Чёрный петух [Кальман Миксат] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

мосту…» Сразу же открылись всякого рода источники: Болнадине продала луг еврею; Михаю Верешу двести форинтов прислал из Лошонца сын-адвокат; почтенный Пал Патаки продал гусарскому офицеру красивого жеребчика Стрелку; Имре Эртелмеш взял ссуду в банке. Словом, своя шкура дорога человеку, и если уж приходится вести торг со смертью, то без колебания открывается заветный ларчик.

В этом смысле трудности возникли только в семье Купойи. Старая супружеская пара — муж и жена — жили в мире и согласии и были угодны богу, поскольку он им отпустил ничем не омраченную старость, серебряные волосы и брови да золотой характер. Правда, потом господь бог вроде бы пожалел об этом: «Пожалуй, хватит с этих Купойи серебра в волосах и золота в душе» — и оставил их бедняками. Два колченогих вола обрабатывали их небольшой надел земли — около двадцати хольдов; но даже этот маленький надел был обременен долгами, так что Купойи еле-еле сводили концы с концами, и то благодаря тому, что их единственный внук Пали тоже начал что-то прирабатывать к тому, что давала скудная земля.

Пали, маленький Пали! Боже мой, как быстро он вырос! Как пробежали годы! Отец и мать Пали умерли раньше, чем он мог бы их узнать и запомнить, и его счастливое детство протекало под крылышком бабушки и дедушки, которые любили его, наверное, больше, чем родители.

Но как странно выглядел растущий юноша в этой обстановке увядания, в этом старом, ветхом доме. У Пали был чистый гладкий лоб, а когда он раскрывал свой алый рот, в нем ослепительно сверкали молодые крепкие зубы. Так и подмывало воскликнуть: «Ай-яй-яй, и как только не совестно портить гармонию?! Здесь ведь все старое и хорошо подходит одно к другому: от старых трухлявых балок до поросшей мхом крыши, и дворняга, даже лающая по-особенному, потому что у нее не хватает многих зубов; и старый слуга Винце Пап, согбенный и высохший, снующий туда и сюда по дому; и сама хозяйка в своем черном чепце, с ласковым, приветливым лицом, и сам дед в валенках; и волы, тяжело тянущие плуг или телегу, отчего грудь у них так вздымается, словно мехи в кузнице; и старые сливы в саду, которые давно уже не дают плодов и годны лишь на то, чтобы летом затенять немного сад, а в холода, попав в печку, дать хоть немного тепла старикам».

Я позабыл о старой коровенке, Ришке, хотя ее роль в поддержании существования семьи весьма велика. Однажды ее хотели продать, но мясник, взглянув на ее зубы, сказал: «Эту говядину и собака не прожует» — и отказался купить.

Купойи же весело потирая руки, изрек:

— Эй-ей, если у нее мясо и неважное, зато молоко по-прежнему отменное. Пусть остается у нас корова.

— Но она уже даже и кормиться не хочет, — рассмеялась Купойине.

— Ничего, мать, ничего. Будем мелко нарезать ей картофель и размалывать в кашицу в ступке. Пусть еще поживет с нами, бедолага.

Все, именно все было здесь старым — будто Мафусаил оставил здесь свое хозяйство, и оно так и сохранилось с тех пор. Винце поймал где-то ворона, сделал ему клетку и повесил ее под стрехой. Ворон тоже был очень старым, и Винце неустанно повторял:

— Говорят, ворон долго живет, может даже до двухсот лет дожить. Но я вот присматриваюсь к нему и скажу, что все заботы об этом проходимце легли на мои плечи.

Через сад протекал ручей (он был самым старым в усадьбе); к ручью попить водицы прилетал воробей, совершенно белый, седой воробей, словно подкрашенный известью; он пришелся по душе старой хозяйке, и стоило ей завидеть его в саду, как она бросала ему хлебные крошки. С тех пор воробей повадился в сад — ему понравилось быть дармоедом. Позже он настолько осмелел, что залетал и в сени и там путался под ногами — сам нуждающийся в опеке старый хитрец тянулся к старикам. Особенно маленький плутишка благоволил к хозяйке. Иногда он даже вспархивал к ней на плечо и, как цыпленок, ковылял вслед за ней в каморку и в погреб.

И, однако, весело жила эта старая маленькая усадьба, населенная древними существами. На дворе по весне расцветал куст сирени, а осенью в беседке показывались виноградные гроздья, и как летом, так и зимой морщинистые лица стариков светились добродушием и хорошим настроением. Бедность, правда, часто заглядывала в ворота, кралась вдоль ветхого, расшатанного забора, а иногда и забредала в дом. Но Пали она не касалась, потому что старики вечно оберегали его и, как стеной, защищали своей любовью. И хоть он, к чести его, и старался преодолеть эту стену, сие ему очень редко удавалось. Но все же в усадьбе еще никогда, наверное, не было такого веселья, как в тот день, когда Пали начал ходить на службу.

Дело в том, что если всевышнему было угодно сделать плодородным поверхностный слой земли Баната, то здесь, в верхней Венгрии, он начинил жидковатую на поверхности землю сокровищами в глубине. В соседнем селе Вернё была каменноугольная шахта, и, поскольку старики в меру своих сил и познаний поднатаскали юного Купойи в школьных науках, инженер шахты взял его себе в помощники.

Это вызвало бурную радость; весь