Пенумбра. Шесть готических рассказов. [Джозеф Шеридан Ле Фаню] (fb2) читать постранично, страница - 58

Голос его был густым и вязким, и эхо его прокатилось и тысячекратно усилилось этой бесконечной пещерой, растворившись в завывании пламени под сводом. Пока он сидел на своём месте, я почти не слышал этого звука. Он словно сдерживал его, но теперь он был повсюду, словно выла гигантская домна; и я ответил, израсходовав весь запас своих душевных сил, что у меня был: «Я обещаю, что вернусь! Во имя Господа, отпусти меня!» Потом всё померкло перед глазами и звуки все разом резко исчезли. Когда я снова начал осознавать себя, я сидел в этой самой постели и мои раны кровоточили, а вы и остальные в это время как раз молились.

Затем он замолк, и тыльной стороной ладони вытер со лба холодную испарину. Некоторое время я сидел молча. Видение, что настигло тогда его, и которое он только что так подробно мне описал, взбудоражило моё воображение, причём довольно таки сильно; и это заставило меня вспомнить одну арабскую сказку, повествующую о неком халифе и мрачных и бесконечных залах Иблиса, великолепием которых он так восхищался История, которую поведал мне этот человек, подстегнула моё любопытство, поскольку она была настолько пугающая в своём великолепии, что у меня не возникало сомнения в том, что создана она была подлинными чувствами и впечатлениями очевидца, ибо его тело, и его дух пережили всё это по-настоящему. Был во всём этом какой-то неприкрытый страх, свойственный человеку, когда он прикасается к чему-то не ведомому. И хотя соответствий его словам сказке оказалось не так уж и много, и само место вечного наказания выглядит несколько стандартно, им явно руководила чужая воля, что заставила испугаться даже меня, по крайней мере, я считал, что это именно страх. Наконец, он нарушил тишину. Его лицо исказила гримаса подлинного, неумолимого ужаса, которую я никогда не забуду.

- Ну, ваше святейшество, есть ли ещё надежда? Есть ли хоть какой-то шанс? Или моя душа навсегда заложена и обещана быть Его вечно? Теперь я полностью в Его власти? И, как бы я не старался, мне придётся вернуться обратно?

Я просто не находил для него нужных слов, потому что как бы ни были сильны мои порывы уверовать в искренность его слов и слёз, как бы ни были сильны мои сомнения касательно всего его рассказа, тем не менее, я чувствовал, что и его сердце съедают противоречия, и результатом этого стало его укоренившееся смирение перед грядущим, неизбежным ужасом. Теперь он был готов, чтобы я начал полноценно работать с ним. Теперь я мог простить ему его грехи, и он теперь даже может вернуться к своей обычной жизни, нормальной жизни, прибывая в вере.

Поэтому, я сказал ему, что он должен рассматривать свой сон как некое предупреждение, нежели как действительно пророчество его судьбы; что спасение его души зависело не от слов или того, что он делал сейчас, а от всей его жизни в целом; и что было бы уж совсем не плохо, если бы он забыл своих товарищей по бутылке, и бросил пагубную привычку, твёрдо став на путь трезвой, трудолюбивой, исполненной верой жизни; и что силы тьмы не могут просто так претендовать на его душу, пока есть более высокая, высшая истина, что не может быть до конца осознана человеком, и сулила спасение каждому, кто покаялся и начал новую, совсем другую жизнь.

Мои слова утешили его, и ему стало заметно лучше. Я ушел от него с обещанием вернуться на следующий день. Я сказал, и после признал, что его общество было гораздо приятнее мне, когда его эмоциональное состояние пришло в норму, и маска печали и скорби сошла с его лица, поскольку её источником было его отчаяние. Его обещания измениться были даны с тем искренним намерением, которое присуще лишь священной решимости. Я с немалым восхищением наблюдал за тем, как в течение не одного уже посещения, он старался измениться, и отнюдь я хочу сказать не без успеха, но на всё требовалось время. Я видел, что он позабыл свою праздную и испорченную компанию, чьё общество годами отравляло его жизнь и обрекало на неминуемую гибель. Он вновь вернулся к своим старым интересам - он снова занимался ремеслом и больше никогда не брал ни капли в рот. В душе я был уверен, что для него всё произошедшее являлось нечто большим, нежели обычным сном.

Однажды, уже после того как он был полностью здоров, я был удивлён, поднимаясь по уже знакомой лестнице, когда в очередной раз посещал его. Я искал его в доме, и он точно был тут и очевидно был занят починкой пола в гостиной. Всюду лежали обструганные доски. Ему снова приснился вещий сон, в котором он увидел, что скоро умрёт. Он чинил пол, чтобы избежать подобной участи, и я вряд ли мог сдержать улыбку, когда сказал:

- Да благословит Бог твою работу.

Он понял, о чём я, потому сразу же ответил:

- Я больше никогда не смогу спокойно, без дрожи в