрышем пари, ― говорит он мне с неискренней улыбкой. Он достает пачку денег и протягивает ее мне. ― И чтобы отдать тебе твои деньги. Десять тысяч, как и обещал.

Я долго смотрю на купюры в его руке, затем хватаю их и засовываю в карман своих шорт.

― Мне нужно пригрозить тебе или ты понимаешь, что с тобой будет, если ты не будешь молчать?

― Нет, мне все предельно ясно, ― отвечает он, имитируя движение застежки-молнии над своими губами. ― Мой рот закрыт.

Он уходит, и я молча смотрю ему вслед, чувствуя, как в моем нутре разрастается беспокойство. Я поворачиваюсь к Фениксу и вижу, что он тоже смотрит ему вслед с расчетливым выражением лица.

― Роуг прав, ― говорит он. ― Ты должен ей сказать.

― Он ничего не скажет. Он знает, что с ним будет, если он это сделает.

― Если ты хочешь иметь с ней что-то долгосрочное, ты не можешь скрывать это от нее.

― А кто сказал, что я хочу? ― спрашиваю я, и вопрос звучит пусто даже для моих собственных ушей.

― Рис, ― говорит он, окидывая меня ничего не выражающим взглядом. ― Все это пойдет к черту у тебя на глазах.

― Я буду внимательно следить за ним и постараюсь, чтобы этого не случилось. ― Отвечаю, уходя на тренировку и оставляя его следовать за мной.

32





В течение следующих нескольких дней я не провожу много времени вдали от Тайер. Мы начинаем утро с тренировки один на один, затем завтракаем и сразу же отправляемся на занятия.

Когда наши расписания все же расходятся, мы неизбежно встречаемся в столовой во время обеда. Мы видимся в коридорах или на занятиях, вместе идем на командную тренировку.

Ночью мы так же неразлучны. С момента вечеринки в доме Девлина пять дней назад мы проводим вместе каждую ночь.

Мама Беллами, Триш, находится в городе и проводит время со своей пострадавшей дочерью, поэтому мы ночуем у меня, чтобы она могла пользоваться комнатой Тайер.

Невозможность разлучиться с Тайер ― причина того, что я сижу на ее диване в окружении ее друзей и Триш, участвуя в игре, которая превращается в очень конкурентную и жестокую ночь.

Тайер стоит, бурно жестикулируя, пока Сикс и Нера пытаются разгадать ее шараду. Мне запретили быть ее партнером девочки, которые заявили, что я провел с ней достаточно времени за последние несколько недель, и теперь их очередь, так что все, что я могу делать, это бесполезно наблюдать и пытаться не кричать «Карли Ллойд».

Это так очевидно, я догадался об ответе еще пять минут назад.

Тем не менее, я слежу за каждым ее движением. Как она убирает волосы за ухо, как судорожно двигает руками, подбадривая Сикстайн в ее догадках.

Как она самозабвенно смеется, и этот громкий и мелодичный звук согревает мне грудь, особенно в этот холодный вечер середины ноября.

Я не могу отвести от нее взгляд. Не тогда, когда она сияет так ярко, что я вижу только ее.

Я наклоняюсь, чтобы поднять свой бокал, и уже подношу его к губам, когда замечаю, что Триш наблюдает за мной со знающей улыбкой на лице.

Мы опоздали на вечер игр, задержавшись из-за быстрого секса в душе, поэтому, когда мы приехали, меня представили ей только мимоходом, прежде чем нас проводили в зал.

Она кажется очень любящей и доброй, что делает ее еще более пугающей в моих глазах.

Она встает и садится рядом со мной на диван.

― Так ты и есть тот самый печально известный Рис?

― Да, мэм, ― говорю я. ― Хотя я не уверен, как я себя чувствую, узнав, что я уже печально известен.

Она смеется и ласково мне улыбается.

― Моя дочь много рассказывала о тебе.

Я знаю, какую роль Триш сыграла в жизни Тайер до сих пор. Даже за то короткое время, что я наблюдал за ними вместе сегодня вечером, нерушимая связь между ними очевидна в том, как они обнимаются, общаются и подыгрывают друг другу.

― Какая из дочерей? ― спрашиваю я.

Триш и Беллами ― ее семья, так же как ее мама и брат.

Взгляд Триш мгновенно теплеет от моих слов, гордость сияет в ее радужных глазах, когда она улыбается мне.

― О, ты мне нравишься.

Я беру напиток, скрывая довольную улыбку, которая растянулась на моем лице от ее одобрения.

― Рад это слышать, ― отвечаю я, оглядываясь на Тайер, которая все еще пытается заставить других девушек разгадать ее шараду. Она старается изо всех сил, падает на пол, чтобы изобразить один слог, а затем вскакивает на ноги от восторга, когда они угадывают его правильно.

― Она довольно особенная, не так ли? ― Яповорачиваюсь к Триш, когда она задает мне этот вопрос, ее глаза медленно переходят с Тайер на меня.

― Да, она такая, ― говорю я, соглашаясь со своим сердцем.

― Она никогда не признается в этом, но ей трудно доверять людям, особенно мужчинам. Но тебе она, похоже, доверяет, ― говорит она, прежде чем ее взгляд становится прищуренным: ― Не делай того, что твой друг сделал с Беллами. Не причиняй ей боль.

― Я знаю, что это сложно, но Роуг… он любит ее. Он собирается вернуть ее. ― Я говорю, чувствуя необходимость защищать благонамеренные, хотя и идиотские решения моего друга.

― Можно любить кого-то и при этом причинять ему боль, ― замечает она.

― Ну, мы не настолько серьезны…

― О, так у вас не эксклюзивные отношения?

Рычание срывается с моих губ прежде, чем я успеваю его остановить.

― Да, это так. ― Я выдавил из себя сквозь стиснутые зубы, кулак так крепко сжимает стакан, что я боюсь, как бы он не разбился. ― Извините.

― Судя по твоей реакции, у вас эксклюзивные отношения, и, насколько я могу судить, вы провели вместе каждый день за последнюю неделю, и ты сейчас на вечере игр в ее квартире, где присутствуют только ее друзья и семья, но у вас ничего серьезного?

С этим трудно спорить.

― Послушай, Рис, ― говорит Триш. ― Ты меня не знаешь, и после этой недели мы можем больше никогда не увидеться, поскольку, очевидно, это не «серьезные отношения», хотя ты почти не отходил от нее с тех пор, как приехал сюда.

И вот тут-то я понимаю, откуда у Беллами и Тайер берется нахальство.

― Но я с удовольствием дам тебе совет, если ты позволишь. Тайер рассказала мне о твоих родителях, и я очень сожалею о твоей потере. Потерять родителей тяжело в любом возрасте, но в таком юном, как ты, это просто жестоко. У тебя должны быть бесконечные резервы сил, чтобы не только пережить это, но и выжить, ― она сделала паузу, ласково сжав мою руку. ― Я понимаю, почему ты будешь осторожничать и не захочешь впустить такую боль обратно в свою жизнь, я понимаю, но я бы предостерегла тебя от полного самоотказа. Я не хочу, чтобы ты упустил возможность изменить свою жизнь только потому, что боишься снова испытать боль. Реальность такова, что боль ― это цена, которую мы иногда платим за любовь. Это большая цена, но я думаю, что стоит рискнуть, чтобы пережить прекрасную историю любви с кем-то, особенно когда мы знаем, что боль неизбежна. Вот и все, это мой совет. Ты можешь принять его или отмахнуться от него, но я надеюсь, что ты примешь его ради вас обоих, потому что то, как вы смотрите друг на друга, говорит мне все, что нужно знать. Это может стать чем-то действительно замечательным, ― говорит она. ― Если ты позволишь.

Я сглатываю, медленно переваривая ее слова. По правде говоря, мне все труднее отрицать, что я испытываю к Тайер чувства.

Она засела у меня под кожей, и я не смогу ее вытащить, даже если захочу.

― Спасибо, ― говорю я, громко прочищая горло. ― Вы дали мне много пищи для размышлений.

― Не дай ей ускользнуть от тебя, Рис.

― Откуда вы знаете, что она вообще этого хочет? Она только что покончила с предыдущими отношениями, может быть, ее устраивает, чтобы это было несерьезно, ― говорю я, мое настроение портится при мысли о Картере. До этого момента я с радостью забывал о его существовании.

Триш смотрит через мое плечо, и я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть вспышку ткани, прежде чем Тайер опускается ко мне на колени. Она обхватывает меня за шею и прижимается попкой к моему твердеющему члену.

― Привет, ― говорит она, чмокая меня в губы один раз, потом второй.

Я обхватываю ее одной рукой за талию, а другой ― за бедра, притягивая ее ближе к себе.

― Привет, любимая, ― говорю я с довольным урчанием, радуясь тому, что она снова в моих объятиях.

Я смотрю на Триш, которая заговорщицки улыбается мне.

― Я просто знаю, ― говорит она, поднимая свой бокал. ― Я собираюсь взять добавку.

― О чем вы, ребята, говорили? ― спрашивает Тайер, в ее взгляде ясно читается интерес.

― Ничего важного, ― отвечаю я.

― Вот что я тебе скажу ― она дает самые лучшие советы. Что бы она тебе ни сказала, слушай ее. Она всегда права.

― Правда? ― спрашиваю я, приподнимая уголок губ в улыбке.

― Да, ― кивает она. ― Я не слушала ее, когда была моложе ― ну, знаешь, бунтарство и все такое ― но я поняла, что это просто откладывание неизбежного. Она всегда оказывается права.

― Я буду помнить об этом. ― Я говорю ей, откидываясь на спинку дивана и увлекая ее за собой. ― Сикс и Нера в конце концов раскусили твою шараду?

― Нет, ― говорит она, пораженная. ― Я думала, что было очевидно, что это…

― Карли Ллойд, ― заканчиваю я.

Ее глаза радостно сверкнули при моем ответе.

― Да! ― Она игриво шлепает меня по груди, чтобы подчеркнуть это слово. ― Они поступили умно, разделив нас для этой игры, вместе мы были бы слишком сильны для них.

― Чертовски верно, Сильвер. ― Говорю я, захватывая ее губы своими. Поцелуй переходит в жаркий и тяжелый, и мой до боли твердый член отчаянно желает принять участие в этом действе.

― Эй, голубки! ― воскликнула Нера, прерывая нас. ― Хватит уже. Вы нужны нам для следующей игры.

― Да, Рис, иди сюда. Мне нужны твои футбольные знания для этого раунда. ― Говорит Беллами, обращаясь ко мне.

― Мы не голубки, ― слабо поправляет ее Тайер, пока я стою с ней на руках и ставлю ее на землю.

― Даже если это и так, то скоро этому придет конец, ― говорю я ей, и она бросает на меня встревоженный взгляд, от которого кровь стынет в жилах: ― Я не собираюсь легко относиться к тебе только потому, что мы вместе. Приготовься к тому, что ты будешь уничтожена.

Этого достаточно, чтобы воспламенить ее конкурентоспособность: она подходит ко мне, наклоняет подбородок и сужает глаза.

― Игра началась.

33





Неделя Дня благодарения в Обонне стала одной из моих самых любимых с тех пор, как мы сюда переехали.

Роуг и Беллами снова вместе и счастливы как никогда. Кроме того, что мне приятно снова видеть ее сияющей, мне нравится, что она рядом, когда я ночую у Риса.

Когда мы росли, мы мечтали о том, чтобы встречаться с братьями, и тогда мы могли бы устраивать такие ночевки вместе. Роуг и Рис не родные по крови, но они братья во всех остальных отношениях, что важно. И мы получаем ночевки, о которых всегда мечтали.

Не то чтобы мы с Рисом встречались… технически.

Мы стараемся не называть это иначе, как «эксклюзивные отношения», о чем Рис напоминает каждому мужчине, который оказывается в радиусе пяти футов от меня, включая его друзей, но это больше похоже на отношения, чем у меня не было даже с Картером.

Меня удивляет, как быстро и плавно мы вошли в этот ритм. Между нами не было никакой неловкости, никаких колебаний, мы просто ныряли в это с головой.

Мы все время вместе, а если и проводим время порознь, то постоянно переписываемся. Когда мы не занимаемся вместе, мы разговариваем, отдыхаем с друзьями, смотрим фильмы или занимаемся сексом.

Очень много занимаемся сексом.

Как и практики, которые он придумывает для меня, он очень изобретателен в способах и местах, где он меня трахает. Он жаден и боготворит мое тело, иногда часами просто целует и покусывает мои изгибы, ест меня, а потом трахает до беспамятства.

Но самое привлекательное его качество, помимо голоса, улыбки и того, как он называет меня «любимая» или «Сильвер», ― это его верность.

Это самое удивительное в нем.

Когда мы на занятиях, я замечаю, как его сокурсницы хлопают ресницами и хихикают чаще и глупее, когда работают с ним в паре. Он, кажется, не замечает этого, его глаза обычно устремлены на меня, и он подмигивает мне, когда замечает, что я наблюдаю за ним.

Когда мы находимся на вечеринке, девушки слетаются к нему, как только он идет выпить в одиночестве. Он вежливо отвечает, наливая себе добавку, его глаза находят меня на танцполе, и заговорщическая улыбка кривит уголки его губ.

Его невольные заверения только разжигают пламя моих чувств к нему, которые, к сожалению, за последние пару недель вышли из-под контроля.

Правда, я не думаю, что это моя вина.

На самом деле, это, безусловно, его вина.

Он настолько заботлив и внимателен в своих поступках, что у меня, естественно, замирает сердце.

Он выкраивает несколько часов из своего дня, в любую погоду, чтобы сделать меня лучшим спортсменом. Он приходил на все мои игры и писал мне свои мысли по поводу игры, чтобы я могла прочитать их, когда буду переодеваться. Он проводит выходные, показывая мне Женеву и Обонну, рассказывая мне все, что он знает об истории этого места.

Он даже доставил мне тако из моего любимого заведения в Чикаго только потому, что я очень хотела их съесть. Однажды один из ассистентов зашел на кухню, неся коробку с тако карнитас, приготовленными с такой заботой и вниманием, что можно было подумать, что это драгоценности короны.

А еще у него есть постоянное напоминание обо мне в виде моей пушистой розовой резинки для волос. С тех пор как я впервые заметила, что она у него есть, она каждый день непременно оборачивается вокруг его запястья.

И я должна была не влюбиться в него?

Миссия провалена.

Я проиграла битву с самой собой. Соревновательная часть меня совершенно не любит принимать эту любовь, но теперь я ничего не могу с этим поделать.

Отсутствие ярлыков в наших отношениях означает, что я не знаю, как обстоят дела с «любовью». Он по-прежнему категорически против этой идеи, и наше время, проведенное вместе, нисколько не смягчило его решимости?

Или же он, надеюсь, хотя бы немного более открыт к идее того, что мы будем вместе в течение длительного времени, и тогда угроза нашего скорого разрыва будет снята?

Я не знаю, и это гложет меня сейчас, когда я испытываю сильные чувства.

― Ты готова, любимая? ― спрашивает Рис, входя в спальню, когда я заканчиваю наносить тушь перед его зеркалом.

Он подходит ко мне, его руки находят мою талию, он зарывается головой в мою шею и вдыхает.

― Ты наносишь на свою кожу наркотики или что-то в этом роде? Может быть, какая-то темная магия? Если я долго не ощущаю твоего запаха, я снова начинаю его жаждать. ― Он мурлычет, глубоко вдыхая, прижимаясь к моей шее и задерживая дыхание, как будто смакуя запах. ― Я внизу всего десять минут, Сильвер, это становится неудобным.

― Ты хочешь встречаться с другими людьми? ― Я спрашиваю прямо, чувствуя, что мне нужно отступить и защитить себя от этой ситуации, которая может причинить мне боль.

Мне нужно знать, в каком положении я нахожусь.

Он отшатывается, словно я только что выстрелила в него, и поворачивает меня так быстро, что я теряю опору. На мгновение его сильные руки ― единственное, что удерживает меня в вертикальном положении.

― Что, черт возьми, ты только что сказала? ― спрашивает он, его голос вибрирует от едва скрываемого гнева.

― Я спросила, хочешь ли ты встречаться с другими людьми. ― Я повторяю, и сердце бешено стучит в моих венах.

― Я обнимаю тебя, говорю, что скучаю по тебе, когда мы проводим в разлуке всего десять минут, а ты спрашиваешь меня, не хочу ли я… чего именно? Встречаться с кем-то еще? Трахаться с кем-то еще? ― говорит он, вцепившись в мою руку до синяков, чтобы встряхнуть меня. Я вздрагиваю, когда он упоминает о том, что трахается с другой девушкой, мне противны даже слова, которые звучат с его губ. ― Ты пытаешься вывести меня из себя?

― Да, ― отвечаю я, желая подтолкнуть его к этому разговору, потому что я слишком большая трусиха, чтобы поступить иначе.

Он вскидывает брови и хмурится.

― Почему?

― Потому что, может быть, нам стоит покончить с этим.

― Мы ни с чем не покончим, ― выплевывает он, снова встряхивая меня: ― Я задал тебе вопрос, Сильвер.

― Ты мне нравишься. ― Признаюсь я, избегая его взгляда.

Он ослабляет хватку, встает во весь рост, и его брови опускаются еще ниже. Когда я не продолжаю, он говорит:

― Хорошо? В чем проблема?

― Ты мне нравишься, нравишься, ― уточняю я, делая ударение на слове «нравишься». ― Очень.

Господи, я не скоро получу приз за свои романтические заявления.

― Хорошо? Ты мне тоже чертовски нравишься. Я все еще не понимаю, в чем тут проблема, ― говорит он, почесывая бровь, глядя на меня с растерянностью, все еще написанной на его лице. ― Но встречаться с кем-то еще ― это, блять, не дело.

― Подожди. ― Я говорю, поднимая руки вверх между нами. ― У тебя есть чувства ко мне?

― Так вот в чем дело? ― спрашивает он, протягивая руку, чтобы взять меня за подбородок. ― Конечно, у меня есть к тебе чувства.

― Не говори «конечно», как будто это что-то очевидное для меня. Это не так. Это ты сказал, что любовь для тебя не существует, и я решила, что все чувства не настоящие. Что это просто одностороннее чувство с моей стороны, и ты никогда не влюбишься так, как я. Это не самое приятное чувство, могу тебе сказать…

Мои слова замирают в горле, когда его рука перемещается с моего подбородка на щеку. Его лицо медленно опускается вниз, и он касается своим носом моего носа, прежде чем накрыть мой рот своим.

Поцелуй медленный и чувственный, миллион недосказанных вещей передаются в этом танце наших языков. Его пальцы впиваются в мое бедро, проводят по моим щекам и шее, и он держит меня так, словно я могу уплыть, если он этого не сделает.

Мы целуемся беззаботно в течение долгих минут, полностью захваченные друг другом. Наконец он отстраняется с прерывистым дыханием и осыпает поцелуями мою челюсть и шею.

Он отстраняется и смотрит на меня сквозь прикрытые веки, в его темно-синем взгляде светится тоска.

― Ты не единственная, кто потерял бдительность, Сильвер, ― шепчет он, поглаживая большим пальцем мою щеку.

Я обхватываю его за шею и подпрыгиваю, обхватывая ногами его талию. Его руки обхватывают мою задницу, а пальцы жадно впиваются в мою плоть, удерживая.

Он ведет нас назад к кровати, а я провожу руками по его шее и мягким волосам, нежно лаская их. Когда его ноги упираются в край кровати, он садится, держа меня на коленях, раздвигая свои ноги и располагая мои по обе стороны от себя.

Воспользовавшись тем, что он отвлекся, я хватаюсь за несколько локонов и дергаю, открывая его горло для меня.

Мой рот смыкается вокруг участка кожи у основания его шеи, и я посасываю его, проводя по нему языком. Я слышу грубое шипение Риса прямо над моим ухом.

Я кусаю его, стараясь пометить его, как он всегда помечал меня.

Если бы я могла сделать это навсегда, я бы сделала.

― Мой, ― прорычала я, прижимаясь к его коже, а затем прижалась губами к его губам.

В его груди раздается довольное рычание, а его руки переходят с моей талии на соски через кружевной бюстгальтер.

― Нет, ― задыхаюсь я, безуспешно пытаясь оторвать свои губы от его губ. ― Мы не можем. Они ждут нас внизу.

Мы готовились к походу на рождественский рынок в Женеве вместе с Роугом и Беллами. Я уверена, что они уже в фойе, и, скажем так, Роуг не из тех, кто заставляет себя ждать.

Он прижимает меня к себе, не позволяя сдвинуться с места.

― Рынок никуда не денется. ― Возражает Рис, его опытные пальцы пытаются стянуть мой топ с пояса юбки, чтобы открыть доступ к моей обнаженной коже.

Он набрасывает его на мою грудь, а его губы в тот же миг спускаются вниз, чтобы поцеловать просторы моей кожи.

― А я хочу глинтвейна. ― Я жалуюсь, играя с его волосами, пока он целует мой пупок.

― Я принесу тебе столько глинтвейна, сколько ты захочешь, любимая, ― горячо шепчет он в ответ, его рука тянется под юбку, чтобы прорвать дырку на колготках прямо над моей киской. ― Только позволь мне сначала войти в тебя.

От его грязных слов у меня внизу живота становится влажно.

Он пристально смотрит мне в глаза, смачивает два пальца во рту и подносит их к моему центру. Я выгибаюсь навстречу его прикосновениям, мои бедра стремятся к большему, призывая его ввести эти пальцы в меня, но он отстраняется и возвращает их назад, чтобы погладить мой клитор.

― Я жду.

― Трахни меня, Рис.

Он вводит свои пальцы в меня в тот момент, когда слова слетают с моих губ, и мой рот раскрывается в беззвучном крике. Благодаря тому, что мои ноги раздвинуты и вытянуты по обе стороны от его ног, у него есть свободный доступ, чтобы грубо ворваться в меня, и он это делает.

Мои глаза закрываются, но резкий шлепок по заднице заставляет их так же быстро открыться.

― Смотри на меня, ― ворчит он, сжимая пальцы в ножницах. ― Смотри на меня или я остановлюсь.

Я энергично, безумно киваю головой, отчаянно пытаясь удержать его пальцы внутри себя.

Он беспощаден, как это часто бывает, обращается со мной с заботой и лаской в одну секунду, а в другую ― как со шлюхой, до которой ему нет никакого дела.

Мне это нравится. Мне чертовски нравится, что он не относится ко мне, как к стеклу, которое легко разбить. Он дает мне все, показывает мне всего себя, а я принимаю все это с жадностью.

Это захватывает, сводит с ума и заставляет меня чувствовать себя рядом с ним так, как я никогда не чувствовала ни с кем другим.

Его пальцы изгибаются и трутся о чувствительную точку внутри меня, отчего кислород покидает мои легкие. Он безудержно ласкает меня, и я чувствую, что у меня начинает кружиться голова, я пытаюсь дышать, но не могу этого сделать.

Как будто мой разум настолько сосредоточился на атаке его пальцев, что уже не знает, как запустить синапсы, чтобы заставить меня дышать.

― Посмотри на себя, ― мурлычет он, в его голосе отчетливо слышится удовлетворение. ― Ты даже не можешь дышать.

Другая его рука обхватывает мое горло и сжимает его, мое тело реагирует, словно узнавая своего хозяина, и он вырывает у меня изо рта тяжелый вздох.

― Хватит. Дыши, пока я буду тебя трахать, ― приказывает он.

Он вынимает пальцы прямо перед тем, как заставить меня кончить, и я издаю разочарованный скулеж, прежде чем он заставляет меня замолчать, прижав головку своего члена к моему входу. Я даже не заметила, что он расстегнул брюки и достал его.

Я ожидаю, что он сейчас погрузится в меня, но вместо этого он опускается на локти на кровать и смотрит вниз по животу, туда, где его член упирается в мою киску.

Он облизывает губы, его глаза стекленеют:

― Вставь меня в себя.

Я опускаюсь на колени и обхватываю рукой его толстый, твердый член, вызывая у Риса грубый стон. Подвожу его к своему входу и удерживаю его там, опускаясь на него.

Головка проталкивается сквозь мои складочки и проникает в мой вход. Как только он вошел, я отпускаю его и кладу ладони ему на грудь, продолжая опускаться на его длину с изысканной медлительностью.

Он уже наполовину вошел в меня, и это ощущение не похоже ни на одно другое.

В этом положении, когда я контролирую ситуацию, каждый восхитительный дюйм растягивает меня как никогда раньше, и я знаю, что буду чувствовать его еще несколько дней после того, как мы закончим.

Я наслаждаюсь властью над ним в этой позиции, контролируя темп, глубину и углы, но, конечно, он не позволяет мне долго оставаться в таком положении.

Его рука опускается вниз, чтобы обхватить мою талию, и он грубым движением бедер вбивается в меня, легко возвращая себе доминирующее положение.

Его руки прижимают меня к нему, мой клитор трется о его таз, но он не двигается.

Его глаза горят похотью, а ноздри раздуваются, когда он задерживается на месте нашего соединения. Он следит за каждым сантиметром его длины, исчезающим во мне, и за тем, как я насаживаюсь на него, не давая возможности определить, где кончается он и начинаюсь я.

― Рис, ― говорю я, боясь пошевелиться, потому что растяжение такое тугое. ― Это так приятно.

Его глаза скользят от моей киски к моему лицу, когда он произносит два слова.

― Оседлай меня.

Сначала я раскачиваюсь взад-вперед, не поднимая таз от места, где он прижат к нему. Вместо этого я вращаю бедрами медленными кругами, прижимаясь к нему, и чувствую, как его член входит в меня, угол наклона постоянно меняется по мере того, как я продолжаю свои движения.

Трение моего клитора о его кожу только усиливает возбуждение, и я наклоняю бедра, повторяя движения, еще сильнее насаживаясь на него.

Он жестко хватает меня за задницу, его пальцы ненасытно впиваются в нее.

― Хватит меня дразнить. ― Ворчит он.

Рис пытается использовать свой захват, чтобы заставить меня подняться на его длину, но я ударяю ладонью по его груди и хватаю его за челюсть другой рукой.

Его глаза вспыхивают, и опасное рычание вырывается из его горла, когда я сжимаю его. Я вижу по его взгляду, что ему осталось несколько секунд до того, чтобы взять себя в руки и наказать меня.

― Ты хотел, чтобы я оседлала тебя, так позволь мне.

― Десять минут, Сильвер, ― предупреждает он. ― А потом мы сделаем это по-моему.

Отпустив его челюсть в поцелуе, я опускаю рот, чтобы лизнуть его сосок и провести ногтями от его груди вниз, к животу. Я надавливаю достаточно сильно, чтобы вызвать легкую боль, но не повредить кожу.

Он вздрагивает, с его губ срывается отчаянный стон и бормотание:

― Блять.

Выпрямившись, я снова насаживаюсь на бедра, вновь полностью погружая его в себя. Я держу руки перед собой на его нижней части живота и, используя как рычаг, поднимаю себя вверх, пока он не оказывается почти полностью внутри меня.

Я медленно опускаюсь на него, не торопясь и наслаждаясь каждым ощущением. Повторяю это движение еще несколько раз, глядя на Риса все это время.

Он смотрит на меня с таким неистовым чувством и потребностью, что все мысли покидают мой мозг. Жар его взгляда обжигает мою кожу и оставляет на ней невидимый, но неизгладимый след.

Я увеличиваю темп, двигаясь все быстрее и быстрее, теперь уже по его члену. Добавляю круговые движения и поворачиваю таз вперед-назад, когда скачу на нем, и это сочетание заставляет его произносить самые грязные слова.

― Посмотри, как твоя тугая киска принимает меня целиком. Заглатывает мой член, как жадная маленькая шлюшка. Тебе это чертовски нравится. Я чувствую, как ты обхватываешь меня, как твое возбуждение капает мне на живот. Как твоя киска все еще так сильно душит мой член, когда я так много трахал ее?

Он щиплет мой клитор в такт своим последним словам, и оргазм врывается в меня из ниоткуда. Я кончаю так сильно, что звезды застилают мне глаза. Они начинают исчезать только тогда, когда я заканчиваю свою кульминацию и опускаюсь на него.

Он не дает мне ни минуты отдыха, прежде чем перевернуть меня на спину и закинуть мои ноги себе на плечи.

― Моя очередь.

Рис хватает меня за ноги, попеременно целует и кусает обе лодыжки, мощно толкаясь в меня, продлевая мой оргазм до второго.

Его лицо напряжено, брови сведены, нижняя губа зажата между зубами, он борется с приближающейся кульминацией. Я знаю, что он близок к этому, и хочу закончить все так, как мы начали ― по-моему, на моих условиях.

Я сжимаю свои мышцы вокруг него.

Сильно.

Пульсации моего оргазма сотрясают мои мышцы и отправляют его за грань, он замирает на секунду, прежде чем войти в меня несколькими грубыми толчками.

Он резко шлепает меня по киске, когда выходит из меня.

― Плохая девочка, ― говорит он, еще раз шлепая меня по клитору, прежде чем опуститься на колени между моих ног.

― Что ты… нет, я не могу! ― говорю я, чувствуя, как его язык ласкает мои складочки. Он всасывает мою влагу с громкими, непристойными звуками своего рта на моей плоти, и мои глаза закатываются.

Я хватаю его за волосы и пытаюсь оттолкнуть от себя, чтобы прекратить наслаждение, переходящее в боль, но он неумолим.

Рис продолжает есть меня, как голодный человек, его зубы то хватаются за мой клитор, то резко прикусывают его. Я вскрикиваю, в глазах собираются слезы от нахлынувших на меня ощущений.

Это не только наказание, но и оргазм. Каждая частичка меня используется и болит, моя кожа чувствительна даже к самым нежным прикосновениям.

А он не нежен. Он заставляет меня заплатить за то, что я заставила его кончить, и его возмездие будет быстрым.

Я кончаю против своей воли, мои ноющие мышцы не хотят ничего, кроме ощущения его языка и зубов на моей плоти. По телу пробегают спазмы, ноги бешено трясутся.

― Это… было безумием… и жестокостью, ― говорю я ему между неровными вдохами.

Он встает и ползет по моему телу, пока не оказывается над моим лицом.

― Я решаю, когда мы закончим, а не ты. ― Заявляет он, захватывая мои губы в мокрый поцелуй. ― Ты чувствуешь вкус себя на моем языке?

Я краснею, вместо того чтобы ответить, что чувствую, и он опускается на меня сверху. Его вес давит и успокаивает одновременно, когда его губы находят сторону моего лица и шепчут мне на ухо:

― Я не могу поверить, что могу называть тебя своей.

Тысячи бабочек порхают у меня в животе от его слов, и я обхватываю его за шею, чтобы прижать к себе.

Пару минут мы лежали молча, просто обнимая друг друга, прежде чем он поднял голову и посмотрел на меня.

― Пойдем, ― говорит он. ― Я обещал тебе много глинтвейна.

Он скатывается с меня и встает, оборачиваясь, чтобы помочь мне подняться. Мы приводим себя в порядок, и я переодеваюсь в брюки, чтобы у него не возникло никаких идей по дороге туда.

Когда мы спускаемся вниз, мы видим, что Роуг и Беллами все еще готовятся. Он стоит на коленях перед ней, завязывая шнурки, и они еще не надели пальто.

― Вы, ребята, долго нас ждали? ― хмуро спрашиваю я Беллами.

Она краснеет и спотыкается на полуслове.

― О. Эм, нет. Мы… нас отвлекло кое-что наверху. Роуг хотел показать мне кое-что. ― Добавляет она слабо.

Я смотрю на Роуга, который смотрит на нее со знающей и сытой улыбкой на лице, и вдруг понимаю.

― Рис тоже показывал мне кое-что наверху, ― говорю я ей с ухмылкой. ― Очень интересно.

Наступает тишина, после чего мы обе разражаемся смехом, возбужденно хватаясь друг за друга.

― Расскажешь мне потом? ― спрашивает она.

― Конечно.

34





Тайер и Беллами смотрят на все, что происходит на рождественском рынке, огромными округлившимися глазами. По-видимому, рынки у них дома не такие обширные и не такие большие, как этот.

Мы здесь уже час, и мы с Роугом в основном следили за девочками, которые перебегали от прилавка к прилавку, впитывая все вокруг.

Тайер подошла к другому прилавку, а Беллами повернулась к нам и, в частности, к Роуг.

― Тебе нравятся эти серьги? Думаю, я их куплю. ― Спрашивает его девушка, доставая кошелек, чтобы заплатить за них.

― Убери свой кошелек, пока я его не сжег, ― слышу я в ответ, проходя мимо них к Тайер, которая рассматривает рождественские украшения.

Я подхожу к ней как раз вовремя, чтобы увидеть, как владелец магазина вручает ей пакет.

― Спасибо, ― говорит ему Тайер, оборачиваясь и замечая меня: ― О, привет! Я тебе кое-что купила.

― Уже покупаешь мне рождественские подарки? ― спрашиваю я, мои губы кривятся от удовольствия.

― Нет, это кое-что на Рождество, ― говорит она, роясь в сумке в поисках подарков, ― Если мы все еще будем вместе на самом празднике, я куплю тебе что-нибудь еще.

― На Рождество мы все равно будем вместе, ― однозначно подтверждаю я.

Очевидно, она не понимает, что в ближайшее время ей не выбраться из этой ситуации. Возможно, мне потребовалось время, чтобы признаться в этом самому себе, но теперь я в этом уверен.

Пора бы уже и ей дать это понять.

― Пойдем, ― говорю я, хватаю ее за руку и веду к стойке с напитками, — я должен тебе глинтвейн.

― Подожди, разве ты не хочешь открыть свой подарок? ― спрашивает она, мило нахмурившись.

Я игнорирую ее и поворачиваюсь к парню, стоящему у кассы.

― Bonsoir. Vous parlez anglais? ― Добрый вечер. Вы говорите по-английски? ― спрашиваю я его. Когда он кивает, я добавляю: ― Отлично. Я буду горячий сидр с виски, ― и смотрю на Тайер, которая стоит рядом со мной. Она встречает мой взгляд и улыбается, пытаясь скрыть обиду на своем лице. ― И глинтвейн для моей девушки, пожалуйста.

Я протягиваю ему свою карточку, и в этот момент ее глаза расширяются, а губы слегка подрагивают от удивления.

― А теперь я бы хотел открыть свой подарок. ― Говорю ей с ухмылкой.

― Я не понимаю. Я думала…

― Я знаю, что ты подумала, и ты не ошиблась, ― вклиниваюсь я. ― Часть меня все еще отвергает идею влюбленности. Я действительно не хочу снова открывать себя для такой боли, поэтому я не могу сказать, что знаю, что меня ждет в будущем. ― Я говорю ей, зацепив указательным пальцем карман ее куртки и притягивая ее ближе к себе: ― Но я знаю, что мое настоящее сосредоточено вокруг тебя. Вокруг того, чтобы проводить с тобой время. Находить способы удивить тебя и заставить смеяться. И я хочу посмотреть, что мы будем делать дальше, потому что если кто-то и может заставить меня снова открыться, так это ты. Это была ты с самого начала. Я хочу, чтобы мы были официальными, ― добавляю я. ― Так что нет, я не хочу встречаться с другими людьми, и да, мы будем вместе на Рождество.

― А как насчет Нового года? ― спрашивает она в шутку, ее глаза сияют от едва скрываемой радости.

Я убираю прядь волос с ее лица и за ухо, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

― Скажи всем, что тебя пригласили на полуночный поцелуй.

Я чувствую, как ее губы растягиваются в улыбку, как она прижимается ко мне и возвращает поцелуй. Резкий кашель владельца магазина разрывает нас. Он предлагает нам взять наши напитки и уйти, чтобы он мог перейти к другим покупателям.

― Так ты просишь меня стать твоей девушкой? ― спрашивает она, делая глоток вина.

― Нет, Сильвер. Я бы спросил, если бы был готов принять любой другой ответ, кроме «да», но это не так. Я говорю тебе, что теперь я твой парень.

― И ты не хочешь знать, каков будет мой ответ? ― Она дразнится, делая шаг назад и снова поднося вино к губам.

― Дай мне тридцать секунд, и я заставлю тебя скандировать это слово всю следующую неделю. Я знаю, каков будет твой ответ.

― Думаю, ты никогда не узнаешь наверняка. ― Она пожимает плечами и делает еще один шаг назад. ― Я думала, что ты захочешь услышать, как я произнесу эти слова, но, очевидно, я ошибалась.

Она встала спиной в пространство между примыкающими друг к другу спинами двух рядов маленьких деревянных шале. Прямого освещения нет, лампы направлены в сторону трибун, поэтому среди тысяч огней здесь относительно темно.

Я следую за ней шаг за шагом, морщась от ее шутливых слов. Конечно, я знаю, что она ответит «да», я знаю это. Но теперь, когда она сделала это вызовом, сделала это чем-то, что она скрывает от меня, что ж, я хочу этого.

Нет, даже хуже.

― Мне нужно услышать это от тебя сейчас. ― Я рычу.

Она останавливается, ударяясь спиной о заднюю стенку одного из шале, и я подхожу к ней, пока мы не оказываемся лицом к лицу. Она поднимает на меня глаза и еще раз дразняще улыбается, когда мои ладони опускаются по обе стороны от ее головы.

― О нет, уже слишком поздно… ― начала Тайер, но слова замерли у нее на языке, когда я обхватил ее шею правой рукой.

― Не играй со мной. ― Предупреждаю я.

Она высовывает язык и облизывает мои губы, и, блять, если она не будет осторожна, ее снова будут трахать на публике.

― Скажи мне. ― Я требую, мой голос звучит хрипло.

Ее глаза поднимаются и встречаются с моими, и она отвечает.

― Спроси меня.

― Сходи со мной на свидание. ― Я говорю ей, касаясь ее носа своим, а затем целую уголки ее рта.

― Нет, ― отвечает она, и все мое тело замирает, включая мои губы на ее лице, прежде чем она продолжает: ― Это не вопрос.

Мне кажется, что мое тело заметно прогибается от облегчения, когда я продолжаю осыпать ее губы мелкими поцелуями.

― Пожалуйста? ― шепчу я, прижимаясь к ее уху. Дрожь пробегает по ее телу, и она наклоняет свое лицо к моему, ища большего контакта.

― Хм…, ― хмыкает она, делая вид, что обдумывает свой ответ.

― Осторожно, ― предупреждаю я. ― Я не терпеливый человек.

― Но ты был терпелив, пока ждал меня, ― замечает она.

Я целую впадинку за ее ухом, двигаясь вниз по линии ее шеи.

― Я бы ждал тебя тысячу жизней, если бы мне пришлось. ― Отвечаю я, прежде чем укусить ее за ухо. ― Но я буду ненавидеть каждую секунду, пока ты не будешь в моих объятиях.

― Ты обрекаешь мир, будучи противником любви, ― шепчет она в ответ. ― Ты такой романтик в душе. Мой ответ ― да.

Я отстраняюсь и закрываю ее лицо ладонями.

― Ты будешь моей девушкой?

Она ярко улыбается в ответ.

― Да, я буду твоей девушкой.

В моей груди раздается довольное урчание, когда я слышу ее слова.

― Хорошая девочка.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, и она роняет сумку и кружку с глинтвейном, а вместо этого обхватывает меня руками. Девушка выгибается, ища дополнительного контакта, когда я заставляю ее подпрыгнуть и обхватить меня ногами за талию.

Я прижимаю ее к стене шале, и мы продолжаем целоваться в череде ртов, языков и рук, тянущихся друг к другу.

Я бы хотел, чтобы на ней не было джинсов, чтобы я мог заставить ее оседлать мои пальцы, как она оседлала мой член до этого.

― Из-за твоей подруги нас выгонят с рождественского рынка, Белл, ― услышал я за спиной веселый голос Роуг.

― Моей подруги? ― защищающийся голос Беллами присоединяется к его голосу, когда мы расходимся. ― Если что, это твой друг нарывается на то, чтобы нас выгнали. Я имею в виду, посмотри на него, он на фут выше ее, она, по сути, заложница в этой ситуации.

Мы смотрим на них, когда Роуг поворачивается к Беллами с приподнятой бровью.

― Ты смотрела на него?

Я видел, как взрослые мужчины трусятся от его ледяного тона, но Беллами просто закатывает глаза.

― Мы не будем начинать этот разговор, ― говорит она ему, а затем оглядывается на нас: ― Давайте, ребята, пойдемте на карусель.

Она хватает руку Роуга и засовывает ее в карман вместе со своей, когда они уходят.

Я позволяю Тайер медленно скользить по моему телу, пользуясь возможностью потереться о мой член по пути вниз. Она наклоняется и берет сумку, а затем протягивает мне два небольших предмета, завернутых в бумагу.

Я беру их у нее и разворачиваю, обнаруживая два елочных украшения ручной работы. Одно из них ― футбольный мяч размером с ладонь, вырезанный на дубе, а второе ― два очертания ангелов, держащихся за руки.

― Я увидела их и подумала о тебе. В них нет ничего необычного, но я подумала, что они могли бы хорошо смотреться на твоей елке. ― Она говорит, наблюдая за моей реакцией.

― Мне они нравятся. ― Отвечаю ей, и в моем голосе звучит искренность. Этот заботливый жест снова делает что-то с моей левой частью грудной клетки. ― Спасибо.

― Не за что, ― говорит она с довольной улыбкой на лице. Очевидно, она увидела в моей реакции что-то, что ей понравилось. ― Пойдем на карусель.

Она хватает меня за руку и тянет за собой.

Места не одной лошади недостаточно, поэтому мы садимся каждый на свою. Мы усаживаемся на параллельных лошадей и держимся за руки, двигаясь вверх-вниз противоположными движениями.

После карусели мы выпиваем еще по одной порции, поскольку я так и не забрал свой сидр, а она выбросила вино, и она, заметив, что у нас нет совместных фотографий, ведет меня в фотобудку.

Тайер сидит у меня на коленях и обнимает меня, пока мы делаем серию из четырех фотографий. Глупая, целующаяся, совершенно непригодная, где она размыта, потому что я ее сильно щекочу, а она смеется, и улыбается.

Это идеально.

Я достаю две копии, отдаю ей одну, а вторую кладу в бумажник рядом с фотографией родителей.

35





Неделя после того, как Рис попросил меня стать его девушкой, пролетела незаметно. Если я думала, что все изменится, когда мы станем официальными, то я ошибалась.

И в основном потому, что мы не можем проводить вместе больше времени, чем уже проводили. Но теперь, когда у нас есть отношения, от этого никуда не деться, даже если бы я захотела.

Если я устраиваю вечер кино с девочками, он стучит в дверь в полночь и идет прямо к тому месту, где я сижу в кресле. Он берет меня на руки и садится, прижимая к себе, и молча смотрит фильм.

Он ничего не говорит, не участвует в наших соседских дебатах (кто сексуальнее ― Хью Грант или Колин Ферт?), а просто обнимает меня и, закончив, уносит в постель.

Если он уходит на совещание по поводу траста, который он унаследовал, я обычно жду его в игровой комнате, играя во что-нибудь с Беллами, Роугом и Фениксом.

Я чувствую себя счастливой и успокоенной.

― Черт возьми, посмотрите, как он двигается. ― Говорит Сикс, в ее голосе отчетливо слышится изумление. Ее голос выводит меня из задумчивости.

Мы сидим вместе, смотрим последний футбольный матч мальчиков в этом году. Сикс пришла со мной, чтобы поддержать Риса. Так она говорит, но я знаю, что на самом деле она наблюдает за Фениксом.

На самом деле, ее взгляд редко покидает его, даже когда он не владеет мячом.

Я поднимаю глаза и вижу, что Рис завладел мячом и бежит по полю к воротам соперника. Он находится в положении «вне игры», но быстро обходит последнего защитника, обгоняя его на подходе к воротам.

Вратарь выходит из ворот, но Рис делает обманное движение влево, затем вправо и перекладывает мяч между ног, собирает его, как только мяч проходит мимо него, и вколачивает его в сетку ворот под бурные аплодисменты толпы.

Поднеся запястье ко рту, он целует то, что кажется розовым браслетом на его запястье.

Это моя резинка для волос.

Он целует ее и показывает на ее, а затем с триумфом разводит руки в стороны. Его товарищи по команде прыгают к нему и громко поздравляют его, улюлюкая и крича при этом.

Осталось всего две минуты, и все почти решено.

Они только что выиграли чемпионат.

Трибуны неистовствуют, мы с Сикс прыгаем, кричим и обнимаемся, ожидая, когда истечет время остановки матча.

Они были одной из лучших команд и имели все шансы на победу, но никогда нельзя быть уверенным, что статистика подтвердится на поле.

Теперь эта мечта стала почти реальностью.

Как потрясающе он чувствует себя, выиграв этот трофей после всего, что ему пришлось пережить с родителями, и всего, что футбол значил для него всю жизнь.

Раздается свисток, и я теряю дар речи, кричу так громко, что голос становится хриплым. Игроки и персонал празднуют в центре поля, обнимаются и благодарят друг друга, ожидая, когда вынесут трофей.

Студентка из газеты подходит к толпе игроков и зовет Риса, который выныривает из толпы и направляется к ней и ее оператору.

― Рис, поздравляю тебя с победой в чемпионате, ― говорит она, а на большом экране над полем идет трансляция. ― Это должно быть здорово.

― Да, вы знаете, что ребята очень много работали в этом сезоне. Они были сосредоточены, дисциплинированы и нацелены на достижение этой цели, поэтому здорово, что мы смогли ее осуществить.

― Верно, ― энергично кивает она. ― Поздравляю вас с таким большим голом. Самые лучшие игроки ― это те, которые могут играть под давлением, и именно это ты и сделал сегодня.

― Спасибо. Феникс сделал решающий пас, а Тео сделал ключевой сейв на 85-й минуте, так что сегодня это действительно была командная работа. ― Отвечает он, как всегда дипломатично.

― Мы видели, как ты сегодня устроил новый праздник. Ты поцеловал браслет на запястье, когда забил гол, не мог бы ты рассказать нам об этом немного подробнее?

Он проводит рукой по волосам и хихикает, звук громким эхом разносится по трибунамблагодаря микрофону.

Остатки улыбки на его лице исчезают, когда он впервые смотрит прямо в камеру, его глаза счастливы:

― Это украденная у моей девушки резинка для волос, ― говорит он, рассеянно потирая ее пальцами. ― Она принесла мне много удачи на поле и вне его, поэтому я никогда ее не снимаю. К тому же надо отдать ей должное. ― Он подносит запястье ко рту и целует резинку на камеру.

Коллективное «ах» поднимается от женщин в толпе, и я думаю, что ему только что удалось заставить все женское население влюбиться в него еще больше, чем оно уже было.

Я знаю, что именно такой эффект произвело на меня то, что он только что сказал.

― Это отвратительно, как сильно вы, ребята, увлечены друг другом. ― Сикс дразнит меня, подталкивая под ребра.

― Она счастливая девушка. Еще раз поздравляю! ― говорит репортер и переходит к интервью с тренером.

Сбоку я вижу, как Девлин смотрит на Риса. Ярость первого выделяет его среди остальных товарищей по команде, празднующих победу.

Я бегу по трибунам и прыгаю в его объятия, когда на нас обрушивается дождь.

Он кружит меня в своих объятиях и целует, когда первые капли дождя падают на наши щеки.

― Целоваться под дождем после крупной победы? Это начинает напоминать историю Золушки. ― Шучу я.

Его глаза переходят от моего рта, где они следили за движением моих губ, когда я говорила, и встречаются с моим взглядом через полуприкрытые глаза.

― Никогда не видел, ― говорит он, его голос тяжел от вожделения. ― Но мне не нужна туфелька, чтобы сказать, что ты та самая, которая мне нужна. Я бы знал. ― Он опускает меня на землю, когда кто-то зовет его.

― Время трофеев.

― Давай, иди, ― говорю я, толкая его в грудь, чтобы побудить его идти в сторону своей команды.

― Мы немного отпразднуем в раздевалке, а потом отправимся домой. Придешь немного раньше, чтобы мы могли провести время вместе? ― спросил он, погладив меня по щеке. ― Я хочу отпраздновать это с тобой.

― Я приду, только напиши мне потом. А теперь иди!

Он начинает бежать от меня трусцой, его фирменная ухмылка кривит губы, когда он говорит мне:

― Увидимся позже, любимая.

Я машу ему рукой, когда Сикс присоединяется ко мне.

Если бы я знала, как все изменится после этой ночи, я бы хотя бы поцеловала его в последний раз.



― На какой написано: «В качестве подарка за победу в чемпионате ты можешь делать со мной все, что захочешь»? На черной или на красной? ― спрашиваю я, проходя в гостиную и держа в каждой руке по платью.

― Красной. ― Говорит Сикс, поднимая глаза от своего телефона.

― И не притворяйся, что ты не позволяешь ему делать с тобой все, что он хочет в любом из нарядов. ― Добавляет Нера, приподняв бровь.

― Или что тебе не нравится, что он это сделает. ― Щебечет Сикс.

― Но Сикс права, ― с готовностью заканчивает Нера. ― Этот красный заставит его умолять тебя на коленях.

― Конечно красное, ― говорю я, поворачиваясь обратно к своей комнате и бросая через плечо: ― Я проигнорирую остальные комментарии.

― Я просто ревную, ― говорит Нера, опускаясь в кресло.

― Да, я хочу, чтобы кто-то был одержим мной так же, как Рис тобой, ― добавляет Сикс.

― Ты так говоришь, как будто такого человека еще нет, ― говорю я ей, вздернув бровь.

Она становится такого же цвета, как ее волосы, и поднимает на меня глаза.

― Ты путаешь ненависть с одержимостью.

― Знаешь, как говорят, ― говорит Нера. ― Между любовью и ненавистью есть тонкая грань.

― И между вами двумя она тонкая, ― добавляю я.

― Ладно, хватит об этом. Иди одевайся! ― говорит Сикс, подталкивая меня в сторону моей комнаты. ― Нам тоже пора собираться, ― добавляет она, поворачиваясь к Нере.

Мы все идем к Рису на празднование победы в чемпионате. Я встречаюсь с ним немного раньше, чтобы дать ему посмотреть на мой наряд и, возможно, позволить ему снять его с меня один раз.

Прическа и макияж уже готовы, и я надеваю красное платье. Оно простого дизайна, облегающее, со светоотражающими блестками и очень короткое. Оно не совсем подходит для декабря с точки зрения практичности, но соответствует теме.

И Нера права, Рис будет в восторге.

Я захожу в комнату Сикс, где они готовятся, и кручусь, чтобы показать им платье.

― Та да!

― Во-первых, ты выглядишь нереально. Во-вторых, у меня есть идеальные туфли к этому платью. ― Говорит Нера, идя в свою комнату и выбирая простую пару черных туфель.

― А у меня есть идеальное пальто! ― говорит Сикс, лезет в шкаф и протягивает мне дорогое прямое черное пальто длиной до локтя.

Я надеваю оба, а они смотрят на меня с открытыми ртами.

― Ты выглядишь как распутная богатая наследница в самом лучшем смысле этого слова. ― Наконец, объявляет Нера.

― Прекрасно. Именно так я и хотела, ― восклицаю я, и Сикс хмыкает.

― Ладно, мне пора. Увидимся через полчаса?

― Увидимся.

Я беру свой клатч и выхожу за дверь по направлению к лифту. Пока я жду его, я разблокирую свой телефон и просматриваю сообщения.

Рис: Мы идем в бар, должны быть дома к девяти.

Рис: Хотел бы я пить из этого трофея, как из Кубка Стэнли.

Рис: Нет, на самом деле я хотел бы, чтобы ты была здесь.

Рис: [отправляет фото]

Рис: [отправляет фото]

Я открываю две присланные им фотографии. Первая ― фотография команды в баре. Она размыта и выглядит так, будто была сделана на iPhone 5, но все же можно разобрать счастливые улыбки. Вторая фотография ― селфи с медалью на шее. Он держит ее, чтобы показать камере, и при этом безудержно улыбается.

Я загружаю эту фотографию и сохраняю ее в папке «Рис» на диске камеры. Я начала собирать его фотографии, обычно сделанные в непостановочные моменты, чтобы он не видел, как я это делаю. Например, когда я просыпаюсь раньше него и вижу, как он раскинулся на кровати, или когда он пьет воду во время нашей тренировки.

Я возвращаюсь к нашей теме и читаю оставшиеся сообщения, пока захожу в лифт.

Рис: Хватит с меня парней. Я хочу видеть тебя.

Рис: Я дома.

Рис: Когда ты приедешь?

Рис: Как только ты приедешь, я освобожу тебя от того сексуального платья, которое ты решила надеть сегодня вечером, просто к твоему сведению.

Я выхожу из лифта и направляюсь к входной двери с улыбкой на лице, отправляя ему ответное сообщение.

Я: Я уже в пути.

Я: Надену что-нибудь очень короткое, чтобы было удобно.

Рис: Хорошая девочка.

У меня в животе что-то мурлычет от того, что он так меня назвал, и я открываю дверь и выхожу на улицу.

― Черт, ― ругаюсь я, чувствуя, как дождь бьет по голове. Я опускаю голову и начинаю бежать к машине Сикс. Я поднимаю голову, чтобы убедиться, что иду в правильном направлении, и вскрикиваю, увидев стоящего там мужчину. ― Черт!

― Успокойся. Прекрати кричать, ― говорит он, и я наконец узнаю Девлина.

Он зловеще стоит передо мной, мокрый от дождя, и преграждает мне путь к машине. Я без слов пытаюсь обойти его, но он делает шаг в сторону и снова преграждает мне путь.

― Отойди, ― говорю я ему. ― Ты мне мешаешь.

Меня начинают раздражать эти его разговоры, но я стараюсь это скрыть. В воздухе витает что-то неустойчивое, и я чувствую, что если я его спровоцирую, он может заставить меня за это заплатить.

Но я также потратила полтора часа на то, чтобы довести до совершенства свою прическу и макияж, так что я не собираюсь долго стоять под дождем.

― Обязательно. Но сначала мы с тобой немного побеседуем.

Я скриплю зубами от досады.

― У меня испорчена прическа и макияж, и у меня нет никакого желания с тобой разговаривать. До свидания. ― Я говорю, пытаясь снова обойти его.

На этот раз его рука вырывается и хватает меня за руку. Я дергаюсь и толкаю его в грудь, чтобы он отстранился от меня. Кажется, я удивила его, потому что он, нахмурившись, отпускает меня.

Я отступаю на пару шагов назад, оглядываясь на него.

― Что ты делаешь, ты с ума сошел? ― спрашиваю я, недоумевая.

― Ты захочешь услышать то, что я собираюсь тебе сказать. ― Говорит он мне, его лицо лишено эмоций. Когда он схватил меня и притянул к себе, я почувствовала запах алкоголя.

Он пьян.

― Ну так скажи мне, чтобы я могла уйти. ― Отвечаю я, обхватывая себя руками. Как только он закончит, я побегу к своей машине и поеду к Рису, чтобы рассказать ему. Мне все равно, что он сделает с Девлином, лишь бы он убрал его подальше от меня.

― Это касается Риса.

Кровь застывает в моих жилах, когда я замираю.

Есть что-то такое в моменте, когда кто-то сообщает тебе плохие новости. Вы почти чувствуете, как меняется химический состав воздуха вокруг вас, как сжимаются ваши легкие, заставляя вас затаить дыхание в ожидании удара.

― А что с ним?

― Ты действительно думала, что он хочет быть с тобой? ― Он усмехается, его голос резок.

― Что ты имеешь в виду? ― спрашиваю я, звуча твердо, успешно скрывая дрожь в голосе.

― Ваши отношения ненастоящие. Он лгал тебе почти с того самого дня, как ты с ним познакомилась.

― О чем ты говоришь? Перестань говорить загадками и скажи мне, что ты хочешь сказать, чтобы я больше никогда с тобой не разговаривала. ― Сердито буркнула я.

Капли падают с кончиков моих волос на толстый материал пальто, пока я жду, что он скажет. Дождь льет так сильно, что еще через пять минут мои волосы будут полностью мокрыми.

― Это было пари. ― Он говорит, делая паузу, чтобы посмотреть на мою реакцию. Мне требуется вся сила воли, чтобы сохранить лицо пустым, когда его слова долетают до меня, и я отключаюсь.

Волна эмоций прокатывается по моему телу, на мгновение ослепляя и оглушая меня и блокируя все внешнее.

Я сжимаю кулаки с такой силой, что пальцы больно впиваются в ладони. Эта боль помогает мне вернуться к реальности, когда он продолжает.

― На самом деле все очень просто. Я думал, что смогу заставить тебя порвать с твоим парнем и трахнуть тебя в течение шести месяцев. ― Он объясняет, говоря обо мне, как о куске мяса. ― Он был более амбициозен, он поспорил, что сможет сделать это за один.

Я не могу сдержаться, мне приходится отвести взгляд. Я поворачиваю голову в сторону и смотрю вдаль на университетский городок, смаргивая слезы, которые грозят пролиться.

― Я не мог побить эти цифры, и, честно говоря, я не думал, что это возможно за месяц, поэтому я принял это пари. ― Он говорит, оскалив зубы, глядя на меня с жестокостью в глазах. ― Ты заставила меня проиграть.

― Я тебе не верю, ― говорю я, игнорируя его последнее замечание. Он фальшиво смеется и делает шаг ко мне, но я отступаю назад. ― Не подходи ко мне.

Чудесным образом он слушает. Он поднимает руки вверх и делает шаг назад.

― Ты можешь не верить мне, просто спроси его сама. Он сам тебе скажет. ― Заявляет, а потом добавляет: ― Но разве тебе не показалось странным, как упорно он тебя преследовал? Как он отказывался сдаваться, сколько бы ты его ни просила?

У меня сводит желудок, и я чувствую, что меня сейчас стошнит. Если это правда, то все слова и все мгновения между нами были ложью?

― Зачем ты это делаешь? Что ты получаешь от того, что разрушаешь нас и причиняешь мне боль? ― спрашиваю я его.

― Это уже не про тебя. Дело в нем. О том, что он получил в жизни все, что хотел. Каждый приз, каждый трофей, каждую девушку. Все преимущества в жизни. Золотой мальчик АКК теперь не такой уж и золотой, не так ли? ― Он усмехается.

― Ему пришлось пережить потерю обоих родителей, это вряд ли можно назвать» всем, чем хочешь». ― Бросаю я в ответ, нуждаясь в том, чтобы защитить его даже в этой поганой ситуации. ― Что касается того, какие еще у него были возможности, я видела, где ты живешь. У тебя были те же самые. Единственная разница между вами ― это то, какими людьми вы являетесь. ― отмечаю я. ― Тебе никогда не сравниться с ним, и это печальная правда, которую ты не хочешь принять.

Я ожидаю, что он бросится на меня, но он делает нечто гораздо более зловещее. Он смеется.

― Жалкая. ― Он сплевывает, отвращение покрывает его слова. ― Даже после всего, что я тебе только что сказал, ты все еще защищаешь его.

― Ты закончил? ― Я огрызаюсь, потому что собираюсь развалиться на части, и я не хочу, чтобы он был здесь, чтобы наблюдать за этим, когда это произойдет.

Он поворачивается и начинает уходить, а я наблюдаю за ним во все глаза.

Он делает всего три шага, затем снова поворачивается ко мне и жестоко добавляет:

― Ой, я забыл. Ты знаешь, сколько ты для него стоила? ― Он спрашивает. ― Всего десять тысяч. ― И добавляет, задумчиво щелкая языком по крыше рта: ― Для такого человека, как он, это копейки.

На этот раз он уходит.

Только когда он скрылся из виду, у меня окончательно отказали ноги. Я падаю на ступеньки под собой и бесцельно сижу долгие минуты, молча наблюдая за тем, как капли дождя бьют по моим голым ногам, не в силах сформулировать ни одной связной мысли.

Я не знаю, сколько я так просидела, кроме того, что когда я услышала, как позади меня разговаривают Сикс и Нера, мои волосы были насквозь промокшими, как будто я только что вышла из душа.

― Тайер! Что ты здесь делаешь? Ты ранена? ― встревоженный голос Сикс звучит в моем ухе, когда она приседает рядом со мной и проводит руками по моему телу, словно ища раны.

― Да, ― отвечаю я, откидывая голову назад и наслаждаясь тем, как дождь бьет по лицу.

Нера приседает по другую сторону от меня.

― Что случилось, детка? ― спросила она с беспокойством в голосе.

― Девлин только что загнал меня в угол и сказал, что, видимо, Рис заключил пари, что сможет заставить меня порвать с Картером и заняться с ним сексом за один месяц.

Шокированная тишина встречает мои слова. Она длится, кажется, целую минуту, прежде чем Сикс говорит.

― Хорошо, ― любезно говорит она, забирая у меня из рук ключи от машины, обхватывая меня за плечи и побуждая встать. ― Давайте поднимемся наверх. Я сделаю тебе чай, и мы сможем согреться.

― Нет, давай пойдем к нему домой и сожжем его гребаную машину, ― возражает Нера, чудом вырывая у меня смех.

― Давай, пожалуйста, назовем это планом Б. ― Отвечает Сикс, подтаскивая меня к двери. ― Пойдем, Тайер.

― Нет, ― говорю я, наконец-то выныривая из своего мысленного тумана и отказываясь двигаться. Я хватаю ключи и иду к машине. ― Мне нужно найти его. Может быть, это неправда. Может быть, это Девлин придумал, чтобы поиздеваться над нами.

― Может быть. ― Сказала Нера, пытаясь обнадежить.

― Слушай, мы явно не пойдем сейчас на вечеринку. Мы с Нерой останемся здесь и подождем, пока ты вернешься, хорошо? ― добавляет Сикс, понимая, что отговорить меня не получится.

― Если понадобится подмога, звони, ― говорит Нера.

Я киваю им и прыгаю в машину.

Поездка до дома Риса кажется мне бесконечной, так как в голове прокручиваются все возможные варианты.

Я не могу поверить, что Рис так поступил со мной, что он провел со мной все эти недели ради пари.

Ему не нужны деньги, так зачем ему вообще ставить на кон что-то подобное?

Неужели богатые люди так развлекаются?

Я не вижу, чтобы он так поступал, но я также не вижу, что Девлин получит от того, что все это придумает.

Припарковавшись на подъездной дорожке к его дому, я решаю надеяться.

Поверить в него и в то, что мы будем вместе, потому что не может быть, чтобы моя реальность последних нескольких месяцев была лишь иллюзией.

Я захожу в дом и ориентируюсь на голоса, которые доносятся из кухни. Трое парней сидят в гостиной вместе с Беллами, пьют и болтают, когда я вхожу. Рис стоит ко мне спиной, поэтому первой меня замечает Би, ее глаза комично расширяются, когда она рассматривает меня.

Уверена, что выгляжу безумно вымокшей с ног до головы. Слава Богу, хоть тушь водостойкая.

Я дрожу от холода, стоя на кухне.

― Ты в порядке, Тайер? ― спрашивает она, в ее голосе отчетливо слышится беспокойство.

Рис вскакивает на ноги, когда Беллами произносит мое имя, и тем же шагом направляется ко мне.

― Что, черт возьми, с тобой случилось, Сильвер? ― Он рычит, бросаясь ко мне, и в его глазах ясно читается обещание войны с тем, кто или что со мной случилось.

Неужели это тоже ложь?

Я вскидываю руки, не давая ему пройти дальше. Он останавливается на полушаге, нахмурив брови.

― Я собираюсь задать тебе вопрос, и мне нужно, чтобы ты сказал мне правду.

― Хорошо. ― Он говорит: ― Сначала скажи мне, что с тобой случилось. Тебя кто-то обидел?

Я смотрю мимо него и вижу, что Беллами, Роуг и Феникс поднялись на ноги и наблюдают за нашей перепалкой.

Мне все равно. Это всего лишь один вопрос, и в зависимости от ответа на него, либо все закончится тем, что мы с Рисом обнимемся, и нам будет весело всем вместе сегодня вечером, или…

Или.

Я перевожу взгляд на него, и в его радужной оболочке отражается растерянность и озабоченность.

― Это было пари?

Лицо Риса остается стоическим. Он не шевельнулся, даже не моргнул.

Он не выдает себя.

Уголком глаза я вижу, как Феникс вздрагивает и опускает глаза, и я знаю.

Я знаю.

Девлин не лгал.

Он сказал мне правду.

― Боже мой, Рис, ― говорю я, в ужасе поднося руку ко рту. Я сглатываю болезненный всхлип, пытающийся вырваться из моих губ, и отворачиваюсь от него.

Он поспорил на меня со своими друзьями.

Горе и предательство когтями впиваются в мою грудь, отчаянно желая вырваться наружу в виде рыданий, но я держусь. Я поднимаю брови и моргаю, отчаянно пытаясь сдержать слезы.

Я слышу шаги, и он подходит ко мне, его огромное тело неотвратимо нависает надо мной.

― Я могу объяснить, ― раздается его грубый голос из-за спины, когда он касается моего локтя. ― Это не то, что ты думаешь.

― Ты поспорил с Девлином, что сможешь заставить меня порвать с моим парнем и заставить меня трахнуть тебя за месяц? ― спрашиваю я, мой голос до жути спокоен, поскольку я снова увеличиваю расстояние между нами.

Я слышу, как Беллами втягивает шокированный вздох между зубами.

― Бывшим парнем. ― Рис угрожающе рычит, делая предупредительный шаг ко мне.

Я скрещиваю руки и с вызовом вскидываю подбородок.

― Это ярлык, с которым тебе следует смириться.

Он рычит, закрывая пространство между нами и хватая меня за горло.

― Ты не расстанешься со мной из-за этого. ― Он угрожает в дюйме от моего рта.

Я дергаю головой в сторону, вырывая свое горло из его рук и отталкивая его от себя.

― Замолчи. ― Говорю ему, отступая назад. ― Отвечай на вопрос. Ты заключил это пари?

― Да, ― резко отвечает он.

Мое сердце разрывается и застывает в груди, треск раздается так громко, что, клянусь, они все его слышат.

Он был настолько высокомерен и бессердечен, что думал, будто сможет сломать меня за месяц, и самое страшное, что он был прав.

Я не сопротивлялась ни дня дольше этого срока.

Это только усиливает ощущение, что я для него одноразовая. Просто средство достижения цели, чтобы он мог победить, потому что он всегда должен побеждать, к черту мою жизнь и чувства.

― Мы закончили. ― Говорю я, мой голос лишен эмоций.

Я отворачиваюсь от него, но он одним большим шагом оказывается передо мной, на этот раз схватив меня за руки.

― Остановись. Позволь мне объяснить…

― Что объяснить? Как ты лгал мне месяцами? Как ты играл со мной, как с дурочкой? ― Я беззлобно смеюсь: ― Я не хочу этого слышать.

― Сильвер…

― Не называй меня так. ― Я снова прервала его. ― Не могу поверить, что я попалась на твою удочку. Это одна из самых унизительных частей всего этого ― то, как легко я поддалась на твою ложь. ― Я говорю удрученно, грусть теперь преобладает в моем голосе. ― И все это время ты говорил мне, что заставишь меня заплатить за ложь о моем влечении к тебе. Ирония в том, что ты обвиняешь меня в этом, когда сам лгал мне обо всем.

Я дергаюсь, но его хватка непреклонна. Он прижимает меня к себе и обхватывает руками мое извивающееся тело, пытаясь прижать меня к себе.

― Дай мне, блять, сказать, ― рычит он, хватая меня за обе руки и удерживая их за спиной одной рукой. Он смотрит на меня жесткими, но полными страдания глазами. ― Я заключил это пари давным-давно, еще до того, как узнал тебя по-настоящему. Я не говорю, что это оправдывает меня, но контекст важен, потому что сейчас я бы никогда не сделал такого в отношении тебя. Прости меня, ладно? Мне чертовски жаль, что я причинил тебе боль, но это была глупая ошибка. Вот и все.

― Если это была глупая ошибка, ты должен был мне сказать! Ты столько раз мог сказать мне об этом, особенно когда мы начали встречаться. Может быть, тогда я бы простила тебя. Вместо этого ты продолжал врать мне неделями. Ты позволил Девлину раскрыть твой секрет, ты дал ему такую власть над тобой, над нами, что он почувствовал себя уверенно, прикоснувшись ко мне… ― Я упираюсь ему в грудь, но он крепко держит меня.

― Он сделал тебе больно? ― Он кричит, его тон ужасает.

― Ты сделал мне больно! Ты лжец, а я идиотка с ужасным вкусом на мужчин, как и моя мать.

― Не говори так. Я совсем не похож на них. Я бы никогда не причинил тебе боль, ты для меня значишь все. ― Возражает он, его голос грубый. ― Я не сказал тебе не потому, что держал это в секрете, а потому, что это не имеет значения! Это не имеет никакого отношения к нашим отношениям сейчас.

Я отворачиваю голову, отводя взгляд.

― Я не могу даже смотреть на тебя.

Он берет меня за подбородок и снова поворачивает к себе, его голос грубеет от эмоций, когда он отчаянно пытается заглянуть мне в глаза.

― Это было просто глупое пари, любимая. Я не могу сказать тебе, почему я это сделал, потому что сам не знаю. Все, что я могу сказать, это то, что тогда я хотел тебя так же сильно, как и сейчас, и я не знал, как это пережить. ― Он обхватывает мое лицо, прижимаясь лбом к моему: ― Девлин говорил о том, что будет преследовать тебя, и я увидел красный цвет. Я был в ярости, я был территориален и принял глупое решение в тот момент. Я сожалею об этом, но это совершенно не относится к тем чувствам, которые я испытываю к тебе. Это ничего не значило, ты должна мне поверить.

― Я не верю. ― Я кричу, честно: ― Пожалуйста, отпусти меня.

― Я не могу.

― Отпусти меня, Макли. ― Огрызаюсь я.

От неожиданности его хватка слегка ослабевает, и я, воспользовавшись тем, что он на мгновение отвлекся, вырываю себя из его хватки.

Я знала, что разозлю его, назвав его по фамилии, и это было моей целью.

То, что он сделал, причинило мне такую боль, что я хотела вырваться и причинить ему боль теми маленькими способами, которые я умела.

― Ты обещала, что больше никогда не будешь меня так называть. ― Он рычит, его голос дрожит от гнева.

Я вижу все эмоции на его лице, когда его взгляд перемещается между моими глазами. Гнев и разочарование борются в его глазах за доминирование с тем, что похоже на страх. До него доходит, что он теряет меня.

― Я научилась лгать у лучших. ― Говорю я, прижимая к себе пальто, чтобы согреться.

Еще один небольшой порез.

Выражение его лица не поддается описанию и ранит меня до глубины души.

Каждая рана, которую я ему наношу, причиняет мне такую же боль, понимаю я.

Его глаза печальны и измучены, под ними сидит встревоженная пара глаз. Его рот растянулся в прямую линию, а на щеке дико подрагивает мышца.

Он выглядит измученным и убитым горем, как будто это причиняет ему такую же боль, как и мне, когда он является виновником.

― Ты знал об этом? ― Беллами шипит на Роуга, а мы с Рисом невозмутимо смотрим друг на друга.

Он бросает на нее безучастный взгляд, и она отворачивается от него.

― Белл, ― зовет он.

― Я не хочу сейчас с тобой разговаривать. ― Отвечает она ему, подходит ко мне и берет меня за руку. ― Пойдем, мы идем домой. ― Говорит она и, взяв меня за руку, тянет к двери.

― Не уходи от меня, Тайер. Мы еще не закончили. ― Голос Риса прозвучал позади меня, прежде чем я почувствовала, как его рука сомкнулась вокруг моей, и он снова притянул меня к себе. ― Ты никуда не уйдешь, пока не простишь меня и мы не оставим это в прошлом.

― Рис. ― Голос Феникса предупреждает на заднем плане.

― На этот раз ты не получишь того, чего хочешь. Ты не заставишь меня поверить тебе. Ты не выиграл. Пришло время заплатить за ложь, которую ты говорил. ― Шиплю я: ― Мы закончили.

Его глаза чернеют от гнева, он хватает меня за загривок и откидывает мою голову назад. Его лицо оказывается в нескольких сантиметрах от моего, и он ворчит:

― Говорю тебе, ты пожалеешь об этом решении. Если ты сейчас выйдешь за дверь, я не приму тебя обратно. Даже если ты попросишь у меня прощения, когда поймешь свою ошибку. ― Угрожает он и отпускает меня.

Я отшатываюсь назад, и Феникс хватает Риса за руку, удерживая его, когда он делает еще один шаг ко мне, как бы желая остановить меня.

― Тебе и не понадобится. ― Говорю я ему и поворачиваюсь на пятках. ― Я больше не хочу ни видеть, ни говорить с тобой.

― Тайер, ― гремит он, называя меня по имени.

Я ухожу, не оглядываясь, но слышу его яростный рев, за которым следует звук бьющегося стекла на полу кухни.



Снаружи я бросаю ключи Беллами, которая садится в машину со стороны водителя, и прыгаю на пассажирское сиденье, захлопывая за собой дверь.

Я пристегиваю ремень безопасности, и когда поднимаю голову, Рис уже сбегает по последним ступенькам и направляется к машине большими, решительными шагами, его челюсть сжата, а глаза смотрят на меня через окно машины.

― Езжай, ― приказываю я.

Беллами нажимает на педаль газа, и мы выезжаем с нашего парковочного места на длинную подъездную дорожку.

Я наблюдаю, как он бежит за машиной, а затем переходит на медленную, неохотную пробежку, когда мы удаляемся от него. Он останавливается и смотрит, как мы уезжаем, пока он не становится для меня лишь пятнышком вдали.

Это странное метафорическое и грустное чувство, и только тогда я разражаюсь болезненными, раздирающими сердце рыданиями, которые пронизывают все мое тело и заставляют меня свернуться в позу эмбриона на своем сиденье всю дорогу домой.

Беллами отчаянно пытается обнять и утешить меня, как может, пока ведет машину, скрывая свою панику от того, что я так рассыпаюсь.

36





Как только слова прозвучали, я пожалел о них.

Я произнес их в паническом гневе, когда понял, что теряю контроль над ситуацией.

Что я могу потерять ее.

Я хотел загнать ее в угол ультиматумом и заставить простить меня, но она не поддалась на мой блеф.

В ответ я смахнул с пола кухни весь ряд декоративных ваз и побежал за ней.

Эта эмоциональная вспышка в итоге дорого мне обошлась, так как я смотрел, как она уезжает, и не успел ее догнать.

Я не стал сразу бежать за ней, нехотя согласившись с рекомендацией Роуга и Феникса дать ей остыть за ночь и поговорить с ней завтра.

Поэтому я сразу иду в свою комнату и ложусь спать, надеясь, что завтрашний день наступит быстрее.



Я не сплю ни минуты.

Каждый раз, когда я закрываю глаза, меня мучают кадры наших отношений, каждый раз, когда я открываю их, я вижу ее в своей комнате, как будто она действительно там.

Моя кровать холодна и пуста, в ней нет тепла и смеха Тайер. Без нее рядом со мной, чтобы я мог обхватить себя руками, я потерян.

Я не знаю, как я спал до нее: где обычно лежали мои руки или как я любил располагать свои ноги.

Я не доживаю до рассвета.

Около трех часов ночи я достигаю точки кипения, откидываю одеяло и вскакиваю с кровати. Накидываю одежду, хватаю ключи и выхожу из комнаты.

Вечеринка все еще продолжается в задней части особняка, поэтому мне удается спуститься вниз, не столкнувшись ни с кем, кто мог бы отвлечь меня или попытаться заставить праздновать вместе с ними.

Я открываю дверь и выхожу на улицу, чтобы застать Феникса сидящим на верхней ступеньке и курящим косяк.

Он поворачивается, услышав звук открываемой двери, и удивленно вскидывает бровь, узнав меня.

― Я думал, ты собирался подождать до завтра. ― Говорит он, повернувшись лицом вперед и зажав косяк между губами.

― Завтра уже наступило, ― говорю я, садясь рядом с ним. Беру косяк и делаю глубокую затяжку, надеясь, что это меня успокоит.

― Ты знаешь, о чем я.

Я выдыхаю дым идеально концентрическими кругами, и несколько секунд мы просто смотрим, как они тихо уплывают вдаль.

Я возвращаю ему косяк и смотрю на дорогу, по которой она уезжала с сердцем, которое она вырвала прямо из моей груди.

Потребовалось увидеть, как она уходит от меня, и провести несколько часов в одиночестве в моей пустой постели, атакуемой мыслями о ней, чтобы понять, что я лгал себе о своих чувствах.

― Я не могу ждать, Феникс.

Я должен найти ее. Я должен все исправить.

Я должен рассказать ей о своих чувствах.

Он слегка поворачивает голову и одаривает меня редкой улыбкой.

― Тогда чего ты сидишь здесь и разговариваешь со мной? Удачи, приятель.

Я хлопаю его по плечу и бегу к машине. Я начинаю выезжать с подъездной дорожки, когда останавливаюсь и опускаю окно. Он встает и идет ко мне.

― Ты можешь сделать для меня кое-что?

Он кивает, с пустым лицом, ожидая, что я продолжу.

Рука, лежащая на руле, белеет, когда я сжимаю ее в смертельной хватке.

― Найди Девлина. ― Требую я сквозь стиснутые зубы.

Садизм сверкает в его глазах, мрачная улыбка искажает его лицо.

― С удовольствием.



Десять минут спустя я бессистемно припарковался на стоянке Тайер и направился по темному коридору ее многоквартирного дома к ее квартире.

Сейчас глубокая ночь, на этаже полно спящих людей, но мне на это наплевать. Я подхожу к ее двери и бью по ней кулаком до тех пор, пока петли не расшатываются.

Загорается свет и светит через щель в двери, но она не отвечает.

― Тайер! ― Я зову ее по имени и снова бью по двери. ― Открой дверь, нам нужно поговорить.

Дверь слева от меня открывается, и из нее высовывается всклокоченная голова. Я узнаю одну из первокурсниц и бросаю на нее ядовитый взгляд, от которого она трусит обратно в дом.

― Я никуда не уйду, Сильвер. ― Кричу я через дверь. ― Мне нужно с тобой поговорить.

Я начинаю вышагивать взад-вперед перед ее квартирой, неосознанное беспокойство в моем теле не позволяет мне оставаться неподвижным.

― Уходи, ― отвечает она, ее голос заглушает толстое дерево.

В моей крови вспыхивает разочарование от того, что она отказывается со мной разговаривать. Если бы я только мог поговорить с ней, если бы я только мог объяснить, я знаю, она бы простила меня.

Я заставлю ее простить меня.

Не знаю, как я выдержал шесть часов разлуки с ней, но я знаю, что не могу вынести больше ни секунды конфликта между нами.

Я снова бью кулаком по двери и продолжаю бить, пока боль в руке не становится невыносимой и я не слышу, как что-то раскалывается. То ли дерево, то ли одна из моих костей, я не уверен.

― Открой дверь, пока я не выломал ее голыми руками.

― Просто уходи, Макли. ― Откликается она

Моя челюсть сжимается, зубы скрежещут от того, что она использует мою фамилию, но я не поддаюсь на уловку. Она пытается причинить мне боль, отомстить мне любым способом, но я не позволю этому отвлечь меня.

Она может причинять мне боль сколько угодно. Я все равно буду ждать ее здесь.

― Я не уйду от тебя, Сильвер. Я никогда не уходил, даже когда ты отталкивала меня раньше, и я не собираюсь начинать сейчас.

Делаю испуганный шаг назад, когда дверь распахивается, заставая меня врасплох. Тайер стоит в дверном проеме в крошечных волейбольных шортах и футболке больших размеров. Мои глаза сужаются на футболке, когда я не узнаю ее. Это не моя футболка, так чья же она?

Монстр собственничества внутри меня пытается высунуть свою уродливую голову, но я подавляю его.

Не время.

Ее глаза покраснели от гнева, и от одной мысли, что она плачет, у меня сводит живот. Она ― один из самых сильных людей, которых я знаю, и доказательства ее слез выводит меня из равновесия и на мгновение заставляет замолчать.

― Причина, по которой ты не ушел, в том, что у тебя было пари, которое ты должен был выиграть. Думаешь, это хорошая идея ― напомнить мне об этом? ― спрашивает она, ее голос полон обиды.

― Нет, пари тут ни при чем! ― говорю я, повышая голос от досады.

― Понизь голос, а то перебудишь весь этаж, ― шипит она, глядя то налево, то направо. ― Что ты вообще здесь делаешь? Разве ты не помнишь ультиматум, который ты мне предъявил прошлой ночью? ― спрашивает она, ее лицо недовольно кривится.

― Я был зол. Понимаешь, любимая? Я был зол. ― Я говорю, делаю шаг к ней и обнимаю ее за щеку. ― Я не хотел этого. ― Шепчу: ― Я отчаянно пытался найти способ, любой способ, чтобы заставить тебя остаться, и я запаниковал. Прости меня.

Каким-то образом я зарылся в еще более глубокую яму, чем вчера, и не представляю, как из нее выбраться.

Сердце замирает в животе, когда она отворачивает голову, избегая моего прикосновения.

― Значит, снова ложь.

― Ты искажаешь мои слова…

― Нет, я исхожу из твоих действий, а не слов! ― Она кричит, поворачивая голову назад ко мне. ― Ты не тот человек, каким ты себя показываешь, вот и все. Между нами все кончено, ясно? Мы больше не вместе. ― Она говорит, делая шаг назад и начиная закрывать дверь: ― Ты убедился в этом.

Я хлопаю ладонью по двери и задвигаю ее обратно, прежде чем она успевает закрыть ее.

― Мы еще не закончили. ― Я рычу, надвигаясь на нее, пока она отступает в гостиную, и пинком закрываю за собой дверь. ― Ты хочешь поговорить о моих действиях? Отлично. ― Я ворчу, подходя к ней вплотную. ― Разве я не доказывал тебе это снова и снова? Разве я не был всегда рядом с тобой, разве я не появлялся всегда, даже когда ты утверждала, что я тебе не нужен? ― Я требую, моя потребность убедить ее сейчас почти безумна: ― Я умоляю тебя не позволять одной ошибке стереть все хорошие воспоминания, которые мы создали. Все те прекрасные воспоминания, которые мы еще можем создать вместе.

― Все это было не по-настоящему! ― кричит она, в ее глазах блестят слезы. ― Твои проявления собственничества, чтобы убедиться, что я никогда не смотрела ни на кого, кроме тебя. Как ты привел меня в дом Девлина и удобно объявил, что трахнул меня, чтобы закрепить свою победу. Все было частью игры, в которую ты играл. ― Она плачет, а затем ее взгляд становится жестким и смертоносным. ― Скажи, а трах со мной без презерватива тоже был частью пари? Должна ли я сдать анализы?

Я провожу рукой по волосам, глядя на нее, пытаясь сдержать гнев и страх, проносящиеся по моему телу.

― Я ни с кем не трахался ― я даже не думал ни о ком другом ― с тех пор, как встретил тебя, Сильвер. ― Я говорю ей, и мой голос переполнен эмоциями: ― Ты неправильно истолковываешь все, что было между нами. Я сказал людям, что мы трахаемся, потому что ты думала, что я держу это в секрете, а не потому, что я пытался выиграть пари. ― Рычу я: ― В одном ты права. Я собственник и не хочу, чтобы ты смотрела на других мужчин, но это только потому, что мне невыносима мысль о том, что ты можешь быть с кем-то еще.

― Ну, тебе следует привыкнуть к этой мысли.

На этот раз я проглотил наживку.

Меньше чем за секунду я оказываюсь перед ней и хватаю ее за горло.

― Ты продолжаешь называть меня лжецом, но я хочу, чтобы ты услышала правду в этих словах, ― шиплю я, почти прижимаясь к ее губам. ― Ты приговариваешь любого мужчину, который прикоснется к тебе, к смертной казни.

― Я больше не твоя, Макли. ― Она отвечает, ее глаза все еще блестят от слез, которые она едва сдерживает.

― Да, ты моя. Ты не можешь дискредитировать все, что было между нами, из-за одной ошибки. Как мне заставить тебя понять, что пари ничего не значило?

― Для меня значило, ― жалобно плачет она, и на этот раз слезы все-таки проливаются. Они льются потоками из ее глаз, и конца им не видно, а душераздирающие и горькие рыдания сотрясают ее тело.

Намеренно или нет, она показывает масштаб разрушений, которые я на нее обрушил, и глубину своей боли, оставляя меня без слов.

Я отпускаю ее горло и наблюдаю, как склоняется ее голова, как физическая нагрузка и эмоциональный стресс берут свое, и она подается вперед.

Ее руки сжимают мою рубашку, и она упирается лбом в мою грудь, давая выход своему горю. Я обхватываю ее одной рукой за талию, другой ― за затылок в утешительном жесте и долгие мгновения просто обнимаю ее.

Она должна чувствовать, как больно бьется мое сердце о грудную клетку.

Горло сжимается, мне трудно дышать. Я чувствую себя отрезанным по самые колени, столкнувшись с ее опустошенностью. Ради нее я готов подняться на самые высокие горы и сразить самых больших драконов, но как это сделать, если в этой ситуации я ― враг? Когда именно я причинил ей такую боль?

Ее боль ― это моя боль, и мое сердце разрывается на две части, пока я без слов обнимаю ее, желая, чтобы все это прошло.

Хотелось бы повернуть время вспять и вместо этого ударить Девлина по лицу.

Она отстраняется и делает шаг назад, и я неохотно отпускаю ее. Ее лицо красное и мокрое, когда она отворачивается от меня. Она вытирает обе щеки ладонями, пытаясь взять себя в руки.

― Тайер…

― Это значило для меня, потому что я люблю тебя. ― Она не останавливается, чтобы дождаться моей реакции: ― Я влюбилась в тебя и доверилась тебе, хотя должна была знать лучше. Это было глупо с моей стороны, ― говорит она с беззлобным смешком. ― Но я ничего не могла с собой поделать. Я пыталась сопротивляться, но ты появился в моей жизни и стал мужчиной моей мечты. Страстный, поддерживающий, умный, красивый, добрый, помешанный на футболе, как и я, ― ты был всем, чего я только могла пожелать. Поэтому я позволила себе ослепнуть от твоего обаяния, остроумия и улыбки и пропустила мимо ушей всю ту ложь, которую ты мне говорил. Я доверилась тебе и позволила тебе повести меня прямо с обрыва, которого я даже не заметила.

Теперь я расплачиваюсь за свою наивность. Я собираю осколки своего сердца там, где ты их выбросил, и пытаюсь найти способ собрать их воедино, чтобы жить дальше и надеяться забыть тебя, ― продолжает она, ее голос густ от эмоций, так как она с трудом пытается вымолвить слова сквозь очередную волну слез. Но в ее глазах светится решимость. ― И я это сделаю. Я полюбила тебя и разлюблю, но не тогда, когда ты будешь появляться у меня посреди ночи. Не в том случае, если ты не дашь мне забыть тебя. Поэтому, пожалуйста, просто… отпусти меня.

Можно ли задохнуться изнутри?

Быть настолько подавленным глубиной и широтой своих эмоций, что они становятся физически ощутимыми в животе, оттесняя все жизненно важные органы и удушая их ребрами, пока не появится ощущение, что ты сейчас умрешь?

Именно это я сейчас и чувствую.

Ее признание заставляет мое сердце биться с новой силой, а затем резко падать вниз, когда она говорит о своей решимости заставить себя разлюбить меня.

Я отчаянно пытаюсь дать ей понять, что все это не односторонне. Что я чувствую то же, что и она.

― Ты не единственная, кто это чувствует. Я…

― Нет! ― Она вскрикивает, встревоженная, и протягивает руку между нами, чтобы остановить меня. ― Ты не имеешь права говорить мне это сейчас. Если ты собиралсясказать то, что, как мне кажется, ты собирался сказать, ты никогда не сможешь сказать мне эти слова.

Я съедаю пространство между нами в два шага, пока не возвышаюсь над ней.

― Это не тебе решать. Если я хочу сказать тебе о своих чувствах, я скажу, а ты выслушаешь.

― Тогда скажи мне, ― издевается она. ― Я тебе не поверю. Это будет просто еще одна ложь, которая пополнит список. Ты думаешь, что пари ничего не значило? Твои слова будут значить еще меньше. ― Жестоко заявляет она.

Я хочу бороться с ней. Сказать ей, как она ошибается, а потом заставить ее все равно выслушать.

Желание рвется сквозь меня и кричит, чтобы его выпустили, но я контролирую его.

Я ничего не добьюсь, если буду противостоять ей таким образом, поэтому я расскажу ей всю правду.

Я покажу ей, какие муки я испытываю.

― Не делай этого, Тайер. Пожалуйста. Злись на меня, ругайся, кидай в меня вещи, мне все равно, но только не заканчивай с этим. ― Я умоляю. ― Скажи мне, что тебе нужно, чтобы я сделал. Я сделаю это.

Она молча качает головой, не желая встречаться с моим взглядом.

― Тебе нужно, чтобы я бросил футбол? Мое состояние? Ты хочешь, чтобы меня унизили так же, как тебя? Или, может быть, ты хочешь меня как-нибудь высечь? Я уже медленно истекаю кровью на твоем полу, но я дам тебе нож и позволю закончить работу, если это означает, что ты простишь меня. Просто скажи мне, чего ты хочешь, и я дам тебе это.

― Я не собираюсь тебя прощать, ― отвечает она мне, и в ее голосе звучит вся печаль мира.

Я нежно обнимаю ее лицо и наклоняю голову к ней, опускаю губы в легкий поцелуй на ее щеку.

― Я не собираюсь сдаваться.

На короткий миг она закрывает глаза и прижимается к моим губам. Она ищет утешения, которое, как она подсознательно знает, даю ей только я, даже если ее голова заставляет ее бороться с сердцем.

Но потом она отстраняется, и чары разрушаются.

― Пожалуйста, не усложняй ситуацию.

― Я не собираюсь усложнять, Тайер. Я сделаю так, что ты не сможешь уйти от меня, так же как и я не смогу уйти от тебя.

― Макли… ― говорит она усталым голосом. Она выглядит полностью побежденной и физически истощенной нашим обменом мнениями.

― Можешь больше ничего не говорить, я уйду. ― Я двигаюсь к двери и открываю ее, а затем останавливаюсь в дверном проеме. ― Я докажу тебе, что ты снова можешь мне доверять, обещаю. ― Я говорю, решимость твердит мой голос. ― Во что бы ты ни верила сейчас, ты всегда была мне нужна. Всегда. С того самого момента, как я увидел тебя возле Bella’s, я понял, что ты моя. Так что нет, я тебя не отпущу. ― Я смотрю на нее, стоящую там и смотрящую на меня потерянными глазами, и сопротивляюсь желанию пойти к ней. ― Возвращайся в постель и мечтай обо мне, любимая. Я скоро вернусь за тобой. ― Я говорю, повторяя слова, которые говорил ей все эти недели назад.

37





После разговора с Тайер я вхожу в наш гостевой дом и направляюсь на нижний уровень, думая об убийстве и не испытывая ни малейшей склонности к милосердию.

В подвале раньше был второй спортзал, но с годами мы переоборудовали его в комнату для содержания людей, вмешивающихся в наш бизнес.

Здесь скошенный пол, ведущий к стоку, и стены с мягкой звукоизоляцией.

Не то чтобы снаружи было слышно, как кто-то кричит, даже если бы этого не было, но это приятный штрих.

Девлину заткнули рот и привязали к стулу посреди комнаты, удобно расположенному прямо над стоком. Из пореза на брови течет кровь, скорее всего, это произошло, когда его привезли сюда.

Роуг смотрит на телефон, прислонившись к стене, и, вероятно, переписывается с Беллами, а Феникс стоит над Девлином с садистским взглядом.

Из нас троих он самый тихий, но самый смертоносный. Люди часто принимают его молчание за незаинтересованность, но за маской скрывается извращенный разум, который работает гораздо быстрее, чем все остальные вокруг.

Он упивается этой кровью и потрохами, отчасти из-за бизнеса своей семьи.

Для сравнения, я больше похож на обаяшку, который «с медом больше пчел соберет». Я не особенно жесток, если только этого не требует ситуация.

А угрожать тому, что принадлежит мне, ― это, скажем так, преступление с большой буквы.

Я чувствую удовлетворение, когда глаза Девлина расширяются от страха, когда он видит, как я вхожу.

― Судя по твоей реакции, ты прекрасно знаешь, почему ты здесь.

Он судорожно трясет головой, кричит, пытаясь вырвать кляп изо рта и высунуть язык. Я бью его правым хуком в челюсть с такой силой, что стул отлетает назад и падает на пол.

Я стою над ним и медленно закатываю рукава рубашки. Не тороплюсь, растягивая агонию его предвкушения, пока он извивается, отчаянно пытаясь отодвинуть стул и себя от меня.

Это тщетные усилия. Ему некуда деться.

Наклонившись, я вцепился руками в его рубашку и притянул его к себе.

― Держи стул. ― Я обращаюсь к Фениксу, и глаза Девлина увеличиваются втрое, прежде чем он снова пытается закричать.

Как только его удерживают, я продолжаю наносить жестокие удары по его лицу и животу.

Я безжалостен, меня подстегивает ярость от раздора, который он посеял в моих отношениях, горечь и печаль от того, что я причинил боль Тайер, и ревность от того, что она теперь считает себя одинокой.

Я словно нахожусь в трансе, полностью отключив мозг и все остальное тело, кроме кулаков, которые обрушивают на него свою ярость.

Когда я прихожу в себя и смотрю на Девлина, его голова склонилась.

Он без сознания.

Я дергаю его за волосы. Его лицо представляет собой изуродованное кровавое месиво. Глаза опухли, губы порезаны, на щеках синяки и кровь.

Этого недостаточно.

― Разбуди его.

Роуг делает шаг вперед и выплескивает на него ведро воды. Парень оживает с паническим вздохом, его дикие глаза осматривают окружающее пространство, прежде чем остановиться на мне.

Я вижу по его взгляду, что он надеялся, что все это ― дурной сон, а не реальность.

Психологическая пытка, которой я его подвергаю, так же приятна, как и физическая.

Я выдергиваю кляп из его рта и бросаю его на землю.

― Пожалуйста, ― умоляет он. ― Пожалуйста, дай мне…

Он резко осекается, почувствовав лезвие моего ножа у своего горла.

― Что ты ей сказал?

― Я ничего не говорил…, ах! ― Он вскрикивает, когда я погружаю нож глубоко в его бедро.

Я дергаю его голову за волосы, обращаясь с ним как с маленькой сучкой, которой он и является.

― В следующий раз я буду целиться в артерию. Я буду смотреть, как ты истекаешь кровью и молишь о пощаде. Скажи мне, ― я сделал паузу, мой голос дрожал от ярости. ― Что ты ей сказал.

― Ты ударил меня ножом! Ты что, с ума сошел?

Я выдергиваю нож из его ноги, и он вскрикивает, когда из раны сочится кровь и капает на пол.

― Это артерия.

― Нет! Пожалуйста! ― кричит он, отбрасывая свой вес назад и снова отправляя стул на пол.

Я перешагиваю через него и подношу нож к его шее.

― С таким же успехом я могу перерезать тебе горло.

Страх сменяется неуместной бравадой, когда он решает сопротивляться.

Это было бы гораздо более впечатляюще, если бы он не трясся как лист.

― Я просто сказал ей правду. ― Он говорит, пытаясь вызывающе вскинуть подбородок, и вдруг отшатывается, почувствовав, как лезвие режет кожу. ― Что ты трахал ее только ради денег.

Я подбрасываю нож в воздух, ловлю его лезвием наружу и обрушиваю острие на его закрытый рот.

Хладнокровное удовлетворение вспыхивает в моей груди при звуке оскала его зубов. Я выпрямляюсь и поднимаю его на ноги, наблюдая, как он выплевывает кровь и осколки зубов.

― Ты сам требовал рассказать тебе! ― обвиняет он, уже плача. Слезы и сопли стекают по его лицу и смешиваются с кровью, создавая ужасающую картину.

― Мне не понравился твой ответ. ― Я говорю, ударяя его ножом в другую ногу. Он издает пронзительный крик, от которого содрогаются стены. ― Зачем ты это сделал?

― У тебя есть все, ― сокрушенно отвечает он, не переставая всхлипывать. ― Тебе все дается легко, в том числе и она. Я хотел хоть что-то у тебя забрать.

Я снова выхватываю нож, и на этот раз он не произносит ни звука ― адреналин подействовал.

― Позволь мне рассказать тебе, какую ошибку ты совершил. ― Я усмехаюсь, приближаясь к его лицу. ― Ты мог поступить иначе. Ты мог испортить мое будущее или мои деньги, и я был бы более милосерден. Но ты связался с ней. Ты прикасался к ней. Ты пытался отнять ее у меня, и за это ты должен заплатить.

― Пожалуйста, ― умолял он сквозь выбитые зубы. ― Я не хочу умирать.

― Ты не умрешь, ― говорю я.

Феникс бросает на меня полный отвращения взгляд. Наверное, он считает, что я слишком мягок.

― Смерть слишком легкая судьба для тебя.

― С-спасибо. Я обещаю, что больше никогда к ней не подойду. ― Он заикается, его глаза наконец-то снова встретились с моими.

Я всегда думал, что я самый приспособленный из нас троих. Что в один прекрасный день мне позвонят и я должен буду освободить Роуга или Феникса из тюрьмы.

Оказывается, когда речь идет о Тайер, нет предела тому, что я могу сделать. Нет предела боли, которую я причиню кому-то.

― Нет, не подойдешь. ― Я подтверждаю: ― Глаза или язык?

Краем глаза я вижу, как уголки рта Роуга кривятся в медленной ухмылке.

― Ч-что?

― Ты теряешь одно из двух. Глаза за то, что смотришь на нее, или язык за то, что открываешь свой чертов рот. Выбирай, что именно.

― Нет! ― закричал он, снова пытаясь вырваться, но на этот раз Роуг удержала стул. ― Отойди от меня!

― Выбирай, пока я не выбрала за тебя. Три…

― Ты не можешь!

― Два…

― Стоп! Чего ты хочешь?

― Один…

― Я дам тебе все, что ты захочешь!

― Дашь? ― спрашиваю я.

― Да! Все, что угодно!

― Отлично, ― говорю я, надвигаясь на него. ― Что я хочу, так это отрезать тебе язык. А теперь открой рот, время вышло.

Он захлопывает его, крепко сжимая губы, и борется со своими ограничениями еще более яростно, чем раньше.

Феникс подает мне пару зажимов, пока Роуг заставляет Девлина открыть рот и засовывает блок между оставшимися зубами, чтобы удержать его в таком положении.

Он продолжает биться и метаться, как рыба на причале, и я снимаю свой ремень и пристегиваю его к спинке стула, наслаждаясь его дополнительным унижением.

Привязав его голову и заставив открыть рот, я легко зажимаю его язык и вытягиваю его за губы.

Его глаза дикие и испуганные, и я хочу, чтобы он жил с напоминанием об этом страхе до конца своих дней.

Это гораздо лучшая пытка, чем его убийство.

― Ты спросил меня, не сошел ли я с ума, и ответ ― да.

Я беру другой нож и поднимаю его между нами, показывая ему инструмент, который сделает его немым.

Его глаза закатываются обратно в голову, и он теряет сознание.

Неважно, он скоро придет в себя.

Я опускаю нож на его язык и начинаю кромсать его, не заботясь об аккуратности и точности порезов.

Он вздрагивает от боли, и наступает прекрасная тишина, прежде чем воздух наполняется его искаженными криками.

Я продолжаю, рассекая вены и мышцы и с диким удовольствием наблюдая, как кровь наполняет его рот и каскадом стекает по губам и подбородку.

Все заканчивается менее чем за тридцать секунд.

Я держу его язык между нами, как и нож.

― Пусть это послужит тебе ценным уроком, Девлин. Если ты еще раз подойдешь к Тайер, я отрежу твой член и насильно скормлю его тебе.

Я отбрасываю зажим и его язык в сторону и хватаю полотенце, которое протягивает мне Роуг, чтобы вытереть им свои окровавленные руки.

― Нам нужно прижечь рану, если ты хочешь жить. Ты хочешь жить?

Он слабо стонет в ответ, его тело обмякло.

― Скажи хоть слово об этом кому-нибудь, и я позабочусь о том, чтобы твоя семья была уничтожена. После того, как я не торопясь разрежу тебя на куски. Надеюсь, эта небольшая беседа дала тебе понять, что я доведу эти угрозы до конца, если ты еще раз перейдешь мне дорогу. Кивни, если понял.

Он кивает, движение почти незаметно.

― Хорошо. ― Я говорю, поворачиваясь, чтобы взять прижигатель. Подношу его к оставшемуся обрубку языка и прижигаю его плоть, запах наполняет комнату.

Это спасение жизни и еще одна возможность причинить этому куску дерьма боль.

Он снова теряет сознание, но на этот раз мне не нужна его реанимация.

― Я подброшу его до больницы. ― Говорит Роуг, развязывая го.

― Спасибо. ― Благодарю его, а затем спрашиваю, как ни в чем не бывало: ― С Беллами все в порядке?

― Да, будет в порядке. Не волнуйся об этом.

― Как все прошло с Тайер? ― спрашивает Феникс.

Мой рот сжимается в мрачную линию, когда я смотрю ему в лицо.

― Я верну ее.

Он успокаивающе хлопает меня по плечу и поворачивается, чтобы навести порядок в том ужасе, который мы устроили.

Чувства, которые я временно отодвинул на второй план, сосредоточившись на борьбе с Девлином и связанным с этим адреналином, медленно возвращаются в мое сознание.

Почти физическое желание пойти к ней, провести с ней время, но я не могу.

Я не знаю, как мне пережить эту разлуку.

Прошел всего день, а я чувствую себя без нее совершенно потерянным, дрейфующим, не знающим, что с собой делать.

Когда месть будет закончена, я сосредоточусь на том, чтобы сделать все возможное, чтобы вернуть ее.

38





Верный своему слову, Рис возвращается на следующий день.

И на следующий.

И последующие.

Он приходит каждый день в течение недели, иногда поджидая меня на ступеньках моего дома, когда я возвращаюсь с занятий или тренировки, иногда стучит в дверь, когда знает, что я дома.

Вместо цветов и конфет он приносит мне прохладные «Доритос» с ранчо ― мои любимые ― и майку с автографом Меган Рапиноэ.

Он покупает мне рождественское украшение в виде чикагского флага и возвращается на рынок в Женеве, чтобы купить мне такой же футбольный мяч, который я ему подарила.

― Привет, любимая, ― говорит он с милой улыбкой, прежде чем задать мне вопрос, который он задает каждый день: ― Ты уже готова меня простить?

― Нет. ― Отвечаю я.

― Хорошо, ― говорит он, наклоняясь и целуя меня в щеку. ― Тогда я вернусь завтра.

И уходит.

И возвращается на следующий день.

Он не давит на меня и не пытается заставить меня простить его, кроме как задавая мне тот единственный вопрос и принеся мне всевозможные подарки, как будто это подношения божеству.

На его лице надежда, и мне кажется, что он затаивает дыхание в ожидании моего ответа. Когда я говорю ему «нет», он старается не выдать выражение своего лица.

Или он думает, что может постараться.

Я знаю его лицо, как свое собственное, и вижу его разочарование ясно, как день, в том, как его глаза теряют блеск, а улыбка больше не имеет того особенного сияния.

Каждый день я борюсь с почти непреодолимым желанием сдаться и сказать «да». Простить его. Чтобы жить дальше. Но, к счастью, мой разум каждый раз побеждает в этой битве, заставляя мое безвольное сердце вернуться к безопасности и уйти от прощения.

Этот коварный орган ― тот самый, из-за которого я попала в эту передрягу, и я больше не могу доверять ему в том, что он различает истину, как бы громко он ни звал меня к нему.

Как бы сильно я ни скучала по нему.

А я скучаю.

Это почти комично, как я чувствую себя потерянной без его ежечасного присутствия в моей жизни. Я даже не нахожу той радости в футболе теперь, когда не могу ежедневно тренироваться с ним или обсуждать, как проходят сезоны наших любимых команд.

Я любила играть в футбол всю свою жизнь, но за несколько месяцев он настолько сросся с Рисом, что мне трудно отделить их друг от друга.

Но суть в том, что он солгал о всей основе наших отношений. Как бы он ни был разочарован моим отказом простить его, ему некого винить, кроме себя.

И как бы тяжело я ни переживала этот разрыв, мне нужно научиться жить с этим, потому что назад пути нет.

Я не могу ослабить цепи своего недоверия и снова впустить его в свою жизнь, если я не уверена, что он не повернется и не причинит мне боль снова.

Поэтому я предпочитаю проводить время с друзьями и концентрироваться на занятиях.

Заметно, что на этих занятиях отсутствует Девлин, которого мы не видели с ночи победы в чемпионате.

Слухи ходили несколько дней, пока в конце концов не подтвердилось, что он отказался от участия в программе и переехал обратно в Англию. Его отъезд удивителен, но не нежелателен, особенно в моих глазах.

Я не хотела его больше видеть, и я получила свое желание.

Хотя я не могу не задаться вопросом, не послужило ли что-то или кто-то причиной его поспешного отъезда.

После занятий я вижу в коридоре Роуга, который разговаривает с несколькими людьми. И на секунду задумываюсь, знает ли он, почему Девлин решил бросить учебу, и не связано ли это с тем, что произошло между нами.

В конце концов, я решаю, что надо просто взять и спросить его.

Я направляюсь к нему, и его глаза скользят по мне, когда он замечает мое приближение. Он не прощается и даже не признает окончания разговора, а просто оставляет людей, с которыми разговаривал, и подходит ко мне.

― Все в порядке?

― О, эм, да, ― отвечаю я, взволнованная его пристальным вниманием ко мне. Я наполовину ожидала, что он отмахнется от меня. ― Я не хотела тебя прерывать.

― Это было неважно. ― Отвечает он, его лицо как всегда нейтрально. ― Что случилось?

Я не хожу вокруг да около.

― Он что-то сделал с Девлином?

Его черты остаются тщательно скрытыми, и, в отличие от Риса, я совсем не могу его прочитать.

― Рис?

― Да.

― Этот вопрос ты должна задать ему.

― Думаю, ты только что на него ответил. ― Говорю я, наблюдая за реакцией.

Он просто пожимает плечами и смотрит на меня, молчание между нами растягивается на долгие секунды.

Когда я понимаю, что он не собирается больше ничего добавлять, я разворачиваюсь, пробормотав «хорошо», и начинаю уходить.

Его голос заставляет меня остановиться, прежде чем я успеваю отойти слишком далеко.

― Когда ты собираешься его простить?

Я медленно поворачиваюсь к нему лицом.

― Я не собираюсь.

Он кивает и задумчиво смотрит вдаль. Я вижу, как поворачиваются колесики, когда он тщательно подбирает следующие слова.

― Мы с тобой уже были в таком положении вещей.

На моих губах появляется небольшая улыбка, первая за неделю.

― Что-то вроде этого, да.

― Ты помогла мне вернуть Беллами, когда никто не считал, что я ее заслуживаю. ― Уточняет он.

Настала моя очередь пожать плечами.

― Я знала, что ты к ней чувствуешь.

Он сокращает расстояние в два медленных шага.

― А я знаю, что он чувствует к тебе. ― Он говорит, глядя на меня пронзительными глазами. ― Он никогда не лгал тебе об этом.

― Ты просишь меня простить его?

― Я прошу тебя не исключать полностью возможность простить его.

― Это не так просто. ― Говорю я с грустью: ― Я больше не доверяю ему.

― Тогда позволь ему заслужить это доверие. Дай ему возможность показать тебе, что он чувствует.

Я сглотнула, чувствуя, как моя решимость снова начинает ослабевать.

Мое сердце было готово распахнуть дверь и принять Риса обратно, но голова оставалась непоколебимой.

Теперь я чувствую, как она чуть-чуть приоткрывается. Не настолько, чтобы впустить его, но достаточно, чтобы появилась надежда.

Это противоречит моей гордости, той части меня, которая умоляет не прощать его за то, как он меня предал.

― Я подумаю об этом. ― Соглашаюсь, прежде чем добавить: ― Спасибо.

Он кивает в знак признательности.

― Ты идешь домой?

― Нет, я пойду ненадолго в компьютерный класс. Мне нужно поработать над эссе по английской литературе.

― Хорошо, увидимся.

Он уходит прежде, чем я успеваю сказать что-то еще, оставляя меня в еще большем замешательстве, чем когда-либо.

По какой-то причине мне хочется верить словам Роуга, хотя я прекрасно знаю, что он без колебаний солгал бы ради Риса.



Через час я возвращаюсь в лабораторию из уборной. Я сосредоточенно смотрю на телефон, отправляя девочкам смс о том, что буду дома минут через тридцать, и тут меня пугает голос.

― Привет, любимая.

Рис стоит над выбранным мной столом, его руки небрежно засунуты в карманы, он смотрит на меня голодными глазами человека, который впервые видит солнце после зимы.

Сначала меня охватывает удивление: сердце колотится в груди от того, что он ищет меня вне рамок своих ежедневных визитов, а желудок подпрыгивает от его ласкового прозвища.

Следующим приходит желание. Отчасти это физическое желание ― похоть бурлит в моих венах от того, как красиво он выглядит, стоя там и ожидая меня, его присутствие командует пространством, а его фирменная ухмылка на месте.

Но это и эмоциональное желание. Я бы хотела, чтобы он обнял меня и утешил, чтобы я забыла о последних днях.

Боже, как же я его люблю. Это так несправедливо.

― Привет, ― говорю я, подходя к нему. ― Что ты здесь делаешь?

― Роуг сказал мне, что ты хочешь меня о чем-то спросить.

Вот предатель. Я знала, что он расскажет Рису о нашем разговоре, но не думала, что так быстро.

― И я хотел тебя увидеть.

Чистая честность звучит в его голосе, когда он поднимает руку, чтобы откинуть прядь волос с моего лица, но не успевает подумать об этом. Его рука опускается и сжимается в кулак, как будто ему приходится прилагать физические усилия, чтобы сдержать себя от прикосновения ко мне.

― Девлин отчислился.

У него отвисает челюсть.

― Я слышал, ― говорит он, не добавляя уточнений к ответу.

― Ты имеешь к этому какое-то отношение?

― Да.

Я на мгновение опешила от его ответа. Я наполовину ожидала, что он будет отрицать это.

― О, я не думала, что ты ответишь мне честно.

― Я сказал тебе, что больше ничего не буду от тебя скрывать.

Я сглатываю, чувствуя тяжесть в горле, и думаю, о чем еще я хочу его спросить.

― Ты причинил ему боль?

Его голос звучит непреклонно, когда он отвечает.

― Да.

― Сильно?

― Да.

― Я хочу знать, как именно?

― Нет.

На каждый вопрос он отвечает безэмоционально и по существу, как будто я спрашиваю его о том, любит он капусту или нет, а не о том, сделал ли он кому-то больно.

― Почему ты это сделал? Потому что он раскрыл твой секрет?

― Нет, ― отвечает он, на этот раз сквозь стиснутые зубы. ― Я должен был разобраться с ним давным-давно. Это еще одна моя ошибка: я позволил ему устроиться так удобно, что он почувствовал себя достаточно безопасно, чтобы наложить на тебя руки. Теперь он больше никогда к тебе не прикоснется.

У меня в животе все перевернулось при мысли о том, что Рис, вероятно, сделал с ним. Я сомневаюсь, что он дал ему пощечину и отправил в путь. Но он прав, я не хочу знать, что он с ним сделал. Вот только…

― Он жив?

Мой интерес вызван исключительно Рисом. Я вспоминаю слова Феникса в доме Девлина. Я не хочу, чтобы Рис кого-то убивал, особенно не из-за меня.

― Да.

Я киваю и отворачиваюсь, начиная собирать свои вещи.

― Ты уже готова простить меня?

Я насмехаюсь.

― Нет.

Он кладет руку мне на плечо, впервые за неделю прикасаясь ко мне своими руками. Искра электричества проходит через меня при этом прикосновении и превращается в жидкое тепло, которое скапливается в моем животе.

Если он тоже это чувствует, то никак не комментирует.

Он поворачивает меня так, чтобы я стояла к нему лицом.

― Почему нет?

Это первый раз, когда он задает следующий вопрос и не уходит сразу после того, как спрашивает, готова ли я его простить.

― Мы ходим по кругу, и я не могу продолжать этот разговор. ― Я говорю с разочарованным вздохом: ― Я не собираюсь прощать тебя за то, что ты сделал.

― Ну же, Сильвер. Должно же быть что-то, что я могу сделать.

Я не знаю, почему он не может понять, что то, что он сделал, непростительно в моих глазах.

― Нет. Ты не только заключил пари, что можешь трахнуть меня, но и сделал это за деньги. ― Я выплюнула. ― Девлин рассказал мне и об этом.

Его глаза опасно потемнели от моих слов.

― У меня еще есть время, чтобы убить его.

― Прекрати, ― говорю я, нахмурив брови. ― Тебе даже не нужны деньги, ты и так достаточно богат. Это была чистая жадность? Поэтому ты это сделал? ― спрашиваю я, насмехаясь над ним.

Но за моим легкомысленным тоном скрывается настоящая потребность узнать, понять, почему он так поступил. Понять, как мало я для него значу.

В его взгляде проскальзывает злость, он смотрит на меня, его челюсть яростно работает.

― Я трахал тебя не из-за денег.

Я с отвращением качаю головой, но от этого еще больше разочаровываюсь.

― Ты снова врешь.

― Я отдал эти деньги, Сильвер. ― Его голос пронзает меня, как удар хлыста, и я застываю на месте. ― Задолго до того, как ты узнала об этом пари. В тот же день, когда Девлин передал их мне.

Я несколько раз моргаю от удивления. Это последнее, что я ожидала от него услышать.

― Кому ты их отдал?

― Молодежному футбольному клубу для девочек в Лондоне.

Мое сердце вздрагивает, и мне хочется плакать.

― Почему ты это сделал?

― Я вспомнил, что мы говорили о недостатке возможностей у девочек, когда речь идет о футболе, и что для тебя это очень важно. Мне показалось, что это правильный поступок с деньгами, которые мне все равно никогда не были нужны.

Я склоняю голову, и слеза пробивается сквозь веки и падает на щеку. Он протягивает руку, чтобы наклонить мой подбородок к себе, и большим пальцем другой руки смахивает слезу.

― Пожалуйста, не плачь, ― шепчет он, его красивый голос хриплый. ― Меня убивает, когда ты плачешь.

― Я хочу верить тебе, хочу. Я просто не знаю, смогу ли я когда-нибудь это сделать.

Большим пальцем руки, лежащей на моем подбородке, он проводит по моей коже успокаивающие круги.

― Ты для меня все, Тайер. Единственная вещь, которая имеет значение. Если слова не помогают, что я могу сделать?

― Ничего, ― говорю я, вырывая подбородок из его рук. ― Только если ты не сможешь повернуть время вспять и вернуть нас к тому времени, когда ты заключил пари. Посмотрим, погнался бы ты за мной, если бы не соревнование с твоими друзьями.

― Я не могу этого сделать, но поверь мне, если бы я мог, я бы сделал это. Я бы вернулся в прошлое и ударил бы Девлина по лицу, но я бы все равно хотел тебя. Я бы все равно пришел бы за тобой. ― Он собственнически гладит меня по затылку. ― Я бы все равно полюбил тебя. Это всегда было неизбежно.

Мои глаза переходят на него, и мой желудок сжимается.

― Я же просила тебя не говорить мне таких слов.

Внутри меня бушует вихрь хаоса и смятения. Когда мы встречались и я чувствовала, что начинаю влюбляться в него, я мечтала услышать от него эти слова. Быть той, кто сумеет достучаться до него и ослабить его бдительность. Быть той, кто заставит его рискнуть полюбить кого-то, когда он отчаянно этого не хотел.

Так горько, что теперь это реальность. С одной стороны, я люблю его. От всего сердца люблю этого человека, так, что это граничит с безумием. Я хочу, чтобы мы вместе устремились в закат и жили долго и счастливо.

С другой стороны, как узнать, что все это правда, а не очередная уловка для какой-то цели или игры, о которой я еще не знаю? Поверю ли я ему? Сделать ли мне шаг навстречу и довериться ему?

Я разрываюсь между головой и сердцем, я застряла в тупике с двумя ясными путями вперед и не знаю, какой из них выбрать.

― Как я уже сказал, я больше ничего от тебя не скрываю. ― Говорит он: ― Ты мне веришь?

― Не знаю, ― признаюсь я.

Его рука соскальзывает с моего затылка и нежно сжимает мою челюсть.

― Может быть, ты не готова услышать это, но я все равно скажу тебе. ― Он делает паузу, а затем добавляет: ― Однажды я женюсь на тебе. Я буду встречаться с тобой, а потом стану твоим мужем. Это будет позже, чем я хотел бы, потому что я знаю, что ты заставишь меня ждать, но однажды я встану на одно колено перед всеми твоими друзьями и семьей и поклянусь, что буду любить тебя до самой смерти, и я буду говорить правду. Мы уже десятки раз лгали друг другу, Сильвер, но послушай меня ― без меня у тебя нет будущего. Я буду повторять это столько раз, сколько потребуется, чтобы ты мне поверила, и я буду ждать столько, сколько потребуется, чтобы ты вернулась ко мне.

Я тоже люблю его. Люблю так сильно, что боль от этой любви так же велика, как и боль от его предательства.

Сердце бешено колотится в груди, требуя, чтобы я пошла к нему, чтобы сдалась и помирилась… Но я все еще не уверена. С каждым заявлением он еще больше расширяет щель этой двери.

И вот я уступаю еще дюйм.

― Мне… нужно время. И пространство.

Триумф сияет в его глазах, как будто мы находимся в нескольких мгновениях от того, чтобы сказать ему, что я его простила.

― Я могу с этим работать. Как долго?

― Я не знаю, ― говорю я, а потом поспешно добавляю: ― И я ничего не обещаю.

― Хорошо. ― Он кивает, соглашаясь. ― И мы еще посмотрим.

Он мягко целует меня в лоб, и мои глаза закрываются, когда я склоняюсь к его прикосновениям, наслаждаясь ощущением его губ на своей коже.

На заднем плане пикает телефон, и он отстраняется, но я остаюсь в этом моменте еще на несколько секунд, желая удержать его как можно дольше.

― Тайер, ― произносит он, и перемена в его голосе настолько неожиданна, что я в шоке открываю глаза.

Я поднимаю на него глаза и вижу, что его взгляд прикован к моему телефону, лежащему на столе, его челюсть напряжена, а мускулы на щеках опасно подрагивают.

Я опускаю глаза и вижу, что мне пришло новое сообщение.

От Картера.

― Какого хрена он пишет тебе, говоря, что скучает? ― Он рычит, его тон неумолим.

Я хватаю телефон и разблокирую его, увидев в приложении «Сообщения» текст, о котором идет речь.

Картер: Я скучаю по тебе.

Я не разговаривала с ним с тех пор, как мы расстались, даже не проверяла, благополучно ли он добрался до дома, так что я не знаю, почему он решил связаться со мной именно сейчас.

Но если я когда-то сомневалась, есть ли у меня к нему какие-то затянувшиеся чувства, то это сообщение дает мне ответ.

Я ничего не чувствую. Ничего, кроме намека на сочувствие и грусть по поводу того, что он скучает по мне, пока я живу дальше.

Я представляю, как это больно, и надеюсь, что он скоро встретит кого-то.

Но я рада, что у меня есть окончательное подтверждение того, что эта предыдущая глава моей жизни окончательно позади. Независимо от того, где мы с Рисом окажемся, возврата к Картеру не будет.

Но Рис не в праве спрашивать, кто и зачем мне пишет. В конце концов, я одинока.

― Ты опять с ним разговариваешь? ― требует он, его ноздри раздуваются, а голос искажается от едва скрываемой ярости.

Я смеюсь.

― Нет. Ты лжец, а он обманщик. Я просто не могу поймать передышку в своей личной жизни.

Ему это не кажется смешным.

Он вырывает телефон у меня из рук, нажимает на кнопку вызова рядом с именем Картера и подносит трубку к уху.

― Что ты делаешь? Отдай! ― говорю я, пытаясь дотянуться до телефона. Однако из-за разницы в росте он легко держит его в недосягаемости.

Когда в трубке раздается звонок, я слышу ответ Картера так же отчетливо, как если бы он стоял с нами в компьютерном классе.

― Детка?

О, блять.

Брови Риса вскидываются, ярость охватывает его лицо. Его гнев ― это физическая вещь, которая высасывает весь кислород в комнате и оставляет мои легкие в нерабочем состоянии. Его глаза темнеют, теряя столь любимый мною цвет, становясь блестящим обсидианом, который заглушает белый оттенок радужной оболочки.

За гневом скрываются едва скрываемые обида и предательство, зеркально отражающие то, что, я уверена, он видит, когда смотрит в мои глаза, с той лишь разницей, что я не сделала ничего плохого.

Голос Риса неузнаваем, когда он говорит. По крайней мере, на целую октаву ниже, чем обычно, он острый, как свежее лезвие, и ужасающий.

― Ты даже не представляешь, к каким силам и ресурсам я имею доступ. Я задействую все до единого, чтобы найти тебя и похоронить живьем в безымянной могиле, если ты еще хоть раз напишешь или позвонишь по этому номеру.

Он положил трубку и протянул мне телефон, мрачно глядя на меня.

― Ты не имел права. ― Я говорю ему, взволнованно.

У меня нет ни нужды, ни желания разговаривать с Картером, но Рис перегибает палку. Хочет он это принять или нет, но я не замужем.

― У меня есть все права. ― Он рычит. ― У меня есть все права, когда дело касается тебя, особенно если твой бывший пытается претендовать на то, что принадлежит мне.

― Ты тоже мой бывший. ― Я указываю на это, зная, что ему не понравится это слышать.

Он отворачивается от меня и с силой опускает кулак на стол, отчего мой учебник по математике подпрыгивает на дюйм, прежде чем опуститься обратно.

Он ходит по комнате и бросает на меня цепкие, но скрытные взгляды, как дикий зверь в клетке, который видит свежую добычу за перилами своей тюрьмы.

Его разочарование очевидно, когда он проводит рукой по волосам, оставляя их совершенно растрепанными и дикими после своего движения.

― Если ты хотела сделать мне больно, как я сделал тебе, то ты это сделала. Ясно? ― Он спрашивает: ― Ты сделала свое дело. Теперь мы квиты.

― Я ничего не сделала, если тебе больно, то это из-за последствий твоих действий.

― Тогда скажи мне, что я должен сделать! ― говорит он, пересекая комнату большими, торопливыми шагами и хватая меня за обе руки. ― Как мне все исправить?

Когда я молчу, он тихо добавляет:

― Ты действительно хочешь, чтобы я встречался с другой девушкой?

Судя по тому, как у меня сводит желудок и как желчь поднимается в горле, я скорее предпочту, чтобы мне отрывали ногти на ногах один за другим, чем наблюдать такое.

Должно быть, мое лицо выдало мои мысли, потому что он взял мое лицо в руки и сказал:

― Ты не хочешь этого, не больше, чем я хочу, чтобы ты встречалась с другим парнем.

Я качаю головой, и на его лице появляется облегченное выражение, когда он продолжает.

― Я не буду смотреть, как ты встречаешься с кем-то еще, Тайер. Я дам тебе время и пространство, о котором ты просила, но, пожалуйста, не уходи ни к кому другому. Ты можешь с этим согласиться?

Насколько я еще не готова простить его, настолько же я знаю, что не хочу никого другого.

― А ты сделаешь то же самое?

Он наклоняет мой подбородок к себе.

― Как я могу прикасаться к кому-то еще, когда я думаю только о тебе?

Я улыбаюсь и шагаю в его объятия, прижимаясь щекой к его твердой груди, а его руки обхватили меня теплыми, защитными объятиями.

Его подбородок опускается на мою макушку, и он обнимает меня в течение долгих минут, мы оба молчим, каждый черпая из этих объятий то, что ему нужно ― утешение, уверенность и немного надежды.

Наконец, он глубоко целует меня в волосы, вдыхая мой запах, и говорит:

― Все будет хорошо.

Я не знаю, говорит ли он это для себя или для меня, но впервые с тех пор, как мы расстались, я ему верю.

39





Шестнадцать дней.

Именно столько времени прошло с тех пор, как мы с Тайер расстались.

Шестнадцать дней я не разговаривал с ней ни о чем, кроме нашего разрыва, не прижимал ее к себе, когда мы сидели с друзьями, не смешил ее.

Шестнадцать дней я не требовал ее рта и не брал ее тело.

Шестнадцать дней, в течение которых я каждые пять минут проверял телефон, не написала ли она мне, и не поддавался желанию разбить его, когда видел, что она не написала.

Если говорить коротко, то это шестнадцать дней сплошной агонии.

Я был настолько сосредоточен на том, чтобы не влюбиться и не открыть себя для боли потери другого человека, как я потерял своих родителей, что мне даже в голову не приходило, что существует множество способов потерять кого-то навсегда.

Что можно потерять человека, даже если он жив. И эта боль может быть еще сильнее, потому что ты будешь думать о нем, мечтать о нем, тосковать по нему, даже физически видеть его, но его не будет в твоей жизни по воле случая, а не судьбы.

С тех пор как я потерял Тайер, я понял, насколько болезненной может быть такая потеря.

В течение последней недели я давал ей время и пространство, о которых она просила, и держался в стороне. Я по-прежнему осыпаю ее небольшими подарками, доставляемыми ей на дом, потому что будь я проклят, если позволю ей использовать это время и пространство, чтобы забыть и разлюбить меня, но с тех пор мы не виделись, лишь украдкой переглядываясь на занятиях или в коридорах.

Я скучаю по ней, как скучал бы по жизненно важному органу, если бы его неожиданно оторвали от моего тела, а я все еще должен был бы жить.

Это невозможно, и я чувствую, что увядаю без нее.

С момента нашего разговора в компьютерном классе я не делал ничего, кроме того, что вел привычный образ жизни: ходил на занятия, потом на межсезонные тренировки, а затем отправлялся домой, не нуждаясь в других социальных контактах.

Сегодня вечером Феникс и Роуг ворвались в мою комнату и заставили меня выйти из моей пещеры и отправиться в бар в Женеве.

― Если уж ты собираешься запить свои чувства, то хотя бы хорошим виски, ― сказали они.

Это было два часа назад, и за это время я успел хорошо напиться.

Мы втроем сидим за барной стойкой, в полумраке приглушенного освещения этого элитного бара, и потягиваем свои напитки в дружеском молчании.

В одной руке у меня виски, в другой ― полоска с фотографиями, которые мы с Тайер сделали в фотобудке на рождественской ярмарке, большой палец ласково проводит по ее лицу, как я делал это каждый день в течение последней недели.

― Она прекрасна, не правда ли? ― пьяно говорю я, показывая на Феникса, который сидит слева от меня. Когда он поворачивает голову, я отворачиваю фотографии от его взгляда, прежде чем он успевает посмотреть. ― Нет, не смотри на нее. Она моя.

― Тебе плохо, Рис. ― Роуг замечает справа от меня.

― Эй, ― говорю я, и слово выходит невнятным. ― Не разговаривай со мной. Бармен! ― Я жестом предлагаю еще выпить.

― Остынь от выпивки, выпей воды. ― Феникс говорит, подталкивая ко мне мой стакан с водой.

Я игнорирую его и тянусь за новым виски, который бармен ставит передо мной, и благодарю его, кладя на стойку сто евро чаевых.

― Продолжай в том же духе.

Я беру свой телефон и открываю переписку с Тайер, набирая ей сообщение.

Я: Я скучаю по тебе

Я: Это убивает меня, когда я не разговариваю с тобой.

Я блокирую экран и кладу телефон экраном вниз на барную стойку, не ожидая, что она ответит.

Неважно, если она не ответит, я просто хочу, чтобы она знала, что я чувствую. Напомнить ей, что,хотя я не видел ее больше недели, это потому, что я уважаю ее желания, а не потому, что я этого хочу.

Если бы это зависело от меня, я бы сейчас был у нее дома.

Я бесстрастно смотрю на барную стойку, полностью захваченный пьяным вихрем мыслей и чувств, хаотично проносящихся в моем мозгу, и тут меня кто-то трогает за плечо.

Я поворачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с Нерой. Ее глаза фиксируют степень моего опьянения, переходя с меня на мой только что налитый напиток.

Я оглядываюсь через ее плечо и замечаю мужчину, наблюдающего за нами в кабинке. Наверное, это тот, с кем она пришла. Он выглядит довольно знакомым, хотя мое пьяное состояние не позволяет мне сразу определить его личность.

― Как дела, Рис?

Мои глаза снова встречаются с ее глазами.

― Хорошо. Как она? ― спрашиваю я, жаждая получить любую информацию о Тайер.

Уголок ее губ приподнялся.

― Она может убить меня за эти слова, но, похоже, дела у нее идут примерно так же хорошо, как и у тебя.

Мне неприятно слышать, что ей больно, но мне нравится знать, что она не живет дальше. Что она хотя бы скучает по мне, скучает по нам.

Когда я заговорил дальше, в моем тоне прозвучал намек на мольбу.

― Скажи мне, что я должен сделать, чтобы она меня простила.

― Она единственная, кто может ответить на этот вопрос, и я думаю, что она сама не знает ответа. ― Нера смотрит на меня, ее взгляд жаждущий найти что-то. Должно быть, она нашла в моих глазах то, что искала, потому что добавляет: ― Если уж на то пошло, я думаю, она тебя простит.

― Да?

― Да. Но ты уж дальше сам, я и так уже слишком много сказала.

― Ничего страшного, спасибо, что рассказала.

В этот момент пищит мой телефон. Я беру его и переворачиваю, обнаруживая сообщение от Тайер.

Тайер: Я тоже по тебе скучаю.

У меня перехватывает дыхание, и опьянение на мгновение рассеивается, когда я перечитываю текст снова и снова, убеждаясь, что это реальность, а не видение, которое мой одержимый любовью мозг создал, чтобы успокоить мое израненное сердце.

Я несколько раз моргаю, чтобы убедиться в этом, но оно не меняется и не исчезает.

Я тоже скучаю по тебе.

Она скучает по мне.

Она скучает по мне.

Я должен пойти к ней.

Забыв о степени опьянения, я вскакиваю на ноги с табуретки, на которой сидел, и теряю равновесие, чуть не задев Феникса, споткнувшегося на паре шагов.

Он ловит меня и помогает выпрямиться.

― Ты в порядке, приятель?

Я нащупываю бумажник.

― Да, да. Мне нужно идти. Тайер написала мне сообщение.

Роуг кладет руку на мое предплечье.

― Иди. Мы тут разберёмся.

Я киваю ему в знак благодарности, прежде чем он поворачивается к Нере, которая все еще стоит там с улыбкой на лице, наблюдая за мной.

― Нера. ― Говорит он, привлекая ее внимание к себе.

― Да.

Он наклоняет подбородок к мужчине, сидящему в кабинке позади нее.

― Это тот, о ком я думаю?

Она смотрит на него через плечо, и мой взгляд присоединяется к ее взгляду.

Глаза мужчины буравят всех нас троих, его тело напряжено. Я вижу, что он готов вмешаться, если кто-то из нас сделает хоть какое-то движение в ее сторону.

Только Роуг задает свой вопрос, чтобы я понял, почему я узнал, с кем она, и когда она поворачивается к нам, что подтверждает ее румянцем.

― Да.

Феникс тоже смотрит на него, а потом добавляет:

― Ты играешь с огнем.

Ее глаза сужаются.

― Кто бы говорил. ― Ее голос понижается на десять градусов, когда она говорит с ним, вероятно, из-за его истории с Сикс. ― Я знаю, что я делаю. Ты ничего не скажешь, верно? ― Она смотрит конкретно на меня, когда задает этот вопрос, но я знаю, что она обращается ко всем нам троим.

― Нет.

Она кивает в знак благодарности и, не говоря ни слова, возвращается за свой столик.

Я допиваю остатки своего напитка, хлопаю Роуга и Феникса по спине и выхожу за дверь на нетвердых, но полных сил ногах.



Не прошло и часа, как я уже стучусь в дверь Тайер.

Это странно напоминает то, как я был здесь пару недель назад, только на этот раз я не пытаюсь активно стучать в дверь кулаками.

Она открывает, одетая в джинсы и водолазку, и я позволяю себе податься вперед и обнять ее. Как будто мое тело знает, что оно дома, и отключается на ночь, чувствуя себя в безопасности и защищенным.

― Привет.

― Привет, ― говорит она, ее голос заглушается моим большим телом, когда она пытается удержать меня. ― Что ты здесь делаешь?

― Я скучал по тебе. ― Я говорю, пользуясь своим положением, чтобы зарыться лицом в ее шею. Вдыхаю ее, как наркоман, трусь носом о ее шею, как бы впечатывая в себя ее запах.

Она мягко отталкивает меня, упираясь спиной в противоположную стену коридора. Я издаю недовольный стон, но позволяю сдвинуть себя с места, в итоге прислоняю тело и голову к стене и смотрю на нее сквозь тяжелые веки.

Она смотрит на меня проницательным взглядом, а затем ее губы искривляет улыбка.

― Ты пьян?

― Немного.

― Почему?

Я безразлично пожимаю плечами, проводя рукой по волосам.

― Алкоголь заставляет меня мечтать о том, чтобы ты меня простила. ― Я провожу рукой по лицу и по груди, подсознательно прикладывая ее к сердцу, как бы защищая его. ― Но потом я просыпаюсь, а тебя нет в моих объятиях, как я мечтал.

― Значит, пробуждение проходит жестоко?

― Да.

― Тогда почему ты это делаешь?

― Потому что за то время, что длится сон, я могу провести время с тобой. ― Я пересекаю короткую длину коридора, где она стоит спиной к противоположной стене, и мягко опускаю правую ладонь рядом с ее головой. Я наклоняюсь к ней, чтобы приблизить свое лицо к ее лицу, а мой рот нависает над ее ухом. ― Даже если это все в моей голове, даже если это всего лишь галлюцинация, на несколько мгновений это кажется реальным.

Дрожь пробегает по ее телу, когда мое дыхание ударяется о раковину ее уха. Я наклоняюсь ближе и, пользуясь тем, что был пьян, «случайно» касаюсь ее губ своими.

Искры проскакивают между нами при соприкосновении, безумная химия, как всегда, бурлит вокруг нас, опьяняя сильнее, чем алкоголь, текущий по моим венам.

― Не целуй меня, ― шепчет она, ее голос густ от вожделения.

Я сдерживаю болезненный стон. Никогда в жизни мне не хотелось целовать кого-то сильнее. Это пытка ― быть в миллиметрах от ее губ и не иметь возможности сократить расстояние, прижаться губами к ее мягким губам и завладеть ее ртом, как я делал это сотни раз.

― Это пытка ― не прикасаться к тебе. ― Я бормочу, мои слова путаются под действием алкоголя. ― Но боль ― это цена, которую мы платим за любовь. Триш научила меня этому.

― Научила? Когда?

― Когда она была здесь после того, как Беллами ранили. Она была права, что это цена, которую стоит заплатить, но это хуже, чем потерять тебя. Видеть тебя и любить тебя, но не иметь возможности сохранить тебя.

Она хватает руку, прижимающую ее к стене, и отталкивает меня. Когда она освобождается, я жду, что Тайер отпустит меня, но она этого не делает.

Я смотрю вниз, где ее ладонь обхватывает мое запястье, и вижу, что она неуверенно проводит пальцами по пушистой розовой резинке для волос. Я никогда ее не снимал.

― Может быть, тебе стоит ее вернуть, ― мягко говорит она, наклонив голову, чтобы посмотреть на нее.

Я вырываю свое запястье из ее рук.

― Тебе придется снять ее с моего холодного, мертвого тела.

Я отшатываюсь назад, и она поддерживает меня, чтобы я не упал. Мне не следовало так напиваться, но это был самый простой способ забыть о боли.

― Можешь сделать мне одолжение?

Она поднимает на меня бровь.

― Что?

Я подношу запястье с резинкой для волос к носу и вдыхаю.

― Она больше не пахнет тобой. Можешь нанести на нее свои духи?

Она смотрит на меня испытующим взглядом, скрестив руки, и я вижу, что она раздумывает, соглашаться или нет. Наконец, она поворачивается и идет обратно в квартиру, в свою комнату.

Она не велела мне ждать снаружи, поэтому я предполагаю, что могу войти вслед за ней, что и делаю.

Ее кровать зовет меня, пушистые подушки и обещание ее запаха, окутывающего меня, слишком манят, чтобы сопротивляться, и я со стоном опускаюсь на ее матрас.

Она поворачивается с полки с флаконом в руках и видит меня, разлегшегося на ее пледе.

― Не устраивайся слишком удобно.

― Ммм…

Она садится рядом со мной и берет меня за запястье, пару раз брызгая своими цветочными духами на резинку, после чего позволяет ей упасть на матрас.

Я снова подношу его к носу и резко вдыхаю, переполненный ее ароматом.

― Блять, да.

Я закрываю глаза, чтобы побороть головокружение. Мне кажется, что я лежу на кровати на корабле посреди бурных открытых вод, а не в комнате общежития.

Я не представляю, сколько времени я так пролежал, прежде чем потерял сознание, а запах роз и жасмина продолжал щекотать мне нос.



Борясь с головной болью, я открываю глаза.

Меня встречает чужая спальня и прекрасный утренний свет, от которого хочется больше никогда не открывать глаза.

Во рту у меня так сухо, как будто последний раз я пил воду два года назад, и я почти ничего не помню о прошлой ночи.

Я помню, как пошел в бар и пришел к Тайер. Наверное, я вырубился в ее постели, и она разрешила мне остаться у нее. Я смотрю вниз и вижу, что я только в нижнем белье и под одеялом.

Должно быть, она позаботилась обо мне в таком состоянии. Меня пронзает чувство вины за то, что прошлой ночью я был для нее обузой. Я пришел сюда, руководствуясь необходимостью увидеть ее и поговорить с ней, а вместо этого, вероятно, усугубил свое положение.

Я смотрю налево и вижу, что кровать пуста. Одеяло откинуто, на подушке виден отпечаток ее головы ― должно быть, она спала рядом со мной прошлой ночью, а потом рано встала.

Хватаю телефон и вижу, что сейчас десять тридцать утра.

Не так уж и рано.

От нее нет ни одного сообщения, только пара от Роуга и Феникса, чтобы убедиться, что со мной все в порядке.

Я сажусь, опускаю ноги на пол и опускаю голову на руки, пытаясь прийти в себя и побороть похмелье. В конце концов, я беру себя в руки, накидываю одежду и выхожу в гостиную, где ожидаю ее найти.

Ее там нет, но есть ее соседки. Сикс комично замирает с ложкой, наполовину поднятой ко рту, и смотрит на меня.

― Где Тайер?

― Что ты здесь делаешь? ― спросила Сикс, откладывая ложку.

― Он, наверное, вырубился здесь после того, как напился прошлой ночью. ― Заключает Нера.

Беллами бросает на нее вопросительный взгляд.

― Откуда ты это знаешь? Ты его видела?

― О, э…

― Эй. ― Я перебиваю, возвращая их внимание ко мне. ― Где она?

― Ее здесь нет, ― неуверенно говорит Беллами.

Не знаю, то ли это похмелье, то ли недостаток углеводов, то ли у меня просто стал короче запал, но я срываюсь.

― Я не хочу терять с тобой дружбу, но потеряю, если ты будешь играть со мной в игры, Беллами.

― Я не играю в игры. Она уехала.

― Куда уехала?

― Домой.

Я виню алкоголь в том, что я стал соображать медленнее, чем обычно, потому что я не понимаю, что она говорит.

― Здесь ее дом, куда она уехала?

Беллами бросает на меня сочувственный взгляд и выдвигает четвертый стул за столом, предлагая мне сесть. Я не сажусь.

― Она вернулась в Чикаго, Рис.

Теперь я сижу, мои ноги вдруг стали неспособны выдержать мой вес. Ее слова — удар, вдвойне болезненный от того, что я их не ожидал.

Нера наливает мне стакан воды, и я выпиваю его.

― Почему?

― Вчера ей позвонил брат и сказал, что у их мамы случилась передозировка пару недель назад. С ней все в порядке, ей вовремя ввели «Наркан» и вчера выписали из больницы. Она не подумала сообщить об этом никому из своих детей, Нолан узнал об этом только потому, что вчера зашел проведать ее и увидел больничный браслет на ее запястье. Тайер едет домой, чтобы проведать ее и убедиться, что с ней все в порядке. Я думаю, она хочет, чтобы ее мама снова попробовала обратиться в группу к анонимным алкоголикам, но она не очень надеется, что мама послушается.

Черт. Мы уже говорили о проблемах ее матери с зависимостью и о том, как они повлияли на Тайер. Я могу только представить, как тяжело это будет для нее.

― Когда она вернется?

― Я не знаю. Может быть, нескоро ― до каникул осталась всего пара дней, она говорила, что закончит занятия по Интернету и вернется в новом году.

Я откинулся на стуле в замешательстве. Я думал, что у нас есть прогресс, почему она не рассказала мне о своей матери? А еще лучше, почему она не разбудила меня и не сказала, что уезжает?

― Не беспокойся о ней, Рис. Она знает, как о себе позаботиться. ― Говорит мне Беллами, положив руку на мое предплечье в утешающем жесте.

Это я знаю точно. Тайер обладает бесконечным запасом сил, это одно из первых, что привлекло меня в ней, и это продолжает держать меня в интриге.

Жаль только, что она не доверяет мне настолько, чтобы положиться на меня в трудную минуту.

40





Первые пару дней после возвращения в Чикаго я провожу в квартире Триш, отдыхая и привыкая к смене часовых поясов.

К маме я не еду. Чрезвычайная ситуация уже давно миновала, так что она может подождать пару дней, пока я обустроюсь, к тому же у меня накопилось много горечи из-за того, как была решена вся эта ситуация.

Узнать о ее передозировке от Нолана, который сам узнал об этом по счастливой случайности, а не от нашей мамы, было обидно. Это еще одно проявление эгоизма с ее стороны.

Она могла умереть.

Я могла бы приехать в Чикаго из-за ее похорон, а не просто проведать ее, но этот факт либо совершенно от нее ускользнул, либо ей просто наплевать. Не знаю, что хуже.

Итак, первые два дня я использую для того, чтобы успокоиться, чтобы не ворваться к ней и не начать ссору. Я слишком много раз ходила по этому пути, я знаю, что это не сработает. Я знаю, что это еще больше подтолкнет ее к принятию неверных решений, а не наоборот.

Если я хочу убедить ее в очередной, уже десятой, попытке попробовать сообщество анонимных алкоголиков, надеясь, что на этот раз она действительно завяжет, то мне нужно быть как можно более уравновешенным.

Я воспользовалась тем, что нахожусь у Триш, чтобы позволить себе ласку и любовь ― мое сердце и душа очень нуждаются в том и другом, ведь мне пришлось пережить двойную трагедию, связанную с мамой и разрывом.

Когда Рис появился у меня накануне моего отъезда после недельной разлуки, это было похоже на судьбу. Конечно, я знала, что уезжаю на следующее утро, но он не догадывался.

Больше всего на свете мне хотелось сказать ему об этом. Я хотела получить его вдумчивый совет и твердую поддержку, как он делал это перед моим вторым футбольным матчем и каждый день после него.

Эта мысль вертелась у меня на языке с полдюжины раз, даже когда он был пьян, потому что я знала, что эта тема отрезвит его на месте, но каждый раз я сдерживалась в последнюю секунду.

За последнюю неделю я очень скучала по нему, больше, чем могла выразить словами. Он выслушал меня, дал мне время и пространство, в которых я нуждалась, но я не сразу поняла, что, как бы я ни была зла, мои чувства к нему не изменились.

Встреча с ним у меня дома пару дней назад стала тому подтверждением. Он продолжал доказывать свою преданность мне своими словами и поступками, и я решила, что хочу попробовать еще раз.

Но я не хотела уговаривать его пойти со мной. Я знаю, что если бы я сказала ему об этом, он бы почувствовал себя обязанным прийти, а я не хотела обременять его таким образом. Нет, мне нужно было держать это отдельно, разобраться с этим самой, а потом, когда я вернусь в Швейцарию, я восстановлю отношения с Рисом.

Я захожу на кухню как раз в тот момент, когда Триш ставит тарелку на стол.

― Отлично, я как раз собиралась позвать тебя на обед.

― Спасибо, ― говорю я, садясь рядом с ней за маленький столик.

― Ты слышала что-нибудь о Рисе?

Она видела, как я несколько раз проверяла свой телефон с тех пор, как приехала, надеясь, что он написал мне. Я думала, что когда он поймет, что я уехала домой, он сразу же напишет мне и спросит… что-нибудь. Но он этого не сделал.

Я не получила от него ни слова.

Я не знаю, уважает ли он мою просьбу о свободе или злится, но надеюсь, что это первое. Я бы написала ему сама, но не знаю, что сказать, чтобы не извергнуть на него целый роман обо всем, что я чувствую.

Нет, лучше подождать, пока я вернусь через несколько дней.

Я качаю головой и перемещаю еду по тарелке, не откусывая ни кусочка.

― Ешь. ― Она говорит: ― Этот мальчик любит тебя, детка. Он любит тебя уже очень давно. Все получится, но только не в том случае, если ты будешь морить себя голодом.

― Откуда ты знаешь, что он меня любит

― По тому, как он на тебя смотрит. Тогда он мог прятаться за словесными отрицаниями, но то, как он смотрел на тебя, словно ты была единственным человеком в комнате, невозможно было скрыть. ― Я ем, слушая ее. ― Он не должен был участвовать в том пари, но я верю, что он действительно любит тебя.

― Я тоже, ― говорю я, встречаясь с ней взглядом.

― Ты готова простить его?

― Думаю, да.

Она наклоняется и берет мою руку, крепко сжимая ее.

― Я рада за тебя, детка. Ты заслуживаешь всего самого хорошего в мире.



После обеда я отправляюсь в мамину квартиру в Гайд-парке, наконец-то готовая к встрече с ней.

Она живет в нижнем блоке совершенно запущенного четырехквартирного дома. По-моему, капитальный ремонт в нем не проводился с тех пор, как он был построен в восьмидесятых годах, и я думаю, что сейчас было бы безопаснее снести его и построить заново, чем пытаться устранить десятки имеющихся там серьезных проблем.

Не то чтобы мою мать это волновало или она была достаточно трезва, чтобы это заметить. Пока у нее есть крыша над головой, она счастлива.

Я дергаю ручку и обнаруживаю, что дверь не заперта. В этом нет ничего необычного, но это раздражает. Я сотни раз говорил ей, что нужно запирать двери, особенно в этом районе.

Здесь нечего красть, но кражи ― не единственное преступление, которое происходит в этом районе.

― Мама? ― зову я, входя в квартиру и закрывая за собой дверь.

В квартире полный беспорядок.

Она никогда не была безупречной, даже когда я жила здесь, но мы с Ноланом хотя бы старались поддерживать в ней порядок. За те месяцы, что прошли с тех пор, как мы оба съехали, она превратилась в настоящее гнездо наркоманов. Повсюду пустые бутылки, использованные трубки и шприцы, старые обертки от еды и остатки корок, не говоря уже о крайне подозрительных пятнах на ковре с не менее подозрительным запахом.

Волосы встают дыбом, когда я смотрю на эту сцену. Нолан предупреждал меня, что мама не заботится об этой квартире, но это еще мягко сказано. Это место непригодно для жизни, и мне становится плохо от одной мысли, что она здесь живет.

― Мама? ― Я снова зову, на этот раз громче.

Ответа нет.

Я прохожу мимо гостиной и заглядываю в старую спальню, которую мы делили с Ноланом, и в мамину комнату. Обе пустые, обе совершенно отвратительные. Насколько я могу судить, она спала на полу, матрасы отсутствовали на каркасах кроватей. Должно быть, она заложила их за мешок с деньгами.

Я сглатываю эмоции, забившие мне горло, и продолжаю идти мимо ванной на кухню. Там тоже невообразимо грязно, но главное ― пусто.

Где же моя мама?

Я достаю телефон, чтобы написать Нолану, когда слышу шум, доносящийся от входа в квартиру. Не успеваю я обернуться, как меня впечатывают лицом в стену.

Все происходит так быстро, что я даже не успеваю ничего понять. Задержка моей реакции на две секунды может оказаться роковой, так как рука прижимает мое лицо к стене, удерживая меня в ловушке.

Огромное тело прижимается к моему, и на меня сразу же нападает запах пива, травы и мочи.

Страх захлестывает меня, и я кричу во всю мощь своих легких, отчаянно сопротивляясь тому, кто меня держит.

― Я долго ждал, когда ты будешь одна. ― Страшный голос ворчит мне в ухо, и мой страх сменяется ужасом, ледяным холодом скользя по моим венам.

Внезапно мне снова становится одиннадцать лет, и я прячусь от криков и драк в шкафу в своей спальне.

Это Митч, мамин постоянный бойфренд последних трех лет. Я стала чаще бывать у Беллами, как только он появился в жизни моей мамы. Он не самый жестокий из всех ее парней, но я всегда считала его самым опасным. Он всегда смотрел на меня так, что у меня мурашки бегали по коже, и я никогда не чувствовала себя в безопасности рядом с ним.

Он никогда не переступал черту, но это только потому, что я не давала ему такой возможности. Если он был здесь, я была далеко, пока он не уходил.

Похоже, мои инстинкты были верны.

Борясь с парализующим страхом, который грозил заморозить меня на месте, я снова закричала, мои голосовые связки напряглись до предела, пока я билась и боролась с его захватом.

― Заткнись, сука.

Он сжимает мои волосы в кулак и прижимает меня лицом к стене. В глазах вспыхивают звезды, и я временно теряю сознание, борясь с волной бессознательности. Я знаю, что если сейчас потеряю сознание, то, скорее всего, не переживу этого, а если переживу, то уже никогда не буду прежней.

Воспользовавшись моим мгновенным оцепенением, он переворачивает меня так, что я оказываюсь лицом к лицу с ним. Он такой же уродливый и отвратительный, каким я его помню, время и наркотики не помогли его лицу, уже покрытому шрамами.

― Я собираюсь повеселиться с тобой. ― Он говорит с ужасающей улыбкой. Несколько зубов у него отсутствуют, а остальные сгнили, и это в сочетании с его навязчивыми словами выглядит страшнее, чем то, что я видела в фильмах ужасов.

Я не хочу умирать, я не хочу умирать, я не хочу умирать.

― Отпусти меня! ― Я снова кричу, борясь еще сильнее. Топаю ногой и кусаю его за предплечье до крови, не желая отпускать, даже когда он пытается стряхнуть меня.

Другим кулаком он ударяет меня в живот, отчего у меня перехватывает дыхание и я вынуждена отпустить его. Он обхватывает руками мое горло и сжимает его.

Это не то, как Рис доминирует надо мной в спальне, это должно причинить боль и, возможно, даже убить.

― Тебе не нужно быть в сознании для того, что я запланировал для тебя.

Желчь собирается у меня в горле, глаза выпучиваются, и я бьюсь с ним, как банши.

Я пытаюсь вырвать его руки, но не могу сравниться с ним ни по размерам, ни по силе. Мои ногти отчаянно впиваются в его предплечья, затем я пытаюсь выколоть ему глаза, но он откидывает голову назад и уходит из-под удара.

Я чувствую, что мои силы иссякают, но не сдаюсь. Я пытаюсь ударить его коленом по яйцам, но он уклоняется и бьет мою голову о стену позади меня.

Всхлип захлебывается в сдавленном горле, когда чернота начинает застилать мне зрение.

Я не выживу.

Я умру, потому что пыталась помочь маме.

Я умру, так и не попрощавшись с друзьями.

Я умру, так и не сказав Рису, что люблю его. Я сказала ему об этом только один раз в гневе, я хочу иметь возможность сказать ему об этом по-настоящему.

Борясь с бессознательным состоянием и прижимаясь к стене позади себя, я клянусь, что слышу, как кто-то выкрикивает мое имя.

Возможно, это ангел, и если это так, то у него самый волшебный голос, который я когда-либо слышала. Его я могла бы слушать вечно.

Я цепляюсь за этот лучик надежды и в последний раз открываю глаза, чтобы увидеть, как Митча оттаскивают от меня.

Его руки отрываются от моего горла, и я падаю на землю, обмякнув, ноги больше не могут меня удержать.

Я пытаюсь перевести дыхание, втягивая огромные глотки воздуха, от которых горят мои изголодавшиеся легкие, но при этом чувствую себя потрясающе.

Я жива.

Я жива.

Осторожно потираю саднящее горло, пытаясь выровнять дыхание и успокоить бешеное сердцебиение, когда паника начинает отступать.

Я понятия не имею, что произошло и кто меня спас.

Осторожно приподнимаюсь, застонав от боли в животе, и вижу, что Митч борется с кем-то, чьего лица я не вижу, потому что он стоит ко мне спиной, но кого я бы все равно узнала.

Это Рис.

Он появился из ниоткуда, как мой ангел-хранитель, спасая меня в тот момент, когда я была на грани потери сознания и подвергалась бог знает каким злодеяниям со стороны Митча.

Я не знаю, что он здесь делает и как он вообще догадался сюда прийти, но от облегчения при виде его, от осознания того, что он только что спас мне жизнь, по моему лицу сразу же потекли слезы.

Я знаю, что теперь я в безопасности.

Я не вижу его лица, но я все равно чувствую его ярость. Она подавляет весь воздух в комнате, когда обрушивает яростные удары на лицо Митча, который не может сравниться с ним ни по размерам, ни по выносливости, ни по силе воли.

Рис ничего не говорит, продолжая наносить удары, а тот уже почти не сопротивляется.

Он поднимается на ноги и, схватив Митча за воротник, тащит его бездыханное тело в сторону ванной. В новом положении я впервые вижу его лицо, и оно неузнаваемо.

Ярость искажает каждую линию и контур его лица, превращая его в нечто дикое. В его глазах светятся решимость и убийственное намерение, когда он тащит огромное тело Митча в сторону ванной, словно оно ничего не весит.

Я ползу за ними к дверному проему, все еще слишком слабая, чтобы использовать свои ноги, и вижу, как Рис откидывает крышку унитаза и дергает Митча за воротник, после чего погружает его голову в бачок.

― Я убью тебя на хрен. ― Голос Риса дрожит от гнева, когда он держит голову Митча под водой.

Тот борется за воздух, его руки разлетаются в разные стороны, когда он отчаянно ищет что-нибудь, что могло бы его спасти.

Ирония в этом не упускается.

Есть что-то сюрреалистическое в том, чтобы наблюдать, как Митча топят в унитазе квартиры, в которой я выросла. Это унизительно и страшно, и он не заслуживает большего.

Рис вытаскивает его из воды, и тот делает сильный вдох.

При звуке дыхания Митча на лице Риса появляется свежий гнев.

― Просто сдохни, мать твою.

Он снова погружает его голову в унитаз и снова топит. Я не сомневаюсь, что он убьет его, если я не вмешаюсь.

Я не хочу ничего больше, чем видеть смерть Митча, но я не хочу, чтобы это было на совести Риса. Пусть его арестуют, пусть он отправится в тюрьму на всю оставшуюся жизнь, этого достаточно.

― Макли, ― слабо зову я, и это слово больше похоже на хрип, чем на что-то другое в моем израненном горле.

Он не слышит меня, все его внимание сосредоточено на человеке, которого он душит в грязном унитазе.

― Макли, ― пытаюсь я снова, на этот раз громче, но у меня все равно не получается. Он слишком далеко зашел, слишком поглощен местью, чтобы услышать меня. Разве что…

― Рис! ― Я вскрикиваю, и его глаза тут же встречаются с моими. Они резко смягчаются, воспринимая мое присутствие. Я полусижу, полулежу на коленях, цепляясь за дверную коробку, пытаясь удержаться на ногах. ― Не убивай его. Пожалуйста, не убивай его.

В его глазах снова вспыхивает ярость, он раздумывает, слушать меня или нет.

― Почему нет?

Митч все еще пытается освободиться и добраться до кислорода, но его усилия становятся все слабее и слабее.

― Я не хочу, чтобы ты убивал его из-за меня. Пожалуйста, давай вызовем полицию. Я не хочу смотреть, как он умирает. ― Я умоляю, сокрушенно.

В тот момент, когда я произношу эти слова, Рис вытаскивает его из чаши и, используя как рычаг, разбивает его голову о фарфоровое сиденье унитаза.

Раздается неприятный хруст, и кровь брызжет во все стороны. Если он еще не умер, то это произойдет очень скоро, если ему не помогут.

Рис отпускает его, и Митч без сил падает на пол, теряя сознание, но, похоже, дыша, даже с огромной раной на лбу.

Рис одним шагом пересекает его распростертое тело и подхватывает меня на руки, отчаянно прижимая к себе.

― Любовь моя, ― жарко шепчет он мне в висок с глубоким британским акцентом, и я обхватываю его за шею и плачу.

Я в безопасности.

― Я думал, что потерял тебя. Я думал, что он убил тебя. ― Он плачет, и я слышу душераздирающий ужас в его голосе. Я понимаю, что для меня это было так же больно, как и для него. Он больше всего боится, что кто-то из его близких умрет, а он чуть не оказался в первом ряду.

Он опускается на землю, обнимая меня, и держит меня, пока я плачу, поглаживая мои волосы нежными, утешающими руками, пока рыдания бьют меня по телу.

― Ты спас мне жизнь, ― говорю я сквозь прерывистые рыдания.

Я не знаю, сколько мы так просидели, но мне кажется, что я плачу вечно. Я плачу о последних нескольких неделях, о боли и страхе, об облегчении и безопасности, которые я чувствую в его объятиях.

В конце концов слезы утихают, но Рис не двигается. Он продолжает растирать круги на моей спине, гладить мои волосы и ждет, когда я пошевелюсь.

― Что ты здесь делаешь? ― спрашиваю я.

― Я же говорил тебе, что океан не сможет оторвать меня от тебя.

Мое сердце замирает, я поднимаю голову, накрываю его лицо и прижимаю его губы к своим в сладком, томительном поцелуе. Он стонет мне в губы, углубляя поцелуй и еще крепче прижимая меня к себе.

Я чувствую вкус своих слез в этом поцелуе и знаю, что он тоже, но он ничего не говорит. Его губы перемещаются с моих и целуют дорожку слез по моим щекам, слизывая каждую из них, а затем прижимаются к каждому веку.

― Тебе больно? ― спрашивает он в конце концов.

Я оттягиваю воротник рубашки вниз, чтобы открыть ему свою шею. Я понятия не имею, как выглядят синяки, но если судить по тому, как опасно темнеют его глаза, это выглядит ужасающе.

― Пожалуйста, позволь мне убить его.

― Нет. ― Я говорю, прижимаясь к нему ближе. Я слышу, как бьется его сердце о грудную клетку — пульс еще не успокоился после драки.

― Кто он?

― Парень моей мамы, ― с содроганием отвечаю я, а потом вдруг вспоминаю, зачем я вообще сюда пришел. ― Моя мама, Рис. Я пришла сюда, чтобы поговорить с ней, но ее не было. Что, если он что-то с ней сделал? Мы должны найти ее. ― Я судорожно восклицаю, пытаясь вырваться из его объятий, но он крепко держит меня.

― Твоя мама в безопасности. Сегодня утром я отвез ее в реабилитационный центр.

Я перестаю сопротивляться, и мое тело обмякает в его руках в неверии.

― Почему? ― спрашиваю я, ошеломленная: ― Я не понимаю. Как ты узнал, что я здесь?

― Когда я проснулся утром без тебя, Беллами рассказала мне, что ты уехал домой, потому что у твоей мамы была передозировка. Я не собирался позволять тебе справляться с этим в одиночку, любимая, ― говорит он, убирая прядь волос за ухо. ― Я вылетел в Чикаго тем же днем и провел последние пару дней в поисках лучшего реабилитационного центра. Сегодня утром я встретился с твоей мамой и убедил ее поехать, а затем высадил ее. После этого я зашел к Триш, и она сказала мне, что ты здесь, поэтому я сразу же вернулся. Хотел бы я быть на тридцать минут быстрее, чтобы не дать ему даже прикоснуться к тебе. ― Он рычит, ярость возвращается в его голос, когда он смотрит в направлении ванной комнаты. ― Он мертвец, Сильвер, от моих рук или от рук того, кому я заплачу за эту работу, он долго не проживет.

Меня охватывает шок от того, на что он пошел за последние несколько дней, помимо того, что просто спас мне жизнь.

― Почему ты сделал все это для меня?

― Потому что я люблю тебя, Тайер. Я люблю тебя уже очень давно, даже когда утверждал, что никогда не хотел влюбляться. Я готов сделать гораздо больше, чем это, чтобы сделать тебя счастливой и облегчить твою боль. Ты видишь меня таким, какой я есть на самом деле, и ты заставляешь меня рисковать всем. Я не могу представить свою жизнь без тебя.

Я становлюсь на колени между его коленями, обхватываю его шею руками и сжимаю в смертельной хватке, зарываясь лицом в его шею.

― Скажи мне, что ты все еще любишь меня, Сильвер. ― Умоляет он.

― Люблю, ― отвечаю я приглушенным голосом.

Он осторожно, чтобы не сделать мне еще больнее, поглаживает мой затылок и откидывает голову назад.

― Я хочу услышать эти слова. И Тайер, я хочу услышать свое имя. ― Он требует: ― Скажи мое имя. Скажи, что любишь меня.

― Я люблю тебя, Рис. Даже когда я злилась на тебя, я любила тебя. Даже когда я не должна была любить тебя, я любила. Как я могла устоять перед тобой, если ты самый добрый, самый щедрый человек, которого я когда-либо встречала? Ты мой лучший друг, хотя не говори Беллами, потому что она убьет меня, мой возлюбленный и мой спаситель. Я люблю тебя бесконечно.

Он прижимает свои губы к моим в кровопролитном поцелуе, держа меня за затылок, чтобы контролировать поцелуй. Мы дико касаемся друг друга, изголодавшиеся по прикосновениям после разлуки и возбужденные взаимными признаниями.

В конце концов мы отрываемся друг от друга, задыхаясь. Он зовет кого-то ― какого-то помощника, который разберется с этой ситуацией, ― и выносит меня на улицу, в безопасное место.

41





В итоге мы проводим Рождество в Чикаго, пока Тайер восстанавливается после травмы. Частный врач, к которому я ее отвез, посоветовал ей избегать физических нагрузок в течение недели, поэтому я снял для нас номер в отеле The Langham и присматриваю за ней.

Я жду ее с нетерпением, пока она выздоравливает, и отказываюсь прикасаться к ней, как бы она ни умоляла.

Она говорит, что через пару дней ей становится лучше, но я не хочу рисковать ее здоровьем.

Тем временем Митч таинственно исчезает.

По крайней мере, так говорят все, кто ищет, а я не думаю, что кто-то будет искать. На самом же деле его пытали, расчленили и сожгли в различных чикагских крематориях.

Тайер не задает вопросов, радуясь жизни в блаженном неведении, а я ничего не говорю, радуясь тому, что ему было больно до самого конца, и жалея, что не могу найти способ вернуть его к жизни, чтобы снова убить.

Тайер не разрешают навещать мать, пока она находится в детоксикации, она может только написать ей письмо, которое будет передано, как только она пройдет этот этап. В письме она говорит, что гордится ею, и надеется, что на этот раз ей удастся сохранить трезвость.

Только время покажет, но это хорошее начало.

Мы проводим много времени с Триш и Ноланом, который после одного разговора со мной говорит Тайер:

― Намного лучше, чем Картер.

Моя грудь надувается, и я гордо улыбаюсь ей. Моя улыбка становится только шире, когда она говорит ему, что «нет никакого сравнения».

Мне требуется олимпийская сила воли, чтобы не прижать ее к стене, когда она это говорит, но мне это удается.

Она показывает мне Чикаго, и я влюбляюсь в этот город. Здесь отличная кухня и музыкальная сцена, и я смогу чувствовать себя здесь как дома, если она решит, что хочет жить именно здесь.

Я буду следовать за ней, куда бы она ни захотела поехать.

Через пять дней после выздоровления она пытается отправить меня обратно в Швейцарию, чтобы я мог встретиться со скаутом «Арсенала», который находится в городе. Я ни за что не оставлю ее, особенно когда она ранена, поэтому я просто поднимаю бровь и продолжаю смотреть фильм.

На следующий день в моем почтовом ящике появляется письмо от него. Оказывается, тренер Мэтьюс показал ему какую-то пленку, и он хочет предложить мне контракт.

Тайер так громко кричит, когда я говорю ей об этом, что я боюсь, что она повредит свои ушибленные голосовые связки. Но ей все равно, она просто обнимает меня и взволнованно визжит, поздравляя меня.

Мне нравится, что я могу разделить с ней эти моменты.

Сегодня исполняется неделя с тех пор, как я вошел в квартиру и увидел самое ужасное, что я когда-либо видел в своей жизни. Тайер, прижатую к стене, душил мужчина, высасывая из нее жизнь.

В тот момент мое сердце было вырвано из груди, и только наблюдая за тем, как она медленно приходит в себя, я смог вернуть его на место.

Чтобы отпраздновать это событие, я пошел и купил тако в любимом заведении Тайер. Я понял, что ей никогда не бывает достаточно тако.

Я вставил свою карточку-ключ в холдер и вошел в президентский номер, остановившись при виде Тайер. На ней только лифчик и трусики, она лежит на кровати, подогнув ногу, и смотрит на меня соблазнительным взглядом.

― Что ты делаешь? ― прорычал я.

Она приподнимается, тянется за спину, чтобы расстегнуть застежку лифчика, затем снимает его и обнажает свои потрясающие сиськи.

― Жду, пока мой парень трахнет меня.

Я бросаю сумку на пол и торопливыми шагами пересекаю комнату, после чего обхватываю ее за шею и прижимаюсь губами к ее губам.

Она взволнованно стонет, ее руки толкают мое пальто с плеч, а мои неистовые пальцы расстегивают пуговицы на рубашке, прежде чем я ее сдергиваю.

― Ты уверена? ― спрашиваю я, не желая причинить ей боль. На ее шее все еще остаются тени от синяков, и я не хочу усугублять их излишней грубостью.

По крайней мере, не в этот раз.

― Да, трахни меня.

Я набрасываюсь. Она с хихиканьем падает обратно на кровать, когда я переползаю через нее. Я начинаю целовать ее губы, затем двигаюсь вверх по линии ее челюсти и вниз по шее к груди, где втягиваю в рот ее сосок.

Второй рукой я поглаживаю другой сосок, чтобы ни один из них не чувствовал себя обделенным вниманием. Я щипаю ее левый сосок одновременно с покусыванием правого, и ее спина выгибается дугой, отрываясь от кровати и встречая мои прикосновения.

Я двигаюсь вниз по ее телу, пока не оказываюсь между ее ног. Я прижимаю ее бедра к краю кровати и срываю с нее трусики, а затем ныряю между ее складок. Я ласкаю ее центр, мой язык движется вверх и вниз по ее входу, а мои зубы ласкают ее клитор.

Она корчится на кровати, пальцы впиваются в простыни, она закрывает глаза и зовет меня по имени.

― Смотри на меня, ― рычу я, не отрывая рта от ее кожи. ― Смотри на меня, когда я буду есть твою киску.

Она слегка приподнимается, опираясь на предплечья, и делает то, что ей приказано. Мы держим зрительный контакт, близость становится еще глубже, пока я ем ее так, словно она мое любимое блюдо.

Я закидываю ее ноги себе на плечи, покусываю ее клитор, и она кончает, выкрикивая мое имя. Ее ноги дрожат, и я держу их по обе стороны от своего лица, продолжая пожирать ее, с удовольствием задыхаясь между ее ног, если дело дойдет до этого.

Я встаю и расстегиваю ремень. Она садится от шума и вскакивает на ноги, становясь передо мной, тянется к моей шее и целует меня. Мне чертовски нравится, когда она так делает, когда она пробует себя на моих губах, как хорошая маленькая шлюшка.

Она кладет две руки мне на грудь и толкает меня назад, пока мои колени не ударяются о кровать, заставляя меня сесть. Тайер встает на колени между моих ног и снимает с меня ремень, затем разбирается с пуговицей моих джинсов.

― Нет, ― говорю я, хватая ее за запястья и останавливая ее движения. ― Как бы я ни хотел трахнуть твое маленькое горлышко, еще слишком рано.

Она стряхивает мою хватку и продолжает расстегивать мои брюки, а затем вытаскивает мой эрегированный член.

― Я говорю, что готова, и я готова. Дай мне пососать твой член, пожалуйста.

Я низко застонал.

― Не говори так, если не хочешь, чтобы я кончил, как только ты прикоснешься ко мне губами.

Она одаривает меня лукавой улыбкой, и ееязык обводит головку моего члена. Она сплевывает в руку и смазывает им мой член, двигая его вверх и вниз.

Ее язык дразнит меня, обрабатывая гребень головки, слизывая сперму и облизывая основание члена, где он сходится с яйцами. Наконец, она смыкает губы вокруг головки и проводит ртом по всей длине, пока я не упираюсь в заднюю стенку ее горла.

― Да, блять, вот так.

Она продолжает двигаться, с рвотными позывами и слезами на глазах, пытаясь принять всего меня в горло. Когда ей это удается, она задерживается так на пару секунд, ее дыхание щекочет меня, пока мои глаза закатываются на затылок, и я стараюсь не взорваться сразу.

Она отпускает меня с громким хлопком.

― Смотри на меня, когда я сосу твой член, ― говорит она, ее слова повторяют мои предыдущие.

Она облизывает губы, прежде чем вернуться, чтобы попробовать еще раз. На этот раз ее голова покачивается вверх-вниз, она жадно берет мой член, ее язык прижимается к моему стволу, когда она сосет меня.

Ее рука двигается в такт, извилистые движения дополняют то, как она всасывает мой член.

― Я сейчас кончу, ― предупреждаю я ее, но она только хмыкает в ответ и продолжает. Этот гул посылает вибрацию по моей длине и заставляет мои яйца напрячься, прежде чем я опустошаю себя в ее горло, теплые струи спермы выливаются ей в рот, и она жадно глотает их.

Она откидывается на пятки и бросает на меня довольный взгляд, от которого мне хочется наброситься на нее. Доминировать над ней до полного изнеможения.

Я хватаю ее за руку и дергаю, отправляя ее в полет на кровать. Прижимаю ее к кровати, положив руку ей на грудь, и раздвигаю ее ноги, чтобы получить доступ к ее сладкой киске.

Без предисловий я провожу двумя пальцами по ее половым губам до входа и ввожу в нее. Она резко вдыхает, но я не оставляю ей времени привыкнуть к этому. Я тут же загибаю пальцы и трусь ими о ее чувствительное место.

Затем я с бешеной скоростью ввожу в нее пальцы, с каждым ударом натыкаясь на это место. Она вскрикивает и пытается сомкнуть ноги, чтобы остановить непреодолимое наслаждение, но я не даю ей этого сделать.

Я шлепаю ее по бедрам, заставляя снова раздвинуть их, и продолжаю двигаться в том же бешеном темпе. Меньше чем через минуту оргазм проносится через нее и обрушивается на нее с силой грузовика. Она кончает с протяжным, мучительным криком, а возбуждение вытекает из нее на мою руку.

Я не останавливаюсь, затягивая ее оргазм настолько, насколько это возможно, пока соки вырывается из нее на простыни. Я опускаюсь на колени и вытираю влагу между ее ног, наслаждаясь ее вкусом и тем, как я смог заставить ее кончить.

― Вот дерьмо! ― задыхаясь, произносит она. ― Я… я никогда.

― Хорошо. ― Я отвечаю, самодовольно: ― Я заставлю тебя кончить, когда ты захочешь, любимая. Все, что тебе нужно сделать, это умолять.

Она краснеет, и это все, что требуется для того, чтобы мой член снова стал твердым. Я сжимаю член в кулак и несколько раз качаю его вверх-вниз, готовясь снова погрузиться в ее теплое тепло после всего этого.

― Я долго не протяну, любимая. Вот что бывает, когда ты не даешь мне трахать тебя почти три недели.

Я несколько раз провожу членом вверх и вниз по ее губам, собирая ее влагу, прежде чем приставить его к ее входу.

― Больше никогда? ― спрашиваю я.

Она кивает.

― Больше никогда.

Я вхожу в нее одним быстрым толчком и тону, когда ее рот открывается, а глаза расширяются от удивления. Я перекидываю ее левую ногу через плечо и с силой вколачиваюсь в нее, не сводя глаз с ее лица и следя за каждой ее реакцией.

Я вхожу в нее таким образом в течение нескольких минут, после чего выхожу из нее. Она издает разочарованный звук, который вскоре сменяется удивленным писком, когда я хватаю ее за ноги и раздвигаю их, пока ее колени не оказываются рядом с ее лицом.

Ее глаза комично увеличиваются, когда я снова вставляю в нее свой член и наваливаюсь на нее.

― Боже мой, Рис. ― Она хнычет, стараясь не отставать от моего бешеного темпа.

― Тебе ведь нравится, когда я так с тобой обращаюсь, правда, любимая?

― Да, да, ― повторяет она в такт моим толчкам.

― Хорошая девочка. ― Говорю я, прежде чем надавить большим пальцем на ее клитор и погладить его в такт моим толчкам.

Она замирает на секунду, а затем ее ноги неистово трясутся, ее кульминация настигает ее и заставляет ее сжимать мой член. Спазмы ее мышц толкают меня к обрыву, и я с оглушительным ревом кончаю, изливаясь в нее.

Я хочу только одного ― упасть рядом с ней, но вместо этого иду в ванную и умываюсь. Я возвращаюсь с полотенцем и вытираю ее, прежде чем положить ее под одеяло и лечь рядом с ней.

― Ты в порядке? ― спрашиваю я.

Я не хотел быть грубым, но так вышло. Я увлекся всем, что испытываю к этой невероятной женщине, и взял ее так, как хотел, не обращая внимания на ее травмы.

Она ласкает мое лицо и прижимается поцелуем к моим губам.

― Я люблю тебя.

Лучшего ответа я и не мог ожидать. Думаю, я никогда не устану слушать, как она говорит мне эти слова.

― Я тоже тебя люблю, ― говорю я, крепко прижимая ее к себе и касаясь ее носа своим. ― И это правда.

Конец

ЭПИЛОГ





― Скажи мне, почему ты расстроена, любимая. ― Рис зовет меня за собой, пока я поднимаюсь по лестнице к нашей входной двери, опережая его.

― Ты трогал ее!

― Я схватил ее за локоть.

― Именно.

Я чувствую, как он улыбается мне вслед, когда он присоединяется ко мне на пороге.

― Значит, в следующий раз я должен сделать что именно? Позволить ей попасть под машину?

Я ищу свои ключи в сумочке, роюсь в ней, пока не нащупываю их.

― Если она не сможет вовремя уйти с дороги, это ее проблемы.

Он громко смеется, его голова откидывается назад, а горло клокочет, когда смех покидает его.

― Понял, любимая. ― Говорит он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня.

Я знаю, что поступаю неразумно. Он даже не знает эту женщину, она просто случайно стояла на углу улицы рядом с нами. Но я видела, как она хлопала ресницами и как ее глаза загорелись интересом, когда он спас ее, как будто она нашла своего личного супергероя.

Нет, сучка, он мой.

Он был моим четыре счастливых года.

После воссоединения в Чикаго мы вернулись в Швейцарию как раз к Новому году, где он подарил мне полуночный поцелуй, который обещал несколько недель назад.

Мы вместе закончили школу, выпустились, и он сразу же был принят в команду «Арсенал», исполнив мечту всей своей жизни.

О том, чтобы не присоединиться к нему, не могло быть и речи, и мы вместе переехали в Лондон и поселились в прекрасном доме в Барнсбери. Я училась в Калифорнийском университете и работала тренером в молодежном футбольном фонде, которому он пожертвовал свой выигрыш, а он целыми днями тренировался.

Было тяжело жить вдали от Беллами, но мне повезло, что рядом были Сикс и Нера, и все годы пролетели незаметно. Беллами и Роуг часто навещали меня, и Триш тоже.

Пару раз даже приезжала мама.

Привести ее в порядок было нелегко, на самом деле очень трудно. Потребовалось три реабилитационных курса, прежде чем она всерьез взялась за дело и изменилась. При каждом рецидиве Рис прилетал обратно в Чикаго. Он забирал ее, сопровождал и приводил в порядок, каждый раз в самом лучшем центре.

Забота, которую он проявляет о моей маме и брате, оплачивая его обучение в колледже и проживание, заставляет меня влюбляться в него еще сильнее, чем раньше, если это вообще возможно.

С тех пор как мы воссоединились, он ни разу не заставил меня усомниться в своей преданности мне и моим близким, и я знаю, что я самая счастливая женщина на свете, если он у меня есть. Мне также нравится, что он из тех людей, которые из кожи вон лезут, чтобы помочь другим. Мне кажется, что я помогла ему принять эту сторону его личности, хотя иногда это, конечно, дает обратный эффект, когда я вижу, как он прикасается к другим женщинам, чтобы помочь им.

Беллами была права: оказывается, я ревную его так же, как он меня. Это взрывоопасная комбинация, но мы хорошо решаем эти вопросы в спальне.

Каждый день. Часто по несколько раз в день.

Именно так мы и попали в эту ситуацию.

Я поворачиваю ключ в замке, думая о том, как сообщить ему новость.

― Рис… Я должна тебе кое-что сказать… ― начала я, проходя через дверь, но остановилась перед нашей гостиной открытой планировки.

Сотни зажженных свечей разных размеров расставлены по всей комнате, лепестки роз разбросаны повсюду и выложены в форме огромного сердца в центре комнаты, а над камином парят золотые шары с надписью «Выходи за меня?».

Я оборачиваюсь, и моя рука летит ко рту, когда я вижу Риса, стоящего на коленях в прихожей.

― Это единственный секрет, который я скрывал от тебя после того глупого пари, любимая, и мне было трудно не сказать тебе об этом. Я хотел сделать тебе предложение в тот момент, когда мое сердце снова начало биться, когда я нашел тебя в той грязной квартире в Чикаго. Я хотел сделать тебе предложение, когда ты простишь меня, но я знал, что должен подождать. Прошло четыре долгих года, и я больше не могу ждать, Сильвер. Я люблю тебя так сильно, что это просто отвратительно. Я никогда не хочу разлучаться с тобой, не хочу просыпаться, не видя твоего лица, и не хочу ничего испытывать без тебя. Счастье не может описать то, что я почувствую, если ты скажешь «да», поэтому, пожалуйста, скажи «да». Ты выйдешь за меня замуж?

Я опускаюсь перед ним на колени и сжимаю его свободную руку в своих.

― Не могу поверить, что ты спрашиваешь меня на этот раз, вместо того чтобы просто сказать, что я стану твоей женой.

― Ты была права ― мне нужно услышать, как ты это скажешь. Так что же это будет, Сильвер? ― спрашивает он, и я вижу, как он задерживает дыхание, ожидая, что я скажу, как будто мой ответ не является самой очевидной вещью в мире.

― У меня тоже есть секрет. ― Я говорю, отводя его руку и кладя ее на свой живот. ― Я беременна.

Он валит меня на пол, забыв о кольце, и яростно прижимает к себе. Зарывается лицом в мою шею и осыпает мой затылок десятками поцелуев, а я хихикаю, пока он не вырывается.

Его глаза потемнели от удовольствия и светятся на меня такой любовью, что у меня перехватывает дыхание.

― У нас будет ребенок? ― спрашивает он.

― И мы поженимся. ― Говорю я, протягивая к нему левую руку.

Он садится и тянется к выброшенной коробке, достает кольцо и надевает его мне на палец.

― Скажи это.

― Да, я выйду за тебя замуж!

Он обнимает меня и целует без устали — от рта до челюсти и шеи.

― Моя жена. Мать моих детей. Я, чертовски, люблю тебя. ― Он собственнически рычит мне в ухо, и мне нравится слышать свои новые титулы.

― Мой муж. Отец моих детей. Я люблю тебя еще больше.

― Я люблю тебя больше всего на свете.