Крепостной Пушкина 3. Война [Ираклий Берг] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Востоке, нельзя не говорить о восточных деспотиях, царствах, и, особенно, империях. Ведь именно они, эти громадные деспотии только и способны на то, чтобы копить богатства безо всякой пользы. И это показалось мне очень странным. Всегда одно и то же. Есть некий владыка. У него войско и слуги. Все несут ему богатые дары. Несут много, порою владыка не знает как ими распорядиться, тогда как мы… гм. Простите, увлёкся. Так вот, сэр. Я вдруг осознал самую простую вещь. Все восточные империи, абсолютно все, нет ни единого исключения со времен ассирийцев, вавилонян и персов, все они суть рисунок на карте наброшенный сверху на торговую сеть. Только так и никак иначе!

Питт ещё долго рассуждал о Востоке и его чарующих богатствах, не забывая, впрочем, о бренди, а когда гость уходил, продолжал думать.

Легко представить, что для столь проницательного англичанина, Османская империя не являла собою загадку. Где прочие видели всемогущего владыку, властного над жизнью и смертью любого из подданных, по прихоти казнившего хоть Великого Визиря, там Питт видел куклу на троне. Где говорили о бесчисленных поборах и взятках во дворце, там он находил обыкновенное лоббирование интересов тех или иных купеческих объединений. Когда с недоумением рассказывали «небылицы» про то, что в Порте высшими чиновниками легко становятся люди происхождения не просто низкого, но прямо подлого, что даже Визирем способен стать даже не турок, а сын рабыни, ещё и кастрированный — пожимал плечами, не находят в том ни капли удивительного. Всё управляется приказчиками, думал Питт, а если так, то какая разница в происхождении этого приказчика? Ещё один довод в пользу своих соображений!

Таким образом, по мнению этого джентльмена, нет никаких препятствий к тому, чтобы английский народ, как уважающий торговлю, не нашёл общего с теми кто заправляет в Порте, а именно — с торговцами.

Общую картину премьер-министр Англии видел так: Оттоманская Порта в сути своей государство специально созданное торговцами для торговли. Во главе стоит Султан. Хранитель Веры и Порядка. Вера и устанавливаемый с её помощью порядок очень удобны для торговли. Ислам гораздо лучше относится к этому благородному делу чем то же христианство. Неудивительно с какой скоростью он распространился! Если ещё припомнить все известные случаи «открытых ворот городов» при подходе нужного войска, то картина складывается совершенно ясно. Личность султана принципиального значения не имеет, их и выращивают как салат на ферме. Кто-нибудь да станет, прочих душить как котят и в воду. Нужен ведь один, а не толпа! Солдат тоже выращивают! Отбирают детей и воспитывают в нужном направлении. Это ли не очередное доказательство, думал Питт, что всё устроили местные богачи? Торговые пути в их руках, кратчайший путь в Индию, в Персию, важнейшая часть Шёлкового пути, выход в Европу как морем, так и через Дунай. В их руках огромное население с многочисленными ремесленниками. В их руках… всё! Для буйных есть войско, войны и справедливый суд. А где же знать? Часть, ясное дело, в религии. Охрана Веры есть охрана сложившегося устройства, где есть храмы и служители. Но где османская знать в европейском понимании?

Открыв, как ему казалось, для себя Порту, Питт всерьёз задумался о тесном союзе с Османами, отправляя посольство за посольством с довольно интересными наставлениями. Увы! Как и везде в мире, как в Америке, Индии и прочих местах, англичане столкнулись с ненавистными французами. Столкнуть их не удалось. Оказалось, что прекрасная Франция незаметно пустила крепкие корни при Оттоманском дворе.

Раздраженный Питт вновь задумался. Применив свой излюбленный метод для умственной стимуляции, а именно «ящик бренди, полтора фунта лучшего табаку и запереться на три дня», метод, который он совершенно серьёзно собирался запатентовать, к исходу третьего дня Уильям едва не поймал удар. Ошеломленный джентльмен вдруг осознал, что мудрость Соломона не пустые слова, и под Солнцем действительно не столь много нового. Иными словами, до него дошло, что французы пришли к аналогичным с его выводам несколько раньше, примерно за сто лет, в эпоху Ришельё и Мазарини, если не при короле Франциске.

Отдышавшись, джентльмен, чьё упрямство могло составить конкуренцию любому ослу на сто миль от Лондона, продолжил свои исследования, потребовав ещё ящик бренди. Он смог заглянуть ещё глубже в тайны европейской политики, где обнаружил, что и испанцы после Лепанто на турок чихать хотели, и вообще увлеклись совсем иными делами, хотя за пару десятилетий до этого колотили в набат по всему континенту. Такого оскорбления своему интеллекту англичанин простить не мог, но дело превыше всего и он заказал третий ящик средства столь хорошо помогающего ему думать. Неизвестно какие еще открытия уступили перед столь пытливым умом, но доложили королю, который срочно вызвал своего премьер-министра по какому-то вопросу, чем, вероятно, спас государство от неминуемой тяжёлой утраты. На то он и