Ковер [Грэм Мастертон] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

пропыхтел выхлопной трубой между трухлявыми платанами, и на улице воцарилась тишина. Был один из тех бесцветных осенних дней, когда Джон мог легко поверить в то, что он больше никогда не увидит голубого неба, никогда. От Ахена до Тевтобургского леса равнины северной Германии задыхались под плотным покрывалом серовато-белых облаков.

Джону было слышно, как в кухне прислуга-немка, занятая мытьем бежевого кафельного пола, напевала по-немецки песенку «Деревянное сердце». Ее пели сейчас все подряд, потому что Элвис только что выпустил «GI Blues».[4]

Джон знал, что на следующей неделе все изменится к лучшему. У отца было десять дней отпуска, и они собирались поехать на рейнском пароходе в Кобленц, а потом провести неделю на армейской базе отдыха в Винтерберге, среди сосновых лесов Зауерланда. Но от этой мысли тоска по дому не уменьшилась — нелегко жить с чужими людьми в чужой стране, когда твои родители только что разошлись. Его бабушка однажды изрекла что-то вроде: «Все эти долгие разлуки… Мужчина, видишь ли, всего лишь человек». Джон не совсем понимал, что она имела в виду под этим «всего лишь человек». Для него это звучало как «просто человек» — как будто под этими зелеными фуфайками и клетчатыми рубашками билось сердце какого-то примитивного существа.

А еще он слышал, как мама сказала о его отце: «Он временами может быть зверем», и Джон представил себе при этом, как отец запрокидывает голову, скалит зубы, как глаза его наливаются кровью, а пальцы скрючиваются, как когти.

Джон зашел в кухню, но пол был еще влажный, и прислуга прогнала его. Это была крупнолицая женщина в черном, от нее несло потом с запахом капусты. Джону казалось, что у всех немцев пот имел капустный запах. Вчера после обеда он ездил с Пенни в Билефельд, так в автобусе от этого запаха просто некуда было деться.

Он вышел в сад. Все дорожки были усеяны яблоками. Он пнул одно так, что оно угодило в торец конюшни. Джона уже отчитывали за то, что он пытался кормить коня яблоками. «От них у него бывает запор, глупый мальчишка», — ругала его Вероника. Откуда ему это знать? Единственная лошадь, которую он видел в близлежащих кварталах, была лошадь молочника из «Юнайтед Дэйрис»[5] да и та постоянно таскала под носом торбу.

Джон сел на скрипучие качели и немного покачался. Тишина в саду была почти невыносимой. И все же это было лучше, чем общаться в Падерборне с вечно хохочущими подружками Смит-Барнеттов. Он видел, как они упаковывали продукты для пикника, там были и салями, и сэндвичи с жирной говядиной.

Он поднял глаза на огромный загородный дом. Это был типичный, рассчитанный на большую семью особняк, какие строились в Германии в период между двумя войнами, — с оранжевой черепичной крышей и желтовато-коричневой штукатуркой бетонных стен. Похоже, раньше по соседству стоял другой такой же дом, но Билефельд сильно бомбили, и от дома не осталось ничего, кроме одичавшего фруктового сада да кирпичного фундамента.

Послышался резкий звук. Джон посмотрел вверх и увидел взгромоздившегося на трубу аиста — настоящего живого аиста. Он видел аиста впервые в жизни и с трудом поверил, что тот настоящий. Это походило на некий знак, на предупреждение о том, что что-то должно произойти. Аист просидел на трубе каких-нибудь несколько секунд, взъерошив перья и высокомерно поводя из стороны в сторону клювом. Потом, громко хлопая крыльями, улетел.

Разглядывая аиста, Джон впервые заметил на крыше слуховое окно, совсем маленькое. Должно быть, на самом верху был чердак или еще одна спальня. Если это чердак, то там могло быть что-нибудь интересное, что-нибудь вроде военных реликвий, или неразорвавшейся бомбы, или книжек о сексе. У себя дома он обнаружил такую книгу — «Все о том, что должны знать молодожены». Он обнаружил там рисунок № 6 под названием «Женская вульва» и раскрасил его розовым карандашом.

Джон снова вошел в дом. Прислуга теперь была в гостиной, она полировала мебель и распространяла вокруг ароматы лаванды и капустного пота. Мальчик поднялся по лестнице на первый этаж, где стены были увешаны фотографиями Пенни и Вероники верхом на Юпитере; каждая фотография — в обрамлении красных розочек. Джон был рад, что не поехал с ними в Падерборн. Почему его должно волновать, сумеет ли их глупый конь перепрыгнуть через все это множество жердей?

Он преодолел второй лестничный пролет. Раньше он тут не был. Именно здесь находилось помещение, в котором полковник и миссис Смит-Барнетт лакомились десертом. Джон не понимал, что за необходимость есть пудинг в спальне. По его мнению, это была одна из причуд, свойственных снобам вроде Смит-Барнеттов: взять хотя бы все эти серебряные кольца для салфеток или кетчуп в специальной соуснице.

Скрипнули половицы. Сквозь полуоткрытую дверь Джону был виден угол спальни и туалетный столик миссис Смит-Барнетт с массой оправленных в серебро расчесок. Он прислушался. Внизу, в гостиной, прислуга принялась