Неизвестные Стругацкие: От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты [Борис Натанович Стругацкий] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

резервуаре». Во время экспедиции Воронин заносит в дневник «Пройдено 28 км». В черновике — 48. А вот дневной расход воды не 40, а 20 литров. «Как-никак, а прошли девятьсот километров», — думает Воронин. В черновике не девятьсот, а «больше тысячи». Во время разведки Изя, разглядывая план города, сообщает, что «через шесть кварталов должна быть площадь». В черновике — «через четыре квартала». Воронин думает о жизни после переворота: «Но ведь и то сказать: четыре годика жили — ни о каком Эксперименте и не вспоминали…» В черновике не «четыре годика», а «три года». «Трупы лежат не меньше трех дней», — говорит Изя, когда они с Андреем возвратились из рекогносцировки. В черновике не «трех», а «четырех».

Много изменений и в описании самого Города. В рассказе о северной части Города — что идет за центральными обитаемыми районами, — Кацман говорит: «А там еще город и город, там огромные кварталы, целехонькие, дворцы». И добавляет в черновике: «Там, конечно, почти никто больше не живет, потому что водопровода нет…» После правки сказано более категорично: «Сейчас там, конечно, никого нет, потому что воды нет…»

Еще Кацман рассказывает о временах монарха Велиария Второго, который царствовал в то время, когда на современном месте обжитого района Города были болота и фермеры. «И было это не меньше, чем сто лет назад…» — говорит Кацман ив черновике добавляет: «По документам видно, по архитектуре…»

Возвратившись к экспедиции, увидев трупы, Воронин с Кацманом обсуждают происшедшее, и тут гаснет солнце. Андрей сразу же пытается поставить на точное время (время, когда гаснет солнце) остановившиеся наручные часы и ставит: в рукописи — на восемь, в первом издании (журнал «Радуга») — на двенадцать, в остальных изданиях — на десять часов.

Гейгер замечает, что до Поворота жизнь была тяжелая, «но вот жизнь в общем налаживается…» В черновике указывается более точно: «Но вот уже минимум полтора года, как жизнь в общем налаживается…»

Палата Мер и Весов, упоминаемая в романе, первоначально называлась торговой палатой.

Упоминая в романе в первый раз фермеров, Авторы рассказывают о том, что живут они рядом с болотами. Правя черновик, они добавляют к болотам еще и джунгли.

Шеф полиции, делая втык Воронину, замечает: «Столько времени у нас работаете, а всего три жалких дела закрыли». В черновике фраза, во-первых, более конкретна (не «столько времени», а «два месяца») и более груба (вместо «жалких» — «говенных»).

О профессиях. Сначала Авторы хотели сделать Отто Фрижу не товарищем министра профессионального обучения, а министром земледелия. Кацман, перечисляя на допросе по порядку места его работы, называет: в черновике — «конторщик городской бойни, старший архивариус Города, кузнец, мусорщик», в остальных вариантах — «разнорабочий, старший архивариус Города, конторщик городской бойни, мусорщик, кузнец». Когда Воронин работает в газете, Дэнни Ли там работает не завотделом писем, а заведующим отделом рекламы. Кэнси, узнавая Цвирика, кричит ему: «Ты деньги для школ разворовывал…» В черновике — не школ, а сиротского дома.

И множество других изменений присутствует в черновике. Перечислим только самые интересные.

В рассказе Кэнси о жизни его двоюродного дяди, полковника Маки, наличествует такая подробность: «…он присутствовал при вступлении немцев в Прагу…» В черновике сказано более конкретно: не «при вступлении немцев», а «при вступлении гитлеровских танков».

«Полицейский-одиночка действительно соблазнительная приманка для этих гадов», — думает Воронин о запрете полицейским носить оружие. В черновике он более конкретен: не «этих гадов», а «матерых уголовников».

Во время паники по поводу появления павианов, жалуясь Наставнику, Андрей сначала говорит: «…никуда не могу пристроиться…» Потом Авторы правят: «Оказался никому не нужен». В ответе Наставника простоватое слово «безалаберность» правится на более официальное — «недостаток дисциплины».

Когда собирался отряд добровольцев для обороны от павианов, Воронин замечает о Фрице Гейгере: «…и даже не видя его в полутьме, по одному его голосу, Андрей чувствовал, как нравится командовать этому фашистскому недобитку». Авторы в первой части романа стремятся показать похожесть коммунистического мировоззрения Воронина и фашистского мировоззрения Гейгера, поэтому эту фразу они исправляет: «…нельзя было не признать, что в данной ситуации Фриц Гейгер, хотя и являлся бывшим фашистским недобитком, но оказался как-никак на своем месте». И позже Авторы смягчают отношение Воронина к Гейгеру: Воронин в мыслях несколько раз называет Гейгера не «фашистской мордой», а «унтер-генералом». Но вот присутствующее в черновике обращение Гейгера к Воронину «брат» Авторы изменяют на «дружище».

На спине и груди куртки Воронина упоминаются буквы «ЛУ». В черновике говорится, что они «выцветшие», позже это определение заменяется на «переплетенные», так как о куртке строчкой выше