Сен-Блас. Избранное [Михаил Дмитриевич Ордынцев-Кострицкий] (pdf) читать постранично, страница - 3

Панаму...
— Побойтесь Бога, дон Родриго!.. Путешествие, когда
протяжение всей линии каких-либо полсотни миль!
12

— Сорок семь, — я буду точен, но не забывайте, что на
пространстве их изволили подвизаться ровно три тысячи
бандитов...
— Вы шутите...
— Нимало. Когда у короля испанского родился сын, он
объявил повальную амнистию всей сволочи, переполнявшей его тюрьмы, и добрая часть этих господ облюбовала
для своих подвигов Панаму. По всей вероятности, страна
не оправдала их надежд, и рыцарям большой дороги, за
отсутствием работы, пришлось измыслить фикцию ее и, сообразно своим вкусам, развлекаться. Любимой их забавой
стало — снять рельсы на протяжении двух-трех десятков
футов и из засады наблюдать, как поезд слетает с насыпи и
исчезает в топи. Обыкновенно погибали при этом машинист и кочегары, а груз из «дряни» с одинаковым успехом
мог уйти в трясину и здесь, и на несколько миль дальше. О
нем жалеть не приходилось...
— А люди?
— Что же делать... Такого рода трюк все-таки был безобиднее, чем нападение бандитов на партии рабочих и поголовное их истребление.
— На рабочих!.. С какой же целью? Чтобы заполучить
ненужные им кирки и лопаты?
— Не думаю, сеньор!.. Всего скорей — для практики,
чтобы не забывать основ своего дела. Ведь и крушения они
устраивали бескорыстно, так сказать, для нравственного
удовлетворения своих смятенных душ...
— Великолепно!
— Я вижу, дон Мигуэль, вам нравятся клочки моих воспоминаний. Душевно рад. Тем более1 что все услышанное
может вам пригодиться не дальше, как сегодня.
— Не понимаю...
— Потом! — переменил вдруг тон мой собеседник и, посмотрев на часы, прибавил: — Ну, кажется, пора... Извлеките-ка из футляра ваш бинокль. Прекрасно! Теперь смотрите по направлению моей руки. Вы видите?
— Тупик, которым кончается канал?

13

— Вот-вот!.. Это — плотина. Не отрывайтесь от нее, —
через минуту будет взрыв.
Рука, державшая бинокль, у меня дрогнула. Запруда теперь казалась слишком близкой, и я с волнением прислушивался к ровному гулу пароходного винта. С каждым мгновением яснее выступали крутые обрывистые берега и темная преграда между ними; с каждым мгновением мы приближались к заложенной под нею мине...
Момент, поистине, был жуткий.
И вдруг мне показалось, что вся громада, пересекавшая
канал, как будто бы вздохнула, всколыхнулась, точно огромная волна, и снова замерла, ничуть не изменившись. Но
не прошло и четверти секунды, как вся она окуталась столбом коричневатого дыма, поднявшимся на недосягаемую
высоту, и воздух всколыхнулся от оглушительного взрыва...
«Гатун» наш закачало, так что я еле устоял и должен
был обеими руками уцепиться за опускавшийся подле меня канат...
— Вот ваш бинокль, — он не разбился, — послышался
невозмутимый голос Суареса.—Смотрите поскорее!
Но было уже поздно...
Передо мною расстилалась прямая, как стрела, линия
канала. Запруда Камбоа исчезла, точно ее вовсе не бывало,
а пароход трещал и содрогался, летя на всех парах к Кулебре...
Еще немного — и на обоих берегах затрепетали флаги,
послышались возбужденные возгласы тысячеголосых толп
народа, треск невидимого фейерверка и колокольный звон.
«Гатун» убавил ход, и на носу его раздался вой сирены...
Я хотел что-то спросить у Суареса, но должен был отказаться от этой дерзкой мысли. Какофония, которой приветствовали американцы открытие канала, исключала всякую возможность разговоров. Оставалось только или присоединить свой голос к общей вакханалии бессвязных криков или ограничиться безмолвным наблюдением.
Я остановился на последнем...

14

Мы в это время медленно проходили место взрыва. На
противоположных берегах, где еще несколько минут тому
назад существовала гигантская запруда, уже дымились паровые землерои — машины, с такой же легкостью подымающие 60 пудов земли, как лавочник своим совком выхватывает из ящика фунт круп. Одна из них выкапывала
теперь из красноватой глины до половины сидевшую в ней
каменную глыбу. Бее глубже вонзались ее четыре железных зуба в мягкую тинистую почву, и с каждым разом заметнее раскачивался камень. Вдруг он подпрыгнул, точно
подброшенный невидимой силой; железные челюсти землероя сжались, и кран со своей ношей взвился над палубой
«Гатуна»...
Свались эта громада вниз — и наше путешествие окончилось бы общим некрологом.
Но камень не свалился... Как мячиком, швырнул им
кран куда-то в сторону, на берег, и пароход благополучно
углубился в выемку Кулебры...
Я много странствовал и много видел на своем веку, но
никогда еще мне не случалось встречаться с таким красноречивым показателем бессилия природы в борьбе с настойчивостью человека, как в этот памятный для мира день.
Трудно поверить в искусственность Панамского прохода через Анды, — настолько он естественен, настолько грандиозен...
Невольно хочется приписать его происхождение каким-то вулканическим переворотам, разъединившим эти
горные массивы