Повести и рассказы [Акрам Айлисли] (fb2) читать постранично, страница - 2

еще и тем, что он просторен, очень просторен, нет ему ни конца, ни края. И древний он. И хлеб в нем пекут самый вкусный, и вода там самая чистая!»

Какими бы ни были люди деревни в глазах горожанина или «бывшего» бузбулакца, для героев Айлисли, близких ему по мироощущению, деревня остается олицетворением народной мудрости, народных норм и представлений о добре и зле, нравственности и безнравственности, человечности и душевной черствости.

Идея эта проходит через все произведения писателя, но заостренно она выражена в повести «Сияние шести солнц», устами Теймура, сына сельского учителя. Окончив вуз, оставшись в городе, Теймур посвящает себя науке. Но он не из тех, кто спешит забыть свое «деревенское прошлое». Теймур и диссертацию пишет, желая осмыслить представления своих односельчан в «нравственных ценностях». И в переживаниях, беспокойных размышлениях его слышится, конечно, тревожный голос самого Акрама из села Айлис. На иронический вопрос одного знакомого — «А много ли в сегодняшнем Бузбулаке осталось тех мужчин, о которых ты говоришь?» — Теймур отвечает: «Вот я и хочу, чтобы и после этих настоящих мужчин в Бузбулаке остались их наследники, чтобы продолжалось их поколение…»

Герои Акрама Айлисли (любимые герои), в общем, действительно, не очень жалуют город. Людям деревни как-то неуютно в городе. Городская сутолока гнетет их. Попав в город, они тоскуют по деревне. Конечно, и, в деревне есть свои проблемы. И все же Бузбулак есть Бузбулак. Когда герой «Деревьев без тени» вспоминает деревню, вся душа его наполняется белым-белым светом. Тем светом, который распространяется от белых-белых цветков вишневого дерева, которое растет у окна его дома.

А как любят свои деревья бузбулакцы! Бабушка Садыка («Люди и деревья») считает святотатцем того, кто поднимает руку на старое тутовое дерево, потому что старость нельзя оскорблять! А для юного Садыка айвовое дерево в цвету оборачивается красивой молодой женщиной. «В одно весеннее утро айва расцвела, и в это же весеннее утро учительница Лейла пришла в школу в белом-пребелом платке. И когда, вернувшись из школы, я взглянул на айву, перекинувшую через стену слепящие белизной ветки, я сразу понял, что она — девушка, и как я этого раньше не понимал!»

Вот почему и название повести «Деревья без тени» приобретает иной, глубинный смысл. Это и «люди без теней», люди завистливые, кичливые, жадные, радующиеся только чужому горю, готовые ради карьеры отказаться от всего, что в народном представлении свято, дорого, чисто — от дружбы, верности, любви, чести, достоинства. «В тот вечер, там, на бульваре, — вспоминает герой повести, — мною была создана новая философия — философия „людей без тени“. И в этом списке людей без тени были пока Гияс, Фаик-муаллим, и еще, что скрывать — мой знаменитый земляк Салим Сахиб. Потом этот список стал расширяться, люда, вошедшие в него, не забывались мною, хотя постепенно стал путать их порядковые номера. Людей, лишенных теней, вначале я как-то жалел. Потом, правду сказать, стал немножко остерегаться…».

Да, не все однозначно, однотонно в художественном мире Акрама Айлисли. Он, этот мир, сложен. Где-то краски художника импрессионистичны: прозаик — он лиричен сквозь юмор, сквозь иронию, даже сквозь сарказм, когда он прямо-таки преследует ненавистных ему неискренностью, двуличием, душевной окаменелостью людей.

Подробен Акрам Айлисли. Но не как бытописатель, а как эпический певец, влюбленный в каждый описываемый предмет. И нет у него ни традиционной восточной экзотики, ни традиционного восточного дидактизма, ни заигрывания в «народность». Стиль его настолько оригинален, своеобразен во внутренней ритмике фраз, варьировании мотивов и образов, что я бы ввел в литературоведческий обиход понятие «акрамовский стиль».

Талант Акрама Айлисли — добрый и светлый, простой и честный, как люди и деревья, горы и солнце Бузбулака. «Повести и рассказы» — его приглашение читателям в тот мир — мир людей и деревьев, гор и солнца Бузбулака.

Ариф Гаджиев

Повести

Деревья без тени

Посвящаю моему сыну Наджафу, названному так в честь отца, которого меня лишила война.

Глава первая

«Приемыши» Тахира-муаллима

Пожалуй, больше всего новость эта подействовала на Элаббаса. Громоздкий, двухметрового роста парень, он весь сразу как-то съежился, сжался; даже ступни его босых ног, торчавшие меж прутьев кровати, не казались сейчас такими огромными. Очень бледный, он недвижно лежал на спине, заложив руки за голову и уставившись глазами в потолок…

Гияс стоял у окна спиной к нам и курил, жадно затягиваясь; его длинная смуглая шея с двумя синеватыми жилами казалась беззащитной и жалкой.

Мазахир сидел на кровати, положив локоть на железную спинку и охватив лоб ладонью. Мазахир явно рисовался — он