Кумир [Ирина Дмитриевна Дюгаева] (fb2) читать постранично, страница - 5

лишь домовому. Однако сделалась она необходимым предметом обихода, без неё изба стала бы чужой и неуютной.

Лесок Тупиковский стоял прямо на противоположном берегу реки, поднимался с займища реденьким кустарником, лозняком, а дальше уходил вверх пологим холмом. Крупнился, пригибаясь к воде, черношишкастый орешник. Речка Тупиха только в половодье казалась полной и налившейся, но давно уже больше походила на обросший ручей, простершийся меньше, чем на четвертину метров вширь.

От Гришкиного дома до плотинного мостка было рукой подать, поэтому частенько к ним с бабушкой народ забредал, ой, как частенько; летом дни без гостей можно было по пальцам одной руки счесть.

– Туда даже нельзя ходить, там бригады, строители, кто знает, вдруг снова торфяник вспыхнет, – не унимался Алексей. – Задохнемся и сляжем в коробчонку раньше положенного.

– Нет там никого, и мы же не вглубь идём, а так, округу почесать. Я там вчера один был. То есть с Гвидоном.

– Твоё состояние даже неизвестно, вдруг сотрясение или еще чего. Может, гарь из легких не до конца вышла… или дурь из башки.

– Гвидону и того хуже сейчас может быть.

Алексей дулся, и видно было по его сдвинутым бровям и сжатым губам, что искал он ещё какой-нибудь довод, но тщетно. Гришка шумно выдохнул под гулкие перекаты реки.

Неспокойно, ох, как неспокойно было у него на душе. Что-то недоброе должно было случиться. Только бы чай не с Гвидоном…

Лес встретил дружным гомоном слепней, тихим шуршаньем листьев и еле уловимой свежестью. Гришка вздохнул свободнее, чуть прикрыл веки, напиваясь влажностью земли и дурманом влажной коры. Алексей буйно размахивал руками, отгоняя знойных дрозофил.

– Пойдём уже, пока не ушли на прокорм кровососам. – Он разгневанно топал вперед, на ходу яростно подпрыгивали его песочные кудри. Гришка с жалостью смотрел на траву, примятую другом.

– Это жужжанье просверлит мне дыру в ушах, – все больше раздражался Алексей; его кудри напоминали клубок змей. Наконец, он не выдержал, достал подаренный роднёй смартфон и включил музон, сеявший английские слова и шебутной хаос. Это было его лучшим успокоительным.

– Где ты видел его последний раз? – чуть повеселее спросил Алексей.

– За прудом, – пришибленно буркнул Гришка. Настроение его ощутимо падало, как ведерко в бездонный колодец. В лес лучше одному ходить.

«Гвидон! Гвидо-о-он!» – громко позвал он, пугая щебечущую птицу. Представлялась ему радостно лающая морда Гвидона, счастливо свисший махровый язык и бесконечно преданные яшмовые в крапинку глазищи. Подвижного и несколько даже мечтательного склада был его пёс, никогда не лаявший без причины: только по утрам в знак приветствия да по вечерам – на прощанье, скрываясь в расписной будке.

Будку Гришка сам раскрашивал, не жалея ни денег на краску, ни самой краски, ни времени. Алексей только смеялся, веща, что собака не оценит, не отблагодарит. Но Гвидон благодарить умел, хотя бы тем, что не оставлял клыкастых следов на руках, не рвал и ни разу не пробовал домашней обувки, не требовал добавки к поданному хавчику. И как после этого было не ценить его?

У пруда, где в прошлый раз проходил Гришка, разноголосые лягушки надрывали зеленые глотки. Здесь Алексея силы будто покинули. С каким-то поэтическим томленьем он мягко присел и окинул взглядом низину воды. Пруд был проточный и напоминал воронку посреди лесного полотна. Над ним клонились деревья, обступали по кругу, точно от любопытства заглядывали, разведать: что там, кто там.

– Ветер оставил лес и взлетел до небес, оттолкнув облака в белизну потолка, – приглушённо, с заворожено-восторженным взглядом декламировал Алексей.

Всё также играла его разбойная диковатая музыка, но Гришка уже привык, как и Алексеей привык к доставучим кровососам.

– А чего, не горим ищо вроде? – хохотнул Гришка, осторожно усаживаясь рядом. – Больше кипишу навел, братец.

– Чую, горим всё-таки… горим в духоте и мушином рае. – Только так язвительно, но лирично и умел Лёха выходить победителем.

– Гвидо-ончик! – певуче заголосил он, складывая ладошки рупором.

– Ну-ка, тихо! – резко и властно оборвал Гришка, и друг его вздрогнул всем телом. Заозирался Гришка. Мерекнулось, нет ли? Тонкий, мерный свист плыл над высокой зеленью, меж тесно стоящих стволов.

Гришка поднялся, Алексей за ним, как по команде.

Словно приросший, на обрубленном пне сидел невесть откуда взявшийся длиннобородый старичок, хипленький, как древесная труха, сморщенный, как шалаган. Он насвистывал, дрыгая короткими ножками, пиная пятками комель пенька. Гудело в ушах, был свист какой-то тлетворный: лес точно вымер, заглохли лягушки, стихла братия гнусов, замертво встали деревья. Так это всё поражало обыденное сознание, что минуту, наверное, стояли друзья бездвижно.

Как тут велели вести приличия? Дедок был вроде незнакомый и как будто бы нездешний: тутошние в лес ходили в сапогах с высоким голенищем или в прадедовых ботиках, а этот сумасбродный напялил тряпочные чёботы. С