Opium Parfum [Саша Селяков] (fb2) читать постранично, страница - 3

Так для чего же? Чтобы помочь? Чтобы показаться лучшим перед другими?

Нет.

Перед самим собой. Чтобы почувствовать себя значимым и показать себе, что ты еще чего-то стоишь на этой земле.

Что это – благородство или чистой воды эгоизм?

Ответа на этот вопрос я пока не нашел.

– Ибо! Ибо!

Медсестра ушла, а Вениаминыч лежал и, улыбаясь, смотрел на меня.

– Й…й… й иной…

– Что? Я тебя не понимаю, ложись спать.

– Й… й…ой, – он часто дышал, а лунный свет озарял его покрытое потом лицо – й… й… шиной. Нельзя одной машиной.

Последние слова громыхнули так ясно и четко, что меня хватил озноб. О чем это он, совсем из ума выжил. Поспать уже точно не получится. Дрожащими руками я вытащил из кармана часы – скоро рассвет.

– О, а ты чего не спишь? – в палату зашел Гера.

– Не спится. А ты где был?

– Курить ходил.

***

Opium кружил голову так, что мне хотелось закрыть глаза и окунуться в него целиком, растворившись там без остатка. Восточные пряные нотки хоть и казались мягкими, но в них чувствовалась скрытая сила, и стоило лишь немного расслабиться, как они сбивали с ног. Я конечно не знаток женских духов, но почему-то мне кажется, что такой парфюм предназначен не для работы. Ну, или для другой работы. Хотя почему бы и нет – пусть лучше так, чем вдыхать этот зловонный запах лекарств.

Я сидел в кабинете своего доктора и с интересом изучал ее лицо. Делать это было очень удобно, поскольку она, чуть склонив голову, писала что-то в моей карточке. Она усердно пыталась сосредоточиться, и отвлекал ее отнюдь не мой любопытно-уверенный взгляд.

Я не запомнил, как ее звали. Да в принципе и зачем? Сколько у меня было уже этих врачей, и сколько еще будет.… Только-только закончив медицинскую академию, она работала терапевтом всего полгода. Что может занимать мысли красивой женщины в двадцать с небольшим? Ну, уж явно не то, как на нее пялится, наверняка не первый за сегодня, больной. Сладостные воспоминания ночи, прелесть счастливого утра, томящее ожидание вечера… Мне самому не так давно было двадцать с небольшим, так что все, как говорится, было на лицо.

Светлые волосы были собраны в аккуратный пучок, но стоило ей только скинуть с себя суровый образ эскулапа, как все заколки вместе с белым халатом летели в том же направлении. Как пить дать. В обычной жизни она, скорее всего, носила распущенные волосы, иначе зачем было их так изысканно подкрашивать? Пучок на затылке не позволяет вдоволь насладиться всеми оттенками и гаммой цвета. А брови? Их форма и ширина явно приписывали ее к почитательнице модных трендов. В сочетании с серьезным лицом они выглядели очень комично.

– Кхм, кхм! С вами все в порядке?

– А? Со мной? Даа. В полном.

Глаза-то оказывается карие, а мне сначала показалось зеленые. Ну что ж, пусть так. Кареглазая блондинка, пахнущая сливочно-пряной ванилью… Opium Parfum. Этот аромат что-то остро напоминал.

– Итак, Николай, я посмотрела ваши последние снимки – легкие вроде чистые.

Интересно, а она любит ходить по клубам и по кальянным или предпочитает театры и тихие ресторанчики…

– Поэтому, как закончится курс антибиотиков… Сколько уколов осталось?

– Не знааю…

Мило наморщив лобик, она пролистала карточку на пару страниц назад и начал водить по строчкам пальцем.

– Три.

Ого, а маникюр-то какой. Один пальчик в стразиках, а на остальных золотистый переливающийся лак. Походу по клубам.

– После уколов делаем контрольный снимок, и, если все в порядке, пройдете еще раз инфекциониста и готовим вас к выписке. На той неделе уже будете дома.

– Отличненько.

На щечках появился румянец, а глазки стремительно забегали.

– Можете идти. Выздоравливайте.

– Очень смешно.

Она потупила взгляд.

– До свидания, всего вам доброго. Удачного дня.

– Вам тоже… э… спасибо… до свидания… доброго… всего вам.

Я вышел из кабинета с легкой улыбкой, гадая, как долго не выветрится этот опьяняюще горячий парфюм. Хоть бы до вечера хватило. Есть шанс увидеть сны.

***

Вообще здесь раньше была процедурная. Ну а потом из-за нехватки мест и, видимо из-за отсутствия процедур, ее переоборудовали в палату. То есть это было нежилое помещение: широкие окна, высокие потолки, а вместо одной стены были две застекленные двери, которые вели в соседнюю палату, тоже бывшую процедурную. Персонал любезно завесил их синими хирургическими простынями, чтобы типа соседей не было видно. Днем то ладно, а вечером при зажженном свете на стене разыгрывался настоящий театр теней. Но, как я уже говорил, наша медицина способна на многое, поэтому такие мелочи как-то не особо и