Вспоминай – не вспоминай [Петр Ефимович Тодоровский] (fb2) читать постранично, страница - 20


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

горбатой улочке, ее не узнать — пушистые кроны деревьев перекрывают знакомый пейзаж. Вот здесь впервые я встретил Яну, на этом месте мы с Серегой лежали ночью на снегу в сильный мороз, а вот и дом Яны.

Поднимаюсь на крыльцо, набираю полную грудь воздуха, стучу. Тишина. Стучу посильнее. Наконец слышатся шаги, твердые, уверенные. Распахивается дверь, на пороге стоит капитан. Весь в орденах, на гимнастерке три нашивки: две желтых, одна красная — ранения. Капитан сурово смотрит на меня, я — на него. Его лицо напоминает мне черты какого-то человека, мне кажется, я когда-то его знал. И вдруг капитан спокойно говорит:

— Петр?

— Володя-а?! — и кидаюсь в его объятия. — Добров! Володя? Жив!

Мы долго стоим обнявшись. Молчим.

Сидим за столом, полбутылки уже выпито. Капитан продолжает свой рассказ:

— Разжаловали в рядовые. Воевал. Одно ранение, второе… Вернули звание, дальше — больше. Третье, тяжелое ранение получил при штурме Дойч Кроне.

— Так и я ж там был, — вскакивает лейтенант.

— Да, крепкий орешек… Ну а дальше санбат, армейский госпиталь. Две неудачные операции, — Добров поднимает ногу, — не сгибается. И вот везение — стационарный госпиталь в Саратове.

У меня екнуло сердце.

— Да, удачно, — а сам боюсь смотреть капитану в глаза.

— Списан за непригодность к строевой службе. — Добров затянулся, выпустил дым через ноздри. — Вот так.

О Яне ни слова.

— Понятно-о, — протянул я. — А Яна?

Делаю вид, что ничего особенного не произошло. Но капитан, как я понимаю, живет здесь.

— Яна меня и выходила. После госпиталя мы сразу расписались, — торжественно закончил капитан.

— Понятно-о, — говорю и пытаюсь перевести разговор на другую тему: — А мама?

— Эйжбета умерла — крупозное воспаление легких. Они чуть не замерзли. Яна осталась одна, а тут как раз я…

— Понятно-о, — с трудом выдерживаю его взгляд. — А Яна что, работает, учится?

— Там же в госпитале, старшей сестрой.

— Без образования?

— Почему? Учится. Второй курс медицины. Заочно.

— Понятно-о. Молчим.

— А я проездом, — говорю поднимаясь.

— Не дури! Сядь. — Добров наливает водки. — Ты ведь ничего не знаешь. Яна была еще девочкой, когда я ее полюбил — пятнадцать лет. Слава Богу, выжил. Ты же перестал писать, а…

Больше не о чем было говорить. Мы чокнулись, пить не хотелось: я влил в глотку полстакана водки, рукавом гимнастерки вытер губы. Хмель ударил в голову, мне стало весело-весело.

— Все правильно, — говорю. И улыбаюсь, знаете, такой немножко вымученной улыбкой. Про свое тяжелое ранение и контузию молчу. Больше недели был в коме.

Добров достает фотографию, на ней он с Яной в загсе. Никакой там фаты или еще чего-то. Просто красивая молодая пара. Правда, Яна грустна, смотрит в сторону, а капитан лыбится.

— У меня на орденских книжках, знаешь, сколько денег накопилось?

— Знаю.

— Я все снял, такую свадьбу закатил! Вот смотри! — Подает мне пачку фотографий. Любительские, правда, но все видно: за столом человек пять, никого из знакомых. На столе картошка, соленые огурцы, самогон и пшенная каша…

Мне неинтересно на все это смотреть, да я практически ничего не вижу, думаю, как бы поскорее отсюда уйти. И только я об этом подумал, как раздался стук, кто-то вошел в сени. Я вздрогнул, схватил бутылку и весь остаток водки вылил в свой стакан. Выпил, обернулся.

На пороге стоит Яна. ОНА! Та, которую я так долго искал, так долго ждал, так страстно целовал, так серьезно договаривались: если останусь жив, обязательно поженимся. И вот ОНА стоит, смотрит на меня и не верит своим глазам.

Такой красивой я ее еще никогда не видел: легкое летнее платье, глубоко декольтированное, округлые плечи, новая прическа и глаза — широко расставленные, хоть бери и разглядывай их по отдельности.

— Петя-аа! — кричит Яна и бросается на меня. Целует, целует. — Ты жив?! Какое счастье! Жив! — и снова целует в губы, щеки, глаза.

На лице Доброва растерянная усмешка: слишком эмоционально, слишком долго его жена целует лейтенанта. Яна не обращает на него внимания, ее слезы падают на лейтенантскую грудь, за воротник гимнастерки…

Глаза капитана.

Глаза лейтенанта.

Зареванные глаза Яны.