Дикий селезень. Сиротская зима (повести) [Владимир Николаевич Вещунов] (fb2) читать постранично, страница - 114


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Костя дурашливо вытянулся и приложил ладонь к шапке.


Ночь в самолете длилась долго. Иллюминатор был все черным и черным. Наконец глубокая синь засветилась в нем и Михаил больше не засыпал.

Впереди, на третьем или четвертом ряду, поднялась женщина и согнулась в проходе над своим креслом; засновали ее крепкие локти, будто она засобиралась выходить.

Женщина ушла. Прошло около часа — она все не появлялась. Кругляш иллюминатора ярко горел синим. Люди дергались в умывальник, ждали, недоуменно пожимали плечами и возвращались на свои места.

Наконец по салону беспокойно пробежала бортпроводница, открыла умывальник, заглянула в него и тотчас же задернулась от салона шторой.

В самолете рожала женщина.

— Нашла где рожать, — недовольно пробурчал сзади мужской голос.

— Наверное, в Хабаровске садиться будем, — обернулась к нему соседка Михаила.

Забегали встревоженные стюардессы, приготовили впереди салона место для роженицы и привели ее.

По самолету объявили, нет ли среди пассажиров медицинских работников. Прибежали две женщины: сельская фельдшерица и студентка мединститута.

— В воздухе будут принимать роды, — удовлетворенно проговорила соседка Михаила. — Таких на свете мало, кто в самолете родился.

— Да-а, — вздохнул мужской голос. — Специально, видать, дотянула, чтоб в небе родить. Про таких в газетах печатают и проездные ихним детям на самолеты дают.

— Да хоть бы все хорошо обошлось, — вступила в разговор соседка Михаила. — Все равно не в роддоме рожает. Того нет, другого нет. Инфекцию могут занести.

Мужской голос снисходительно крякнул:

— Вот раньше крепкие бабы были. Ладно, если за повитухой пошлют, а то и сами выпустят на свет божий дитенку, уложат его в зыбку — и айда в поле жать.

— То-то детишек много и умирало, — возразила женщина.

По самолету объявили: «Граждане… Товарищи пассажиры, для принятия родов требуется спирт. Если случайно у кого-нибудь имеется, поделитесь, пожалуйста».

Пассажиры оживились, запоглядывали друг на друга.

— Без спирта никуда.

— Спирт — дело серьезное.

— Я бы и сам не прочь неразбавленного квакнуть.

— Нашли дураков.

— Э-эх кабы знать, что такое дело, прихватила бы пузырек: я спиртом пишущую машинку протираю.

— Кучеряво живете.

Молоденький летчик, лейтенант, сидевший от Михаила через проход, полез в парашютную сумку и военным шагом направился в нос самолета.

Раскрасневшиеся, красивые, озабоченные, прибежали стюардессы, одна в задний салон, другая остановилась посреди переднего.

— Товарищи, у кого есть чистые платки, полотенца…

Девушка не успела договорить, как ей помимо платков, полотенец стали передавать недавно купленные наволочки, простыни, а сверху на ворох белья кто-то положил пакет для новорожденного.

— Ой, что вы, хватит, хватит! — засмеялась бортпроводница и остановилась возле Михаила, чтобы не рассыпать белье.

Помогая девушке перехватить руками охапку белья, он прижал рукой сверху свой поминальный платочек.

Розовато-молочные облака плыли под иллюминатором, словно внизу шли куда-то непуганые белые медведи.

Сквозь усыпляющий гул самолета точно взрыв раздался крик младенца, и Михаил облегченно вздохнул. В небе родился новый человек! Это не случайно. Это все — мать. Ее великой души дело, ее прощение и наказ: жить, как живут все добрые люди, и продолжать жизнь.

Люди радостно оживились:

— Кто родился?

— Мальчик? Девочка?

— Какая разница — кто! Человек родился.

Самолет пошел на снижение.

— Товарищи, пристегните ремни. Просьба: после посадки оставаться всем на своих местах и не собирать вещи во избежание запыленности.

Самолет сел и затих.

— Встречающий гражданин Коваль! — послышался взволнованно-радостный голос дикторши. — Поздравляем вас с рождением сына. У справочного окна вас ожидает сотрудница аэропорта.

По салону побежали врач и санитары с носилками.

— Не надо, я сама, — мать отстранила носилки и встала, словно пробуя свои силы. — Дайте мне сына, — твердо сказала она.

— Что вы, вам нельзя, — заволновался врач, но ребенка матери подал.

Санитары поддержали ее.

А по салону, ошалевший от счастья и внимания, растерянно улыбаясь, медленно шел отец ребенка.