cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
собирается отчитывать его за проступок, а тот вздохнул и сказал с мягким укором:
- Эх, Ермолин, Ермолин! Боитесь матери на глаза показаться? Герой… Может, мне поведать ей обо всем? Или уж лучше сами покаетесь?.. Переодевайтесь - и живо. Мать заждалась, наверно…
Пока Ермолин пробирался на Солнечную улицу к дому номер двадцать, где у знакомой по вагону остановилась мать, пытался подобрать слова, которые он скажет при встрече с нею. Но ничего из этого не получалось: мешал не выходивший из головы недавний раз» говор с командиром лодки. Так он и ступил на крыльцо низенького одноэтажного домика, не готовый к встрече с матерью.
- Сано… Родимый…
- Мама!..
В этих первых словах матери и сына слышались и радость встречи, и тоска, жившая в их сердцах долгие месяцы разлуки. Наталья Никитична припала к его груди, счастливая и тихая. Слезы затуманили ей глаза. А он гладил широкой возмужавшей ладонью ее с проседью волосы и, растроганный, забыл все невзгоды. Ему было хорошо с нею, с ласковой, родной, словно вернулось к нему далекое босое детство.
- Ма-ма, - не найдя других слов, повторил он тише и нежней. Помолчал и спросил; - Как же ты надумала ехать в такую даль?
- Не было моей силушки больше,- ответила мать, не стыдясь своего признания, - заскучала, извелась вся… С лета ведь ни строчки не написал. Думала, уж не стряслось ли что. На море служба-то…
- Сообщили бы тогда, - глухо произнес Александр.
Она немного отшатнулась от него, смахнула с глаз тыльной стороной ладони слезу и посмотрела ясным взглядом.
- Какой ты у меня славный, - сказала она, любуясь им. - Вымахал-то как, гляди-ко…
А ему показалось, что мать стала меньше. «Совсем старенькая, - разглядывая морщины на ее обветренном лице, подумал он,- а ведь еще только-только перевалило за пятьдесят».
Александр снял бескозырку, положил на комод.
- Устал, поди-ко, за день-то? - глядя на осунувшееся лицо сына, сказала Наталья Никитична. - Отдохни, Саня.
- Да нет, не устал, - присаживаясь к столу, ответил он и невольно припомнил свои недавние переживания. Чтобы отогнать эту непрошенную думу, добавил: - Меня на двое суток отпустили, отдохну, успею.
- Гостинцев деревенских тебе привезла. - Наталья Никитична достала из угла скрипучую корзинку. - Вот пряженики, а вот твои любимые сырные и пшенные шаньги, - приговаривала она, выкладывая на стол угощенье.- Надо бы в печке подогреть - как свежие стали бы.
- Ой, мама, зачем ты столько?.. У нас ведь хорошее питание.
Мать села напротив него.
- А ты отведай, Саня. Потом своих дружков угостишь - они, родненькие, соскучились, поди-ко, по домашнему-то.
- И я забыл вкус, кажется, - улыбнулся он. - О, приятные!..
- Ешь, ешь на здоровье. А что на мало отпустили-то? - спросила она и, не дождавшись ответа, начала рассказывать, как ее приняли начальники: - Обходительные, простые оба. Тебе, наверно, хорошо с ними. Тот, усатый-то, вроде посурьезней. А уж другой-то такой разговорчивый, удалой… Который из них главнее-то, Саня?
- Тот, что с усами. Он командир корабля. А второй - его заместитель, вроде - комиссар.
- Я так и подумала - тот главней. А комиссар-то повсюду выводил меня. «Вот на этой койке, - сказал,- отдыхает ваш сын». Уважает он тебя - сразу поняла… Потрогала я постель - мягкая. «Не солома»,- говорю, а он смеется. Чисто, порядок везде… Потом показал доску с портретами самых лучших моряков. Всех переглядела, тебя искала. Нету что-то.
- То ж отличники! - заметил Александр таким тоном, как будто это недоступно для него.
- А ты, значит, не отличник,-догадалась мать.
- Нет… пока, - признался Александр. «Может, сейчас вот и рассказать ей все, все? - подумал он. - Лучше самому, пока от других не узнала».
Но мать сбила его с этой мысли:
- Подводные-то лодки какие большущие! «Вон та, с кромочки - наша», - указал комиссар-то. Поглядела я - и страх меня взял. «Саня на ней под водой плавает, - думаю. - А море широченное да глубокое - не наше озеро».
- Не страшно, привыкается. А корабль прочный, надежный, - успокоил он мать.
Наталья Никитична с минуту молча смотрела на сына - рослого, плечистого, крепкого - и, словно гадая, верно ли она надумала, тихо произнесла:
- Таська-то ровно уж и не пара тебе, Саня…
- А ты перед отъездом не видела, ее, мама? - нетерпеливо перебил Александр, обрадовавшийся, что мать сама заговорила о Тасе. Он был виноват перед нею - уже давненько не отвечал на ее последнее письмо - и ничего не знал о ней.
- Как же! - оживилась мать. - Прибежала сама к нам. Через Галинку узнала, что я в дорогу собралась. Водой не разольешь их… Сунула посылку. - Наталья Никитична снова открыла корзину. - Вот, разверни-ко. Поди, связала что. Она на это мастерица… Так и есть. Ишь, сколь ни басок шарфик-то. В полосочку, гляди-ко. И носки еще… Хитрющая! Надо же! В носках-то - не сказала ведь! - письмо. Ну, после доберешься до него. Поговори со мной-то, потом заторопишься…
Александр все же пробежал глазами по строчкам письма,
Последние комментарии
6 часов 14 минут назад
7 часов 46 минут назад
11 часов 40 минут назад
11 часов 44 минут назад
17 часов 5 минут назад
2 дней 4 часов назад