Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
довольно значительное и убить его выстрелом из винтовки не представлялось возможным. За ним следовало около тысячи человек. Глядя на них, я окончательно убедился в том, что мои смелые замыслы были вполне осуществимы и что с помощью нескольких десятков решительных людей мне удалось бы захватить их в плен.
Судьба отказала мне в этом торжестве. Единственный подвиг, совершенный мною в сражении при Сьерро-Гордо, заключался в том, что я назвал моего полковника трусом. За это меня, конечно, привлекли к ответственности. Однако перед началом следующего сраженья мне снова позволили исполнять мои обычные обязанности. По всей вероятности, начальство решило, что я принесу больше пользы на поле битвы, чем в тюрьме, в которую не преминул бы отправить меня военный суд.
Вот какого рода мысли роились в моей голове, в то время как я лежал в одной из палаток, разбитых на поле Сьерро-Гордо в ночь после сражения.
— Воды! Хоть каплю воды!
Вторично достигнув моего слуха, этот голос прервал нить моих размышлений.
Но не один только звук этих слов нарушал тишину спокойной тропической ночи. Со всех сторон раздавались более или менее отчетливые голоса, звучавшие так же жалобно, проникнутые таким же отчаяньем.
Я слышал предсмертные стоны, глухой шепот, проклятия. Раненые бойцы напрягали последние силы для борьбы со смертью и тщетно взывали о помощи: никто не отвечал на их мольбы.
В эту ночь на поле Сьерро-Гордо немало людей было вычеркнуто из списка живых. Много храбрецов уснуло с незакрытыми глазами сном, за которым никогда уже не наступает пробуждение.
Когда нас отозвали от батареи, над Сьерро-Гордо уже спустились сумерки. При тусклом их свете я обошел раненых, находившихся поблизости от моего поста.
Но отыскать всех мне не удалось, так как поле битвы было, в сущности, не полем, а лесом, или, скорее, кустарником. Я не сомневался, что многие остались мною незамеченными.
С помощью нескольких десятков людей — солдат моей роты — я сделал все, что мог, для облегчения участи несчастных страдальцев. Они были нашими противниками, но ни я, ни мои спутники не испытывали к ним ни малейшей злобы. Утром эти люди действительно были нашими врагами. Но с заходом солнца вражда исчезла, уступив место состраданию.
Повинуясь голосу простого человеколюбия, я переходил от одного раненого к другому и перевязывал раны, из которых многие были смертельными. Наконец усталость взяла свое: ноги отказывались дольше повиноваться мне, я шатался от слабости. Меня отвели в палатку, где я должен был провести ночь.
После глубокого сна, продолжавшегося приблизительно до середины ночи, я внезапно проснулся. Воспоминание об истекшем дне тотчас же обступили меня. Вот тут-то я и услышал впервые голос, молящий о воде.
Я услышал также другие, более далекие голоса, душераздирающие стоны, заунывный лай койотов и страшное завывание мексиканских волков. В этом ужасном хоре человеческие голоса звучали как-то особенно жалобно и зловеще.
— Воды! Хоть каплю воды!
В третий раз услышал я эту печальную мольбу. Признаться, она несколько изумила меня. Мне помнилось, что я поставил по кружке с водой около каждого раненого, лежавшего вблизи моей палатки. Неужели же один из них остался без воды?
Может быть, он уже выпил свою порцию и снова томится жаждой? Так или иначе, страдальческий тон, которым бедняга повторял свою просьбу, красноречиво свидетельствовал о том, что муки его нестерпимы.
Я подождал еще немного. Печальный зов повторился в четвертый раз. И я снова услышал его.
На этот раз я прислушался к нему с большим вниманием и уловил некоторый провинциализм в произношении, изобличавший в незнакомце крестьянина. И не только крестьянина, но обитателя определенной местности.
В тех нескольких простых фразах, которые он повторял, гласные звуки скрадывались и звучали невнятно. По этой характерной особенности я узнал в раненом мексиканце уроженца побережья Веракрус и Тиерры-Калиенте. Жители этой местности известны под названием «харочо».
Страдалец лежал, по-видимому, довольно близко от моей палатки. Нас разделяли какие-нибудь сто-двести шагов.
Я не мог больше слушать равнодушно его печальную мольбу.
Вскочив с катре — походной кровати, стоявшей у меня в палатке, я ощупью отыскал кружку, захватил с собой фляжку с виски, распахнул полог, вышел на свежий воздух и направился к тому месту, где, по моим предположениям, лежал человек, так настойчиво умолявший о помощи.
Глава III
Страшная угроза
Палатка, из которой я вышел, стояла посредине небольшой поляны. В десяти шагах от нее начинался чапарраль, то есть густой колючий кустарник, состоящий из акации, кактусов, агав, юкк и копайских деревьев, перемешанных и сплетенных между собой лианами, а также ветвями смилакса, сассапарели, ялапы и вьющейся бромелии. Тут не было тропинок, за исключением тех, которые протоптали дикие звери: робкий мексиканский мазаме
Последние комментарии
24 минут 41 секунд назад
28 минут 56 секунд назад
5 часов 49 минут назад
1 день 17 часов назад
2 дней 1 час назад
2 дней 16 часов назад