Храбрый Тилли: Записки щенка, написанные хвостом [Ян Леопольдович Ларри] (fb2) читать постранично, страница - 2

и принялся глодать кость. Вдруг на кухне стали кричать. Я услышал голос Лены. Она звала меня громко: «Тилли, Тилли!» Я подумал, что меня зовут, чтобы дать такую же сосиску, какую получил Мурзик. Бросив кость, я помчался на кухню.

— Тилли! — кричала Лена.

«Г-гам!» — тявкнул я и встал на задние ноги, потому что людям нравится, когда собаки стоят, как они сами, хотя я никогда не понимал и сейчас не понимаю, почему люди не ходят на четырёх ногах, как мы. Наверное, они просто не знают ещё, как это удобно.

— Ну-ка, Тилли, — сказала Лена и начала скручивать полотенце жгутом; и тут я понял, что ничего хорошего от этого полотенца для меня не будет. — Ну-ка, бесстыдник! Ну-ка, безобразник! Говори, кто стащил сосиску? Сейчас же говори, воришка!

«Мурзик стащил! — залаял я. — И съел её у тебя на кровати! Я стыдил его, говорил ему, что сосиски нельзя воровать, но он такой жадина! Всю сосиску один съел, а теперь спит».

Увы, Лена не поняла ни слова…

Когда Лена стала кричать на меня, я сразу понял, что она сердится. Но зачем же бить меня полотенцем? Не знаю, как вы, а я не люблю, когда меня бьют. Я вырывался, визжал, кричал: «Мурзик сожрал сосиску, а я, что же, должен отвечать за него своими боками? Это несправедливо! Пусти меня! Я буду кусаться»!

И я зарычал на Лену.

— Ах, так? — рассердилась ещё больше Лена. — Он же виноват, и он же огрызается! Бессовестный воришка! И ещё притворяется честным, бесстыдник! И ещё он будет уверять меня, будто никогда не воровал сосиски.

Конечно, однажды я взял нечаянно сосиску на кухне. Но это было очень давно, когда я ещё не понимал, почему нельзя брать сосиски без спроса и как нехорошо есть их сырыми, неварёными. Мне было тогда всего три месяца, и я был ещё очень глупым. Но так долго помнить ошибку моего далёкого детства просто неприлично даже. Я еле вырвался из рук Лены. И может быть, ничего больше и не произошло, если бы я не налетел на Мурзика. Он прыгнул на кровать и стал пищать: «Мало-о! Мало тебе всыпали, ур-р-р-одина! Мало-о-о!»

И это говорил котёнок, из-за которого я пострадал!..

Я кинулся на Мурзика и принялся трепать его так, что шерсть полетела из него клочьями. Мурзик кричал, пока не охрип. Но ещё раньше, чем он охрип, прибежала Лена.

— Противный, чёрный уродик! — затопала она ногами. — Ему попало за кражу, а он, смотрите, срывает злость на невинном Мурзике.

Она вырвала его из моих зубов и стала гладить, целовать, приговаривая:

— Бедненький! Несчастный страдалец! Крошка милая.

А этот негодник, эта блудня, крутил невинно хвостом и поносил меня на кошачьем языке самыми обидными словами. Я подпрыгнул, вцепился зубами в противный кошачий хвост и так рванул его, что Мурзик завопил громче телевизора.

— Злюка! Злюка! — закричала Лена. — Такой большой — и такой бесстыдник! За что ты мучаешь несчастного Мурзика?

Она схватила меня за уши, приподняла высоко и понесла через комнаты на кухню, а там открыла ногою дверь и выбросила на лестницу.

От обиды я залаял, потом бросился на дверь, стал царапать её когтями, чтобы меня впустили, и я мог бы рассказать всю правду о злодействе Мурзика. Но Лена не открыла дверь. Тогда я сел и начал выть и выл так долго, что мне самому стало жалко себя.

«Перестань выть! — вдруг зашипел противный кошачий голос. — Безобразие какое! Даже на лестнице нельзя посидеть спокойно».

Я оглянулся. Неподалёку от меня сидел кривой Барсик, самый большой кот нашей лестницы и самый отчаянный хулиган нашего дома. Один глаз Барсик потерял в драках с другими котами. Уши у него обгрызены кем-то в драках, шерсть висела у него по бокам, словно вата из старого пальто. Этот хулиган Барсик готов был драться с котами и собаками в любое время, и я давно уже собирался проучить его. Но сейчас мне было просто некогда связываться с ним. Да и, кроме того, потрепать Барсика не поздно будет и потом, когда я подрасту немножко. Но чтобы он не подумал, будто я его боюсь, я зарычал: «Пр-р-рочь с дор-р-р-роги!»

Барсик выгнул спину дугою.

«Что такое? — зашипел он. — Да ты с кем говоришь, щенок? Ш-ш-ку-ру спущ-щ-щ-щ-щу с тебя! Ш-ш-ш-алопай несч-ч-ч-час-с-с-стный!»

Конечно, если бы я не торопился, уж я бы показал ему, как оскорблять меня, но я торопился уйти в лес и потому только крикнул ещё громче: «Пр-пр-р-р-рочь!» — и помчался вниз по лестнице.

Барсик зашипел вслед.

«Подож-ж-ж-жди, подож-ж-ж-жди! Вернёшш-ш-шьс-с-ся домой, я ещ-щ-щё поговорю с тобой! Не будь я Барсиком! До утра просижу здесь, но я научу тебя уважать старших».

Ну и пусть сидит! Пусть ждёт! Меня-то теперь он вряд ли дождётся. Я уже твёрдо решил обратно не возвращаться, а жить в лесу долго-долго. Всегда. Как живут в телевизоре медведь, баран, петух и собака. А Лена пусть остаётся с жуликом Мурзиком. И пусть она ищет меня и пусть плачет без меня.

Я перебежал двор, помахал хвостом знакомому боксёру Буль-булю и помчался на улицу. Я бежал по улице всё прямо и прямо, и скоро