Отсчет пошел [Сергей Кутергин] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

выбору. Насчет того, примут ли вас, не беспокойтесь: мозгов там не хватает всегда, поэтому людей берут практически с улицы. Про журфак забудьте: там почти все оттуда, можете проколоться. Да, и еще: ко мне вчера пришел очередной запрос от начальника службы психологического тренинга…

— Бахарева-то? — хмыкнула Ира. — Въедливый мужичонка. И что ему на этот раз от нас надо?

— Не вижу тут никаких причин для иронии, — посуровел генерал. — Человек, между прочим, для вас же старается. А нужен ему сущий пустячок: с каждого из вас — по автобиографии.

— Так у вас же, Леонид Юрьевич, полсейфа автобиографиями забиты, и нашими, и остальных групп, — удивился Сон. — И данных в них по наши души содержится небось раза в два больше, чем мы сами знаем.

— И к тому же все эти гипнограммы, которые с нас снимали при оформлении в группу, — прибавил Ен.

— Ничего-то вы не поняли, — нетерпеливо махнул рукой Гриценко. — Гипнограммы тут вообще ни при чем. Они были, если хотите, формальностью, проверкой на вшивость. Вспомни, как ты попал в число кандидатов, Ен. Ну что мы тогда о тебе знали? Только то, что ты влип по уши в какие-то темные делишки, а затем угодил под колеса.

— Я же вам сто раз объяснял, как все было на самом деле! — возмутился Ен.

— Объяснял, помню, — согласился генерал. — Допустим, я бы тебе даже поверил на слово, без доказательств. Но кто бы позволил мне зачислить в группу непроверенного человека, о котором известно исключительно с его слов? То-то же. Вот для этого-то и нужна была гипнограмма, обработка нейродетектором лжи и многое другое. Под гипнозом особенно не солжешь.

— Так чем же теперь Бахарева не устраивают полученные материалы? — спросила Ира.

— Ему нужны не гипнограммы и не простые автобиографии, а авторизованные отчеты. Не только факты, но и рассуждения, мысли, да и вообще все, что вам заблагорассудится в них написать. Поняли?

— Чего уж тут непонятного… — ответила за всех Ира.

— Вот и хорошо. К выполнению приступайте немедленно. Действуйте — пишите, внедряйтесь в журналистскую среду. И ждите моего приказа.

— Есть! — хором ответили все трое.

ГЛАВА 1

Двери потрепанного красного «Икаруса» с приятным шипением закрылись, и Иван Могилевский с облегчением откинулся на спинку сиденья. Его лоб был покрыт мелкими бисеринками пота — еще у входа на автовокзал он увидел, как последний на сегодня автобус на Новопавловскую медленно и степенно, как океанский лайнер, отходит от стоянки и вот-вот перед ним откроется радужная перспектива ночевки на скамейке в приятном обществе бомжей и нищих бродяг, которых он еще несколько дней назад мог преспокойно отправить в отделение, тем более что в конце месяца у них, как всегда, горел план и требовалось обеспечить достойную статистику по количеству задержаний. Да, этот день начался для сержанта московской милиции не лучшим образом. Виной всему была, конечно, водка, с которой они вчера отмечали его долгожданный отпуск. Могилевский вспомнил, как бодрый перестук колес превращался в его голове в удары адского молота, и поежился — да, в чем-то начальство было право, внушая им во время долгих и нудных инструктажей, что конфискованные спиртосодержащие напитки подлежат уничтожению путем разлития, а вовсе не путем распития. Иван вздохнул и в очередной раз пообещал себе завязать, заранее зная, что обещание свое никогда не выполнит. И не потому, что он какой-нибудь алкоголик. Здесь, на юге у родителей, ему никогда не хотелось напиваться. Зато в Москве — совсем другое дело. Без спиртного в его работе никак нельзя. Хорошо их майору и прочим сволочам тыкать их носом в инструкции, когда сами они сидят в чистеньких кабинетиках. Попробовал бы этот майор хотя бы недельку поработать по-черному, как они, — пошмонать хачей на Черемушкинском рынке, поночевать в отделении с полным обезьянником небритых вонючих ублюдков, а если нужно, то и пообрабатывать кого-нибудь из них, чтобы стал посговорчивее, — да так, чтобы синяков не оставалось, а то настучит какой-нибудь интеллигентишка очкастый, что ему, дескать, почки отбили, так опять же накажут не начальство, которое попросило убедить подонка, а его, Ивана Могилевского. А дальше что? Если дело не замнут, вылетит он из органов, и плакала его надежда как следует обосноваться в столице. И зря эти сукины дети потом говорят, что ментам дрючить их — в радость. Велико удовольствие, особенно когда потом приходится счищать с сапог блевотину и дерьмо. Да ему, может быть, это почти так же неприятно, как и самому задержанному. Но только Иван в отличие от него понимает, что есть грязная работа, которую кто-то должен делать. Ведь никто не упрекает мясника за то, что тот зарезал корову? Почему же тогда он, Иван Могилевский, должен чувствовать себя виноватым перед каким-то хлипким южным придурком, торгующим у них в Москве гнилыми арбузами, который плюнул ему тогда в лицо кровью и выбитыми зубами? Конечно, хачик поплатился за свой поступок, но ведь