Грехи наши тяжкие [Сергей Андреевич Крутилин] (fb2) читать постранично, страница - 3

выдвинули председателем «Рассвета», и он переехал в дом секретаря.

А теперь давайте ему квартиру хоть самой Долгачевой, со всеми удобствами, — он в нее не поедет. Потому как при доме, в котором живет Варгин, сад большой и двор, и надворные постройки, крытые железом.

Конечно, по той поре судов и пересудов о поступке Варгина было много. Все понимали, что Тихону Ивановичу надо было перебираться в Загорье, где колхозная контора, а не обосновываться в городе. Тихон Иванович ссылался на детей — их-де учить надо, а в городе школа под боком. Ссылался и на то, что деревни, входящие в его колхоз, разбросаны вокруг Туренино.

Посудачили горожане неделю-другую и успокоились.

Сам Варгин со временем обнаружил в доме несколько изъянов. Дом осел, из подполья зимой несло холодом. Топить приходилось три печки, и это было накладно. Зимой жена Варгина — Надежда Егоровна — превращалась в истопника. Она охала и причитала, уговаривая Тихона, чтобы он просил коммунальную квартиру с удобствами, как живут теперь все порядочные туренинцы. Но Тихон Иванович про коммунальную квартиру и слушать не хотел. Он отговаривал жену, уверяя, что они живут как у Христа за пазухой. А в коммунальном доме вся жизнь на виду. Как в аквариуме.

Каждую зиму Варгин говорил себе: «Все, в это лето я обязательно отремонтирую дом. Проведу водопровод, сделаю водяное отопление, сгорожу ванную, теплую уборную и заживу барином». Но ранней весной, едва сходил снег, начиналась подкормка озимых. А там незаметно подступало время сажать картофель, кормовую свеклу. Начиналось обычное…

И ничего за лето по дому Варгин не успевал сделать. Глянешь, снова наступили холода. В избе дуло, как прежде. Егоровна ворчала: «Другие вон живут как люди. А мы — как цыгане какие-нибудь, в шатре небось теплей, чем у нас. Вода в ведерке замерзает».

3

У дома, возле тесовых ворот, копошились в пыли куры. Увидев хозяина, петух встрепенулся, принял воинственную стойку, потом что-то квохнул курам, и они разбежались в разные стороны: одни поспешили на улицу, другие — вместе с петухом — стали неуклюже подлезать под доску-перекладину, закрывавшую лаз во двор.

«Хозяина не узнали, шельмы!» — подумал Варгин о курах.

Однако, подумав так, Тихон Иванович тут же перерешил: плохой он хозяин. Не водилось в доме ни коровы, ни борова, ни овец. Ничего, кроме десятка кур. Да вот и они не признали его. Следил Варгин за курами, норовившими наперед его проскочить в ворота, и вдруг заметил свежий след от машины.

Во дворе стоял «газик» — новый, добротный.

Тихон Иванович по машине догадался, что приехал Суховерхов. Варгин обрадовался приезду Михаила, но подумал, что не его, Суховерхова, Долгачева поставила рядом с собой на трибуну, а предпочла Варгина, хотя совхоз «Успенский» побогаче «Рассвета» и дает государству больше и хлеба, и яиц, и мяса.

В машине, на солнцепеке, сидел шофер Суховерхова — щуплый малый невысокого роста, всегда такой опрятный, что, не зная, можно было принять его за директора. Обычно «министр» — так в шутку Варгин величал Суховерхова — сам водил машину и не любил таскать с собой шофера. Но раз приехал с водителем — значит, нагрянул в гости, может, даже с женой, — как просил об этом Тихон Иванович.

Варгин поздоровался с шофером.

— Ты чего тут сидишь? Пойдем в дом.

— Тут хорошо, Тихон Иванович, — солнце, воздух, — отвечал малый, шурша газетой. — Сижу, демонстрацию из Москвы слушаю.

— В доме-то телевизор поглядишь.

— Спасибо. Пить мне все равно нельзя. Только вас стеснять буду.

— Как знаешь, — Варгин грузной походкой усталого человека стал подыматься по ступенькам крыльца.

Егоровна хлопотала у плиты. В кухне стоял полумрак, пахло жареным мясом и подгоревшим луком — так всегда пахнет дома по праздникам.

— Привет, мать! — бодро сказал Тихон Иванович, снимая пальто. — Ты чего одна? А где твоя молодая помощница?

— Гуляют. Пошли демонстрацию поглядеть, а заодно и себя показать. — Егоровна повернулась от плиты, поглядела на мужа. — Молодые ведь.

— Демонстрация давно кончилась. Танцы начались.

— Выходит, и они танцуют.

Егоровна — еще не убранная, в сером халате, выцветшем от бесконечных стирок, с вилкой в руке — залюбовалась мужем. Была разница в их виде: его — одетого по-праздничному, в черном костюме, с орденами и медалями, и ее — рано увядшей женщины а халате. Варгин смутился от взгляда жены: он увидел свою жизнь по-иному.

«Сколько их было — праздников, гостей, ночных выпивок, разных «обмываний», — подумал он. — И все эти встречи, когда гости пили, ели, сидя до полуночи, вели споры-разговоры, морщинами легли на лицо жены. Она готовила, накрывала стол, убирала окурки, мыла посуду. А он еще вот молодится».

Варгин крякнул в сердцах.

— Ну, как твоя речь, Тихон? — Егоровна вновь повернулась к плите, где шипело и парило вовсю.

— Хорошо я сказал — с огоньком.

— Молодец. Только что ж ты один пришел? Долгачеву бы