В целом средненько, я бы даже сказал скучная жвачка. ГГ отпрыск изгнанной мамки-целицельницы, у которого осталось куча влиятельных дедушек бабушек из великих семей. И вот он там и крутится вертится - зарабатывает себе репу среди дворянства. Особого негатива к нему нет. Сюжет логичен, мир проработан, герои выглядят живыми. Но тем не менее скучненько как то. Из 10 я бы поставил 5 баллов и рекомендовал почитать что то более энергичное.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
продрогшей весенней землей собирались тучки, но молча уходили прочь, пока наконец-то в согретом воздухе не разродилась гроза, после чего по небу пошли теплые облака, черемухи начали сыпать на землю снег лепестков. Лишь одна черемушка запоздала в тени соснового бора. Склоненная над дорогой, она не загораживала мне путь, не останавливала, я легко нырнул под нее, уронив на себя несколько белых лепестков — и оказался под густой кроной сосен. Могуче заматерелые бронзовые стволы и в пасмурную погоду излучали солнце. И невольно вспоминались колонны Парфенона. И горлица уж ворковала под куполом соснового храма.
Пронизанный скупым светом бор сверкает мириадами капелек. Каждая иголочка держит по нескольку дождинок, беззвучно падающих в запревшую моховую подстилку, и по низу стелется дымка. «Неуж когда-нибудь поднимется топор или разгуляется пила в бору?» — думаю я. И свое беспокойство высказывают люди. Говорят те, кто неравнодушен к красоте, кто дорожит естественной пользой бора.
— Заходите перекусить, — зовут меня женщины в халатах, распахивая двери столовой, закрытой на обед. Повара растроганы вниманием художника к их бору, к черемухам, к пруду, где я писал этюды.
Конец весны — это молодость лета. Хотя еще гуляет прохлада, а лето уже разминулось с весной и вступило в свои права. Солнце чуть помешкает за горизонтом и встает, не успевая умыться росой. Долгие дни наполнились теплом, ливневыми набегами, ветреным колыханием трав, россыпями щедрого сеятеля семян — одуванчика. Луга затопило буйной и сочной купальницей, в лесах укрылись медуницы, «вступили в брак» иван-да-марьи — повсюду желтое, розовое, синее, красное…
Лето — красное! Плывущие облака отражаются в полноводье рек, неслышно выходят легкой тенью на поля и разбредаются по земле, украшенной цветами.
Жаворонки уже поумерили свои концерты, взовьются лишь с короткими куплетами и тут же падают в борозды. А когда ветер, обегая землю, стихнет враз, листья обвиснут и накатит на все тихий час, тогда в скворечнике на березе услышишь птеничье цвиканье. Лишь стрижи и ласточки неустанно несут вахту погожих дней, , снуют высоко-высоко, как будто ткут синее полотно небес. Наши воробьи то и дело залетают в гнездо, всякий раз показывая себя рачительными хозяевами. А хлопотливая трясогузка, поселившаяся возле дома, постоянно вскрикивает «цри-цри» — это можно понять, как «уйди», тогда она залетит в гнездо. Повсюду птичья суета, галочье беспокойство, грачиное орканье, скворчиная поспешность — пернатые обзавелись семьями.
Враз поднялась грачиная стая. Упираясь крылами во встречные потоки ветра с дождем, черные птицы повисли над гнездовьем и оркали вместе с птенцами, галдевшими с хрипотой в качающихся гнездах.
Пришлось пойти на поклон к елке, укрываться от дождя. Со мной вместе спряталась какая-то птичка. Мы сидели близко друг от друга, но она будто на пружинках: готова упорхнуть, а дождик не выпускал. И едва успел перестать, как соседка исчезла. А я стал выбираться, задел еловую лапу — и меня обдало крупными каплями. Но летний дождик не осенний, только цветам умыться, выходит, и мне повезло…
Скоро приспело птенцам покидать свои гнезда. В эту пору не редкость встретить слетыша. Они смешны и неуклюжи. Сидит этакий полуоперившийся птенец, смотрит во все глаза и пока не понимает: кто друг, кто хищник. Новичок он в большом лесу, вертит головой, слушает. А птичьего гаму! Однако слетыш различал призывный крик из чащи и нацеливался лететь туда — родительский зов придавал ему силы.
Безлюдно и тихо в деревне сенокосной порой. Промелькнет ласточка, оставив в воздухе щебечущий росчерк, сделает круг — и скова мелькнет белой грудкой.
Какая-нибудь бабка угостит квасом либо вынесет кринку молока со свежим каравашком. Подберутся соседки, спросят, кто таков, откуда. Подумают серьезно и скажут: «Етта богомазы раньше приходили, а ты, значит, художник, — и тут же, поглядывая на этюдник, огорошат неожиданным оборотом: — Землемер, чо ли?»
Из ворот напротив вышла старушка в нарядной старомодной кофте со следами лежалого хранения. Опираясь на палочку и неся что-то перед собой, она медленно подошла к нам. Белая кофточка сильно оттеняла желтоватую сухость лица и обесцвечивала водянистые старческие глаза. По все-таки взглядом и движением руки она хотела сообщить что-то важное, подавая небольшой сверток.
— Вот… — сказала она загадочно.
В свертке оказалась орденская книжка ее сына Федора и солдатское письмо: «Дорогая мама, пишу я вам свой фронтовой привет…» — начал читать его, быть может, извлеченное из потаенного уголка через много лет. И все это время военные реликвии погибшего сына, завернутые и положенные на самое дно сундука, жгли сердце матери. Она слушала запавшие в ее душу дорогие слова и смотрела в никуда.
На всю округу в этот час нашел полуденный угомон, что будто и птица, парящая в небе, остановилась на месте. Потом листья опять начали плескаться, вначале на черемухе, затем
Последние комментарии
1 час 41 минут назад
1 час 58 минут назад
2 часов 23 минут назад
2 часов 55 минут назад
4 часов 2 минут назад
5 часов 43 минут назад