2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
ней предстала Эрендира с дымящейся супницей. Когда она наливала бабушке суп, та обратила внимание на ее сомнамбулические движения и провела рукой перед глазами внучки, будто протирая невидимое стекло. Девочка не отреагировала. Бабушка пристально поглядела на нее и, когда Эрендира повернулась, чтобы снова идти на кухню, крикнула:
— Эрендира!
Моментально проснувшись, девочка уронила миску с супом на ковер.
— Ничего, доченька, — сказала бабушка с явной лаской в голосе. — Просто ты спишь на ходу.
— Телесная слабость, — извинилась Эрендира. Все еще скованная сном, она подняла супницу и попыталась очистить ковер.
— Оставь пока, — отговорила ее бабушка, — а вечером вымоешь.
Вот так, ко всем остальным делам, намеченным на вечер, добавилась чистка ковра в столовой; а заодно Эрендира застирала в судомойке белье, оставшееся с понедельника, а ветер в это время вился вокруг дома, выискивая щели. Эрендире пришлось переделать столько всего, что она не заметила, как настала ночь, и, только вновь расстелив в столовой ковер, поняла, что пора ложиться.
Весь вечер бабушка рассеянно наигрывала на пианино и вполголоса пела фальцетом модные в ее времена песенки, а на ее ресницах застывали смешавшиеся с мускусом слезы. Но, надев муслиновую рубашку и вытянувшись на кровати, она наконец очнулась от горьких и милых воспоминаний.
— Утром почисти ковер в гостиной, — обратилась она к Эрендире. — Его не выносили на воздух с тех самых пор, когда здесь шумела жизнь.
— Хорошо, бабушка, — ответила девочка. Она взяла веер из перьев и начала обмахивать неумолимую матрону, которая, погружаясь в сон, диктовала ей расписание ночных обязанностей.
— Перед сном погладь белье, чтобы уснуть с чистой совестью.
— Хорошо, бабушка.
— Внимательно просмотри все платяные шкафы, потому что в ветреные ночи у моли разыгрывается аппетит.
— Хорошо, бабушка.
— В оставшееся время вынеси цветы во двор, пусть дышат.
— Хорошо, бабушка.
— И покорми страуса.
Уже уснув, она продолжала отдавать приказания, — от нее-то Эрендира и унаследовала необычную способность продолжать жить во сне, Эрендира бесшумно вышла из комнаты и вернулась к своим ночным делам, по-прежнему отвечая на повеления спящей бабушки.
— Полей могилы.
— Хорошо, бабушка.
— Перед сном проверь, все ли в порядке, потому что вещи очень страдают, если их положат спать не на свое место.
— Хорошо, бабушка.
— А если придут Амадисы, предупреди их, чтобы не входили, — сказала бабушка. — Порфирио Галан со своей шайкой готовится их убить.
Эрендира не ответила ей, потому что знала: бабушка запутывалась в своем бреду, — но продолжала неукоснительно выполнять все приказы. Проверив шпингалеты на окнах и погасив огни, она взяла в столовой канделябр и, освещая себе дорогу, пошла в свою спальню, а недолгие затишья между порывами ветра заполняло мирное и мощное дыхание спящей бабушки.
Комната Эрендиры, обставленная пышно, хотя и не с таким буйством, как бабушкина, была полна тряпичных кукол и заводных зверюшек ее недавнего детства. Сломленная непосильным обилием дневных забот, Эрендира поставила канделябр на ночной столик и, не в силах раздеться, упала на кровать. Несколько минут спустя злосчастный ветер, подобно своре собак, ворвался в спальню и швырнул канделябр на занавески.
Под утро, когда стих наконец ветер и застучали редкие крупные капли дождя, погасли последние тлеющие угли и прибили к земле дымящуюся золу. Жители деревни, в основном индейцы, пытались достать то, что уцелело после бедствия: обугленный труп страуса, позолоченный остов пианино, торс какой-то статуи. Скорбно и непроницаемо созерцала бабушка останки своего благополучия. Сидящая на могиле Амадисов, Эрендира уже больше не плакала. Убедившись, что лишь немногое не обратилось в прах, бабушка взглянула на внучку с откровенным участием.
— Бедная моя девочка, — вздохнула она. — Тебе жизни не хватит, чтобы возместить мне такой ущерб.
Эрендира начала расплачиваться в тот же день, когда под грохочущим ливнем бабушка отвела ее к деревенскому лавочнику, тощему и преждевременно состарившемуся вдовцу, знаменитому на всю пустыню тем, что не торгуясь платил за девственность. Под хладнокровным надзором бабушки вдовец осмотрел Эрендиру с подлинно научным беспристрастием: он учел крепкость ее ляжек, величину груди, объем бедер. Он не произнес ни слова, пока не подсчитал цену.
— Молодо-зелено, — сказал он наконец, — груди у нее, как у сучки.
Потом он заставил ее встать на весы, чтобы с цифрами в руках обосновать свои выводы. Эрендира весила сорок два килограмма.
— Больше ста песо она не стоит, — сказал вдовец. Бабушка возмутилась.
— Сто песо за такую свеженькую девочку! — почти закричала она. — Нет, ни во что не ставить целомудрие, это уж слишком.
— Сто пятьдесят, — сказал вдовец.
— Девочка принесла мне убыток больше чем на миллион песо, — ответила бабушка. —
Последние комментарии
16 часов 29 минут назад
16 часов 47 минут назад
16 часов 56 минут назад
16 часов 57 минут назад
17 часов 13 секунд назад
17 часов 18 минут назад