Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Господин...
Груня заботливо смотрела на него, разинув глаза. Вавич обдернул
гимнастерку.
- При чем тут... смеяться?
- Сядьте, сядьте, - шептала Груня. Но у Виктора были уже слезы на
глазах.
- Если я не стремлюсь по военной, так это не значит... не вовсе
значит, что я... шалопай!
У смотрителя сразу ушли глаза под крышку, опять нависли усы и брови.
- Извините, - сказал глухо, животом, смотритель. - Я не обидеть. А
напротив даже... Почему? - почтенно. Я ведь слышал, - изволили говорить: в
юнкерское. А если так, я даже рад. Ей-богу, ей-богу!
- Сядьте, - сказала Груня громко. Вавич стоял.
- На стул! - сказала Груня и дернула Виктора за рукав. Он оглянулся на
Груню. Томительным жаром пахнуло на Виктора. Он сел. Ему хотелось плакать.
Он смотрел в скатерть, напрягся, не дышал, чтоб не всхлипнуть.
Петр Саввич пересел на диван ближе к Виктору и начал глухим шепотом:
- Я, простите, сомневался. Какая же это дорога? Верно ведь? Три года в
юнкерском. - Смотритель загнул большой палец. Толстый, солдатский. - А
потом под-пра-пор-щиком, в солдатской шинели, на восемнадцать рублей, года
этак три? А?
Груня подсела, налегла пухлой грудью на стол и смотрела испуганно то
на отца, то на Вавича.
И Вавич сразу понял всем нутром, что все, все кончено. Кончено с
погонами, с офицерской кокардой. Потому что старик обрадовался, что по
штатской. И Виктор обвис. Как будто внутри повисло и хлябает что-то
холодное, мокрое.
- Если вы таких мнений, молодой человек, господин Вавич, - и
смотритель положил руку Виктору на рукав (он так и не разгибал большой
палец, как будто дело еще не кончено и рано разгибать), - если вы уж таких
мнений, то я готов даже содействовать... по полицейской, например.
Вавич, весь красный, смотрел вниз и коротко и часто дышал, как кролик.
- Вот потолкуем, - говорил глухим баском смотритель. И вдруг вскочил:
- Куда! Куда! - заорал он, глядя в окно. Вскочил, обтянул портупею, толкнул
форточку и загремел на весь двор: - Куда, канальи, мусор валите? А,
дьяволы! - Он схватил фуражку и выбежал на двор.
Виктор поднялся.
- Я пойду, - хотел сказать Виктор. Не вышло. Но Груня поняла.
- Зачем? Зачем? - Груня смотрела на него испуганными глазами.
- Пора, время, - и Вавич взглянул на часы. Хотел сказать, который час.
Но смотрел и не мог понять, что показывают стрелки.
- А чай? - И Груня опустила ему руку на плечо. Первый раз. Вавич сел.
Отхлебнул с краешка глоток чаю, и ему вдруг так обидно стало именно от чаю,
как будто его, маленького, отпаивают сахарной водой. Горько стало, и слезы
начали нажимать снизу. Вавич взялся за шапку и машинально несколько раз
пожал Грунину ручку. По дороге к калитке он внезапно еще два раза
попрощался.
Он вышел от смотрителя почти бегом, он бил землю ногами. Задними
улицами пробрался на лагерную дорогу. Шел, глядел в землю и все видел
широкий, мужицкий палец смотрителя: как он его пригнул. Пригнул!
На другой день Вавич заявил ротному, что в офицерской призовой
стрельбе он участвовать не будет.
А себе Вавич дал зарок: не ходить к Сорокиным.
Он был один в палатке.
- Не буду! Не буду! Не буду! - сказал Вавич и каждый раз топал ногой в
землю. Вколачивал, чтоб не ходить.
Флейта
ЛЕГ красный луч на старинную колокольню - и как заснул, прислонился. И
стоит легким духом над городом летний вечер, заждался.
Таинька у окна сидела и на руках подрубливала носовые платочки. Ждала,
чтоб перестал петь мороженщик, а то не слышно флейты. Это через два дома
играет флейта. Переливается, как вода; трелями, руладами. Забежит на верхи
и там бьется тонким крылом, трепещет. У Таиньки дух закатывается и
становится иголка в пальцах. Сбежала флейта вниз... "Ах!" - переведет дух
Таинька. Она не знала, не видела этого флейтиста. Ждала иной раз у окна, не
пройдет ли кто с длинной штукой под мышкой. Он ведь в театр играть ходит.
Таинька не знала, что флейта разбирается по кускам, и этот черный еврейчик
с коротким футлярчиком и есть флейтист, что заливается на всю улицу из
открытых окон. Футлярчик маленький. Таинька думала, что это готовальня. У
папы такая, с циркулями.
Таинька думала, что он высокий, с задумчивыми глазами, с длинными
волосами. Наверно, он ее заметил и знает, и хочет, может быть,
познакомиться, но случая нет. А он скромный. А теперь нарочно для нее
играет, чтоб она поняла. Почему он не переоденется уличным музыкантом и не
придет к ним во двор? Стал бы перед окнами и заиграл. Таинька сейчас бы его
узнала.
Флейта круто замурлыкала на низких нотах, побежала вверх, не добежала
и тихими, томительными вздохами стала подступать к концу. Капнула, капнула
светлой каплей. И вот зажурчала трель. Шире понеслась вниз серебряной
россыпью. Таинька наклонила головку. Отец стоял среди комнаты и вместе с
флейтой бережно выдыхал дым.
- Даст же Господь жидам... тем - евреям - талант! А флейта уж
расходилась, не унять, как сорвалась, все жарче, все быстрей.
- А он... еврей? - спросила
Последние комментарии
1 день 4 часов назад
1 день 12 часов назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 6 часов назад
2 дней 6 часов назад
2 дней 7 часов назад