Золотой берег [Нельсон Демилль] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

высокомерия. Он, по-видимому, совершенно не отдает себе отчета в том, на какую священную землю вступает, переселившись на Золотой Берег. А если и отдает, то его это, вероятно, совсем не занимает. В ходе нашего минутного разговора он произвел на меня впечатление примитивного дикаря-завоевателя. Знаете, что-то вроде представителя варварской цивилизации, расположившегося в покоях поверженных аристократов.

По его словам, выходило, что он поселился по соседству со мной. Мое владение носит название Стенхоп Холл, его — «Альгамбра». Здешние поместья известны скорее по названиям, чем по номерам, но из уважения к американской почтовой службе все они приписаны к одной и той же улице — Грейс-лейн и к одному предместью — Лэттингтон. Я знаю свой почтовый индекс, но, так же как и мои соседи, очень редко им пользуюсь, предпочитая традиционные для Лонг-Айленда названия. Так что мой адрес звучит следующим образом: Стенхоп Холл, Грейс-лейн, Лэттингтон, Лонг-Айленд, Нью-Йорк. И письма, представьте, доходят.

Моя жена Сюзанна и я в настоящее время не живем в самом Стенхоп Холле, массивном пятидесятикомнатном особняке из вермонтского гранита. Одних счетов за отопление этого роскошного сооружения было бы достаточно, чтобы разорить нас к февралю. Мы обитаем в доме для гостей, пятнадцатикомнатном строении, возведенном в начале века, которое вместе с десятью акрами из двухсот, составляющих все владение, мы с женой получили в качестве свадебного подарка от ее родителей. Письма для нас, однако же, доставляются в дом прислуги, расположенный при въезде в поместье. Здесь, в шести комнатах, проживают Джордж и Этель Аллард.

Алларды в свое время были теми, кого называли прислугой. Теперь они живут в свое удовольствие. Джордж служил управляющим поместьем при отце моей жены Уильяме и даже при ее деде Августе. Моя жена носит их фамилию — Стенхоп. В большом доме в настоящее время никто не живет, за ним и за поместьем присматривает по привычке Джордж. Алларды не платят за свое жилье у ворот, поселившись там с той поры, когда прежних сторожей уволили со службы. Это было в пятидесятых годах. Джордж умудряется как-то прожить на свои старые сбережения. Он все так же стремится все делать сам, но здоровье уже не позволяет. Мы с Сюзанной считаем, что помогаем старикам в большей степени, чем они нам, — среди местных обитателей это нередкий случай. Джордж и Этель в основном заняты поддержанием порядка у въезда в усадьбу, они подстригают кустарник, подкрашивают ограду, подравнивают заросли плюща на доме у ворот и на ограде, высаживают весной рассаду в цветниках. Все остальное поместье существует как Бог на душу положит, дожидаясь лучших времен.

Я свернул с Грейс-лейн и въехал на брусчатку у ворот — мы обычно оставляем их открытыми: как-никак это для нас единственный выход на Грейс-лейн и в Божий мир вокруг нас.

Джордж появился в воротах, на ходу вытирая руки о штаны. Опередив меня, он открыл дверцу машины.

— Доброе утро, сэр.

В Джордже неистребима старая школа, он — представитель того небольшого, но славного класса верных слуг, век которых был так недолог в истории нашей великой демократии. Иногда мне хочется почувствовать себя снобом, но в присутствии Джорджа я просто теряюсь — уж очень он услужлив. В отличие от моей жены — она родилась в достатке и воспринимает услужливость как нечто само собой разумеющееся. Я открыл заднюю дверцу своего «бронко» и обратился к Джорджу:

— Поможете?

— Конечно, сэр, конечно. Постойте, дайте я сам все сделаю. — Он вытащил из машины ящики с ноготками и незабудками и поставил их на дорожку. — Великолепная рассада, мистер Саттер. Просто повезло в этом году. Вот эти я посажу здесь у ворот, а потом помогу вам с посадками у вашего дома.

— Да что вы, я справлюсь. Кстати, как себя сегодня чувствует миссис Аллард?

— Хорошо, мистер Саттер, вы так внимательны, спасибо вам.

Наши разговоры с Джорджем всегда напоминают мне реплики из какой-то старой пьесы. Бывают, правда, исключения, тогда, когда Джордж примет что-нибудь горячительное.

Джордж родился прямо здесь, в поместье Стенхоп, около семидесяти лет назад и сохранил немало воспоминаний о шумных двадцатых годах, о Великой депрессии и о золотой эре тридцатых. Здесь, на Золотом Берегу, даже после катастрофы 29-го года по-прежнему устраивались приемы, регаты, матчи по поло, но, как признался однажды Джордж: «Из всего этого ушла душа. Люди потеряли веру в себя, а война и вовсе положила конец добрым старым временам».

Я, конечно, знаю о тех событиях из книг, да и просто через ощущения, оставленные прошлым в земле Золотого Берега, но Джордж располагает воистину бесценной информацией о подробностях тех лет, он может рассказать много интересного о великих мира сего, живших здесь, кто на кого имел зуб, кого к кому ревновали, кто застрелился в порыве отчаяния. Здесь всегда существовало, да, наверное, существует и по сей день то негласное братство прислуги, членство в котором оплачивается