Берег Стикса [Максим Андреевич Далин] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

радость. Солнышко моё. Дьявольщина.

А парень с розой рассеянно осмотрелся вокруг и увидел лицо Романа. Взгляды скрестились шпагами — взбесило его напряжённое, очарованное внимание к его особе. На всей его фигуре тут же появилась надпись огненными буквами: «Чего тебе надо, ничтожество?!» Оскорбился. Отошёл от дверей, сел, отвернулся. Пусть всякие небритые, хмурые, усталые гопники и явные извращенцы знают своё место. Всё.

Не всё.

Роман всё-таки не мог не смотреть и смотрел искоса, незаметно, сам себе поражаясь. Приходя в полный ступор от собственных мыслей. В вагоне разговаривать невозможно, но когда мы выйдем, я попробую с тобой заговорить. Меня не обманешь. Мне не померещилось.

На «Московской» рядом с ним плюхнулась толстая матрона, укутанная, с красным лицом, с кошёлками — он вскочил, как ошпаренный. Тётка осквернила его прикосновением. Да ещё и осклабилась, и попыталась что-то пролепетать — его вид её тоже зацепил. Ага, тётка — это ещё хуже, чем я? Я, во всяком случае, пока не лезу к тебе с разговорами и чуть ли не с объятиями.

Вы опять подпираете вагонные двери спиной, мой бедный друг. Теперь подальше от меня и подальше от мадам. Однако, мадам-то совсем плоха: ишь, какая улыбочка бродит, и глазки масленые, и кошёлку поставила на пол, и повернулась к нему всем неслабым корпусом. Женщина в экстазе — плохо тебе, красавчик? Понимаю.

Они оба еле дождались конечной. Незнакомец с розой выскользнул из вагона стремительной тенью, слетел по лестнице в переход, Роман с трудом за ним поспевал. Из тоннельных закоулков тянуло космическим холодом, но даже поправить шарф было некогда. Дремоты как не бывало. Роман забыл об усталости, о голоде, забыл, как четверть часа назад хотел домой, в тепло — обо всём на свете забыл, кроме этого парня с его розой. Никогда раньше Роман не вёл себя до такой степени глупо, никогда не навязывался людям, даже женщинам — но логика дуэтом с интуицией подсказывали, что это особый случай. Может, единственный случай, первый и последний в жизни. Надо было. Необходимо. Шанс.

На открытом воздухе было настолько холодно, что стоял морозный туман.

Первый же вздох вспорол ноздри, резанул грудь острой болью — потом привыкнешь, потом. Желты фонари, черны небеса, снег в качающихся обманных тенях, зелёная звезда стоит над мутной луной в туманном перламутре мороза. Тот, с розой, впереди — и роза уже превратилась в жесть, в стекло, в пластик — мороз выпил из неё жизнь — стало ещё гармоничнее, ещё притягательнее. И этот его шаг, полуполёт, полубалет — ноги едва касаются земли, волосы и шарф реют в чёрной ледяной пустоте, как в невесомости, как в воде… Остановись, ну остановись, я не могу так — не по-человечески — я задохнусь — ну остановись же, дрянь такая, ангел мой…

Он услышал отчаянные мысли — или чёрт знает, что там себе подумал — резко остановился, резко обернулся. И Роман тормознул — вот он, белое лицо, холодное, как мир вокруг, ледяной прищур, злая складка между чётких бровей — ждёт.

— Да подожди же ты! Ну куда ты, чёрт…

— Ты меня достал!

— Я только хотел спросить… Ты — что ты такое? Что? А? Ты — то, что я думаю?

— Не твоё дело. Отвали. Ясно?

Низкий голос. Нежный, даже когда он в ярости. Низкий, тёмный — инфразвук, нижайшие частоты, сладкое рычание. Рассеивает, растапливает волю. Но — пустяки, ерунда.

Вот я дышу. Каждое слово — клуб морозного пара. Тёплое, человеческое, живое — а ты?

Отчего это, скажите на милость, не видно твоего дыхания на морозе? Даже когда ты говоришь, а?

— Ну кто ты? Ты не человек, я знаю. Я кое-что в этом понимаю, да и чувствую. Я…

— Отстань!

Верхняя губа вздёрнулась, зубы — белее снега, белее кожи — по бокам два длинных острия, как у крупной кошки, в широких глазах — красная туманная светящаяся пелена в глубине зрачков.

Есть. Вот оно. Вот. Показали зубки.

— Ну что ты злишься? Всё нормально, расслабься. Просто я догадался. Ты только подтверди — да или нет? Ну? Да или нет, а?

Роман протянул руку — парень с розой отступил назад. Протянул ещё — и ещё на шаг.

— Не смей, смертный, — змеиное шипение, рычание кошки, нечеловеческие звуки. — Не смей — смерти ищешь?

— Ну почему — смерти? Сразу — смерти… Мне только знать нужно. Ну не ломайся. Я всё равно догадался. Тебе же так просто подтвердить — один момент, пустяк…

Отступая, парень с розой вошёл в полосу фиолетового рассеянного света. Фонарь освещал его, как прожектор — парадоксально, со всех сторон — и нигде нет теней. Или у него не бывает тени? А как насчёт отражения в зеркале, нуте-с, господа присяжные?

— Что тебе знать понадобилось? — владелец розы быстро взглянул по сторонам. — Что ты привязался ко мне?

Чёрные сгорбленные фигуры шли от метро к троллейбусной остановке редкой толпой.

— Да уж ладно, я сам понимаю, здесь не место — но где место, а? Скажи — я пойду.

— Где-где. Могу сообщить… одним словом. Я тебя не хочу. Отстань, наконец.

— Да что за фигня — хочу, не хочу… Что тебе стоит