Сказки дедушки Матвея [Владимир Никифорович Бондаренко] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

порезвиться. А ты бы так, брат, бросил бы всех чуждаться, стал бы жить для других, глядишь и другие бы жили для тебя.

— Сегодня гуляем, завтра гуляем, а черный день?

— Эхе-хе, — вздохнул брат, — и в кого ты в роду скупой такой?

— Скупо — неглупо: сытно и любо, — обрезал Бурундей.

Но вот постигло бурундуков горе. Два лета подряд недород на орехи был. А на третье и урожай был хорош, ветки от орехов до земли гнулись, но зима легла ранняя да жестокая, намела сугробы высокие, а следом гололедица ударила. Вот и пришлось худо бурундукам. Да не одним бурундукам, а и мышкам сереньким, и птичкам-кедровикам, и белкам-скакуньям, и сойкам-крикуньям, — всем, кто зиму осенними запасами живет. А долго ли проживешь, когда с осени запасти не успели? Покуда могли, — делились, а тут время пришло и делиться нечем стало — хоть криком кричи…

Долго крепилась серая Мышка: и голодно — невмоготу, и на поклон к скупому Бурундею идти не хочется.

Однако не вытерпела, пошла.

— Бурундей, Бурундей, зернышек не пожалей. Все под снегом глубоко, весна, страх как далеко. Не дотянуть.

— Хи-итрая, мне, что ль, не надо? Вас тут ой-ой сколько! Всем давать — много будет. Проваливай!

Ушла Мышка, заплакала. А у норы бурундука уже Белка прыгает, на лапки дует: замерзла, бедная.

— Будь милостив, Бурундей, угла не пожалей: пусти с детушками погреться. Мороз сосну расколол — на снегу оказались.

А Бурундей и дверь не открыл.

— Что мне за дело до тебя и детей твоих. Хоть позамерзайте, не жалко…

— Ну орешков каких-нибудь дай. Сам знаешь, когда сыт — и мороз не страшен.

— Сегодня вам дай, да завтра вам дай, а сам по миру ступай? Так выходит?

— Ты же мне дядя, как-никак…

— Эка, ты… Дядя! Проваливай!

Только отошла Белка, а брат — на порог.

— Брат, а брат, одолжи, чем богат. Не сам пришел, — нужда привела.

— Что?! Пробегал, проскакал? Не я ль тебе говорил…

— Сам знаешь: зима подвела. Я ведь не для себя прошу: там у многих бурундята маленькие, спасать надо… Я же не чужой — брат твой родной.

— Брат, брат!.. На всех не напасешься… Вот орех, тебе одному, а больше не спрашивай. У самого чуть-чуть осталось.

Глянул брат, а орех-то трухлявый.

— Подавись ты им! Тьфу!

Бросил орех Бурундею под ноги и ушел ни с чем.

А все это время, пока то тот, то другой к Бурундею приходили, Заяц поблизости вертелся и слышал все. Зайцу-то что: шубка у него теплая, кустиков молодых вдоволь — грызи только, а гололедица даже и к лучшему: и от лисиц убегать лучше, и следов не остается. Одна забота: бегай по лесу да разузнавай, что где делается. Трус он, Заяц-то, а любопытный, и сердце у него жалостливое. Услышал он про белкину беду, присел у кусточка, задумался, как бы это Белке помочь, и придумал.

Прибегает к ней и говорит:

— Пойдем, Белка, определю тебя.

— Куда?

— А ты меньше разговаривай. Забирай детишек!

Белка рада-радехонька. Свистнула она по-своему детишкам, поскакали они за Зайцем.

А Заяц — прямиком к медвежьей берлоге, стучится в дверь:

— Михайло Иванович, а Михайло Иванович, отопри-ка на минутку!

Долго Медведь ворочался, никак проснуться не мог, еле глаза продрал.

— Кто там еще?

— Это я, Заяц, сосед твой. Пусти, Иванович, Белку погреться. Детишки у нее позамерзали — зуб на зуб не попадает…

Закряхтел Медведь:

— Ой, холоду вы мне напустите. Да ладно уж, пусть войдет. Места на всех хватит. Нырнула Белка с детишками под теплый медвежий бок, а Заяц уже за лосями помчался, только пятки сверкают. Всех собрал, что в лесу были.

— Лоси рогатые, лоси косматые! — обратился к ним Заяц, — бурундуки с голоду помирают: льдом весь снег посковало — до земли не дорыться. Выручайте бурундуков: разбейте им лед. Что вам стоит?..

Набежали сохатые к бурундукам. Раз по орешнику прошлись, в другой, и как не было ледяной корки: копыта-то у них острые, как железо.

Благодарят бурундуки лосей, а больше того — Зайца. Тут и Мышка прибежала. Юркнула в разрыхленный снег — тепло ей, и зернышек в прошлогодней траве сколько угодно.

Долго лежала зима да потрескивала. Но вот расступились тучи снежные, отогрелось небо ясное, проглянуло солнышко красное. Ожил лес, ожили звери. Весне радуются да сил набираются. А Бурундей от жадности в щепку высох, покоя лишился: гниет у него все, проветрить бы, да погода наступила плохая.

Собрались бурундуки, возмущаются:

— Смотрите вы: плесенью все процвело, а жадничал… Гнать его вон от себя такого! Гнать! Пусть один бирюком живет!

И выгнали.

Вырыл Бурундей нору у самой реки от всех подальше. И начал переносить свои запасы, но их было так много, что к осени еле управился. Прилег отдохнуть и радуется:

«Ха! Выгнали, загрозили… Без братьев, без друзей — куда веселей! Хоть под старость вздохну вольготнее…»

Вольготно вздыхал Бурундей до второй лишь весны. А как улыбнулось опять солнышко красное — растопились снега белые, зашумели