Выбор Вечности [Михаил Петраков] (fb2) читать постранично, страница - 3

мамонт. На его хоботе сидит бабочка. Возле толстых волосатых столбов ног целый выводок зайцев играет в футбол, использую ежа вместо мяча. На другой еще хуже: здоровенный птеродактиль в пасти, словно аист, несет запеленованного младенца, который в зубах сжимает букет орхидей завернутых в блестящую бумагу. Счастливые родители с распростертыми объятиями ждут малыша. Что за идиотизм. Какое-то неясное ощущение. Привкус во рту. Да, точно. Привкус постоянно был с ним. И только сейчас Бром понял это. На зубах скрипела грязь, кроме того, Дейкер поковырялся во рту и извлек кусочек болотной тины, застрявшей между резцами. Так вот что это за привкус. Привкус тины. Взгляд упал на круглое зеркало, висевшее на стене. А он выглядел не так уж плохо. Подойдя ближе, Бром заметил контраст. Темный, мальдивский загар кожи лица на шее плавно переходил в болезненно белый цвет туловища. Он лихорадочно начал ощупывать свое тело, шарить по нему руками. Потом скинул рубашку и принялся выискивать свои любимые шрамы и татуировки. Но их не было. Не было багрового шрама от аппендицита внизу живота. Не было длинного неровного рубца на груди - памяти о самом близком друге, внезапно сошедшем с ума (Брому пришлось его убить). Не было прекрасной цветной татуировки на правом плече. Постой, а была ли она у меня раньше? Да и вообще тело было какое-то не его. Пресс, похожий на стиральную доску. Никакого намека на жир. То есть у Брома всегда был отличный пресс, но не до такой же степени. При посещении туалета Дейкер сделал еще несколько неожиданных открытий. Например, бритый лобок. Бром никогда не брил волосы на лобке. Но в настоящий шок привел его вид своего обрезанного пениса. Вандалы! Этого он уже простить не мог. Бром выскочил из сортира, забыв застегнуть ширинку, и налетел на Синди, удивленно смотревшую округлившимися глазами. - Что все это значит!? - Бром схватил девушку за плечи и непроизвольно сжал их. Дейкер не ожидал такого. Он собирался просто удержать ее, но руки сдавили хрупкие плечи словно тисками. Ему казалось, что его кисти - губки тисков, а кто-то другой бешено крутит ручку, сжимая их. Раньше он не чувствовал в руках такой силы. Бугры мышц играли под рубашкой. Бром никогда не был в такой форме, даже в двадцать лет. Она вскрикнула от боли. В глазах промелькнул страх. Но она быстро взяла себя в руки, проявив вышколенный профессионализм. Синди умела контролировать ситуацию, и у Брома возникло ощущение, что она справиться даже с бешеным мамонтом, изображенном на картине. Несомненно справилась бы. - Бром, обещаю, очень скоро вы все узнаете. Я понимаю, у вас море вопросов, - тот же мягкий голос. - Но я прошу немного подождать с ними. Вы получите ответы чуть позже. Белый халат отсутствует. Теперь на ней короткая юбочка из плюша и жакет. Детская беззаботность и непосредственность. Семнадцатилетняя девчонка... или даже шестнадцатилетняя... но очень приятная...

Душная летняя ночь. Мотыльки бьются в стекло уличного фонаря. Бром и Синди удобно расположились в плетеных креслах на веранде психушки "Пансиона для разморозков" (или отморозков?). Что это означает, Бром собирался выяснить в самое ближайшее время. Разговор как раз начал входить в нужное русло. И забор, что означает забор, в пятистах метрах от кромки леса. Странно, но Синди - это юное привлекательное существо - умела находить подход к людям, и обладала удивительной способностью убеждения. Только благодаря ей в Броме до сих пор остатки терпения не перевесил здравый смысл, желание действовать и, в конце концов, неутолимая потребность видеть Джерси. Кроме того, неизвестно насколько ОНИ безумны. Здесь происходит что-то странное. Синди за несколько часов умудрилась стать его другом. Они весь день болтали о пустяках. Он не уставал удивляться ее поразительному уму. Она была взрослой, но с какой-то ущербной, половинчатой взрослостью. Не будь ей семнадцать, (или шестнадцать?) лет, она была бы похожа на идиотку. Ее беззаботность и веселый жизнерадостный смех никак не вязались с утонченным аналитическим умом взрослого созревшего человека. Созревшего, подобно выдержанному пятизвездочному французскому коньяку, который плескался в широком бокале в руке у Брома. Она тоже пила. Этот взрослый подросток с видом гурмана потягивал сорокаградусный алкоголь. Если бы такая сцена случилась в дорогом ресторане, то владелец заведения вмиг бы лишился лицензии. Бром не стал намекать на ее возраст - не в его положении. К тому же спирт начинал влиять на мозги. - Что ты помнишь? - спросила она, изящно перекинув ногу, после долгого молчаливого наслаждения коньяком. Шикарное платье от Готье - "ночнушка", как сказала бы бабушка Дейкера, - приятно зашуршало. Брома не покидало ощущение... Мягкая забота. Даже чересчур мягкая. Но что-то в этом взгляде не то... Конечно, проскальзывает интерес. Интерес даже слишком заметен. Точно... она смотрит на меня как на животное... как на собаку, которой бинтуешь лапу... Но ничего, она обещала ответить на все вопросы. Она что-то знала. Она знала