Город Иж [Лев Рудольфович Прозоров Озар Ворон] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

и затаил дыхание, неотрывно глядя на колонну. Было такое чувство, что лязг машин и громовой припев древнего, ещё Северного Похода марша "Кровь и Ненависть! Смерть и Пламя!" поселились у него в голове. Конрад помчался дальше и вскоре въехал в пригород. Да, сюда колонна не заходила. Чистота, тишина, уют, розовые кусты в палисадничках, беленые стены. Встречные бюргеры, пешие и на велосипедах, почтительно снимали треугольные шляпы, но ни одного явно не тянуло вытянуться по стойке смирно и запеть "Кровь и Ненависть". Да они и слов не знают, небось, дубины несчастные! Он - он знает. Он их все знает, орденские марши, разбуди посреди ночи - вскочит и споёт. Несколько раз в году так и делают - посреди ночи врубают в казармах на всю мощность марш, и пока звучит увертюра, надо успеть одеться, а затем все юнкера навытяжку стоят у коек и поют во всю глотку. На новичков смех смотреть - кто портянки поверх сапог намотал, у кого мундир задом наперёд напялен, у кого ремень, в кольцо застёгнутый, на башке вместо берета. Сам когда-то таким был, но сейчас - разве поверишь. Да, когда марш закончиться и дневальный каркнет - "Юнкера вольно!" - вот смеху бывает! Ну, новичкам ещё иногда "помогают" - штаны узлом завяжут, сапоги голенищем в голенище всунут, - но это не только в такие ночи, никто же не предупреждает, это всегда ...

Вообще, город и горожане казались Конраду с непривычки чем-то диковинным. Готические буквы вместо рун. Дома НЕ ТАКИЕ. И люди то же. Одни толстые, другие худые, третьи так - не рыба, ни мясо. Двигаются по-дурацки, неправильно двигаются, словно их, остолопов, в своё время не учили. Неужели двух лет мало? И эта дикая одёжка, словно из курса военной истории про Тридцатилетнюю войну. "Они ещё Кальвина читать начнут" - фыркал Кубинец. О Кальвине Конрад ничего не знал, да и правильно, судя по тону Кубинца.

Девицы и женщины делали книксен, словно нарочно демонстрируя ему глубокие вырезы своих платьев. Конрада бросало в жар. Да, в жар ... И с этим ничего не поделаешь, не помогут ни постная пища, ни ночные побудки, ни плац ...Об этом всё равно думаешь. Конрад облизнул пересохшие - от ветра, от встречного ветра! - губы. Ничего, год-другой, и все они будут мои. ВСЕ.

Он вдруг обнаружил, что Мюнхен очень похож на его родной Инсбрук. Вот ещё один перекрёсток, стражник в серой форме, завидев орденюнкера, остановил движущиеся по поперечной улице велосипеды и веломобили, пропуская его, - ещё один поворот, и покажется родимая Либенсфельсштрассе, добрый деревянный гном у дверей бакалейной лавки старого Яна Майснера, пекарня матушки Хильдегун, а между ними - дом, в котором он родился, в котором мог жить и сейчас ...

И быть таким же дуболомом, как эти? В ушах зазвучал резкий голос Кубинца - "Любимое упражнение орденюнкера!..."

- Фрош! - прошептал Конрад.

"Отец орденюнкера!..."

- Магистр! - вслух произнёс Конрад.

"Мать орденюнкера!..."

- Р-раса! - повысил голос Конрад.

"Семья орденюнкера-а..."

- Орден! - рявкнул Конрад во всё горло. Встречный долговязый мастеровой с перепугу грохнулся вместе с велосипедом на брусчатку. Конрад не обратил на дурня внимания, вместо этого начав рассматривать плакаты на стенах домов. Вот пожилая пара в окружении многочисленных отпрысков. Надпись гласила: "В детях - наше бессмертие!". На другом - старый годблодскнехт положил руку на плечо подростку, а над ними вздымались три тени - древний тевтон в косматых шкурах и рогатом шлеме, средневековый рыцарь в плаще с крестом и гренадёр времён Семилетней войны. "Предки смотрят на тебя". С третьего ... С третьего улыбался ослепительно-белыми зубами совсем молодой фра Арнольд, глыбя невообразимые бицепсы и Конрад нажал на педали, забыв вчитаться в надпись - "Крепкие мускулы - крепкое государство!"

Но он опять остановился. На площади каменные волки и вороны смотрели с готического храма Всеотца на позорный столб у паперти. У столба стояла с выкрученными за спину руками женщина. Верхняя часть лица - сплошной синяк, губы и нос разбиты, половина волос слиплась от грязи и бурой, резко пахнущей сероводородом, жижи; другая половина просто была сбрита. Табличка на груди гласила ... гласила такое, что Конрад чуть не свалился с велосипеда. Может, он ошибся? В конце концов, после рун труднее читать готические буквы. Нет, всё правильно. "Я ПЕРЕСПАЛА С СЕРВОМ". Какой-то бюргер походя стегнул привязанную тростью, какая-та женщина плюнула ей в лицо. Всё это Конрад видел как-то туманно, краем глаза. Лицо привязанной было изуродовано, но фигура ... Удум и Палату, трудно найти НЕсоблазнительную женскую фигуру, если тебе восемнадцать, а живых женщин ты видел последние три года лишь издали, раз в месяц. Но у этой бабы, ещё совсем не старой ... Ещё два года - она могла бы достаться ему. Рыцарям не отказывают. А она ... Шваль! Лечь под серва, под двуногую скотину! Конраду очень захотелось подойти к ней, ударить - сапогом, камнем, ножом, но - во-первых, если она умрёт, это будет для неё избавлением. Смерть лучше болезненной, грубой стерилизации и отправки на сервоферму. А