Ночь перед сухим законом [Конрад Эйкен] (fb2) читать постранично, страница - 3

сопровождала одного состоятельного шестидесятипятилетнего гуся, бравшего её с собой на месяц–другой в качестве медсестры, когда отправлялся на воды, чтобы перебыть там зиму. Она утверждала, что знакома с ним уже давно. Так, наверно, и было — Юнис, безусловно, относилась к числу самых честных женщин, которых он встречал в жизни; но иногда она заставляла его немножко ревновать, немножко подозревать. Так, может быть?.. Нет, ничего такого быть не могло. Ей просто нравился этот старик. Он хорошо ей платил, и поездки вносили в жизнь разнообразие.

Вот на этом незнакомом и дразнящем воображение фоне развивалась их близость. Они решили, что не станут ни терять голову, ни вступать в брак, ни делать другие глупости: просто будут приятно проводить время и хорошо относиться друг к другу. В любом случае, Юнис не собиралась выходить замуж, а он был слишком беден, чтобы жениться, и перспективы для него в то время тоже не просматривались. Может быть, он недооценивал своих перспектив? Может быть, и недооценивал. Почему? Тогда он неправильно понимал всю ситуацию, не мог осмыслить своих чувств к Юнис, осознать их истинную цену. Всё казалось милым приключением, раз Юнис приняла это в таком виде и позволила оставить всё как есть. Только в самом ли деле приняла? Он вспомнил месяц сомнений, почти отчаяния в первую осень — тогда они оба сильно запили, чувствуя, что сейчас сорвутся. Целую неделю он избегал встреч с Юнис, даже не звонил ей. И после этого, когда он, не договариваясь, вдруг пришёл вечером после ужина в Клубе, она удивила его, пригласив подняться в свою комнату. Прежде она никогда не говорила ему, что это допускается правилами общежития: может быть, то, что она умалчивала об отсутствии такого официального запрета, было частью её защиты. А потом, конечно — Боже, Боже — что это было за безумие!

Только вообразить — в комнатке, которая вообще не запиралась. Ключ потеряли! Была опасность — не очень, правда, большая — что вдруг явится кто‑то из сестричек или наведается миссис Бергесс. Однажды так и случилось. Мисс Мак–Киттрик не было весь день, она поздно вернулась и ворвалась как раз в момент, когда они лежали вместе на кушетке. Очень забавно получилось: он резко вскочил и попытался спрятать голые ноги под кушетку. Они попытались принять достойный и невинный вид, но без особого успеха: это было ясно по блеску в глазах мисс Мак–Киттрик и вежливой, но удивлённой улыбке, с которой она поспешно удалилась. Странно, но Юнис, кажется, была чрезвычайно довольна этим случаем. Возможно, она почувствовала, да, наверно, она тогда почувствовала, что, наконец, ни в чём не уступает другим. Не мисс Орр, у которой из‑за её робости никогда не было любовника, но всем прочим. Да, видимо, так. Видимо, так. Она знала, что мисс Мак–Киттрик сейчас всем расскажет, и на неё станут смотреть другими глазами. И теперь она уже станет по–настоящему своей в этом монастыре.

Первая зима была самой милой. Оглядываясь сейчас, он вспоминал её как сплошной безумный смех. Ему почему‑то удавалось смешить Юнис, как никогда никого другого. Отчего это? Любой пустяк, который он ей рассказывал: как он вечно всё забывает, как постоянно совершает бестактности, как теряется перед телефоном, как неуклюж бывал в любовных действах с ней и с её предшественницами (он нашёл в себе силы совершенно откровенно ей об этом рассказывать) — всё это её чрезвычайно забавляло.

Отчасти, несомненно, потому, что он с самого начала мог разговаривать с ней так просто и непринуждённо. Она приняла его в новый мир, где меньше условностей, мир более свободный, светлый и честный. Чувственное и даже непристойное впервые обрело в этом мире своё, притом почётное место. И с открытием этого пришло невероятное ощущение цельности и силы. Он витал в облаках. Он словно стал на фут выше. В присутствии друзей возникала уверенность и ясность, сразу дававшие ему огромное преимущество.

И они это тоже ощущали, не понимая, почему… Но почему ему так легко было говорить с Юнис? Насколько легче, чем, например, с Дейзи?

Отчасти, наверно, потому, что он ощущал превосходство своего ума и общественного положения, хотя, Бог свидетель, не придавал большого значения ни тому, ни другому. И всё равно, вероятно, из‑за этого. С ней он чувствовал себя свободно, как ни с кем. Она всегда радовалась его приходам, всегда была приветлива, всегда ждала развлечения. И никогда не упрекала его, если он отсутствовал дольше обычного, не спрашивала, почему он не пришёл раньше или где был; никогда не писала ему, не звала к телефону — просто ждала, что он опять появится. Когда же он, наконец, набирал Бэк–Бей 21307, сразу весело отвечала: «Алло?» «Можно Карла Второго?» «Извините, вы, кажется, ошиблись номером. Здесь нет ваших знакомых». «Обязательно есть!» «Да, действительно, ваш голос мне кого‑то напоминает…», и потом смешок, приглушённый рукой с платочком, а через четверть часа — встреча у двери, и они поднимаются на четвёртый этаж по