Мое Королевство [Ника Дмитриевна Ракитина] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

При этом руки Ирочки так и мельтешили перед глазами, и Хальк подумал, что еще немного — и вместо поместья будет глазная клиника.

— Не трещи. Какое поместье?

— Для юных дарований. Которые к нам потом без экзаменов поступят. А ты будешь их воспитывать и лелеять, потому что мужчин не хватает.

— Кому?

— Идем!!

Со склонов, окружающих улицу Подгорную, белыми головками кивали одуванчики, и Хальк неожиданно понял, что уже разгар лета — первого лета без Алисы. Что уже полгода, нет, даже больше — как жены нет. Пятого ноября… А он живет, он даже что-то пишет, и учеба идет своим чередом, и письма Дани… И если Клод, муж Сабины, появится в городе, он, Хальк, сумеет с ним заговорить. Все происшедшее просто нелепая, трагическая случайность. И если бы Алиса и он не были доверчивыми дурачками… В прошлом году, в начале ноября, Сабина, Алисина сестра, пригласила Алису с Хальком погостить в столицу. Клод Денон, муж Сабины, отличался четкими жизненными принципами. Он твердо знал, что варенье к столу следует подавать в креманках, а масленку — с оттаявшим маслом и без крышки. Еще Денон полагал, что единственный разумеет, каким следует быть писателю. Алиса… оставалась вечным вызовом для Клода. И они с приятелем Рене решили подшутить, разыграть сцену из Алисиной повести. Чтобы доказать неудобной и строптивой девице всю глупость ее притязаний. А Хальк… Хальк и поцеловал-то Дани (еще одну из этой столичной компании) всего один раз. Или два. И, задержавшись с ней, пропустил весь спектакль. Кто знал, что Рене будет целить в Алису, кто знал, что на арбалете сорвет тетиву… Засыпанное мокрым снегом кладбище и плачущие розы на свежем земляном холмике. Сколько можно! В самом деле… И ловить на себе сочувствующие, но больше любопытствующие взгляды. Конечно, Алиса была старше его на восемь лет. А теперь все равно. Через восемь лет они сравняются в возрасте.

И когда Ирочка Шкандыба привела Халька в деканат и, представляя мрачному мужику, сказала:

— Вот, Александр Юрьевич будет воспитателем, — Хальк не возразил.


…Приехали.

Двухэтажная усадьба с мезонином и каминными трубами стояла на взгорке, среди сосен, белая-белая, как чужая сметана, и отражалась в пруду. По которому плавали лебеди вперемешку с листьями кувшинок. Прямо картинка из "Живописной Метральезы". К крыльцу вела обсаженная можжевельником аллея, где странного вида мужик садовыми ножницами подстригал кусты. Автобус остановился, задрав тот бок, где ступеньки, и Гай Сорэн, пылая наследственным благородством, стал выгружать барышень, умудряясь одновременно и выносить сверху, и подхватывать снизу. Барышни повизгивали, и им хриплым басом отозвался из хозяйственных построек сторожевой пес. Судя по глубине и мощи тембра, не меньше, чем мастиф.

— Управляющего нету, — объявил мужик, вытирая садовые ножницы о штаны характерным жестом, и указал ножницами же за плечо: — А ваша мадама там.

"Там" простиралось за усадьбу, лесочек и кусок пустого пляжа с жидкими кустиками белесой травы. Как раз на взгорке между лесочком и песочком горделиво выстроились штук пятнадцать разноцветных палаток, две песчаные канавки с полосой дерна посередине и высокая мачта с блоками. И ни живой души кругом. Если не считать вороны, которая ходила вокруг мачты и лапой, аки курица, рыла землю.

Лаки растерянно блымкнул глазищами. Полез в карман и, щедро посыпая пред собой бисквитными крошками, заголосил:

— Цыпа-цыпа-цыпа!

Ворона скособочила голову, взмахнула крылами и тяжело полетела к морю. А на «цыпа-цыпа» из-за палаток выскочила Ирочка, растрясая в руках развернутое бархатное полотнище знамени, мокрое от воды. Судя по всему, Ирочка только что его выстирала.

— Здрасьте, — сказала она. — Приехали?

Лаки, как самый шустрый, даже рта не успел раскрыть, а Ирочка уже выдала кучу распоряжений. И про рюкзаки, и про «девочек», и про картошку, которую надо варить и чистить, а она тут совсем одна, а…


— Сказоцку! — дурным голосом голосил Кешка Сорэн. Удивительное сочетание имени и фамилии. Викентий Сорэн звучало куда лучше, но в девять лет называть ребенка Викентий? Это только Ирочка с ума сошла… Кешка сидел среди сурепки, в междурядье, и лицо его под белой панамочкой было нахальное до безобразия. Он уже успел всем вокруг рассказать, что это грех — заставлять детей работать, что они все своей учебой заслужили заслуженный отдых, что он вообще не раб на плантации. Кешка вяло выдернул очередную редиску и кинул за плечо. — Ска-зоц-ку!!

Кешку поддержали. Лучше митинговать, чем работать. Лагерное начальство не успело отреагировать на мятежные вопли. Словно в вожделенной Кешкой «сказоцке», как из-под земли возник всадник.

Конь, встав на дыбы, казалось, замер в воздухе. Утреннее солнце скользило по рыжей атласной шкуре, высвечивая каждый изгиб. Конь был прекрасен до онемения. И стало ясно, что прополке редиски опаньки. Народ завизжал, сбежался; коню стали тыкать в морду хлебными корками от завтрака, сахаром и даже