Нота освобождения [Валенсия Виктория] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Валенсия Виктория Нота освобождения

Зима 2026 г.
Журналисты заняли первые три ряда в зале, а в дальнейших местах сидят то ли фанаты, то ли просто интересующейся моей работой люди. Я рада всем, кто смог посетить сегодняшнее мероприятие. Альбом зазвучит, разлетится по сети, и может быть, наконец, эта сосущая тревога отпустит. Вспыхнет огонёк гордости — меня заметят, оценят, поймут!

Ауч! Резкая боль пронзает голову. Деструктивная мысль, как вирус, вгрызается в сознание. Они всегда рядом — эти голоса, шепчущие о моей незначительности, о жажде родительского внимания. Словно проклятье, преследуют с детства, отравляя радость успеха.

Но, быть может, именно эта боль стала топливом, позволила не сдаться на полпути. Этот постоянный «голод внимания» гнал меня вперёд, заставляя работать без устали.

Журналисты задавали различные вопросы о моем альбоме, они жаждали деталей. Я подписала контракт в известной звукозаписывающей компании, поэтому при должном пиаре меня заметили. Прошло минут сорок, пока мы не дошли до последнего человека. Позже менеджер шепнул, что это редактор TheMountain — влиятельного музыкального сайта. Пишут различные статьи и добавляют общее впечатление касаемо альбома с учетом оценки работы по пятибалльной шкале.

— Гульсира, добрый вечер. Ваш альбом — смелый эксперимент. Меня заворожило сочетание традиционных восточных мотивов с электропопом. Создать такую гармонию, сохранить аутентичность — под силу не каждому. Это по-настоящему впечатляет. Но тексты… Как мне показалось, они пропитаны ненавистью. Много сказано о женской доле, о тяжести насилия. И вдруг финальный аккорд — «Mk'urnaloba», что переводится на вашем родном языке как "Лечение". Лирическая героиня прощает насильника, принимает его, хотя ни извинений, ни раскаяния нет с его стороны нет. Как вы пришли к такому финалу? Почему после стольких страданий, звучит мотив любви к предателю? Это похоже на стокгольмский синдром… Или я ошибаюсь? Благодарю.

После прослушивания его вопроса, несмотря на сексистский оттенок, меня удивило, что мужчина задал что-то подобное. Я заметила в его глазах искренний интерес к ответу. Когда он закончил свою речь словами "стокгольмский синдром", я не смогла сдержать нервный смех, но сделала это незаметно. Конечно… Как же без этого. Он любит порно или просто не осведомлен о насилии? Разве все только об этом вращается, дураки?

Успокойся, Гульсира, возьми себя в руки, перестань раздражаться! Научись реагировать спокойно и без эмоций на провокации! Ты сама предвидела вероятность услышать подобные фразы. Возьми себя в руки. Возможно, журналист упомянул о синдроме, чтобы присутствующие поняли суть. Прекрати подстрекать себя к гневу. Твоё негодование неуместно. Ты тоже можешь быть стереотипно наивной в некоторых моментах. Дыши глубже.

— Спасибо за вопрос. Прежде чем дать точный ответ, хотелось бы немного отклониться от темы и пояснить, с каким видом насилия столкнулась лирическая героиня и о чём она поёт.

По реакции зрителей видно, что они заинтересованы в моих словах. Конечно, кто не любит слушать истории о насилии. Некоторые чувства начинают просыпаться. Глубоко вздохнув, я начала рассказывать "предысторию" песни. В начале выступления мой разум перенёсся в прошлое, где я ясно почувствовала детское отчаяние.

Осень 2013 г.
Мне тринадцать. Был период беззаботности в личной жизни: учеба не волновала, нравилось веселиться с друзьями в школе и во дворе. Так нравилось их смешить, в такие моменты ощущала такой поток счастья! Делала все, что могла, лишь бы не замечать то, что происходило дома.

Однажды, я сидела в своей комнате и делала домашнее задание. На удивление, была погружена в предмет и старалась самостоятельно его сделать. У меня чувствительный слух. Дом у нас большой и я могла слышать все, что происходит. Такая особенность хороша, когда я слушаю любимую музыку, вслушиваюсь в песню и подмечаю игру каждого инструмента. А иногда такая особенность с ума меня сводит, как сейчас.

Я слышу как мама завела разговор с отцом в гостиной.

Только не это… Мама должна была уйти с Фанисом, моим младшим братом, на фехтование. Что случилось?

Я оставляю ручку на столе, отодвигаю стул от стола и бесшумно подбираюсь к двери, чтобы разборчивее понять разговор родителей.

— Дай денег!

— У меня их нет.

— Сколько можно?! Не лги мне!

— Я сказал нет.

— Скотина. Ничтожество. Как ты можешь так жить?! У нас двое детей, кто их, чёрт возьми, должен обеспечивать?! Сколько раз я должна это слышать?!

Отец молчал. Только бы не при Фанисе. Он гораздо чувствительнее меня. Если я после таких сцен просто выплакивалась, а на следующий день брала себя в руки, то Фанис уходил в себя. Мама только недавно вылечила его нервные тики. Он отставал в учёбе, и взрослые, даже психиатр, считали это врождённой особенностью. Ему даже выписали справку в школу! Но я знала — в нём живёт панический страх перед отцом. Этот страх съедал его, подавлял его яркий ум. Фанис смышлёный мальчик. Если бы половина его энергии не уходила на защиту от его страха, он бы уделял больше внимания своему любопытству к миру и достиг бы многих успехов в учебной сфере.

Врешь же, да и снова! Раз так, раз не хочешь давать на оплату фехтования, то верни деньги своего сына, которые ты украл с его копилки! Давай!

Отец молчал. Я представила его развалившимся на диване, уставившимся в мерцающий экран телевизора, глухим к маминым словам. Резкие, злые шаги, словно тело наполнилось свинцом, и вот мама уже около отденльного дивана в гостиной. Раздался звук трясущихся штанов, звон монет, рассыпавшихся по полу.

А это что, сволочь?! Не деньги? Ты же говорил, что у тебя их нет, скотина!

Верни штаны на место, быстро!

Нет, я заберу столько, сколько надо и уйду.

Гнев отца ощущался не только в голосе, но и в тяжелой поступи.

— Не трогай меня! — кричала мама. Ярость кипела в её словах, но за ней скрывался надломленный, готовый вот-вот сорваться в плач, голос. Она боялась. Мне было её так жаль… Так жаль, что это происходит с тобой, мама…

Но где Фанис?

Сердце сжалось от страха за брата. Неужели он опять станет свидетелем этой ужасной сцены? Тихонько приоткрыв дверь, я выскользнула в коридор. Фанис стоял у входа в гостиную, не в силах оторвать взгляда. Я не успела к нему подойти, как родители вылетели из комнаты, сцепившись в драке. Отец вытолкнул маму в коридор, прямо напротив Фаниса. Мама кричала, защищалась, проклиная отца. Я не могла понять, что чувствую: страх за маму, ужас за брата, жгучую ненависть к отцу? Все эти чувства смешались в один огромный комок боли.

Отец схватил стул и с размаху ударил им маму.

— Рот свой закрой, ***! (Поток бранных слов на родном языке обрушился на маму. Я не понимала их значения, но они казались мне омерзительными)

После оглушительного удара отец скрылся в гостиной, захлопнув за собой дверь. Мама, с лицом, искаженным болью, пыталась подняться, превозмогая пульсирующую боль в руке. Ее голос, хриплый от слез и крика, продолжал извергать проклятия в сторону отца. Я чувствовала каждую ноту её боли. Мне хотелось, чтобы она не останавливалась, чтобы выплеснула всю накопленную горечь.

Ненависть к отцу жестокой лавой разливалась в моей груди. Сколько раз он устраивал такие сцены! Обманщик, патологически ревнивый, лицемерный ублюдок, изменщик, манипулятор! В нём было столько грязи, столько зла! С самого детства я видела его отвратительную натуру, особенно когда его гнев обрушивался на меня. Я хотела стереть с себя эту грязь, избавиться от чувства отвращения, которое он вызывал. Ненавидела всё, что он привнёс в нашу жизнь! «Я человек, я не убью тебя, как бы мне этого не хотелось, но настанет судный день. Бог тебя накажет.» — про себя постоянно проговорила эти слова, чтобы восстановить спокойствие в себе.

Мама, в состоянии близком к истерике, вывела Фаниса из дома. Я слышала, как, закрывая дверь, она пыталась успокоить брата, повторяя дрожащим голосом: "Всё будет хорошо. Всё пройдёт…"

Что было со мной дальше? Наверное, я, как всегда, спряталась в ванной, униженно сжавшись у туалета. Тихо плакала, чтобы не раздражать отца. В который раз спрашивала у Бога, за что нам это наказание, молила о конце этого кошмара.

Зима 2026 г.
Закончив объяснение предпосылок создания песни, я неожиданно вернулась в реальность. В который раз заметила — рассказывая о чём-то знакомом, я словно переношусь в прошлое, описывая собственные ощущения под видом истории "знакомого". Гораздо ярче получается говорить о том, что прожито лично. У меня лучше и ярче получается говорить о том, что я знаю лично. То, что в теории — получается сухо, непонятно и скучно. Оставалось, наконец, дать ответ журналисту.

— Описав пример насилия, я не могу утверждать, что ребёнок в данном случае испытает стокгольмский синдром. Здесь вы ошиблись с предположением. Одно событие, но сколько видов насилия: физическое, психологическое, вербальное, эмоциональное. Это тенью будет преследовать ребёнка всю жизнь, пока он не отпустит и не примет ситуацию. Вот о чём песня "Mk’urnaloba". Лирическая героиня говорит: "Я благодарна, что ты был моим близким человеком. Благодаря боли, которую ты причинил, я стала тем, кто я сейчас. Благодаря тебе я стала эмпатичной и чувствую боль других людей. Благодаря детской обиде я научилась работать с ней и помогать другим. В этой жизни ты взял на себя роль "плохого" человека. Если бы ты не разбудил во мне ненависть, жажду мести, горечь и обиду, я бы не смогла так яростно показать миру чувство несправедливости внутреннего ребёнка. Люди слышат через мои песни, что они не одни проходили через это, они перестают чувствовать себя отстранёнными и отчуждёнными, умирающими в своей боли. Они слышат, что боль есть, и хотят знать, как я справилась с ней. Так я и говорю. Моё лечение: поблагодарить обидчика и отпустить его. Ему, наверное, тяжелее всего. То, как ты поступаешь с людьми, так ты поступаешь и с собой. С членами семьи, со знакомыми, с соседями он может видеться не часто, но с собой он каждую секунду. Простите его.

В зале царила мёртвая тишина, даже щелчки фотоаппаратов исчезли. Все смотрели на меня. Я снова нервно хихикнула и попыталась найти глазами своего менеджера. Хотелось понять по её реакции, верно ли я поступила, открывшись людям? Моя речь, записанная на камеру, попадёт в Интернет и останется там навсегда.

Менеджер стояла позади меня, глядя с нескрываемым удивлением, её рот был приоткрыт. Я приподняла брови и слегка покачала головой, беззвучно спрашивая: "Ну как? Нормально?". По губам менеджера я прочла отчётливое "Ещё как!".

Что ж, если я способна удивлять людей своей историей и экспериментальной музыкой, может, наконец стану значимой фигурой в мире музыки?

Чёрт, снова эта деструктивная мысль.