Рыба, проплывшая возле солнца (СИ) [Эмилия Галаган] (fb2) читать постранично, страница - 2

   Я плелась на кухню, искала кружку, опускала ее в бак с компотом, затем изучала содержимое (вдруг там оса) и давала Изьке. Она хватала кружку обеими ручками, погружалась в нее как будто половиной своего существа и жадно пила.

   -- Пей, пей... Изоралась... -- ворчала Катька. -- Не могла по-русски попросить?

   Даже теть Майя не всегда понимала, на каком языке разговаривает ее дочь. В таком возрасте ребенок -- единственный гражданин страны со своим государственным языком, а другие для него -- все иностранцы.

   Катька начинает обсуждать родню:

   -- Изьку во вконтакте видела? На дикарку похожа, смуглая такая. Налысо побрилась, прям как дедушка... Вся в татухах! И серьга в носу!

   -- Мама наша увидит -- наверное, в обморок упадет.

   -- В группе поет! Английское название... что-то типа Dead sun... Я пару песен послушала: орет как резаная, ни слова не разобрать...

   -- Ну, мы и раньше-то ее не слишком понимали...

   Катькин хохот ослепил меня.

   Появление Изабелки сплотило нас с Катькой, мы даже перестали ссориться. Катька старше меня на два года, и именно тогда эта разница между нами стала остро ощущаться.

   Катька не любила кукол или книжки, в отличие от меня. Куклы, по ее мнению, годились только для того, чтобы раздетых их ставить во всякие неприличные позы и ржать над этим. А читала только детективы (дедушка когда-то в городе получил несколько книг в ярких обложках за макулатуру), да еще откуда-то раздобытый учебник по биологии за 9 класс: там было подробно рассказано про устройство половой системы человека, а Катьку в ту пору очень увлекали такие вещи.

   Мы немного помогали дедушке по хозяйству. Он не любил опрыскивать огород всякой химией и поэтому избавляться от вредителей предпочитал вручную. Колорадских жуков, будь они трижды прокляты, мы с Катькой собирали в ведра с солью, где жуки подыхали (для гарантии месиво из соли и жуков потом выливалось на шоссе, чтоб машины передавили их в кашу). Кроме того, каждый кустик картошки осматривался на предмет личинок жуков. С обратной стороны листков жуки откладывали желтые мелкие яйца, которые мы с Катькой, отыскивая, давили, сложив листок пополам. Из яиц выводились (аж вспоминать противно!) они -- самые блевотные создания на земле -- красные с черными крапинками личинки жука! У меня они вызывали такое отвращение, что по телу пробегал озноб, даже если солнце светило прямо в макушку. Я не могла к ним прикасаться -- что угодно, только не это! Катька обожала устраивать показательные давиловки личинок у меня перед глазами -- прямо голыми руками, размазывая их желтые внутренности между пальцами. Меня мутило...

   Как-то раз, когда соседка принесла нам ведро красной смородины и приехавшая на выходные мама налепила из нее вареников, Катька, дождавшись, пока я надкушу вареник, бросила:

   -- Олюх, представь: они с личинками...

   Я отплевывалась, как бешеная, а Катька заходилась от смеха.

   -- Ненавижу тебя, ненавижу! Ты сама противная красная личинка! -- орала я.

   В каком-то отношении так оно и было: красные личинки были своего рода подростками-жуками -- промежуточным звеном между детьми-яйцами и взрослыми в полосатых пиджаках.

   Было у меня и отрада. Дедушка держал с десяток кур, петуха и гуску. Точнее, он купил несколько гусят, но не прижились они у него, заболели и умерли, осталась только одна, и та малахольная. Эх, что это была за гуска! Огромная белая-белая птица с изящно изгибавшейся, словно ручка маминой любимой фарфоровой чашечки, шеей.

   -- Божечки! Это же лебедь! -- воскликнула я, впервые ее увидев. -- Это настоящая лебедь!

   -- Это гуска, -- заверил меня дедушка. -- Недодохшая. Сидить, думаеть, ничего не хочеть.

   Подозреваю, что дедушка собирался зарезать гуску, но, увидев мои восторги, решил повременить. Я решила назвать ее Мэри-Джейн, соединив целых два заграничных имени, звучавших для меня музыкой. Потом я придумала, что Мэри-Джейн не просто лебедь, а заколдованный лебедь. Принцесса из сказки. Рано или поздно случится чудо, она расколдуется и предстанет перед нами во всей белой, сияющей красоте. Как невеста.

   Катьке я об этом никогда не рассказывала. Она и так ржала надо мной, когда слышала, как я разговариваю с капустной рассадой, когда поливаю ее:

   -- Ты давай, поднажми, чего такой хилый, не сдавайся!

   -- А ты что, думаешь такой весь из себя, раз листов понараспускал? Вон смотри, сосед твой уже