Невеста Марина [Ольга Владимировна Покровская] (fb2) читать постранично, страница - 16

недоуменно.

— Плохо смотрела. Есть где-нибудь. Такие деньжищи… откуда без жабы.

— Жабы мало, — усмехается Марина. — В нее верить надо.

Саня обескуражен.

— Не… — задумывается он. — С одной стороны, верю… а с другой… не верю я ни во что. Нельзя. От тебя все только и ждут, чтобы ты рот разинул и поверил.

— И мне не веришь? — спрашивает Марина.

— И… и тебе не верю, — признается Саня.

Марине весело.

— Как же ты мне кассу доверять собрался?

— Я проверять тебя буду, — обещает Саня. — Очень сильно проверять.

— Трудно так жить.

— Трудно, — говорит Саня твердо. — Жить вообще трудно.

— Да, — соглашается Марина серьезно. — Очень.

Они добрались до дома, и Марина хочет уйти.

— Зачем? — спрашивает она. — Зачем мне такое счастье, сам подумай?

Саня угрюмо ворочает желваками.

— Да ты… ты знаешь, кем я со временем стану? За это можно потерпеть.

Марина иронизирует:

— Ты же станешь, не я. Мне-то что с твоих становлений?

— Рядом с большим человеком полезно находиться, — произносит Саня важно.

— "Болшим", — передразнивает Марина. — Ха-ха! Ты говоришь, как чучмек на рынке. Они все тоже, кажется, "болшие" люди!

— Не смей ржать! — рявкает оскорбленный Саня.

— Я не собака, чтобы мне командовали "рядом", а я выполняла, — срезает Марина. — И что мне твои мечты? Ты обменник-то открой еще. Когда наскребешь.

— А вот открою, — говорит Саня. — Хоть сейчас.

— Миллионер, что ли?

— Не миллионер, а хватит. Мне тут… приятель один… в дальнюю командировку отправился… и наследство оставил.

Марина настораживается.

— Что за приятели у тебя, один другого краше. Прямо зоопарк. Не тот, который с вязальной спицей?

Саня горячими, словно раскаленными, пальцами хватает Марину за руку.

— Помолчи, не болтай, — говорит он с отчаянной угрозой. — Я тебе… только.

— А не ты, — говорит Марина бесстрастно, прямо глядя Сане в глаза, — его в командировку отправил?

Она даже не слышит ответа. Ответ ясно виден на потемневшем лице собеседника. Получается, события последних дней происходят из-за ничтожного Сани. Он виноват в чужой смерти… и в ее влюбленности. Если бы не он…

— Молчи, — повторяет Саня и отпускает Марину. — О деньгах болтать нельзя… если что, я тебя… — По лицу его скачет знакомый — по Теминым глазам — страх. — У тебя… у тебя руки холодные… Я… — Саня обретает дар речи, но никак не придумает, что сказать. — Я не возьму тебя кассиром! Я… тебе не верю!

Повернувшись, он воровато и быстро уходит, забыв про вихляющий ритм своей походки, словно крыса, бегущая с открытого пространства.

Марина перед столетним кирпичным лабазом, где на крыше криво горбятся листья шифера. Лабаз темный, жутковатый, в потеках. Его словно бомбили сто лет, что он стоит на белом свете. Случайные проезжающие от его неприметных букв "кафе" шарахаются, но местные знают, что внешний облик обманчив и внутри затаились мифические царские хоромы — такие соловьиные песни поют очевидцы.

Марина стоит и проверяет по часам время, назначенное по ее просьбе. Она пришла вовремя.

— Иди давай, — неприветливо зовет охранник, и Марина проходит за железную дверь, по коридору, мимо полной официантки в полупрозрачной блузке, и спускается по вековым ступенькам в подвал, где чистой акустикой радуют слух негромкие мелодии. В сумеречном зале за длинным столом, среди однородного мужского сборища, протекает плотное застолье, сопровождающее разбор важных полетов. Еда второстепенна, но изобилие переливчатым ковром расстилается по столу: сочится пряной слезой багряно-закатная семга, пестрит жирными глазками колбасная мякоть, дразнит ноздри копченым ароматом пухлый розовый окорок, рдеют в буйстве укропа помидоры и редис, блестит изумрудом мокрая зелень, поверх глянцевых перьев торчат стрелы зеленого лука, жидким золотом, серебром, рубином переливаются жидкости в хрустале. Анатолий Геннадьевич, серьезный человек, седовласый мужчина с меланхоличным взглядом и угольно-черными бровями, сидит в центре, галстук у него сдвинут на сторону, нарушая симметрию, и окружающие вполоборота обращены к хозяину. Приближаясь, Марина слышит их спокойный досужий разговор. Судьбоносные вопросы, видимо, решены, и сотрапезники отдыхают.

— Геннадьич, — почтительно кивает разгоряченный сосед, постепенно, сантиметр за сантиметром, зажевывая луковую стрелку. — Купи шашку. Такая вещь!

— Шашку? — вяло спрашивает Анатолий Геннадьевич, ковыряя в тарелке.

— Мужик один казацкие шашки продает. С ума сойдешь! Сувенирные покупает, на сургуче, знаешь, мягкие. Потом закаляет до пятидесяти роквеллов, крепит к рукоятке… во шашка получается! — он выставляет торчащий вертикально большой палец размером с огурец.

— Сколько тянет? — между делом интересуется Анатолий Геннадьевич.

— Пять штук.

Анатолий Геннадьевич усмехается грустно, словно снисходит до рода людского.

— За что? За то, что он статью о холодняке