Пусти к себе свет (ЛП) [Ник Уилгус] (fb2) читать постранично, страница - 132

песню.

– Правда? Ого. Самое время.

– Дядя Хен будет петься? – спросил Ишмаэль, оторвавшись от набора с железной дорогой.

– Ковбоец, иди сюда, – сказал Сэм. – Давай послушаем твоего дядю Сэма. Он сочинил песню.

– Суперски! – объявил Ишмаэль, радостно забираясь к нему на колени.

– Она получилась слегка грустноватой, – сказал я, – но это начало. Верно?

– Еще как, черт побери, – сказал Сэм.

– Да, – согласился Иши. – Еще как, черт побери, дядя Хен.

– Не говори плохих слов, – одернул его Сэм.

– Но ты сказал его первым!

– Да, сказал. Ну все, тише, давай слушать, как Хен поет.

Я закончил настраиваться.

– В общем, начало такое.

Я сыграл вступительные аккорды.

Когда я не могу петь,

Ты слушаешь тишину

А когда не могу говорить,

Ты произносишь слова за меня

Ведь ты понимаешь меня,

Как никто

И никогда ничего не просишь взамен

И я бы солгал,

Если б сказал, что понимаю,

Почему ты так добр ко мне...

Ведь иногда я теряюсь в собственных мыслях

И не знаю, что хочу там найти

Иногда я сбиваюсь с пути

И отталкиваю тебя

Но когда я оказываюсь в темноте,

Ты зажигаешь мне свет

А когда мне становится страшно,

Ты берешь меня за руку  

Ведь ты понимаешь меня,

Как никто

И никогда ничего не просишь взамен

И я бы солгал,

Если б сказал, что понимаю,

Почему ты так добр ко мне...

Закончив, я поднял глаза. Сэм смотрел на меня, и в уголках его глаз были слезы.

Я не планировал, чтобы он заплакал. Я лишь хотел поведать ему о своих чувствах.

– Сэм, я думаю, ты единственный человек во всем мире, кто поймет ее, так что эта песня твоя.

Сэм встал, подошел ко мне и поцеловал меня в макушку.

– Я люблю тебя, Генри Гуд. Никогда об этом не забывай. – Он снова поцеловал мою голову.

– Так, только не целуй меня туда, – сказал я. – Я тебе не собака.

Он крепко поцеловал меня в губы.

– Фу! – завопил Ишмаэль.

– Сейчас я покажу тебе «фу», – пообещал Сэм, поворачиваясь к нему.

Ишмаэль взвизгнул и побежал, а Сэм погнался за ним.

 

Эпилог

Днем – вместе с Иши, закутанным, как снеговик – я поехал в окружной изолятор навестить Сару. Иши нарисовал для нее рождественскую открытку, а в качестве подарка выбрал во «Всегда экономь» коробку конфет. Он с гордостью заплатил за нее своими карманными деньгами, радостно просияв, когда Дебби звякнула кассой и дала ему сдачу.

– Она теперь выздоровелась? – спросил Иши, пока мы шли по парковке.

– Думаю, да, – сказал я.

– А она меня вспомнится?

– Хороший мой, ну конечно она вспомнит тебя.

– Она останется там навсегда?

– Боюсь, довольно надолго. Скоро ее, наверное, отправят в другое место, но ничего, мы все равно сможем ее навещать.

Мы прождали в «семейной комнате» по ощущению небольшую вечность. Поскольку пришло Рождество, персонал пребывал в хорошем настроении, но все же атмосфера была подавленной, словно в тюрьме Рождеству не полагалось быть чересчур праздничным.

В конце концов к нашему столу привели Сару.

– Мама? – тихо произнес Ишмаэль.

– Привет, Иши. – Она неуверенно улыбнулась.

Ишмаэль посмотрел на меня.

– Давай, – сказал я. – Обними свою маму.

Ишмаэль робко подошел к матери и обнял ее. Сара взглянула поверх его головы на меня. Ее глаза были полны печали.

– Он принес тебе открытку и подарок, – сказал я.

Она села за стол, прочитала открытку, открыла коробку конфет. И разрыдалась.

– Мама?

– Иши, все хорошо. – Я взял его за руку. – Она немного разволновалась, но все в порядке. Просто ей тяжело.

Сара сидела и плакала, закрывшись руками, почти пять минут.

– Если хочешь, мы можем уйти, – сказал я.

– Нет, – сказала она. – Извините. Хен… просто я так обо всем сожалею. Я сейчас. – Она отчаянно пыталась взять себя в руки.

– Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты подписала