Ростки на могилах [Тимофей Владимирович Алешкин] (fb2) читать постранично, страница - 4

вот, хоть кто-то оценил брюки и усы Марка. Новеллий глянул мельком — обычный пьяница. Он привык к такому и старался не обращать внимания на оскорбления. Не все успели остыть после недавней войны, в которой стороны не жалели друг друга.

Хозяин как раз показался из кухни — ход туда был завешен шкурой. Встал у порога, подбоченясь, но вдруг дернулся, смотря на что-то за спиной Новеллия.

— Я к тебе обращаюсь, слизень! — раздался голос у самого уха. В спину Новеллия ткнулся кулак. Сидевший в углу пьяница очень быстро оттуда выбрался.

Новеллий повернулся, но не успел рта раскрыть, как получил полновесный удар и отлетел, опрокинув козлы с досками и всем, что на них стояло. Сидевшие вскочили, пытаясь спасти миски.

— Варий, успокойся, — хозяин замахал руками. — Ну что ты опять нарываешься!

Новеллий легко встал. Его обманул мутный взгляд и одутловатое лицо — сейчас он разглядел и широкую грудь противника, и его мощные руки, и легкость, с которой он перемещался. Легионер. Бывший, конечно, но навыки не забыл.

Варий бросился на него, Новеллий легко увернулся и воткнул свой кулак в живот противника. Живот был твердый, как доска, однако Вария развернуло и Новеллий резким кивком воткнул лоб в его переносицу. Римлянин отлетел, расколошматив еще один стол.

— Меня зовут Марк Новеллий, я сын Публия из Медиолана, — сказал он пока Варий вставал. — Я не хочу драться. Все, что мне надо — поесть и попить.

— Фын Пувлия? — невнятно переспросил Варий, он пытался вытереть ладонью кровь из носа, но только размазал её по губам и щеке. — Твой Публий слепой, что ли? Твою мать отымел галл!

— Да, мой родной отец — галл, Публий — мой отчим… — ответил Новеллий, пытаясь стиснутыми до боли кулаками задавить накатывающий волной гнев.

— Говорю ж, галл ты поганый! — Варий, не дослушав, радостно сплюнул и снова бросился на Марка. Они сцепились и рухнули на колченогую табуретку, превратив ее в щепы. Новеллий попытался ударить коленом, но Варий умело развернул корпус и быстро подмял его под себя. Силища у него была неимоверная. Новеллий запоздало понял, что его шанс был в том, чтобы не доводить дело до борьбы. Варий, рыча, попытался сомкнуть ладони на его шее, но вдруг его хватка резко ослабла, и он с криком вскочил на ноги, потирая бок.

Прямо перед ним стоял солдат с копьем — удар его древка заставил Вария оторваться от шеи Новеллия. Второй солдат встал рядом с первым — Новеллий торопливо вскочил, но это не помогло, и он тоже получил жесткий удар в ребра. Воины свято блюли закон справедливости.

— Чо, опять ты, Варий, озорничашь? — судя по выговору солдат был умбром.

Римлянин смотрел исподлобья, молчал.

— Пошли с нами, обои. И не баловать.

Они поочередно вышли из таверны.

— Дурак ты, Гней, — беззлобно сказал второй легионер. — Трибун тебя вечно прощать не будет.

Варий пожал могучими плечами, смолчал и на этот раз.

— А тя я видал, ты ж токо от трибуна, — обратился первый к Новеллию. Тот кивнул.

— Ненадолго ты от его ушел…

Но суд не состоялся. Едва выйдя из таверны они увидели: у дверей дома трибуна стоят накрытые чем-то носилки, вокруг солдаты в полном боевом обвесе, плечом к плечу, чуть ли не «черепахой», рядом уже с независимым видом переговариваются несколько самых шустрых галлов — такой народ, на любую новость сбегаются как муравьи на мёд.

Из дверей вынырнул центурион, за ним сам трибун Лурий, прямо в домашних сандалиях и кое-как накинутом плаще, пояс с мечом в ножнах на римского командира торопливо прилаживал суетящийся седой раб. Пока Марка и Вария подвели к трибуну, Лурий куда-то отправил двух солдат и приподнял край холстины, покрывавшей носилки. Скривился, бросил взгляд вкруг — и отбросил ткань.

На носилках лежали ноги. И голова в каске, с другого конца. Между ними — бурая неопрятная куча. Легионер рядом с Марком крякнул, галлы, которых собралось уже десятка два, заойкали. Новеллий подошёл поближе к носилкам и увидел, что в куче была разодранная чуть не на полосы кольчуга, остатки стёганного поддоспешника, клочья туники и совсем немного человеческой плоти. Крови для такого месива тоже было удивительно мало.

— А с остальными что? — спросил Лурий центуриона.

— То же, мой трибун. Но хуже, — ответил тот.

Где-то неподалёку букцина затрубила «стройся!». Городские собаки ответили ей хриплым заполошным гавканьем.

— Ну, пусть теперь Сегомар нам расскажет, что это тоже германцы сделали, — только и сказал Лурий. Галлы в городе звонко перекликались, передавая новости, на площади их сошлось столько, что места в первом ряду вокруг кучки римлян уже не хватало, задние подпрыгивали или спрашивали передних, что там.

Трибун и не думал их разгонять. Он упрямо опустил широкий лоб, расставил короткие ноги пошире, словно бодаться приготовился. Сунувшегося к нему с докладом солдата, приведшего Вария с Новеллием, Лурий коротко осёк.

Новеллий осторожно оглядывался, ища дядю. Ага, вот и он, о чём-то вежливо