Газета Завтра 3 (1207 2017) [Газета Завтра] (fb2) читать постранично, страница - 40
- Газета Завтра 3 (1207 2017) 517 Кб, 105с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Газета Завтра
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
учил бойцов науке
зазря не умереть.
Учил и генералов помилосердней быть, селений и дувалов слепым огнем не бить.
Потом — вторая рана, награда и приказ, чтоб из Афганистана убрался сей же час.
В России подлечился и должность получил, где снова в бой включился — разведчиков учил.
Собратья-офицеры шли с бедами к нему. Он оправдал их веру — и угодил в тюрьму.
Мол, к госперевороту он собирал войска, мол, свергнуть он кого-то хотел наверняка.
Сидел в тюрьме суровой — израненный, больной. Но выбрался, и снова беседует со мной.
— Мне нынче ходу нету в столицу, а ты вхож в большие кабинеты… Пусть учат молодёжь.
И в Сирии разведка неслышно, как волна, в координатной сетке присутствовать должна. —
Переживает Лёха за отчую страну, за подлую эпоху, за горькую войну.
Мемуарист По Ближнему и Среднему Востоку прошёл пешком, проехал на броне. И вот в тверской деревне одиноко воспоминанья пишет о войне.
Он сам уже порой подзабывает далёкие безвестные бои, в которых умирают, убивают и предают: чужие и свои.
Кому нужны воспоминанья эти? Друзья погибли, умерла жена и отдалились выросшие дети, да и страна — давно уж не страна.
Он топит печь, с колодца воду носит, армейские досматривает сны. И ничего у мира он не просит, как не просил когда-то у войны.
Русская молитва Раз вы так, то мы будем молиться, потому что всему есть граница и смирение вечное тоже на измену бывает похоже.
Беспощадна духовная битва, если в дело вступает молитва, и свершается под небесами то, что не совершили мы сами.
Или вы позабыли Давида, не прощавшего людям обиды и просящего Бога в моленьях уничтожить их в трёх поколеньях?
Вам припомнятся эти псалмы, — на молитву становимся мы.
* * * Не жаль мне поэзии как таковой: она не всегда оставалась живой в переворотах истории, сколько б об этом ни спорили. Ещё возродятся, хоть тресни, стихи и высокие песни. Но эти вот мальчики, девочки, ушедшие в англо-припевочки, умрут безвозвратно, всерьёз. Вот их-то и жалко. До слёз.
* * * Мне снится пешая пехота — та, старенькая, без машин, бредущая через болота, лежащая вокруг вершин, означенных на карте серой цифирью чёрной неживой в четырнадцатом ли, в сорок первом, в Галиции ли, под Москвой. Сравняла пешая пехота телами в пласт и в два пласта низинки те и те высоты — сегодня дачные места.
* * * Какая, к черту, Украина, когда есть Киевская Русь — первоисточник, сердцевина, славянская мечта и грусть. Была окраиной для Польши, не устоявшая в бою, но мы её любили больше — праматерь русскую свою. Вернули Киев и другие её святые города, её местечки дорогие, пусть и смешные иногда. Великороссы, малороссы, никто не мал и не велик. Да, чуть по-разному курносы, да, отличается язык, подпорченный татарским игом и польским игом в оный век, — но, встретясь, понимаем мигом: проходит русский человек. А разбредёмся ненадолго — вдруг обернёмся на пути: за нами Днепр, за нами Волга, нам больше некуда идти.
* * * Лицом к лицу со смертью? У смерти нет лица. В бессмертие поверьте, сражаясь до конца.
Пусть черти строят рожи, пусть враг глядит в упор, но смерти быть не может, коль нету до сих пор.
Пока вы в жизни живы, до самых крайних лет, — все предсказанья лживы и приговоров нет.
Без робости и страха пройдя земным путём, лишь в небесах рубаху мы на груди рванём.
(обратно)
Учил и генералов помилосердней быть, селений и дувалов слепым огнем не бить.
Потом — вторая рана, награда и приказ, чтоб из Афганистана убрался сей же час.
В России подлечился и должность получил, где снова в бой включился — разведчиков учил.
Собратья-офицеры шли с бедами к нему. Он оправдал их веру — и угодил в тюрьму.
Мол, к госперевороту он собирал войска, мол, свергнуть он кого-то хотел наверняка.
Сидел в тюрьме суровой — израненный, больной. Но выбрался, и снова беседует со мной.
— Мне нынче ходу нету в столицу, а ты вхож в большие кабинеты… Пусть учат молодёжь.
И в Сирии разведка неслышно, как волна, в координатной сетке присутствовать должна. —
Переживает Лёха за отчую страну, за подлую эпоху, за горькую войну.
Мемуарист По Ближнему и Среднему Востоку прошёл пешком, проехал на броне. И вот в тверской деревне одиноко воспоминанья пишет о войне.
Он сам уже порой подзабывает далёкие безвестные бои, в которых умирают, убивают и предают: чужие и свои.
Кому нужны воспоминанья эти? Друзья погибли, умерла жена и отдалились выросшие дети, да и страна — давно уж не страна.
Он топит печь, с колодца воду носит, армейские досматривает сны. И ничего у мира он не просит, как не просил когда-то у войны.
Русская молитва Раз вы так, то мы будем молиться, потому что всему есть граница и смирение вечное тоже на измену бывает похоже.
Беспощадна духовная битва, если в дело вступает молитва, и свершается под небесами то, что не совершили мы сами.
Или вы позабыли Давида, не прощавшего людям обиды и просящего Бога в моленьях уничтожить их в трёх поколеньях?
Вам припомнятся эти псалмы, — на молитву становимся мы.
* * * Не жаль мне поэзии как таковой: она не всегда оставалась живой в переворотах истории, сколько б об этом ни спорили. Ещё возродятся, хоть тресни, стихи и высокие песни. Но эти вот мальчики, девочки, ушедшие в англо-припевочки, умрут безвозвратно, всерьёз. Вот их-то и жалко. До слёз.
* * * Мне снится пешая пехота — та, старенькая, без машин, бредущая через болота, лежащая вокруг вершин, означенных на карте серой цифирью чёрной неживой в четырнадцатом ли, в сорок первом, в Галиции ли, под Москвой. Сравняла пешая пехота телами в пласт и в два пласта низинки те и те высоты — сегодня дачные места.
* * * Какая, к черту, Украина, когда есть Киевская Русь — первоисточник, сердцевина, славянская мечта и грусть. Была окраиной для Польши, не устоявшая в бою, но мы её любили больше — праматерь русскую свою. Вернули Киев и другие её святые города, её местечки дорогие, пусть и смешные иногда. Великороссы, малороссы, никто не мал и не велик. Да, чуть по-разному курносы, да, отличается язык, подпорченный татарским игом и польским игом в оный век, — но, встретясь, понимаем мигом: проходит русский человек. А разбредёмся ненадолго — вдруг обернёмся на пути: за нами Днепр, за нами Волга, нам больше некуда идти.
* * * Лицом к лицу со смертью? У смерти нет лица. В бессмертие поверьте, сражаясь до конца.
Пусть черти строят рожи, пусть враг глядит в упор, но смерти быть не может, коль нету до сих пор.
Пока вы в жизни живы, до самых крайних лет, — все предсказанья лживы и приговоров нет.
Без робости и страха пройдя земным путём, лишь в небесах рубаху мы на груди рванём.
(обратно)
Последние комментарии
18 часов 31 минут назад
18 часов 49 минут назад
18 часов 58 минут назад
18 часов 59 минут назад
19 часов 2 минут назад
19 часов 20 минут назад