Цитадель души моей [Вадим Саитов] (fb2) читать постранично, страница - 3

кочками. В лужах плавает какого-то особенно мерзко-землистого цвета ряска, а трава, которой поросли кочки, настолько жесткая и острая, что обопрись нечаянно голой рукой — весь изрежешься, как пучок ножей в руку взял за острия. И всё это тонет в тумане, который до конца за весь день так и не развеивается. Говорят, весной, когда очеретник цветет, или осенью, когда мох пушится, здесь красивее. Как-то не верится, если честно. Да и проверять желания нет. Унылое и гиблое место, короче. Даже без стаи злых вержьих волков.

— Как будто хлюпает там что-то, — говорю я, махнув рукой в сторону, — посмотрим?

Варт отводит глаза. Я понимаю, о чём он думает. «Один волк — не стая, может, ну его? Тем более, что он наверняка уже убежал куда-то вглубь болот, теперь его и целой армией не найти». У самого эта мыслишка уже пару раз проскользнула — сразу, как я понял, что один из волков бродит сейчас где-то жив-здоровёхонек.

Но неважно, о чём человек думает. Важно, что он делает.

— Надо посмотреть, — вздыхает мой боец, — чистим, так уж ровно. Где ты хлюпанье слышал?

— Там, — машу я рукой, — справа от тропы.

Варт снова вздыхает, и опять я его понимаю. Тропой-то по болоту ходить — дело не из приятных, а уж вне тропы — просто наказание.

— Ну, пошли за слегами?

Мы вернулись к маленькому сухому островку, где три часа назад (а кажется, вечность прошла) оставили слеги. Подобрали их, я прикинул направление и мы пошли.

Варт ближе к тропе пошёл, а я — правее. Ох, и тяжкое это дело. Шатаясь, стоишь одной ногой на скользкой, маленькой, потихоньку уходящей в трясину, кочке и лихорадочно нащупываешь тяжёлой от грязи слегой очередную опору. Слега скользит в руках, вырывается, как живая; пот в глаза льется, кровососы ползучие и летучие роями вокруг увиваются, а у меня еще и рана старая в колене от влаги разнылась. И при этом будь готов в любой момент от волка отбиться. Редкому врагу такого пожелаешь.

Полчаса минуло, и ладно, если я две стадии прошагал. Какой там всё болото обшарить. Если не найдём сейчас волка, то… нет, никуда мы, конечно, не уедем. Будем сидеть тут и ждать — в болотах ему жрать нечего, рано или поздно он выберется. И наша задача — сделать так, чтобы он выбрался где-нибудь поблизости от нас. На живца его приманивать, короче. На какого живца? А у нас их аж двое на выбор: я и Варт. Тут как раз он голос и подал:

— Шелест!

Голос странный. Напряженный слегка, но опасностью не звенит.

— Что там?

— Подойди, посмотри. Нашёл я его.

«Его»? Волка, что ли? Если живого, то почему голос такой спокойный? Если мёртвого, то почему не совсем спокойный? Хотя, чего гадать — сейчас сам увижу.

Увидел. Шагах только в пяти и увидел, и то — по тому, как смотрел туда Варт.

Волк.

Одна лишь голова, вся грязью измазанная, да кончики лап на поверхности у него оставались. Глаза закрыты, ни волосок на морде не шелохнется, только ноздри чуть-чуть подрагивают. Сам в свою ловушку угодил, волчара. Причём, еще до начала драки — лапы все в крови, соседняя кочка ободрана — другие волки вытащить его пытались. Не смогли.

Ну-ну, тварь серая, это тебе за Людо. За Гая, за Маркуса, за Авла. Постою-ка я тут, посмотрю, как ты тонуть будешь. Такой мне бальзам на душу от этого зрелища — куда там первому императорскому театру!

— Может, прибьем?

Я удивился. Поднял глаза на Варта. Чего это он — в благородство поиграть захотел?

— Нет уж, пусть мучается. Помнишь Чёрного? Людо?

Варт фыркнул.

— Помню, конечно. Только я страсть как хочу уже залезть в теплую ванну, выпить вина и расслабиться. Сколько эта тварь тонуть собирается? Еще час кормить комаров ему на потеху я не согласен. А не прибить — нельзя. Мало ли, вдруг каким чудом выберется.

Чуть дрогнуло волчье ухо. А ну-ка, посмотрим. Я шагнул вперед, на ободранную кочку. Присел.

— Эй, серый, — сказал проникновенно, — а знаешь, логово-то ваше мы еще пятого дня нашли.

За рекой, в старом русле.

Волк вздрогнул. Сжались и замерли ноздри, напряглись уши.

— Восемь волчат там было. Двое постарше и шесть совсем мелких. Шкуры с каждого — аккурат на одну варежку.

Волк распахнул глаза, и такой бешеной ненавистью полыхнуло из них, что у меня аж скулы морозцем стянуло. Удивленно охнул Варт за спиной — видимо, и его проняло. А ведь понял меня волчара, понял. Эх, сюда б этих философов высоколобых. Пусть бы порассуждали о неизменной сумме разума и чудесах дрессировки.

Я ждал, что волк сейчас дергаться начнёт, пытаясь до меня добраться, выть в тоске, рычать от ярости — короче, доставит мне немного удовольствия. Заодно и нам меньше ждать придётся — в трясине, чем больше дергаешься, тем быстрее тонешь.

Но волк только закрыл глаза и протяжно выдохнул. Я подождал немного и уже собирался еще что-нибудь доброе сказать, как лежащие на поверхности лапы вдруг исчезли в трясине. Глаза волк так и не открыл, но начал как-то подрагивать, а грязь вокруг него лениво зашевелилась и пошла пузырями.

— Он что, выбраться пытается? — удивлённо