Тысячная ночь [Аластер Рейнольдс] (fb2) читать постранично, страница - 2

взглянула на море, видневшееся за скоплением парящих вокруг небольшого архипелага кораблей. К вечеру сгустились облака, и корабли, в большинстве своем расположенные носом вниз, пронизывали их, будто кинжалы. Кораблей было около тысячи. Вид напоминал перевернутый ландшафт — море тумана, нарушаемое стройными светящимися шпилями зданий.

— Корабля Асфодели еще никто не видел, — сказала Портулак. — Похоже, она сюда не доберется.

— Думаешь, ее нет в живых?

Портулак склонила голову:

— Вполне возможно. Ее последняя нить... была слишком рискованной.

Эта нить, представленная на прошлом сборе, изобиловала полетами в окрестностях гибельных явлений, и каждый раз Асфодель бросала вызов смерти. То, что тогда казалось прекрасным — извергающая огненные сполохи двойная звезда или взрывающаяся сверхновая, — вероятно, наконец настигло ее и убило. Убило одну из нас.

— Мне нравилась Асфодель, — рассеянно проговорил я. — Жаль, если ее больше нет. Может, она просто задержалась?

— Почему бы тебе не вернуться внутрь и не перестать хандрить? — сказала Портулак, пытаясь увести меня с балкона. — Тебе это не к лицу.

— Я в самом деле не в настроении.

— Честно, Лихнис, я уверена, сегодня ты нас удивишь.

— Зависит от того, — ответил я, — насколько вы любите закаты.

В ту ночь мои воспоминания сплелись со сновидениями других гостей. Наутро многие из них сумели высказать хвалебные замечания о моей нити, но под покровом вежливости слишком явно читалось разочарование. Дело было не просто в том, что мои воспоминания не добавили к целому ничего потрясающего. Больше всего гостей раздражало, что я, судя по всему, поставил перед собой цель проводить время как можно скучнее. Подразумевалось, что, выискивая вместо приключений бессмысленные зеленые лучи, я преднамеренно отказывался добавить что-либо полезное в гобелен наших общих знаний. К вечеру мое терпение опасно истощилось.

— Что ж, по крайней мере в Тысячную ночь ты не будешь нервно ерзать на стуле, — сказал Критмум, мой старый знакомый по Линии. — Ведь таким был твой план?

— Прошу прощения?

— Устроить что-нибудь позануднее, чтобы не соревноваться за лучшую нить.

— Вовсе нет, — раздраженно возразил я. — Впрочем, если думаешь, что это была сплошная скука... дело твое. Когда твоя нить, Критмум? Хочу от всей души поздравить, пока все остальные будут разносить тебя в пух и прах.

— На восьмисотый день, — спокойно ответил он, — У меня еще куча времени, чтобы изучить противника и внести несколько разумных поправок.

Он придвинулся слишком близко, и мне стало неуютно Я всегда считал Критмума чересчур слащавым, но терпел его общество, поскольку его нити обычно оказывались незабываемыми. Он питал склонность к раскопкам руин древних человеческих цивилизаций, искал там причудливые технологии, угасающее оружие и машинные разумы, свихнувшиеся за два миллиона лет одиночества.

— Так что, — заговорщически произнес он, — Тысячная ночь, и только она. Не могу дождаться, когда ты покажешь, что для нас сочинил.

— Я тоже не могу дождаться.

— И что это будет? Если делаешь Облачную оперу — не пойдет. Такая у нас уже была в прошлый раз.

— Хотя и далеко не лучшая.

— А в позапрошлый раз что было?

— Кажется, реконструкция крупного звездного сражения. Вполне эффектно, хотя и грубовато.

— Да, теперь вспоминаю. Вроде корабль Овсяницы принял это сражение за настоящее? И проделал в коре планеты кратер шириной в десять километров, когда сработали его экраны? Этот придурок поставил слишком низкий порог защиты.

К несчастью, Овсяница все слышал. Посмотрев на нас через плечо шаттерлинга, с которым беседовал, он бросил на меня предостерегающий взгляд, а затем вернулся к прерванному разговору.

— И что значит — тоже не можешь дождаться? — как ни в чем не бывало продолжал Критмум. — Это твое шоу, Лихнис. Либо у тебя был какой-то план, либо нет.

Я с сожалением взглянул на него:

— Твоя нить никогда не выигрывала, да?

— Хоть я и был близок к этому... с нитью на тему Гомункулярной войны... — Он покачал головой. — Не важно. К чему ты клонишь?

— К тому, что иногда победитель решает подавить собственные воспоминания о том, какую именно форму примет празднование Тысячной ночи.

Критмум дотронулся пальцем до носа.

— Я тебя знаю, Лихнис. Все будет скромно и со вкусом... и очень, очень скучно.

— Удачи тебе с твоей нитью, — холодно сказал я.

Критмум ушел. Я надеялся хоть немного побыть в одиночестве, но едва повернулся, чтобы насладиться видом, как рядом со мной на балюстраду облокотился Овсяница, потягивая вино из бокала, который он держал за ножку унизанными перстнями пальцами.

— Наслаждаешься, Лихнис? — спросил он своим обычным низким голосом в отеческой, слегка неодобрительной манере.

Ветер развевал серо-стальные волосы над его аристократическим лбом.

— В общем, да. А ты?

— Мы здесь не для того, чтобы наслаждаться. По крайней мере некоторые из нас. Есть