Внс Ниипп [Светлана Анатольевна Багдерина] (fb2) читать постранично, страница - 2

сводит. На раскладушке пару-тройку часиков покемарит, по будильнику вскочит, и опять за дело. Так день прошел, второй к закату клонится — а никто проверять к нему и носа не кажет: бухша, видать, в магазинах заблудилась, у главврачихи-хозяйки занятия поважнее имеются, а докторам до бухгалтерии исключительно в день получки дело есть. Только уборщица приходила несколько раз: водички минеральной приносила, да пиццу, да пирожки, да еще какой снеди… На четвертый раз разговорились они: оказалось, она в этом же НИИ МНСом работала, пока не разогнали, а поскольку лет ей как ему уже, и специальность неходовая, то и на работу другую пристроиться не случилось. Сюда взяли — и то за благо…

Тут бухша расфуфыренная прицокала на копытах десятисантиметровых, ввалилась, гыркнула, зыркнула — Ирину Николаевну бедную, уборщицу младшую научную, как ветром сдуло. Проглядела бухша отчет, которое что уже готово было, фыркнула: «Долго копаешься, не успеем до завтра» — и снова на выход. Только через плечо бросила, мол, сейчас у них внизу, в фитнесс-центре, корпоративчик, если чего надо — на мобильник звякни, но лучше не отвлекай. Костьми ляг, но к девяти утра чтобы готово все было.

Покуда Степаныч собирался сказать, что постарается, как уговаривались, хоть работы еще немало осталось, она уже умотала. Он, вишь, и так не краснобай, а если волнуется шибко, да еще особливо перед женчиной такой стати да фигуры как бухгалтерша клиническая, так и вовсе двух слов связать не может. Нравятся ему такие, слышь-ко… А кому не нравятся? А ей больно надо ждать, пока он там чего изречет…

Сидит так Степаныч дальше, расходы-доходы чужие считает, что на доктора не выучился жалеет, кофий кружками дует, аж по два пакетика заваривает — шибко уж в сон клонит, да и боится чего пропустить-недосчитать: люди же на него полагаются, как подвести можно…

Часов в восемь вечера Ирина-уборщица снова приходила: без халата, в платьишке простом, с тарелкой одноразовой — ростбиф с трюфелями принесла снизу. Покушайте, мол, Данила Степанович, у всех же праздник, елка, мандарины, а у вас тут одной калькуляцией пахнет, да кофием дешевым. Смутился, поблагодарил ее Степаныч, да разговоры разговаривать некогда: дальше сидит-считает, на ощупь от угощения кусочки пластмассовой вилкой отковыривает.

Еще с полчаса так повозился, да в дальний конец коридора захотелось сходить проветриться. А как возвращаться — оказия приключилась: свет погас. Степаныч охнул: у него ж база открыта! — ткнулся было бежать — да что теперь толку: вылетела, так вылетела. Да и куда бежать-то, по кромешной темнотище? Рукой разве что за стеночку взяться и потихохоньку ползти, чтоб на стулья не налететь да носом в пол не клюнуть.

Шагнул он так два шага, и вдруг видит: темноту полоска светлая резанула: дверь какая-то приоткрылась! А в коридоре лампочки как не горели, так и не горят… Ну, стенку-то он тут отпустил, да на свет зашагал. Идет, да гадает, отчего это не все врачи внизу Новый год справляют. Дошел до кабинета открытого, табличку на двери прочитал, да еще больше удивился: разве такая специальность бывает? Да еще в такой больнице, как эта? Психоаналитик понятно было бы, потому что модно. Психиатр — тоже, потому что нормальный человек себя, здорового, резать не даст. А такой?..

Постучал Степаныч в косяк осторожно, заглянул — кабинет как кабинет. Окно с жулюзями, стол белый, за столом доктор сидит в робе зеленой, в шапочке, в маске марлевой да в очках: то ли мужик, то ли баба — кто уразумеет, унисекс, твою в печенки…

Пока бухгалтер на пороге слова собирал, чтоб сказать, али спросить чего, врач в молчанку поднялся, подошел, ладони к вискам его приложил, да в глаза заглянул. А у самого очи — не разбери-поймешь какого цвета: то ли зеленые, то ли черные, то ли голубые, то ли всё сразу. Почувствовал тут Степаныч, что голова у него кругом пошла, всё закружилось-закаруселилось, и то ли зажмурился, то ли свет снова погас… А когда глаза у него открылись, то обнаружил, что все лампы уже горят, что стоит он у стенки в коридоре, и что никакого доктора и в помине нету — ни самого, ни кабинета евонного. И подумал было уже Степаныч, что померещилось ему с недосыпу, как почувствовал, что в кулаке бумажка скомканная зажата.

Развернул ее — а в середине две таблетки в серебристой упаковочке без названия. А на самой бумаженции карандашом накарябано: «Рецепт. Таблетки исполнения желания. Принимать непосредственно после формулирования. Исполнение 100 %. Когда говоришь, что думаешь, думай, что говоришь».

Степаныч тут даже расхохотался: ну и шутники, оказывается, местные лекари! Огляделся он по сторонам, не спрятался ли кто за дверью или за углом: ведь какая это шутка, если конца не досмотреть? Ан, не видать никого… Пожал он плечами, выковырял из упаковки одну таблетину, понюхал: мятой пахнет, точно от кашля или укачивания. Огляделся снова: коридор длиннющий, бухгалтерия на другом конце, пока дойдешь — ноги до коленок износишь, вот кабы сразу там оказаться, да база