2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
думай, – сказал я. – Так будет лучше. Забудь. И не соглашайся, если он захочет связаться с тобой.
– Я никогда его не видела, – сказала она. – Он никогда не пытался связаться со мной. По-моему, нам нечего сказать друг другу.
– Так будет лучше всего.
Она улыбнулась, словно издалека, и кивнула. Думаю, она поняла, что я не все рассказал ей.
Мама плохо понимала датский язык Рикке.
– Она говорит слишком быстро, – жаловалась мама.
Я только улыбался. Ведь несмотря ни на что, они хорошо ладили друг с другом.
Я и сам еще не очень хорошо знал Рикке, прошло всего полтора года с тех пор, как я сел рядом с ней на палубе парома где-то посреди Скагеррака. Наверное, самое лучшее в ней было то, чего я не знал, то, что скрывалось в ее лице. Мальчика я вообще не знал, он был совсем маленький, махал ручками и с трогательным терпением учился хватать игрушки.
Думаю, именно это, эти будничные дела, сосредоточенные на очень простых и вместе с тем сложных вещах, удержали меня здесь, и у меня не возникло желания странствовать и переезжать с места на место.
Я работаю неполный день в видеосалоне на Ягтвей. Салон держит прокуренный насквозь киношник. Он носит очки в роговой оправе, у него довольно длинные растрепанные волосы, и он всегда ходит в темном. Он все знает об итальянском неореализме и говорит только о кино. Над прилавком висит большая афиша: Изабелла Росселини в фильме Дэвида Линча «Синий бархат». Линч – исключение из его правила, гласящего, что все фильмы, снятые после семьдесят восьмого года, никуда не годятся. Я так и не удостоился убедительного объяснения, почему именно этот год является водоразделом в истории кино. Он довольно мрачный, наш шеф, но бывает, он неожиданно разражается смехом. Я смеюсь вместе с ним. У него такой заразительный смех. Он не смеется, а кудахчет. Этот смех очень оживляет сортировку товара и ожидание покупателей, особых ценителей кино.
Я проработал в салоне четыре месяца, как вдруг случилось нечто непредвиденное. За время жизни в Копенгагене у меня сложились определенные привычки, одна знакомая ситуация сменяла другую, и мне это стало нравиться.
Днем я работаю в салоне, а вечером и ночью пишу. Иногда я погружаюсь в задумчивость, смотрю в окно на машины, фонари, людей, пересекающих площадь и исчезающих на соседних улицах.
Я не встречал Роберта с тех пор, как видел его корчившимся на полу подвала в Хёнефоссе.
Я не забыл его.
Дело не в том.
Просто я говорю, что не видел его с тех пор.
Однажды утром к прилавку в салоне подошла женщина.
Я раскладывал старые черно-белые фильмы.
Неожиданно я оказался лицом к лицу с Теей, подругой Роберта.
– Кристофер? – удивилась она.
Я не знал, куда девать глаза и руки.
Она с улыбкой наклонилась ко мне через прилавок. Глаза у нее блестели.
Я спросил, как поживает Роберт.
– Замечательно, – ответила она.
– Что ты имеешь в виду?
Она таинственно улыбнулась, не ответила, но угадать было нетрудно.
Они обручились.
И теперь живут вместе.
У них все хорошо.
– Чем он занимается? – с трудом спросил я.
– Он бросил журналистику, – сказала она. – Он пишет.
– Что?
Я не мог оторваться от прилавка и от ее двусмысленной улыбки.
– Книгу.
В салоне стояла мертвая тишина. Ни одного покупателя. Только мы двое. Я и ее двусмысленная улыбка.
– Что?
– Пишет книгу, – повторила она.
– Какую книгу?
– Не знаю. Я еще не читала. Это его секрет.
– Я тоже пишу, – сказал я наконец.
– Правда?
– Да.
– Странно. – Она улыбнулась, лицо ее пылало.
Я кивнул.
– Передавай привет, – сказал я, не глядя на нее.
Когда она ушла, я пошел в заднюю комнату и позвонил Рикке. После четвертого гудка она сняла трубку.
– Да? – лениво сказала она.
Я слушал ее голос, но молчал.
– Да-а?
Единственное, чего мне хотелось, – это услышать ее голос.
Я положил трубку.
Покупателей в салоне не было. Я облокотился о прилавок и думал, что мне хочется пойти в город, бродить до наступления ночи по улицам вокруг Нёрребро, по паркам и вообще по всему Копенгагену и искать Роберта, пока я не найду его.
Последние комментарии
20 часов 33 минут назад
20 часов 52 минут назад
21 часов 1 минута назад
21 часов 2 минут назад
21 часов 5 минут назад
21 часов 22 минут назад