Ги де Мопассан [Эд Мениаль] (fb2) читать постранично, страница - 3

сочинял трагедии и разыгрывал их сам с товарищами в родительском доме, Альфред и Лаура Ле-Пуаттевен присутствовали при этих представлениях: они поочередно были и актерами, и зрителями, и критиками. Драматические произведения и теории обсуждались серьезно, со страстью. Альфред и Гюстав декламировали стихи и постоянно поддерживали друг друга в том художественном возбуждении, в том поэтическом экстазе, пребывая в лихорадочном и неутомимом поиске прекрасного, который преждевременно истощил Ле-Пуаттевена и в конце концов заставил сгореть Флобера. Десять лет спустя, в письме к другу Флобер припоминает эти восторженные минуты их детства.^[15]

«Нет ничего в мире, что могло бы сравниться с теми странными разговорами, которые происходят в уголке, у этого камина, перед которым ты усаживаешься, мой милый поэт, не правда ли? Припомни твою жизнь, и ты признаешь, как и я, что у нас нет лучших воспоминаний, т. е. нет ничего более интимного, более глубокого и более нежного».

А в следующем году, приглашая его в Круассэ, он пишет:

«Мы будем соседями в эту зиму, старина, и сможем видеться ежедневно, будем придумывать пьесы. Будем беседовать у камина, пока на дворе льет дождь или снег покрывает белою пеленою крыши. Нет, я не нахожу себя достойным сожаления, когда вспоминаю, что обладаю твоею дружбой, что у нас много свободных часов, которые мы можем проводить вместе. Если бы тебя у меня отняли, что осталось бы мне? Чем была бы наполнена моя внутренняя, т. е. настоящая жизнь?»^[16]

Альфред Ле-Пуаттевен умер молодым 3 апреля 1848 г., предоставив всем право угадывать в нем гениального поэта, которым он мог бы стать, словом, того, кого угадал в нем Флобер. Альфред был унесен болезнью сердца, «убит работою».^[17] Его поэтические опыты, первые наброски, вроде того хора вакханок, о котором упоминает Флобер в одном из своих писем^[18] и которые, по словам близких друзей, его знавших, отличаются «прекрасною возвышенностью чувства^[19], останутся навсегда никому неизвестными»^[20].

К сестре Альфреда Лауре, ставшей впоследствии госпожой Гюстав де Мопассан, Флобер сохранил в течение всей жизни глубокую привязанность, к которой примешивались воспоминания и горечь об утрате своего первого друга. На некоторое время, впрочем, он, по-видимому, потерял ее из виду. Обстоятельства разлучили их. Но впоследствии, с грустью вспоминая прошедшее, Флобер напоминает подруге беззаботные дни детства. В 1863 г. он пишет ей:

«От твоего письма на меня повеяло деревенским воздухом, ароматом юности, в которой наш бедный Альфред занимал такое большое место! Воспоминания о нем не покидают меня. Не проходит дня и, смею сказать, часа, когда я не думал бы о нем… Никогда, в общении ни с одним человеком, не испытывал я того восторга, никто не мог ослепить меня так, как твой брат. Какие воздушные замки заставлял он меня строить! И как я любил его! Я даже думаю, что никогда не любил так никого — ни мужчину, ни женщину. Когда он женился, я испытал горечь глубокой ревности; то был разрыв, внезапная разлука! Для меня он умер дважды, и мысль о нем не покидает меня, как амулет, как особая и дорогая мне вещь. Сколько раз в Париже, утомленный работою, в театре во время антракта или в моем одиночестве в Круассэ, сидя перед камином в долгие зимние вечера, я вспоминаю его, вижу перед собою, слышу его голос. С наслаждением и грустью перебираю наши бесконечные беседы, в которых шутки чередовались с философией; припоминаю наши чтения, мечты, наши порывы ввысь! Если я чего-нибудь добился, то только благодаря этому прошлому. Я отношусь к нему с огромным уважением; мы были прекрасны, и я не хотел бы пасть. Я словно вижу вас всех в вашем доме, на Большой Улице, когда вы прогуливались под ярким солнцем, на террасе, рядом с птичником. Я подходил, и мальчик разражался смехом… Я издали следил за твоею жизнью и сердцем разделял твои страдания, которые угадывал. Наконец, я понял тебя. Это — старое слово, выражение нашего детства, старой доброй романтической школы. Оно хорошо передает мою мысль, и я его сохраняю».^[21]

Лаура Ле-Пуаттевен также осталась верна этому прошлому. Ее нежная память о детских восторгах и мечтах, глубокое влияние, которое оказывали на нее брат и его друг, отразились на воспитании, которое она давала своему сыну Ги — вплоть до чтения Шекспира, к которому она его приохотила, до страсти к стихам и особенно к театру, которую она в него вдохнула, и первых его литературных опытов, которыми она старалась руководить сама.

Нетрудно угадать, на какие страдания намекает Флобер в последних строках своего письма к г-же де Мопассан; мы знаем в настоящее время, какова была эта жизнь, за которою он следил издали и которую он, наконец, понял.

В 1846 году, двадцати пяти лет от роду, Лаура Ле Пуаттевен вышла замуж за Гюстава де