2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
лишился источника силы и веры в себя.
И вряд ли решусь в третий раз штурмовать академию. Где меня уже не допустили к экзаменам. А если и
решусь, то опять провалюсь, причем с еще большим треском.
Закат, только закат.
Мама умерла, с нею уходит моя собственная жизнь.
А ну и пусть, отчаянно думал я, рассматривая рисунок.
Даже я, отрешенный от мира художник, давно чувствовал, что воздухе неспокойно. Все предвещало
большую войну. Которая случится не сегодня-завтра.
Знал я также, что ввиду найденных у меня психических отклонений и общей слабости здоровья меня
наверняка признают негодным и не возьмут по призыву, а отправят в какую-нибудь нестроевую часть.
Вагнер опять ревел во мне...
Меня - в нестроевую?
Этому не бывать.
Я знал, что с началом войны я обязательно прорвусь добровольцем в действующую армию, чего бы мне то
ни стоило.
А попав туда, буду лезть в самое пекло. На рожон и под пули. На любой войне всегда нужны люди,
которым нечего терять. И такой человек, как я, окажется чрезвычайно ценным.
А мне терять в самом деле нечего.
Умерла мама.
Умерла моя надежда стать художником.
А не имея надежды стать кем-то, прославить свое имя и оставить его в анналах истории, просто незачем
жить.
И я буду воевать так, чтобы пасть смертью храбрых.
Чтобы спокойно поживающей сестре пришло с фронта извещение.
О том, что сын ее отца -- никчемный слюнтяй, большеглазый истерик, льющий слезы и убежавший со
смертного одра собственной матери -- в самом деле герой. Спасший жизни десятку человек.
Да. Будет именно так.
Но...
Но я знал, что на войне все часто случается наоборот.
Погибают стремящиеся выжить.
И остаются невредимыми те, кому жизнь не нужна.
И я имею реальный шанс вернуться назад с той, еще не задуманной даже самими политиками войны.
Так может продиктовать моя карма.
Живым. И, возможно, невредимым.
Только уже иным, нежели теперь.
Иным...
Красная злоба на мир никуда не уйдет; искалеченное детство не забудется никогда.
Но у меня появятся силы.
И вот уж тогда я покажу всем, на что способен невостребованный художник. Отвергнутый
родственниками человек, закрывшийся сейчас в своей душной каморке над листком картона с незабудками.
Я снова взглянул на рисунок.
Вода по-прежнему была красной.
Но теперь она налилась не закатом, а рассветом.
Рассветом моей собственной новой -- еще не ведомой, но уже предугадываемой жизни.
Жизни, в которой я наконец встану в полный рост.
И отомщу всем и за все.
Судьбе и людям.
И всему миру, так не любящему меня сейчас.
Я уничтожу до основания весь ваш лживый ханжеский мир, -- с ненавистью думал я, слыша сквозь дверь
вернувшиеся голоса родственников.
Где в цене лишь внешняя добродетель и никто не знает о человеческих чувствах.
Я сделаю так, что все вы будете ползать на коленях и поклоняться мне -- мне, мне, неудавшемуся
художнику, перевернувшему все ваше бытие.
Я устрою вам такое, что вода в самом деле станет красной, только не от солнца, а от пролитой крови. И не
только в моем нарисованном стакане...
Я прищурился, и передо мной заволновались целые моря крови. В ушах звучал уже не Вагнер, а рев толпы.
Откуда-то текла сила неведомого рока, которая влекла меня куда-то далеко. Куда -- я и сам еще не знал.
Сквозь меня, сотрясая мое тело, проносились апокалиптические картины.
Я вызвал какую-то небывалую бурю в своей душе. Шторм и бурю, каких не испытывал никогда прежде.
Картины чудовищных разрушений, уничтожавших и одновременно очищавших поганый людской
мирок, были настолько сильными и страшными, что я, кажется, потерял сознание.
Всего на миг.
Несмотря на то, что уроды доктора привыкли признавать меня ненормальным.
Я тут же вернулся обратно. И помнил все виденное.
И разум мой был яснее ясного.
Я знал, что все нужно делать по порядку.
Строго по порядку.
Тогда все получится.
Моря крови и буря апокалипсиса, и я на вершине мира -- все это пока впереди.
А сейчас мне нужно подписать законченный рисунок.
Пусть его не увидит больше никто: я выберу момент и тайком от всех положу его в мамин гроб. Под
маленькую подушечку, на которой покоится сейчас ее невесомая голова. Пусть эти три голубых незабудки в
красной воде так и истлеют вместе с картоном в медленно гниющем гробу... Пусть.
Но ничто сделанное мною не может оставаться безымянным.
Я всегда аккуратно помечал любое свое произведение.
Причем своим настоящим именем.
В отличие от одноклассников, которые на подбор писали стихи и печатали их в местных газетах под
немыслимыми псевдонимами.
Я любил свое имя и не стыдился его.
Даже фамилию свою любил, несмотря на то, что она досталась от ненавистного отца. И подписывался я не
инициалами, а полностью, не сокращая ни единой буквы.
Потому что отец -- это отец. А я -- это я. Между нами пропасть.
Я не сомневался, что несмотря на преграды судьбы, сумею прославить свою фамилию.
Если даже не как художник, то все равно как-то иначе.
Но так, что весь мир будет
Последние комментарии
15 часов 52 минут назад
16 часов 11 минут назад
16 часов 19 минут назад
16 часов 21 минут назад
16 часов 24 минут назад
16 часов 41 минут назад