Жертва для вампира [Елена Козак] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

алтарю, а сегодня он даже не смог встать с постели. Его рано состарившиеся губы тихо прошептали Ливен на ухо:

— Не смей из-за меня переносить церемонию. В мыслях я всегда с тобой…

Ливен принужденно улыбнулась, стараясь вернуться в настоящее. Тем более, сейчас священник провозглашал ее обет:

— Согласна ли ты, Ливен, выйти замуж за Габриеля, любить и почитать его всю свою жизнь, поддерживать всегда и… — договорить священник не успел. Дверь храма резко распахнулись. В проходе появился высокий человек. Его красный балахон приковывал все взгляды.

Белое, как первый снег, платье невесты, все в сверкающих камнях, в сравнении с одеянием гостя цвета крови, поблекло и стало выглядеть просто жалким. А ведь незнакомец все еще стоял в пороге, так и не зайдя в храм.

На его лице горела странная улыбка. Едва завидев ее, да и всю фигуру незнакомца, люди начинали дрожать, их лица бледнели как перед самой смертью.

Носить алые балахоны разрешалось только одному церковному ордену — ордену крови. И на этой церемонии ему не было места.

Палач на свадьбе не к добру.

— Именем Господа, остановите церемонию, — голос монаха был тих, но из-за воцарившейся вокруг тишины прозвучал, как раскат грома.

Жених с невестой стояли, окаменев, так же, как и прочие гости. Первым в себя пришел священник. Он выступил вперед, загораживая пару:

— Брат мой, в чем дело? Неужели кто-то из этих детей согрешил?

— Нет, брат, об этом моему ордену пока неизвестно, — монах с вызывающей улыбкой нарочно выделил: "пока". — Но десять минут назад скончался Патрисио Листенье. Как его единственный сын я становлюсь наследником и опекуном Ливен — моей младшей сестренки, — во взгляде холодных карих глаз промелькнула плохо скрытая насмешка. — Я воспользуюсь своим правом, чтобы остановить эту церемонию.

— Ты не имеешь права! Это последняя воля отца! — Ливен дрожала, как в ознобе, и кусала губы от боли, злости… — Он ненавидел тебя, ведь из-за того, что ты ушел, умерла наша мать! — У девушки сверкали глаза, а по щеке катилась слеза от воспоминаний, но она упрямо продолжала. — Он не хотел, чтобы деньги… чтобы ты вершил мою судьбу, — быстро поправилась она.

Монах презрительно посмотрел на Ливен и излишне ласково проговорил:

— Ты сомневаешься в моих словах, сестра?

— Да! Ты лжешь! — Ливен не думала о том, что говорила. Девушка была настолько поражена смертью отца, что не слышала собственных слов. Осталась только ненависть к брату — к тому, кто убил ее мать, отца, кто сейчас пытался помешать ей выйти замуж за любимого человека.

Она не замечала, как каменеют лица гостей, как Габриель делает шаг в сторону от нее, как бледнеет священник. Ничего не имело значения. Только жгучая боль и ненависть. Лицо монаха перекосило от гневa. Он ударил девушку по лицу с такой силой, что ее голова повисла. Ливен без чувств упала на каменный пол.


Холодно. Тряпье на мне ничуть не греет. Скорее наоборот, мокрый подол холодит ноги. А ведь это бывшее свадебное платье, которое мне шили не одну неделю. Я потратила на него уйму денег. Отец еще со смехом порицал меня за расточительность. Отец… Папа…

От холода зуб на зуб не попадал. Губы, искусанные длинными бессонными ночами, болели. Ветер, будто смеясь над этой болью, продувал уста до крови. Все тело поцарапано, на плече разорванная рана. Из нее медленно текла кровь. Я неловко повернулась и закричала от боли. Стальные цепи вонзились в рану. Из глаз покатились слезы. Я истерично расхохоталась, напугав притаившихся невдалеке птиц — они резко взлетели в воздух. Слезы… я уже думала, что навек от них излечилась. Но нет!

Попыталась аккуратно вытереть лицо рукой, а вместо этого снова напоролась на цепь на запястьях. Одна из царапин на лице закровоточила. В отчаянии закрыла глаза, начиная безумно смеяться. Лицо стало мокрым. Но на этот раз даже не пыталась его вытереть. Какая разница, в каком виде я достанусь на ужин всем лесным тварям?!

Наоборот. Запах крови быстрее привлечет их. Жизнь закончится, а вместе с ней вся эта боль. Как говорится в избитой поговорке: "Все, что не делается, к лучшему". "Да уж, к лучшему, смерть отца, недели в пыточных камерах. Все к лучшему!"

Я снова неловко повернулась и закричала от боли: цепь с силой врезалась в мою руку.

"Твари, когда вы уже появитесь?!"

Поправила цепь и постаралась еще сильнее разорвать плечо ногтями. Кровь забурлила. Я смотрела на нее с торжеством, хотела сделать рану еще больше, но почувствовала, что нет сил даже на то, чтобы поднять руку. Нет сил ни на что. Только и смотреть, как алая кровь течет вниз по руке и дальше — на землю, вспоминать прежнюю жизнь: друзей, подруг, балы, книги, поцелуи на отдаленных аллеях парка, детские мечты — такие невинные и глупые…

Кровь текла и текла, в ногах с каждым мгновением появлялось все больше слабости, а реальность и иллюзии окончательно смешались. Мне показалось, я услышала вой — за мной все-таки пришли. "Наконец-то…" Но сил на улыбку не было. Только