Удар невидимки [Песах Амнуэль] (fb2) читать постранично, страница - 3

стереотипы и определяют первую версию. И нужно отработать эту версию до конца, чтобы отправить стереотипы туда, где им надлежит быть — в корзину…

Когда они, спрятав тело Дранкера в пластиковый мешок и очистив помещения от все еще летавших вокруг капелек крови, сели в кресла у пульта и затянулись ремнями, Мюррей сказал:

— Извините, Роман, но я не вижу никакой альтернативы версии пришельцев. Вы будете смеяться…

— Не буду, — мрачно сказал Роман. — Вчера вечером на расстоянии до двух тысяч километров от «Беты» не было ни одного человека. Единственная, кроме «Беты», действующая станция — «Альфа-3», но никто из ее экипажа не покидал станцию.

— А в пришельцев я не верю, — заключил Мюррей.

— Как и я, — согласился Бутлер. — Мы не можем ответить на вопросы «кто?» и «чем?». Давайте попробуем подумать — почему?..

Мюррей покачал головой.

— Как и у вас, — продолжал Бутлер, — у меня есть свои стереотипы. О пришельцах я не думал, потому что не могу избавиться от мысли — на борту три с половиной месяца жил человек, который мог ненавидеть Дранкера. Я имею в виду бортинженера Аль-Харади. Он палестинец. Я так понимаю, что Аль-Харади и Дранкера включили в один экипаж не в силу необходимости, а как символ мира между евреями и палестинцами. Аль-Харади мог, действительно, быть лоялен к Израилю — собственно, это проверяла служба безопасности Еврокосмоса, иначе такой ситуации не допустили бы. Но… три с половиной месяца — это испытание.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, — прервал Бутлера Мюррей. — Могло появиться раздражение, потом злость, а потом… Согласен — палестинцы вспыльчивы и необузданны, даже самые интеллектуальные из них. Но я вижу намек на мотив и не вижу ни способа, ни орудия убийства. Алиби у Аль-Харади, вы ж понимаете, стопроцентное. Как и у всего экипажа. Более того — как у всего человечества. Вот почему моя версия о пришельцах, при всей ее бездарности, выглядит единственно возможной.

Больших холодильников на борту не было, и тело космонавта, облачив в легкий скафандр, выпустили за борт на страховочном фале. Мюррей предложил было оставить Дранкера на станции до конца расследования, а в пластиковый мешок время от времени подкладывать брикеты сухого льда из криогенной установки, но Земля эту идею отвергла. Когда скафандр появился за иллюминатором в лучах Солнца, Бутлер подумал, что это неправильно, и какая-то еще мысль пришла ему в голову, но промелькнула, не оставив следа

— одно лишь ощущение того, что разгадка была совсем рядом, а он…

Проводив взглядом скафандр, Бутлер вернулся к насущным делам. Предстоял допрос экипажа, и нужно было хорошо продумать вопросы. Космонавты, вернувшиеся на Землю неделю назад, были доставлены в Еврокосмический центр в Лионе, разведены по разным комнатам, с ними уже говорили следователи, но Бутлер с Мюрреем хотели составить собственное мнение.

— Начнем с Аль-Харади, согласны? — сказал Бутлер. — Я хочу разобраться с моей версией, чтобы…

— Не нужно объяснять, я все понимаю.

Муса Аль-Харади оказался крупным мужчиной лет тридцати с типично арабскими усиками. Взгляд бортинженера был открытым и располагал к доверительной беседе. Разговор шел на английском, чтобы понимал Мюррей, хотя Аль-Харади наверняка знал иврит, а Бутлер прекрасно говорил по-арабски.

— Я хочу сразу расставить все точки над i, — сказал бортинженер. — Я могу представить, о чем думает комиссар Бутлер. Еврей и палестинец в одном экипаже — ситуация взрывоопасная. Свои политические взгляды я никогда не скрывал. Повторяю для вас: государство Палестина еще не достигло своих естественных границ. Есть еще земли, оккупированные Израилем — я имею в виду район Рамле и часть долины Арава. Но я решительный противник насильственных действий. Только переговоры. Террор — это варварство. Террористы своими акциями унижают палестинскую нацию. Не могу сказать, что любил Дранкера. У нас сложились нормальные деловые отношения. Как со всеми другими.

— Я в этом не сомневаюсь, — сухо сказал Бутлер и взглядом попросил Мюррея продолжить допрос.

— Нас интересует техническая сторона, — обратился к палестинцу Мюррей. — По правде говоря, возможно, когда мы опросим всех, выяснится, что у каждого были свои причины желать смерти Дранкера. Человеческие отношения — штука тонкая, особенно здесь, в закрытом пространстве открытого космоса… Ваши возможные мотивы лежат на поверхности, и, скорее всего, именно поэтому они несостоятельны… Нет-нет, сейчас нас интересует техника. Дранкер был на борту один в течение недели. Орудие убийства не найдено. Как мы ни обдумывали, но, если не считаться с версией пришельцев, остается одно. Существует техническая возможность запрограммировать на станции что-то и как-то, чтобы в нужный момент это «что-то» нанесло удар… Причем, это «что-то» должно не вызывать никаких подозрений. Настолько, что мы даже не обратили на эту… э-э… штуку внимания при осмотре лаборатории. Вы понимаете, что я хочу