Из современной английской новеллы [Джон Роберт Фаулз] (fb2) читать постранично, страница - 2

героем на час на футбольном поле или боксерском ринге, но никогда не забывающий, что он не более чем живой товар в руках предприимчивых менеджеров — этих стратегов и тактиков организации спортивных баталий. Глэнвилл нередко передает слово им самим („Чашка чая“, „Это меня очень расстроило“, „Ящик виски“), полностью входя в образ и вызывая в памяти талантливого американского новеллиста предвоенной эры Ринга Ларднера, создававшего „необыкновенно едкие и злые словесные автопортреты своих весьма антипатичных „героев“.

Надо сказать, что у Ларднера в этих автопортретах и характерность, и самый характер были прочерчены острее и рельефнее. Глэнвилла больше занимает сюжетная ситуация, лишь приоткрывающая перед нами довольно примитивные, но резко драматичные эмоции. Жизнь спортсмена пропитана агрессивностью; к данному человеческому качеству Глэнвилл очень восприимчив, и, даже обратившись к совершенно иному материалу, в очень выразительной зарисовке туристского бытия в маленькой деревушке на острове Эльба, он запечатлел чиновника из Флоренции — нахала почти гомерических масштабов („Arrivederci, Elba“).

Б. Глэнвилл пришел в литературу в начале 50-х годов, опубликовал с тех пор около двадцати книг, главным образом романов. В 1950–1962 гг. был литературным консультантом лондонского издательства „Бодлей хэд“, а с 1960 г. — спортивным обозревателем „Санди таймс“. Журналистская хватка, стремление передать динамизм „сиюминутного“ события, не вдаваясь в психологические подробности, — все эти свойства, присущие спортивному репортажу, явно присущи и рассказам писателя.

Любопытно, что и Пенелопа Джиллиат — ровесница Глэнвилла по годам, но на десять с лишним лет позже опубликовавшая свою первую книгу, — также прошла основательную школу журналистской работы в печати. Правда, это была совсем иная школа: Джиллиат приобрела известность и в Англии, и в США (где она довольно долго жила) как театральный и кинокритик, постоянный сотрудник ряда крупных журналов.

В начале 60-х годов Джиллиат стала женой Джона Осборна, что, естественно, способствовало укреплению театральных интересов молодого критика. Первоначальная профессия П. Джиллиат (которой она, впрочем, остается верна до сих пор) также оказала свое характерное воздействие на ее писательский облик, стиль, самый подход к работе. Джиллиат, как и Глэнвилла, можно назвать новеллистом-графиком, но если Глэнвилл ведет линию повествования резко, грубовато, с нажимом, то Джиллиат предпочитает в своих эскизах штрих тонкий, легкий и как бы незаконченный. Язык ее, по видимости, очень прост, стиль лаконичен, даже деловит, все происходящее описано четко, и при всем этом в рассказах ее возникает некая прозрачная вязь незавершенности, оставляющая читателю место для размышлений. Автор словно бы отсутствует — есть журналист с блокнотом и магнитофоном, записывающий диалоги и монологи, скупо намечающий обстановку действия. Но это обманный маневр. Автор присутствует, именно он создает атмосферу рассказа — грустную или юмористическую, драматическую или мирную, но неизменно сердечную, быть может, порой и чуть сентиментальную.

Рассказ „Завидные судьбы“ дал название последнему сборнику Джиллиат. Мы попадаем на обед к епископу, старику девяноста двух лет с более чем полувековым стажем радикала, участнику всевозможных общественных акций и кампаний, начиная с движения суфражисток. Это высокое и довольно древнее духовное лицо возникает перед нами как живой, очень привлекательный человек, к которому нас действительно привели в дом.

Рассказ как будто бы открыто публицистичен. За столом идет чуть ли не политическая дискуссия, прерываемая реминисценциями старика и его младшей (ей восемьдесят шесть) сестры. Но внутренняя непринужденность, юмор и теплота отношения автора к этим симпатичным старикам придают рассказу легкость и ноту достоверности. Старость — излюбленная (вернее, особо чувствительная) тема в современной английской литературе, не только в прозе. Об извечной, с предопределенным финалом, борьбе человека против угасания тела и духа, о неизбежном одиночестве и частой социальной беззащитности стариков пишут много и в разной эмоциональной тональности — от жалостной до горько циничной.

П. Джиллиат склонна, не поступаясь жесткой правдой, находить у своих стариков большие резервы стойкости, рожденной действенной добротой, чувством своей причастности к жизни не только родных и близких, но и „чужих“ людей (рассказ с американским фоном „Спрашивайте — отвечаем“). Вообще — в этом смысле она большая оригиналка — П. Джиллиат проявляет склонность к изображению хороших людей: чудаковатых, даже эксцентричных, но „доброкачественных“ по своей сути. Что же касается негативных начал — корыстность, эгоцентризм и малодушие вызывают у нее брезгливо-ироническую реакцию. Так, несколькими словами автора и персонажей „припечатан“ либеральный интеллигент, не однажды предавший ближнего своего