Соседка [Екатерина Константиновна Гликен] (fb2) читать постранично, страница - 4

себя ходит и голодает? Может, она чужим не открывает, если у неё там клад спрятан? Я постучу и покричу, что это – я. Хотя, она ж глухая, она телик так громко включает, я все передачи поневоле с ней слушаю.

– Ну если несколько дней голодает, – рассмеялась Вера. – то под себя не ходит. Нечем.

– Грешно смеяться над больными людьми, – усмехнулась Вика в ответ, шагнув за порог.

Вера осталась в квартире, а Вика спустилась. Она принялась стучать в дверь соседки и кричать:

– Валентина Филимоновна, это Вика из квартиры сверху!..

Дверь от очередного удара приоткрылась сама. Вика удивилась и шагнула внутрь. В голове пронеслись картины из фильмов, в которых волшебством и чёрной магией открываются ворота, двери, закрываются окна… То, что она увидела, отозвалось болью в сердце. Квартира была бедна. Замок выломан. Какие уж там сокровища. На полу – ни плетёнок, ни ковров. В прихожей – старые шкафы, на кухне стол без скатерти, простая посуда. Повсюду запах старости, гниения и пыль. Дверь в единственную комнату, посреди которой кровать, старуха и телевизор, открыта.

Заброшенная квартира совершенно никому не нужного человека, оставленного всем миром доживать век на разваливающейся постели с не очень чистыми простынями. Стало ужасно жаль Филимоновну. Стало стыдно за себя, за Верку, за родителей, которые посмеивались над старухой. Никто ведь из них не удосужился ей помочь. Никто даже не попытался узнать, каково это: одной, немощной, старой. Вокруг люди, машины, за окнами – детские крики, на улице – весна, любовь, а человек заперт внутри этого тела, внутри квартиры, внутри комнаты, как рыба в аквариуме. Одна, без надежды, без дружбы, без самого простого человеческого «как дела?», даже неискренного, пусть даже дежурного, но такого обычного для любого вопроса: «Как дела?». Одна в тишине и пустоте, словно наказанная и забытая в углу старая сломанная игрушка, под ворохом замшелых тряпок. И никто-никто её никогда не отыщет здесь, не придёт и не скажет: «Ах, вот ты где! А я тебя искал». Не обнимет… Сама Филимоновна больше была похожа на надгробие, а не человека. На высоких подушках голова её возвышалась недвижимо как гранитный памятник посреди прямоугольного, очерченного кроватью, могильного участка.

Слёзы наворачивались на глаза у Вики, тёплые, настоящие, не такие, как у Филимоновны, холодные, бесконечные, грязные. Неподвижное, изъеденное морщинами и язвами лицо старухи, словно бы смотрело с того света, глаза были пусты, складка рта искривилась в вечной муке… Захотелось обнять, прижать к себе, сказать что-то хорошее пожилому человеку, взять её за руку. Вика шагнула уже было к Филимоновне, но пересилила себя, встряхнула головой и постаралась закончить дело, которое они с подругой задумали.

– Валентина Филимоновна, – громко прокричала Вика. – Нельзя у вас спичек попросить? Мамы дома нет, а у меня денег нет, не купить никак, мама вечером отдаст?

– Подойди сюда, – каким-то противно повелительным тоном сказала старуха.

Вике стало не по себе. Голос был треснутый, как плита на старом кладбище, глухой, далёкий, но властный.

– Иди сюда, девочка, – словно догадавшись, что напугала, старуха постаралась повторить просьбу ласково. – Дай мне руку, помоги, и я дам тебе спички. Только протяни мне свою руку.

Вика двинулась было к самой кровати Филимоновны, однако новая волна страха заставила остановиться. Что-то было не так, непонятно что именно, но как-то не так.

Удивительными всё же были глаза Филимоновны, Вика не могла оторвать взгляда от них. Нет-нет, они не были красивы. Они были страшны. Сперва казалось, их почти заволокло молочной плёнкой, как у многих людей в возрасте, но стоило приглядеться, и за плёнкой разверзалась черная глубина, будто бездонная яма. В какой-то момент Вике даже показалось, что она стоит на краю обрыва и вот-вот сорвётся в бездну. Безумный страх охватил девушку, сердце бешено колотилась. Что-то словно звало и толкало окунуться в черноту, шагнуть в неизвестность. Страшно было и оттого, что Вика не могла сопротивляться внезапно появившемуся желанию. Казалось, что рассудок отказал и вместо привычного: «отойди от края – тут высоко, ты можешь разбиться», словно бы звал её упасть, провалиться в безвидную пучину.

– Нет, Валентина Филимоновна. Я пойду! – сказала Вика и быстро развернулась к двери, почти позабыв о том, что должна оставить в комнате видеорегистратор.

– Посмотри на меня! – словно скомандовала старуха.

Вика против собственной своей воли начала поворачиваться лицом к старухе, будто бы кто-то взял за плечи и с силой тянул к бабкиной постели.

– Посмотри на меня, – повторила старуха.

«Не смотри!» – отпечаталось в мозгу Вики. – «Ни за что не смотри!»

– Я сижу тут совсем одна, – не унимаясь, скрежетала Филимоновна. – Никто не приходит ко мне, не говорит со мной. Пожалей меня, мне так плохо, я стала совсем стара. Присядь ко мне на постель. Дай мне свою руку. Была бы у меня внучка такая, как ты…

Чувствовалось, что говорить старухе трудно,