Донбасская повесть [Пётр Петрович Африкантов] (fb2) читать постранично, страница - 6

когда ничего нет, то и они идут в дело. Навар с них тоже есть, всё похлёбка не пустая.

«Боже мой, — билось в моей голове. — Как же они тут живут? Это даже кошмаром не назовёшь. Голодают, мёрзнут, мать сами хоронят. Горемыки, так горемыки. А они ведь, дети, просто дети и их детскость никто не отменял».

— Передвигаться тебе на палке сложно? — Спрашиваю Саньку, кивнув на его ногу.

— Раньше, после госпиталя, с настоящим протезом, было совсем ништяк, а потом как его «лепестком» разбило, то пришлось уже деревянную опору самому ножом, да топором вытёсывать. Ничего, хожу.

— Как «лепестком»? — спрашиваю.

— Второй раз я протезом на лепестковую мину наступил, — поясняет Саня. — Вот ведь угораздило. Протез от мины, как говорится, в щепки, самого меня не зацепило, только куртку продырявило, — весело проговорил он.

К вражеской пушке решили идти втроём: я, Саня и ещё один разведчик из группы. К этому времени тарасы нас совсем потеряли. Вышли затемно, полагаясь на провожатого. Как, велел Саня, за ним край минного поля, передвигались след в след. Мальчуган шёл, прижимаясь к обрыву, той самой горы, о которой рассказывал, знаками показывая, делать так же, как и он. Идём медленно, с остановками. Рядом притаились мины. Вот миновали обрыв, пошли по уклону. Саня всё так же, часто останавливается, всматривается в траву и кустарник; иногда приседает, во что-то вглядывается, затем идёт дальше.

— Ты же здесь не раз ходил, а осторожничаешь, — говорю.

— Бандерия растяжки ставит. Видно усмотрели, что я здесь птиц ловлю, вот и упражняются, а может за пушку свою опасаются?

— Какой же с тебя им навар, если даже и подорвёшься?

— Как какой? — удивился Саня. — Самый простой. Посмеются, себе настроение поднимут.

«Жизнь ребёнка для потехи», — резанула сознание мысль, по спине пробежал холодок.

Вскоре наша группа вошла в поросль ивняка.

— Здесь и будем дожидаться, — сказал Саня и лёг на землю под кустом. — Отсюда днём её укрытие будет хорошо видно.

Когда совсем рассвело, Саня, указывая пальцем на группы невысоких, но густо растущих деревьев, тянущиеся недалеко от подошвы горы, проговорил:

— В этих зарослях они её и прячут.

Я стал смотреть в бинокль. Смотрю — ничего, только масса густого кустарника прыгает перед глазами, да застыли над ним ветви деревьев. Гаубицы нет. Вопросительно гляжу на проводника.

— А я что говорил, — важно проговорил Саня. — Вон, видите, перед зарослями одинокий куст шиповника растёт, а дальше у высокого дерева макушка сломана и повисла?

— Вижу.

— Вот по этой линии, за кустами и пушка.

Я не могу не верить Саньке, но гаубицу не вижу — сплошной ковёр из веток и листьев. Смотрю не переставая, устают глаза и вдруг, ветки шевельнулись и стали отъезжать в сторону. «Вот она, — обрадовался я. — Это ствол шевельнулся, а с ним и закреплённые на нём ветки». Гаубицу даже в бинокль было не разглядеть и если б не наводка Саньки, то я бы её и не обнаружил.

— Что, увидели? — нетерпеливо спрашивает Санька.

— Засёк, дружище, засёк…

Отрываю глаза от оптики и передаю координаты цели. Через несколько минут, левее от замаскированной гаубицы, вырастают чёрные клубы земли и дыма. Вношу коррективы. Чёрные вихри взметнулись в том месте, где расположилась вражеская пушка, летит в воздух железо, земля, деревья. Бросаю взгляд на Саньку. Мальчишка стоит во весь рост, губы напряжены, кулаки сжаты, глаза не мигая смотрят в сторону натовской гаубицы. С пушкой покончено. Крепко обнимаю подростка, на его и на моих глазах слёзы.

— Это им за папу и маму, дядя Юра, — шепчут его губы, — это им за меня и Лизу.

Плечи мальчика вздрагивают.

— Да, сынок, да…

Быстро уходим.

Мой собеседник замолчал, буд-то чего припоминая, а затем в глазах его забегали лукавые искорки и он, улыбнувшись, весело проговорил.

— Нацики тогда весь день по посёлку бегали, нас выискивали. И над нами сверху ходили. Сидим в подвале, а на верху громко перекрикиваются, от дома к дому переходят. Слышим сипатый голос, о нас говорят:

«— Падлы, как сквозь землю провалились. Тут и спрятаться негде, один битый кирпич, да арматура. — И тут же в ответ голос шепелявый, командный.

— Ты, Леший, смотри лучше, а то будет тебе арматура. Пять человек не иголка в стоге сена, как-то, а проявятся.

И снова тот же сипатый:

— Пацанёнок колченогий их спрятал. Как пить дать, он. Мы ведь так и не нашли пещеры этого змеёныша. Он и из окружения их вывел. Как пить дать, он. Чтоб выйти из липняка и спрятаться, надо местность знать, а укрытие, чтоб найти, про то и говорить нечего. Где они его тут ночью найдут? Мы же их как собак гнали. Некогда им было приглядываться, да искать. Бежали они не по тем местам, где хотели, а там, где пришлось, с ранеными.

— Верно, Лось, говоришь, — добавился третий голос, стариковский, с хрипотцой. — Ночью все волки серые, а какие сейчас ночи, то и чёрные. Значит, шли в заранее подготовленное место, огня не зажигали, иначе б мы их срисовали. Пацан