Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы [Филип Хосе Фармер] (fb2) читать постранично, страница - 3

марсианской растительности. Ровные, точно рельсы неведомого пути, они тянулись от горизонта к горизонту, на многие мили и вперед, и назад.

Двигаясь близко к одному из этих рядов, Лейн прекрасно видел, что представляет собой эта грядка на самом деле. Основанием для растений служила бесконечная труба, точно айсберг открывавшая солнцу лишь малую толику своего солидного туловища. Но и то, что выступало над поверхностью, возвышалось на добрых три фута, давая представление о подлинных размерах трубы. Гладкие цилиндрические стенки сплошь облепили наросты голубоватого лишайника, который покрывал на Марсе любую ровную поверхность и быстро приживался на новых местах. А строго по хребтине трубы, высаженные с правильными интервалами, торчали стебли растений — точно столбики цвета морской волны с фут толщиной и высотой футов шесть. Верхушки всех растений однообразно увенчивал единственный поразительно несоразмерный лист, напоминающий гигантский перевернутый зонтик — изрядно изношенный, с отдельными недостающими спицами и без рукоятки, — того же цвета, что и стебель.

Когда, заводя глайдер на посадку, Лейн увидел растения впервые, с высоты они показались ему вереницей великанских ладоней, воздетых из-под земли навстречу лучам далекого светила. Они и оказались на поверку гигантскими — каждая спица в «зонтике» достигала в длину пятидесяти футов. И действительно они улавливали энергию нежаркого на таком отдалении Солнца. Точно земные подсолнухи, растения в течение всего светового дня послушно поворачивали свои мембраны следом за светилом, стремясь не упустить ни единого живительного лучика, не оставить в тени ни дюйма своей поверхности.

Еще при подготовке экспедиции предполагалось обнаружить здесь самые удивительные формы растительной жизни. Но найти следы жизнедеятельности более высоких форм не ожидал никто. Особенно следы такого размаха, покрывающие чуть ли не восьмую часть всей планеты.

Трубы, на которых росли «зонтичные» деревья, и являлись упомянутыми следами. Лейн решил было однажды добыть для лабораторных исследований образец материала загадочных труб, но поверхность оказалась настолько твердой, что, прежде чем удалось отщипнуть самый крохотный осколок, он потерял несколько сверхпрочных сверл. Довольный уже этим, Лейн заторопился с добычей в лагерь и поместил образец под микроскоп. То, что он увидел в окуляре, заставило присвистнуть от изумления: посреди цементообразной массы обнаружились вкрапления живых клеток — частью невредимые, частью разрушенные.

Дальнейшие анализы показали: исследуемая субстанция состоит из целлюлозы, лигниноподобных соединений, различных нуклеиновых кислот и целого ряда веществ, науке неизвестных.

Лейн немедленно доложил на орбиту о своем открытии и связанных с ним догадках. Он полагал, что какие-то неведомые животные жевали (а может, и сейчас продолжают жевать) местную древесину, затем, частично переварив, срыгивали в виде клейкой массы. Из этой-то жвачки, как из цемента, и изготовлены древние трубы.

Лейн намеревался на следующий же день вернуться к трубе со взрывчаткой, чтобы пробить дыру побольше. Но обстоятельства не сложились: вездеход с двумя членами экипажа как раз отправлялся на полевые изыскания, и Лейну в порядке очереди предстояло продежурить весь день возле рации, принимая каждые четверть часа сообщения.

Вездеход был в пути уже более двух часов и удалился от купола не меньше чем на тридцать миль, когда связь внезапно оборвалась. Спустя несколько часов, проведенных в тревогах и безуспешных попытках ее восстановить, следом отправился второй вездеход с двумя оставшимися коллегами Лейна. Они намеревались двигаться строго по маршруту первого, точно по колее, ни на мгновение не прерывая радиообмена.

— Впереди небольшое препятствие, — сообщил Гринберг часа через два. — От трубы, вдоль которой мы движемся, ответвляется еще одна, перпендикулярная. Растений на ней нет. Барьерчик невысок, и по ту сторону как будто все чисто. Мы возьмем его с ходу.

Затем в наушниках раздался испуганный вскрик и воцарилась мертвая тишина, прерываемая лишь шорохом эфира.

Сейчас, сутки спустя, Лейн шагал по полузанесенным следам. Купол базового лагеря остался позади, почти на скрещении «каналов», названных астрономами древности Avernus и Tartarus. Две гигантские грядки слева и справа от Лейна и образовывали этот самый Tartarus, или Тартар — так называемый канал. Путь вел Лейна в сторону Sirenum Маге, или Моря сирен — так называемого моря. Лейн полагал, что и оно образовано такими же точно грядками, как канал, — лишь пошире раздвинутыми и, может статься, не столь прямыми.

Шагал Лейн размеренно, сберегая силы. Солнце между тем добралось до зенита, и воздух прогрелся. Лейн давно уже выключил обогрев скафандра. Стояло лето, и здесь, в экваториальных широтах, температура к полудню поднималась до семидесяти по Фаренгейту.

Но в сумерках, когда сухой разреженный воздух стал быстро