Не буди Лешего [Юрге Китон] (fb2) читать постранично, страница - 82


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

делилась соображениями. Если не веришь мне, они найдут тебе лекаря.

Она только что радовалась, смеялась, светилась вся. А теперь снова сидела понурая. Мне не хотелось умирать, когда есть жена и сын. Быть ближе к ним — желание человеческое. Но ведь заботиться о них могу и образиной страшной.

Внезапно оказалось, что мне есть для чего жить.

Глава 49

— Если у тебя получится, будешь мне женой.

— Что получится? — Гостята стала сонная. Разморило её на солнышке.

— Вернуть мне человеческий облик. Тогда будешь мне женой и Хозяйкой Леса.

— Это ты мне предлагаешь? — она потянулась.

— Нет, предупреждаю.

— И моего согласия не спросишь? — она тихо усмехнулась.

— Конечно нет.

Мы ещё долго сидели на солнце. Гостята задремала, я тоже заснул. Её платье сохло, пахло мокрой тканью. Волосы знахарки щекотали мне шею.

Проснувшись, не открывая глаз, я понял, что так быть не должно. Почувствовал сначала солнце на коже, и то, что Гостята как будто ближе. Она меня обнимала, прильнув, и сладко сопела. От дыхания равномерно поднималась её грудь, я слышал, как стучит её сердце. Она крепко спала, а я нет.

Я обратился, пока дремал. И проснулся, держа на руках любимую. Мысли, что я сейчас сделаю, взбудоражили быстро.

Я уже собрался дать себе волю, как услышал рядом:

— Мужик, а ты кто?

Поднял глаза, поодаль стоял Тишка, раздумывая, подходить или нет.

— Леший я. Не признал?

— Вот сейчас признал, батюшка, — сын подошёл ближе. — А что с мамкой?

— Не видишь, спит, — я попробовал перехватить Гостяту, чтобы поднять на руки. — Тишка, давай маму будить не будем. Перенесём в тенёчек?

— Хорошо, — быстро согласился сын.

— Постели что-нибудь у крыльца, устроим туда маму, пусть поспит ещё.

Тишка было метнулся в дом, за одеялом, но Гостята проснулась. Распахнула глаза, быстро скользнула по моему лицу и шее пальцами.

— Алёша! Ты давно обратился?

— Не знаю. Я спал.

Она хотела сказать ещё что-то, но заметила Тишку и рванулась с моих рук, я её не выпустил.

— Тишка… Это отец твой, — быстро начала объяснять Гостята. Она почему-то испугалась и смутилась сильно.

— Я знаю, мам.

— Знаешь? — она стушевалась ещё больше. Потом начала искать на небе солнце. — Сколько я спала? Долго?

— Да нет, ещё даже не вечер, — Я её спустил на землю, но из объятий не выпустил. Она поправила на себе платье и принялась прибирать волосы.

— Красивая у нас мама, правда? — спросил я Тишку.

— Да, — он подошёл и погладил локон её волос. — Очень красивая.

— Надо маму поцеловать и попросить у неё обед для нас. Я не дядя Горян, готовить не умею.

Я сел на брёвнышко, с которого недавно поднялся, усадил Гостяту на колено. Тишка подошёл и поцеловал маму в щеку. Заглядывая в глаза ей, сказал.

— Мама, я голодный.

— Я тоже голодный, — признался я, целуя знахарку в другую щеку. Меня, конечно, мучил другой голод. Хорошо, что сын рано вернулся. А то бы я в своих желаниях себя быстро угробил. От вкуса её солоноватой от пота кожи мешались мысли. Гостята, кажется, хотела нас обоих обнять одновременно, но мы оба быстро высвободились. Я потрепал Тишку по волосам. Волосы густые, мамины.

— Пойдёмте в дом? — спросил у сына и знахарки.

— А ты обратно в Лешего обратишься? — спросил у меня Тишка, рассматривая.

— Обращусь, конечно. И,наверное, скоро. Может быть, сейчас.

— Хорошо, оно так интереснее! — выдал сын.

— А мне больше твой отец таким нравится! — испугалась знахарка, кидаясь мне на шею.

— Разберёмся как-нибудь, — ответил я.

Мы прошли в дом. Знахарка зашла вслед за Тишкой, а я задержался на крыльце. Впитать в себя хотелось этот день, жару послеполуденную, запах травы дурманящий и ветра освежающую прохладу. Сегодня в ночь в лесу расцветёт папоротник. Будет манить кого-то снова и наполнять надеждою. Верят некоторые, что исполняет он желания. У меня есть одно, да вряд ли исполниться ему поможет цветок.

Я уже получил много, чего, быть может, не заслуживаю. И вот, сам уже мёртвый, чего-то от жизни хочу. Я слышу, как смеются в моём доме. И как зовут меня. У Гостяты голос звонкий, и она спрашивает.

— Алёша, ну ты идёшь? — говорит она ласково. — Или ты там заснул?

Летом я в спячку не впадаю. Но если всё сном окажется, тогда не хочу просыпаться. Она что-то ещё говорит, с Тишкой спорит, смеётся. А я дверь притворяю и думаю, что если это всё снится мне, тогда остался я в той берлоге, в которую меня огнём бушующим закинуло. И никакая Мара не пришла, чтобы меня откопать. Но если всё так, тогда, кто б ты ни был, друг или враг, если ты заметил меня — лучше пройди мимо. Судьбу не испытывай и нечисть лихую не зли.

Натворили мы много, и кто виноват — не знаем. Поэтому сказано будет:

“Лучше меня не буди”.