Дневники мэтра Шабли [Вера Викторовна Камша] (fb2) читать постранично, страница - 2

где и водиться призракам, как ни в этом безнадежном месте. Когда-нибудь я напишу книгу, и в ней найдет свое отражение дождливый осенний день, облетевший угрюмый парк, подернутый рябью пруд и глядящийся в него дом. Я несуеверен, но при виде тонущей в сумраке лестницы, забранных решетками окон и тяжелых дубовых дверей мне стало не по себе. Впечатление усугубили слуги, похожие друг на друга, как горошины из одного стручка.

Я не слишком хорошо вижу, и обитатели Лаик в полумраке казались мне даже не братьями - чередой отражений в мутных дешевых зеркалах. Я спросил маленького, остроносого человечка, показавшего мне мои комнаты, не родственник ли он остальным, а в ответ получил рассказ о пяти бывших монахах, оставшихся в Лаик в качестве слуг. Они сложили с себя сан и обзавелись семьями, их дети и дети их детей также не захотели покидать насиженное место.

За почти четыреста лет все превратились в родственников, а браки между родственниками улучшению породы не способствуют. Неудивительно, что нынешние обитатели поместья невзрачны, тщедушны и невысоки ростом. Я довольно скромного роста, но в сравнении с ними я барон из Бергмарк.

Я попросил своего провожатого показать мне дом, и тот без лишних разговоров взял свечу и повел меня бесконечными коридорами. Здание было большим и запутанным, хоть и не столь огромным, как казалось снаружи. Ошибка объяснялась наличием нескольких внутренних дворов. В один из них выходят окна моих комнат, и я сомневаюсь, что когда-нибудь сюда заглянет солнце. Во всем остальном моя обитель выглядит сносно. Слуга (его зовут Харви Фейлс), помог мне распаковать мои вещи, но книгами я займусь сам, благо время у меня есть. Другие менторы и капитан еще не вернулись, так что сейчас я – единственный обитатель Лаик, если, разумеется, не считать слуг и наводняющих старый дом кошек.

19 день месяца летних Молний 392 года круга Скал.

Сегодня капитан Арамона не отпустил унаров в Кабитэлу. Объяснить причину он счел излишним. Я не собирался покидать Лаик, но одно дело остаться по собственному желанию, а другое по приказу наглого безграмотного солдафона. Запретив нам покидать поместье, капитан куда-то уехал, а вслед за ним отбыл и отец Герман. Я стоял на крыльце, когда туда подвели серого в яблоках коня, без сомнения, стоящего больше, чем мое годовое жалование. В средствах наш скромный клирик не стеснен, что лишний раз заставляет задуматься, что ему здесь нужно. Олларианец вышел из дома в черном костюме для верховой езды, причем цвет был единственной уступкой сану. У меня не было ни малейшего желания разговаривать с этим человеком, но аспид поздоровался, и мне пришлось ответить.

- Вы, вероятно, гадаете, что случилось? – вопрос, как и все вопросы Германа нес в себе скрытую издевку, но я и впрямь хотел знать.

- Разумеется, - ответил я, - господин Арамона оставил нас всех в неведении.

- Арамона – дурак, - равнодушно произнес олларианец, - но чрезвычайно усердный. Его никто не просил отменять отпуска и уж тем более делать из заурядного события тайну. Вчера стало известно, что герцог Окделл и несколько других дворян внутреннего Надора подняли мятеж. Это не повод лишать юнцов прогулки и раздувать совершенную Окделлом глупость до размеров серьезной угрозы.

Я промолчал. Во-первых, потому что был потрясен и, во-вторых, чтоб не выдать своего отношения к восставшим. Семейство Окделлов всегда было жемчужным зерном в навозной куче нашего дворянство. Надорские герцоги не думали ни о богатстве, ни о должностях, ни о славе. Франциску Оллару не удалось ни запугать, как Рокслеев или Приддов, ни купить, как Эпинэ, Савиньяков, Дораков, фок Варзов. Они остались верны своему королю и своей чести, как они ее понимали. Я ненавижу эсператистов, но, причислив Алана Окделла к лику святых, они отдали должное настоящему мужеству и благородству. Я знал, что земли Окделлов за четыреста лет пришли в запустенье и древнейшие вельможи Талига живут немногим лучше своих крестьян, но они не просят подачек у потомков марагонского бастарда. В юности я написал венок сонетов, посвященных Алану и его несчастной жене, у тела мужа отданной приспешнику победителя.

- Вижу, вы поражены, - усмехнулся отец Герман и я постарался запомнить эту усмешку, чтобы перенести ее на бумагу, - но, уверяю вас, беспокоиться не о чем.

- Мне неприятна мысль о любом насилии, - с трудом выдавил я, - но вы куда-то едете, а господин Капитан ясно дал понять, что никто не должен покидать Лаик.

- Я уже говорил и готов повторить. Арамона – дурак, и мне нет до него дела. Если вам надо в Кабитэлу, я готов взять вас с собой.

В Кабитэле мне делать было нечего, разве что навестить приемную сестру, вышедшую замуж за перчаточника с Желтой улицы, к тому же я не езжу верхом. Я поблагодарил и отказался.

- Как вам будет угодно, - клирик сбежал с крыльца, вскочил в седло и ловко подхватил поводья. И это смиренный служитель Создателя? Я - человек неверующий, но подобное поведение для