Снимаем порно [Терри Сазерн] (fb2) читать постранично, страница - 2

фильмов утомила Бориса. Он чувствовал, что его эксперименты и поиски сводятся почти к нулю — редкий проблеск здесь, намек там, пугающий взгляд в бездонную расщелину абсурдного чуда — но ничего такого, чему хотелось бы подражать, хотя кругом толпились люди, которые тем только и занимались. И вот, последние два года, он пребывал в абсолютном бездействии — даже книг не читал, а уж тем более сценариев, которые ежедневно потоком прибывали в его офис, где он перестал появляться.

Хотя он считался «режиссером», на самом деле он был создателем фильмов — в традициях Чаплина, Бергмана, Феллини — художников, чья ответственность за свою работу была полной, и чей контроль за ней доходил до мелочей. Тем не менее, порою его фильмы наталкивались на препятствия. Были остановлены показы в Де Муэне, Альбукерке, Темпле, Техасе… а в маленьком лояльном католическом городке Кабриолет, во Франции, был выдан ордер на его арест. «Непристойность», «аморальность», «порнография» — таковы были обвинения. В студии, конечно, посмеивались над этим — что им за дело до горстки задубевших непробиваемо-религиозных ретроградов («Они раздули все это Христа ради!»), что они представляют на общем мировом рынке! — но это дало Б. непредвиденную передышку. Во время своего апатичного безделья он просмотрел пару так называемых «фильмов для взрослых» и нашел их настолько омерзительными, настолько лишенными как эротики, так и разумного юмора, что теперь время от времени терзался вопросом: а что, если в более глубоком смысле все это справедливо и в отношении его собственных работ. Б. как раз думал об этом, не слушая Сида Крейссмана, чьи истории давно уже знал наизусть, когда хозяйка вечера, потрясающая Тини Мари, поманила его хорошо отработанным подмигиванием и изображением сладострастной улыбки, после которой, округлив свои сверкающие губы, она вставила в рот два пальца и энергично принялась двигать ими с громким причмокиванием, закатив глаза в уродливой симуляции экстаза. Вызывающая гротескность и неожиданность этой выходки заставила миловидную старлетку, беседующую неподалеку с Лессом Хэррисоном, в изумлении разинуть рот и отвернуться.

— Ради Бога, что это было? — прошептала она с тревогой.

Но Лесс только захихикал.

— Да это же наша восхитительная хозяйка, — сказал он, беря прелестницу под руку. — Подойди, мы заставим ее спасовать перед тобой.

— А? — опешила та, вся — распахнутые глаза и настороженность. Хорошенькая девушка должна быть очень бдительной на подобных пирушках Малибу.

Тини Мари. На самом деле ее звали Тина Мари, но это имя постепенно сократилось до нежно-уменьшительного, в основном из-за ее детской, почти как у птички, хрупкости. Она едва весила 78 фунтов и напоминала тростинку, рост ее достигал почти девять футов, она редко стояла: казалось, что большую часть времени она клонится к земле, подпрыгивает, скользит… двигается с таинственной грацией прихрамывающего животного, от чего она становилась еще более удивительной и, вероятно, даже понятной, учитывая ее физические недостатки. По правде говоря, она была почти андроидом; если описать се с головы до кончиков ног, то в грубой последовательности выйдет примерно такая картина: жестокая малярия в детском возрасте оставила се полностью без волос; карцинома лишила се груди: и в конце концов она потеряла левую ногу в автокатастрофе недалеко от Вилмфрант-Сюр-Мер, а также правый глаз во время ужасной «грязной драки» в кабачке Сохо. Что же, однако, было на сто процентов подлинным и принадлежащим ей, так это рот. И рот этот был ее истинным украшением: губами она напоминала юную Риту Хейворт^[2] — сочетание Хэйли Миллс и Мухаммеда Али^[3]; а ее зубы однажды рекламировали пасту «Плюс Уайт» — они были совершенны. Поэтому Тини Мари, причудливо соединяя реальное и невообразимое, проносилась в ореоле собственной оральности и возбужденности, которые, в сочетании с ее единственным фантастически блещущим глазом, производили неизгладимый эффект.

Б. удалось изобразить улыбку искреннего, но слегка унылого смущения. Как-то, несколько лет тому назад, в момент нездорового любопытства он почти уже лег в постель с Тини Мари, чтобы понаблюдать за ней в разобранном виде. Сейчас этот образ вернулся: сильно хромая, Тини носилась по комнате, напоминая продирающееся через кусты странное раненое создание, со сверкающей лысой головой, худой детской грудью, — а вернее, с плоской поверхностью и оставшимися на ней следами операционных швов; с выставленным вперед съемным протезом, изображающим диковинный фаллос; с сияющими в сюрреалистично-веселой гримасе зубами и издавая пронзительный, на пределе срыва, крик:

— Задвинь-ка мне покрепче, Б.!

Теперь, когда она пробивала себе дорогу среди гостей, раздавая пинки направо и налево, Лесс Хэррисон попытался перехватить ее и представить ей милашку-старлетку.

— Тини! — закричал он, искажая лицо в такую же