До Михайловского не дотягивает. Тема интересная, но язык тяжеловат.
2 Potapych
Хрюкнула свинья, из недостраны, с искусственным языком, самым большим достижением которой - самый большой трезубец из сала. А чем ты можешь похвастаться, ну кроме участия в ВОВ на стороне Гитлера, расстрела евреев в Бабьем Яру и Волыньской резни?.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
порезвиться. А ты бы так, брат, бросил бы всех чуждаться, стал бы жить для других, глядишь и другие бы жили для тебя.
— Сегодня гуляем, завтра гуляем, а черный день?
— Эхе-хе, — вздохнул брат, — и в кого ты в роду скупой такой?
— Скупо — неглупо: сытно и любо, — обрезал Бурундей.
Но вот постигло бурундуков горе. Два лета подряд недород на орехи был. А на третье и урожай был хорош, ветки от орехов до земли гнулись, но зима легла ранняя да жестокая, намела сугробы высокие, а следом гололедица ударила. Вот и пришлось худо бурундукам. Да не одним бурундукам, а и мышкам сереньким, и птичкам-кедровикам, и белкам-скакуньям, и сойкам-крикуньям, — всем, кто зиму осенними запасами живет. А долго ли проживешь, когда с осени запасти не успели? Покуда могли, — делились, а тут время пришло и делиться нечем стало — хоть криком кричи…
Долго крепилась серая Мышка: и голодно — невмоготу, и на поклон к скупому Бурундею идти не хочется.
Однако не вытерпела, пошла.
— Бурундей, Бурундей, зернышек не пожалей. Все под снегом глубоко, весна, страх как далеко. Не дотянуть.
— Хи-итрая, мне, что ль, не надо? Вас тут ой-ой сколько! Всем давать — много будет. Проваливай!
Ушла Мышка, заплакала. А у норы бурундука уже Белка прыгает, на лапки дует: замерзла, бедная.
— Будь милостив, Бурундей, угла не пожалей: пусти с детушками погреться. Мороз сосну расколол — на снегу оказались.
А Бурундей и дверь не открыл.
— Что мне за дело до тебя и детей твоих. Хоть позамерзайте, не жалко…
— Ну орешков каких-нибудь дай. Сам знаешь, когда сыт — и мороз не страшен.
— Сегодня вам дай, да завтра вам дай, а сам по миру ступай? Так выходит?
— Ты же мне дядя, как-никак…
— Эка, ты… Дядя! Проваливай!
Только отошла Белка, а брат — на порог.
— Брат, а брат, одолжи, чем богат. Не сам пришел, — нужда привела.
— Что?! Пробегал, проскакал? Не я ль тебе говорил…
— Сам знаешь: зима подвела. Я ведь не для себя прошу: там у многих бурундята маленькие, спасать надо… Я же не чужой — брат твой родной.
— Брат, брат!.. На всех не напасешься… Вот орех, тебе одному, а больше не спрашивай. У самого чуть-чуть осталось.
Глянул брат, а орех-то трухлявый.
— Подавись ты им! Тьфу!
Бросил орех Бурундею под ноги и ушел ни с чем.
А все это время, пока то тот, то другой к Бурундею приходили, Заяц поблизости вертелся и слышал все. Зайцу-то что: шубка у него теплая, кустиков молодых вдоволь — грызи только, а гололедица даже и к лучшему: и от лисиц убегать лучше, и следов не остается. Одна забота: бегай по лесу да разузнавай, что где делается. Трус он, Заяц-то, а любопытный, и сердце у него жалостливое. Услышал он про белкину беду, присел у кусточка, задумался, как бы это Белке помочь, и придумал.
Прибегает к ней и говорит:
— Пойдем, Белка, определю тебя.
— Куда?
— А ты меньше разговаривай. Забирай детишек!
Белка рада-радехонька. Свистнула она по-своему детишкам, поскакали они за Зайцем.
А Заяц — прямиком к медвежьей берлоге, стучится в дверь:
— Михайло Иванович, а Михайло Иванович, отопри-ка на минутку!
Долго Медведь ворочался, никак проснуться не мог, еле глаза продрал.
— Кто там еще?
— Это я, Заяц, сосед твой. Пусти, Иванович, Белку погреться. Детишки у нее позамерзали — зуб на зуб не попадает…
Закряхтел Медведь:
— Ой, холоду вы мне напустите. Да ладно уж, пусть войдет. Места на всех хватит. Нырнула Белка с детишками под теплый медвежий бок, а Заяц уже за лосями помчался, только пятки сверкают. Всех собрал, что в лесу были.
— Лоси рогатые, лоси косматые! — обратился к ним Заяц, — бурундуки с голоду помирают: льдом весь снег посковало — до земли не дорыться. Выручайте бурундуков: разбейте им лед. Что вам стоит?..
Набежали сохатые к бурундукам. Раз по орешнику прошлись, в другой, и как не было ледяной корки: копыта-то у них острые, как железо.
Благодарят бурундуки лосей, а больше того — Зайца. Тут и Мышка прибежала. Юркнула в разрыхленный снег — тепло ей, и зернышек в прошлогодней траве сколько угодно.
Долго лежала зима да потрескивала. Но вот расступились тучи снежные, отогрелось небо ясное, проглянуло солнышко красное. Ожил лес, ожили звери. Весне радуются да сил набираются. А Бурундей от жадности в щепку высох, покоя лишился: гниет у него все, проветрить бы, да погода наступила плохая.
Собрались бурундуки, возмущаются:
— Смотрите вы: плесенью все процвело, а жадничал… Гнать его вон от себя такого! Гнать! Пусть один бирюком живет!
И выгнали.
Вырыл Бурундей нору у самой реки от всех подальше. И начал переносить свои запасы, но их было так много, что к осени еле управился. Прилег отдохнуть и радуется:
«Ха! Выгнали, загрозили… Без братьев, без друзей — куда веселей! Хоть под старость вздохну вольготнее…»
Вольготно вздыхал Бурундей до второй лишь весны. А как улыбнулось опять солнышко красное — растопились снега белые, зашумели
Последние комментарии
2 дней 2 часов назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 5 часов назад