1894. Трилогия [Владимир Александрович Голубев] (fb2) читать постранично, страница - 3

смог добиться у врача обследования старушки, и ей начали оформлять инвалидность. Через месяц отец отвез прабабку в областной центр, где ей назначили первую группу и 45 рублей пенсии. В отличие от своей угрюмой дочери, старушка излучала оптимизм и жизнерадостность. Коля любил слушать её рассказы о довоенной и послевоенной жизни.

Как муж хитростью заставил её выйти за него. Прадед обманул её, пустил слух, что незамужних будут всех поголовно забирать на торфоразработки, в трудармию.

Прабабка пела Коле частушки, особенно насмешила его такая:

«Меня судят на суду. Вся стою трясуся.

Присудили сто яиц. А я не несуся…»

До войны и после неё налоги в деревне были большие; сдавать яйца, масло и мясо нужно было независимо от наличия кур и коровы; тех, кто не смог купить яйца и масло, для сдачи налога, судили — объясняла правнуку смысл частушки старушка.

«Пришёл Маленков — понаелись блинков», — пела прабабка свои частушки весело, задорно. Рассказывала историю своей жизни радостно, не считая трудности жизни несчастьем или горем.

Коля слушал истории о том, как она привязывала веревкой свою маленькую дочку, нынешнюю бабу Нюсю, за ногу к столу, чтобы та не уползла из дому, оставшись одна. Отпусков тогда не давали, прабабка вышла на работу через неделю после родов. Как посылала подросшую дочку зимой в лес воровать хворост, маленьких детей объездчик не бил плеткой, только отнимал «дрова».

Прабабка, вздыхая, вспоминала, как она без спроса, однажды, прибежала домой, чтобы нагреть воду, постирать дочке одежку и покормить её. Следом прискакал бригадир Петр Никулин, фронтовик, и прямо на лошади стал наезжать на нее. Таганок опрокинулся, огонь залило водой. А Никулин замахивается бичом и кричит матюгами: «Беги скорей на работу, иначе под суд отдам!». Не обижается на него старушка, тот делал свое дело.

«Сейчас живем — не тужим. Хлеб в магазине есть, масло растительное — тоже. Нюська с фермы вечером отрубей принесет для поросеночка. Весной кабанчика зарежем, сала на весь год хватит», — радовалась старушка счастливой жизни. Смешно было Коле смотреть, как прабабка вяжет своими скрюченными, негнущимися руками теплые носки на продажу. Немощная и, казалось, беспомощная старушка никогда не сидела на кровати без дела. Она постоянно работала.

Колхоз имел детский садик, но определить туда Колю бабушка не смогла. Не положено, чужой ребенок.

В двух километрах от деревни располагался военный городок. То ли у военных не было детского сада, то ли троица мальчишек избежала радостной участи хождения строем, начиная с раннего детства, но знакомство маленьких разбойников состоялось в колхозном саду. Мальчишек можно было понять. В военном городке были только клумбы с цветами, в деревне вырубили все яблони и груши давным-давно, при введении драконовских налогов, и вновь сажать их колхозники не торопились.

Три собаки, огромные, в глазах маленьких детей, прыгали вокруг трех яблонь, на которых сидели мальчишки.

Коля поначалу оцепенел, и чуть было не свалился вниз, а вот крупный мальчишка на соседнем дереве хищно, не по годам, ухмыльнулся, и достал из кожаной сумочки, пристегнутой к офицерскому ремню рогатку. Всё было слишком большое даже для него. И рогатка, и широкий ремень, и сплющенные пистолетные пули.

— Валерка, не стреляй! Только раздразнишь собак, — закричал чернявый мальчишка с раскосыми глазами.

— Не дрейфь, Вовка.

Валерка прицелился в собаку, стоящую под ним. Ей наконец-то надоело прыгать, она смотрела на Валерку, рыча и скаля зубы, подняв морду вверх. Пацаненок целился ей в глаз, но попал в нос. Эффект был потрясающий! Такого жалобного воя Коля не слышал никогда. Даже неделю назад соседский пес держался солидней. Его тогда били дрыном за задушенного цыпленка. Сосед грозился повесить пса на дереве, насмерть, но смилостивился.

Две другие собаки ничего не поняли, но отбежали метров на пятьдесят.

— Двинулись! От дерева к дереву. Если бросятся, успеем забраться, ветки низко, — приказным тоном бросил Валерка и ловко спрыгнул вниз.

До ограды было недалеко, мальчишки в один бросок перебрались на дорогу, огибавшую колхозные сады. Две осмелевшие собаки заливались лаем за забором. Валерка подошел вплотную к забору, достал рогатку, и они убежали, поджав хвост. Коля был уверен, что собаки испугались Валерку, а не рогатку.

— Эй, шавки, забздели!? — смело закричал им вслед Вовка, и залихватски засвистел в два пальца.

— Ну что, «деревня», налет на сад сорвался! Пойдешь с нами на речку? — предложил Валерка.

— Меня Коля зовут, — протянул свою худенькую руку Валерке Николай, — А вы где купаетесь? На Трусиках, на Мостиках или на Чугунке?

— На Трусиках. Там песок. Еще выгон рядом, можно кизяков набрать, костер разжечь — согреться.

— Мне в семь надо дома быть, бабка вернется с работы, — уточнил Коля.

— Всем надо дома быть. У всех с работы… мамы вернутся, — согласился Валерка.

— Наши мамы в шесть