Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Заткнись, — завопил Умберто. — Замолчи, ты, грязный индеец, замолчи!
Из углов рта у него вылетали слюни, оседая крапинками на багровой физиономии. Потом он положил указательный палец на большой палец правой руки так, что они образовали крест, и протянул к нам. Глаза Умберто выкатились из орбит, рука так тряслась, что он едва мог ее держать. Абрел поцеловал крест из пальцев.
— Клянусь Богом! — сказал он, снова целуя пальцы, и плюнул на землю. — Клянусь всеми святыми!
Умберто снова плюнул, его голова задергалась так неестественно, что это больше походило на приступ, чем на сознательные действия.
— Клянусь Девой Марией! — Плюнул третий раз... — И клянусь этим крестом!
Он снова плюнул, затем, сурово взглянув на нас, поднес пальцы ко рту и поцеловал крест из пальцев. Его голос перешел в гортанный.
— Я убью вас!
Потом он пронзительно закричал:
— Ради этого креста, я убью вас!
По-прежнему багровый, с канатами мускулов, вздувшимися венами, Абрел повернулся на каблуках и стал спускаться к берегу. Мы молчали, пока не услышали, как лодка сорвалась с места, исчезнув вдали.
Меня пробирала дрожь.
— Бобби, он это сделает. Он убьет. Он имел в виду именно это.
— Ты прав, Брушко.
— Что же нам делать?
Мы с Бобби и Айабокиной решили принять меры предосторожности.
— Но, Брушко, — сказал Бобби, — все это не даст настоящей безопасности. Только Бог может нам помочь.
Втроем мы склонили головы, вместе обратившись к Богу. И когда мы помолились, мой страх сменился радостью, которая охватила меня еще утром при первой встрече с Бобби. Она окутала душу и тело. В то же время, это была не прежняя радость. Она стала более полной, как будто опасность, страх и боль растворились в ней, сделав ее глубже, теплее и отчетливее.
Как много произошло за несколько часов с того времени, как самолет сделал круг, заходя на посадку, над Рио-де-Оро. Под самолетом, внизу, я мог видеть джунгли, плотный, темно-зеленый покров, простирающийся до самого горизонта. Справа мой взгляд привлекла грязно-коричневая полоса, как бракованная нитка на зеленом ковре. Это была река Кататумбо. Мы пролетели над ней около переправы, и я увидел кучку явно новых домов, составляющих городок, казавшийся затерянным в безбрежных джунглях.
— Но он растет, — подумал я.
Мне пришло в голову, что еще десять лет назад здесь не было ничего, кроме высоких деревьев, закрывающих солнце, и густой поросли внизу. Может быть, можно было услышать крик попугая. Тэперь на этом месте был город.
Вспышка радости объяла меня. Не из-за городка, но потому что я вернулся из Америки и скоро снова буду вместе с Бобби, моим названым братом. Я приник к иллюминатору, пытаясь заглянуть вперед. От волнения по спине поползли мурашки.
Старенький, изношенный ДС-3 потерял высоту, и верхушки деревьев так приблизились к днищу самолета, что, казалось, колеса застрянут в них, и мы будем выброшены в джунгли. Но вскоре листва расступилась, и мы оказались над просекой — узкой длинной полосой, как бы вырезанной из джунглей. Тяжело, глухо ударившись, приземлились, включились тормоза и удержали большой самолет на небольшой посадочной полосе.
Пока самолет выруливал у конца дорожки, я искал глазами Бобби среди встречающих. Но не видел его. Только спускаясь по трапу, я заметил его невысокую, но крепкую фигурку, которая выглядела ловкой и сильной, даже под просторной рубахой и темными штанами. Его лицо было смуглее, чем у других ожидающих. И даже с трапа я мог любоваться сиянием его белых зубов. Его улыбка говорила: “Как это здорово, что ты снова вернулся, Брушко.” Он никогда не называл меня по-американски Брюсом.
Я бросился к Бобби, подбежав, сгреб в охапку -устроил ему настоящее мотилонское приветствие. Должно быть, мы представляли собой умилительную картину:
невысокий смуглый индеец обнимается с длинным блондином-американцем. Нам это было безразлично.
— Брат, — сказал я, — брат мой Бобаришора. — Я назвал его мотилонским именем, я всегда так делал в торжественных случаях.
Я отодвинул его на вытянутую руку и сказал:
— Ты отлично выглядишь. Как жена, сынишка, они в порядке?
— С женой все хорошо, — ответил Бобби. — Она здорова и счастлива. Ей очень нравится быть мамой прекрасного здорового сына.
— Значит, с ним все хорошо?
— О, да. Он очень упитанный. Посмотрел бы ты на него! Уже прыгает по всему дому, как маленькая обезьянка.
— Пойдем, — добавил он, — не стоять же нам здесь весь день. Пойдем получим твой багаж.
Когда мы вернулись к самолету и получили весь багаж, Бобби спросил:
— А как шли твои дела в Америке? Я вспомнил потоки лиц, бесконечные номера отелей, неотличимые друг от друга, и покачал головой.
— Я не знаю, Бобби. Думаю, я сделал то, что нужно было сделать. Но я ужасно рад вернуться.
Бобби весело болтал о своей семье. Он был таким же счастливым, каким он запомнился мне. Темные глаза сияли. После смерти его дочки я переживал за Бобби; несколько недель он был угрюмый и
Последние комментарии
19 часов 19 минут назад
1 день 3 часов назад
1 день 18 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 22 часов назад
1 день 22 часов назад